Потомки лорда Каллига

Женщина-Реван ушла, и Серевин позволил себе опуститься в кресло. Страх отступал медленно, как морская вода в отлив, оставляя после себя тяжёлую, каменную усталость. Он пережил эту встречу — уже много, больше, чем можно было бы рассчитывать. Меньше, чем следовало бы добиться. Виски заломило привычной болью. Зачем он согласился найти слабое место Императора? «Чтобы выжить». И потом, это знание могло послужить не только... той женщине. Оно могло пригодиться Ноксу. Оно могло пригодиться всем. Оно было в самом деле необходимо. Осталось только найти это слабое место. Найти способ найти слабое место. Впрочем, способ — для Серевина — был только один. Он соскользнул в ароматную воду и прикрыл глаза. Омовения он любил. Не только за то, что во время них часто приходили видения, не только за возможность расслабиться и позволить воде и маслу смыть усталость с тела и души, нет. За то, что в такие моменты он мог хотя бы примерно представить настоящий чистый мир, о котором повествуют писания Ха-Макома, мир в котором нет ничего, кроме предвечных вод и чистых, лишённых плоти сознаний, что носятся над водой, тихо и беседуя друг с другом и божеством. Но сейчас было не до медитаций о чистом мире; он покинул ванну и позволил дроиду набросить ему на плечи чёрно-синюю с золотом ткань пророческой ризы. Курильницы уже дымились; на походном алтаре лежали срезанные в ближайшем сквере цветы и горсть мелкой травы с газона (Нар Шаддаа определённо не создана для восских ритуалов). — Эти цветы и травы отдаю тебе, о Предвечный, — Серевин опустился на колени и принял у дроида трепыхающегося майнока. — Эту ничтожную жизнь отдаю тебе, о Предвечный, — легким движением он оторвал майноку голову, так чтобы кровь окропила цветы и травы. На белую птицу тот не походил, но опять же, Нар Шаддаа... — Этот огонь я зажигаю для тебя, о Предвечный. Даруй мне видение прошлого, чтобы оно указало дорогу в будущее. Он закрыл глаза, вдыхая горьковатый дым — дым курильниц и дым с алтаря. Вдох за вдохом, разум всё больше плыл, тело становилось всё легче, пока не исчезло совсем. «Эта душа — твоё орудие, о Предвечный», закончил он молитву мысленно и погрузился в свет. В свете ничего не было, а потом появился голос. Юный, мальчишеский почти. — Ты стал богом, Леворукий. Расскажи мне, как? Вопрошающий был молод и беден: мода тех времён диктовала не меньше пяти слоёв одежды, а на нём было едва ли три. И ожерелье на шее было из чистого золота, без камней или серебряных деталей, дешёвка. Но хуже всего было голое лицо без татуировок. Выгнали из семьи? Или семьи и не было никогда? — Ты стал богом, расскажи мне, как? — Зачем тебе знать это, мальчик? — Я хочу всех спасти. — Зачем тебе знать это, мальчик? — Только бог может повести наш народ, никого меньше они не послушаются! — Зачем тебе знать это, мальчик? Второй собеседник был духом. Печальный молодой мужчина в жреческом платье, в венке из увядших моннов. Почему он переспрашивал снова и снова? Не верил или просто не хотел отвечать? — Мне страшно ошибиться. Если я стану богом, я всегда смогу всё исправить.

* * *

Когда Реван вышла на балкон — может быть, отдохнуть от шума Променада, может быть, послушать Силу, а может быть просто постоять, ни о чём не думая и глядя на бесконечную игру огоньков далеко внизу — её уже ждали. На перилах балкона сидел молодой человек — довольно красивый, с зоркими узкими глазами и ярко-синей чёлкой, в пёстром подобии джедайской формы, расписанном причудливыми цветами и зверями-химерами. — И руки, по локоть в грехе, не отмоет вода, и душу, по горло в крови, не очистит боль, — тихо сказал он. — Здравствуй снова, Ойлен. Реван поморщилась. — Ойлен был мужчина, — ответила она. — Мужчины, женщины, — махнул рукой молодой человек. — Это всё тленно, моя дорогая. Но если пожелаешь, я дам тебе другое имя. Оно ведь ничего не изменит: имя лишь звук, лишь знак, сердце решает всё. А с сердцем у тебя беда. Раздражённая гримаса была ему ответом. Реван развернулась, чтобы выйти — и не смогла: двери не было. Только балкон, словно замерший в пустоте над полной огоньков бездной, и молодой человек, раскрывший ярко-алый зонт и положивший его себе на плечо. Неизвестно зачем; скорее всего — просто для красоты. — Кто ты такой, чтобы рассуждать о моём сердце?! Тот улыбнулся, немного печально и немного лукаво. — Я? Я тот, кто платит серебром за порыв весеннего ветра и лепестки, что кружатся на этом ветру, я кости в руках шулера и меч в руках дуэлянта, я игра и игрок, я надежда и смерть, я сын своей матери и просто добрый малый, а зовут меня Квинт Штейнбах. — Ты умеешь говорить не цитатами из этой дурацкой имперской пьесы?! — Как знать! Реван была в ярости. Ей было страшно. Не каждый день её, сильнейшую из ныне живущих джедаев, вот так вот ловят и запирают, и кто? Какой-то чудак, клоун, вообразивший себя персонажем бездарной пьески из республиканской жизни. Чудак, наделённый немыслимым могуществом — и тратящий его на пустяки, нотации и дурацкие шутки над теми, кто много умнее его. Реван достаточно неплохо помнила эту пьеску. Когда они ещё были единым целым, они были на премьере в Императорском Театре — милый мальчик Эланиат был слишком счастлив добыть аж целых три билета. Жестоко отказывать тем, кто так счастлив оказать услугу. Алеку так понравилось, что он даже добыл где-то цветы, чтобы бросить на сцену. Где — местных денег у него ведь не было — Реван так и не узнала. Дурак он был, Алек. И вкуса у него не было. И пьеса была нелепая и скучная. — Тебе надо остановиться, Ойлен. Уже почти поздно, я знаю, но ещё можно успеть. Остановиться, передумать и всё исправить, и не становиться злодеем этой истории. Реван коротко скривилась. — Злодеем, ха! Запомни, мальчик: как только начинается война, как только две стороны вступают в бой — героев не остаётся, только злодеи. Только победитель и проигравший. Такая это штука — война. Молодой человек покачал головой: — Победитель и побеждённый слишком часто меняются местами, Ойлен. А герои остаются в веках. Остановись, я прошу тебя: мне тебя жаль. Мы слишком похожи. — Извини, дорогуша. Вымышленные падшие джедаи мне не указ, — Реван развернулась к нему спиной. — Открой дверь, я выйду. Дверь появилась. — Значит, ты не остановишься, — вздохнули за спиной. — Хорошо. Буду знать. Она уже почти вышла, когда любопытство взяло верх над желанием уйти красиво. — И всё-таки! — обернулась Реван. — Кто ты такой? — Сын своей матери, — повторил тот. — И просто добрый малый, — держа зонт над головой, он шагнул с балкона и исчез среди огней.

