The messenger

      После работы всегда очень хочется пить. И пусть вода будет неизменно тёплой и попахивающей хлором после обеззараживающих таблеток — лишь бы смыть этот привкус. Фрэнки провела языком по дёснам и лизнула палец, вытягивая изо рта волосок. Поморщилась и сплюнула в горячую землю, подобрав собственные длинные волосы. Где-то позади раздался звон бутылочного стекла, вскрикнул раненый пьяница. Оглянувшись на драку около бара, Фрэнки поспешила надвинуть на лицо тёмные очки со слабыми дужками и устремиться в сторону дома.       Домами здесь мало что можно назвать – хижины росли на неровном теле Бэдтауна, словно чирьи на нищем. Тут даже сравнивать один с другим не приходилось, все были уродливы и кособоки. Разве что выпадала возможность выбирать между этажами, если, конечно, в каком-то домишке находился свободный второй этаж. Там с потолка будут падать местные вёрткие ящерицы с полупрозрачными брюшками, гнус будет вечно звенеть под потолком, но зато у тебя будет возможность быстро проснуться и выбраться из дома через балкончик, если в хижину среди ночи ворвутся пираты.       Фрэнки помнила, как болят пятки, если неудачно приземлишься на утоптанный песок, но вот у шлюх, снимавших первый этаж, уже ничего никогда не заболит. Должно быть, они перед смертью только и молились какому-то шлюшьему богу именно об этом. Люди Вааса могут творить что вздумается, особенно после недавнего случая с барменом, травившим особенно злобных мудаков шипучими шариками в пиве. Ваас взыскал с него по полной, прежде чем псы перестали отгрызать куски от ног самоправного травителя. Ещё один урок клеймом выжег в умах шлюх, дилеров и забулдыг, что на этом острове только один судья. Он же и палач.       Поехавший крышей чёрт Монтенегро. Он явно строил какие-то козни, взяв на работу девчонку – зачем ему с такой армией отпетых негодяев понадобилась младшая сестрёнка Фрэнки? Мириам никогда не была достаточно продуманной, она не умела мыслить на несколько шагов вперёд. Она не выжила бы на островах, если бы не покровительство Вааса. Он научил её убивать, и она убивала. Малышка Мириам, ты всегда всё впитывала как губка — незыблемые истины детских сказок, обещания того, что всё будет хорошо, когда мы мёрзли на задворках под осенними дождями, приёмы капоэйры в уличных драках. И эта кровавая жижа, которой сочились слова Монтенегро, тоже была впитана тобой. Как же твой поганый язычок повернулся, чтоб упрекнуть меня, меня, сделавшую свой выбор?       Фрэнки ещё раз оглянулась на бар, возле которого дрались пираты. Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал её. Сестричке объявили, что Фрэнки мертва, и пришлось перебираться в Терстон. Но наёмники хоть и солидней, чем пиратский сброд, а всё равно хуже. Она никогда не забудет того урода, что держал её в сарайчике лагеря тяжёлые шесть дней. Шесть раз солнце окатывало кровавой пеленой горизонт перед наступлением темноты и шесть раз выныривало из-за края холма. А вот сколько раз тот выблядок трахал её, известно лишь кому-то свыше. Фрэнки отучилась полагаться на зов собственного тела, потому что после тех дней болело всё. Но сбегая босиком по размокшей от дождей дороге на седьмой день, когда ей удалось снять с заржавленных петель рассохшуюся дверь, девушка думала только о деньгах. На то, что она потеряла, можно было бы без забот жить несколько месяцев. После побега ей пришлось перебраться в Бэдтаун и обслуживать только девушек, ибо от одного взгляда на мужиков начинало саднить в промежности. И теперь Фрэнки никак не могла вернуться к тому, с чего начинала. Работать становилось всё труднее, всё опаснее.       Радовало лишь то, что без сутенёра работать было легче. Болтливый Дэзи хоть и таскал к ней клиентов, но не особо заботился о выборе. Ему важна лишь прибыль, из которой он отбирал две трети. Конечно, при нём Фрэнки и пальцем никто не смел тронуть, но Дэзи Николс отправился кормить червей по путёвке, выданной Мириам. Вернее, Мэри — сестричка сама заявила, что стала другой. Что же, ей удалось выжить после двух пуль, одна из которых была доставлена прямиком в её глаз. И всё же она оказалась недостаточно сильной, чтобы отомстить.       