* * *

Ардан ждал Тремейна на полустанке — старенькой заправочной станции, висевшей посреди безлюдной системы без единой обитаемой планеты. Красное старое солнце словно подчёркивало старость станции и её хозяина, самого морщинистого тви'лекка, какого Тремейну доводилось видеть. «Неужто лет через сто-двести и я стану таким?» Мысль ему категорически не понравилась и он решил её больше не думать. Тем более, машина Протея позволяла ему самостоятельно выбирать себе внешность. — Здесь мы разговаривать не станем, — вместо приветствия сказал джедай. — Только у тебя. Значит, что-то действительно важное. На "Фантоме" Ардан всегда вёл себя как дома — располагался поудобнее, требовал выпить и закусить, надоедал шутеечками и длинными рассуждениями о сути центральского сабакка. Не сегодня. — Я сомневался, стоит ли об этом говорить, Девятый, но чем больше я думаю, тем больше понимаю, что это самоубийственная затея. Что хуже, затея, чреватая новой войной. А её не хотим ни мы, ни вы, — начал он с места в гипер. Тремейн неопределённо пошевелил лекками — мол, недостаточно информации для выводов. Над проектором замерцал бесплотный облик Зеро. — Есть один мальчик... хороший мальчик, на тебя похож, — Ардан хмыкнул. — Тоже видит лучшее в людях и умеет это лучшее из них вытащить. И тоже вечно пытается сделать мир хоть чуточку лучше. У Ардана были самые странные представления о Тремейне. — Но в отличие от тебя, Девятый, он ещё и джедай. Так что вот это всё ему прямо положено. А они хотят его изуродовать, понимаешь? — Пока нет, — честно ответил Тремейн. — Изуродовать. Бросить туда, где от вот этого всего не останется ни зги, ничего, кроме долга и усталости, и тупой упёртости хоть что-то сделать в этом уродливом мире, — кажется, он говорил не столько о хорошем мальчике, сколько о себе. — А мне его жаль, мальчика. Тремейн снова пошевелил лекками в жесте печального недоумения. — От нас ты чего хочешь? — прямо спросил Зеро. — Они готовят его в убийцы вашего Императора, — столь же прямо ответил Ардан. — Посылают на задания, которые должны потихоньку превратить идеалиста в хорошего воина. Сейчас вот послали добывать детали для демаскировочного устройства. На Балморру. К Седору, а это значит — резать имперцев, и не в честном бою, а исподтишка, чтоб никто не заметил нарушения международных договоров... но главное, Девятый, они хотят, чтобы мальчик убил Императора. Ты понимаешь, что это бред? «Ты не представляешь, насколько», — подумал Тремейн. Он, кажется, знал, о каком мальчике идёт речь, и от этого ему стало смешно и грустно. Изуродовать... разве это не то, что они сами, он и брат, сделали с бедным Раном? Научить его лгать, убивать в спину, притворно дружить и любить... что-то останется от их Избранного в конце пути? И будет ли этот конец? — От нас ты чего хочешь? — повторил Зеро. Ардан помолчал, пожевал губу. Наконец сказал: — Убейте его. Пока не поздно, убейте. Пусть он умрёт настоящим джедаем, а с ним умрёт и дурацкий план убийства вашего Императора, и новая война заодно. Я дам вам координаты нашей миссии на Балморре. Это ведь несложная задача для такого мастера своего дела как ты, Девятый? Тремейн кивнул. — Но на Балморре я в ближайшее время едва ли появлюсь... впрочем, думаю, выкроить минутку получится. Это всё? — Да, всё на сегодня. Девятый, дай забухать. Душа болит. Когда не очень ровной походкой Ардан ушёл обратно в недра полустанка, Тремейн задраил люк, велел автопилоту подниматься, подошёл к проектору и переключил его на секретную частоту I. Потом помотал головой и перебросил бегунок на III. Что он мог сказать Ноксу? «Мы уродуем нашего Рана»? «Нокс, оно того не стоит»? «Нокс, даже джедаи жалеют его»? Нокс знал и понимал всё не хуже его, точно не хуже Ардана. И в том-то и дело, что оно — стоило. И не такого ещё стоило. Так что... — Серая Звезда? Это Девятый. Дайте координаты для прыжка.