Фрэнки была не в силах перебороть дрожь в ногах от охвативших её воспоминаний. Девушка благоразумно убралась с дороги наёмника, тащившего за собой по земле окровавленный мешок, и скрылась в переулке. Поморщившись от застоявшегося запаха мочи, она сдёрнула с носа тёмные очки. Кожа шелушилась от солнца, лицо чесалось. Фрэнки ещё раз сплюнула под ноги, стараясь избавиться от вкусов чужого грязного тела во рту, и оттянула рукой чашку лифчика. Свёрнутые вчетверо и мокрые от пота купюры были на месте. Она перевела дух и запустила руку в единственный карман на короткой юбке. В смятом бумажном свёртке оставался всего один белый кругляш. Кладя таблетку под язык, Фрэнки помолилась непонятно кому: "Пусть и в этот раз поможет. Пусть ноги больше не заболят".       Ей не впервой было выпрыгивать из окон при налётах, но даром это не прошло. Только сумасшедшая Ронда была здесь помощницей. Никто не знает, была ли она в самом деле доктором, как орала об этом каждый день, сидя на шаткой табуретке возле оружейного магазина, но доставать подобного рода "лекарства" была мастерицей. Фрэнки чуть подалась вперёд, выглядывая из-за угла хижины. Закат уже отгорел, и тьма пала на городок раньше, чем зажглись первые звёзды. Если дочь Ронды уже закончила торговлю, то можно надеяться на ванну в её доме. Нагретая на огне вода была то слишком горячей, то, наоборот, успевала остыть к приходу Фрэнки, но сейчас девушке так отчаянно хотелось смыть с себя чужой пот и запах, что ей было плевать на температуру воды.       Нервная дрожь в руках и коленях никак не желала уходить. Из головы не шла Мэри с чёрной, поистине пиратской повязкой на месте отсутствующего глаза. Не к добру она снова ожила в памяти. Чего доброго, снова начнёт ныть некогда раздробленная стопа, а это совсем лишнее.       Фрэнки наступила в тёплую лужу и брезгливо дёрнулась, убеждая себя в том, что это всего лишь дождевая вода. Выйдя из переулка, девушка заспешила к своей хижине. На перилах балкончика смутно алело её рваное одеяло, застиранное и вывешенное утром. Только бы на нём не сидело никаких летающих тварей, а не то ночью будет невозможно уснуть. Фрэнки ступила на крыльцо, легко отворила дверь. Помедлила пару секунд, прежде чем войти внутрь.       Свет в крохотной проходной комнатке на первом этаже не горел. Не алела спираль на электроплитке. Девочки ушли обслуживать местное мужичьё. Хвала им, если вернутся живыми. Дважды хвала — если принесут с собой денег. Где-то вдали застучали и тут же смолкли пиратские автоматы. Девушка поспешила к себе на второй этаж. Нужно оставить часть денег в рваном матрасе, прежде чем идти просить ванну у дочери полоумной Ронды: пока Фрэнки будет отмываться, старухи перероют все её вещи, чтобы найти лёгкую добычу.       Шаги девушки непривычно громко звучали в пустом доме. Поднимаясь по лестнице, она перекатывала языком таблетку во рту, с облегчением чувствуя, как этот полный тревог день наконец заканчивается. Фрэнки поднялась на цыпочки и нашарила меж старых досок над дверью ключ. Отперев замок, который чисто символически держал хлипкую дверь закрытой, девушка шагнула в комнатку и тут же дёрнула щеколду. Глубоко вдохнула и медленно сделала выдох. Вот теперь она в безопасности.       — Привет, Фрэнки.       Девушка шарахнулась в сторону двери, ударившись плечом. Сердце словно подскочило до самого горла, дыхание перехватило от ужаса. Всматриваясь в темноту широко распахнутыми глазами, она различила очертания человека рядом с балконом.       — Кто ты?! — выпалила она, когда в её мозге метнулась лишь одна паническая мысль: "СТВОЛ!"       — Почтальон, — ответила тень.       Фрэнки успела лишь выхватить из висевшей на гвозде за дверью матерчатой сумочки "Магнум", как нечеловеческая сила настигла её, оглушила, швырнула на пол. Из глубин разорванных лёгких вытянулся лишь тонкий свист, превратившийся на губах девушки в писк, когда на пол упала гильза. Человек махнул в воздухе ладонью, разгоняя пороховой дымок.       — Пылищи сколько поднялось, — совершенно буднично подметил он весёлым тоном. Затем во тьме щёлкнула зажигалка, осветив на несколько секунд лицо стрелка. Молодой парень с острым носом и выточенными скулами прищурился, глядя на хрипевшую на полу девушку из-за светлой, почти белой чёлки.       — Я не спросил у тебя разрешения, прежде чем закурить, — скрипучий, с еле различимой хрипотцой голос убийцы заглушал все попытки Фрэнки вдохнуть. — Тебе это уже не навредит. А доставлять послания — работа нервная, знаешь ли, — он аккуратно положил штурмовую винтовку на узкую скрипучую кровать и вынул из-за пояса сложенный вдвое и изрядно помятый лист бумаги. Присев над извивавшейся девушкой, посланник взял её руку. Фрэнки ощутила прикосновение собственных сведённых судорогой пальцев на простреленной груди словно раскалённый металл. Она зажмурилась, из-под век её текли слёзы, быстро пересыхавшие на горевшем от боли теле. Парень прижал окровавленные пальцы девушки к листу: — Получите и распишитесь.       Фрэнки взвыла от боли, слыша, как булькает кровь в пробитой грудной клетке. Она горела, горела заживо, съедаемая ужасом. В голове не было места мыслям, только осознание слепящей боли и полной безысходности. Короткий топ почернел от крови, а во впадинке над левой ключицей в бордовом озерце виднелись разводы зелёной краски: купюры, спрятанные в лифчик, оказались фальшивыми.       Парень тем временем неспешно поднялся и сделал затяжку, задумчиво глядя на Фрэнки.       — Знаешь, я определённо бы повеселился с тобой, не случись всё так. Рад был бы отдать деньги за то, чтоб помять такие сиськи, как у тебя. Да и поболтать бы мы могли неплохо, да вот беда — работа. Почтальонам не полагается снимать проституток, Фрэн. Так что я лучше зачитаю тебе письмо от сестрёнки, пока ты не преставилась, — парень помахал бумагой с кровавым отпечатком, стоя над хрипевшей в агонии девушкой. — Фрэн, — это я от себя говорю, в письме приветствия нету, — он присел на край стола, поднося бумагу поближе к лицу, чтобы различать в темноте буквы. — "Ты и я на самом деле всегда были двумя ягодами с одного поля. С того самого момента, как не стало наших родителей, в нас родились жесткость и ненависть к окружающему миру. Мы презирали его, крепко держась за руки. До тех пор, пока ты не пошла работать в стриптиз и на тебя не обратили внимание подонки общества". К своему счастью, Фрэн, знаю много таких, надеюсь, она сейчас не о них же пишет, — парень выглянул из-за письма и поднял указательный палец. — А пока слушай, это важно. "Я видела, что твоя адаптация ко всему сраному дерьму,.." фу, как грубо, "...отдаляла тебя от меня. Но я не сделала ничего, чтобы остановить тебя. Почему?" Да, кстати, мне тоже интересно. Ты слушаешь?       Лицо Фрэнки было белее простыни, по нему градом катился пот. Распухшие пальцы со врезавшимися в кожу кольцами скребли залитую тёмной кровью грудь. Парень слез со стола и прижал пальцы к шее девушки. Её сердце почти не делало промежутков между ударами. Он лишь повёл бровями и забрался обратно, ища в письме нужную строчку.       — "Блять, потому что видела, что впервые за долгое время ты начала улыбаться. Пусть такому дешевому дерьму, но ты улыбалась. Но ты пошла дальше, чем я ожидала. Уехать на Рук по собственной воле — полнейший идиотизм, никто бы так не сделал в здравом уме, но ты это сделала", — посланник вновь прервался, глядя куда-то перед собой. — То есть как это? — он приложил руку к груди. — Я что, идиот?.. Ну да ладно, очень даже может быть. "Но знала ли я, что после того, как мы с Клаусом отправимся на Рук, ты предашь нас?" Так, тут дальше неразборчиво, бла-бла-бла... Вот! "Я скажу тебе то, что не сказала бы в данном случае никому другому. Правду. Я бы хотела, чтобы ты выжила". Странный выбор, сестрёнка, почему ж ты передумала и послала с этим письмецом меня? Читаю дальше: "...и прожила ровно столько, столько жила я на этом острове. Я хочу, чтобы ты познала суть свободы, которую выбрала вместо меня и Клауса. Это я считаю справедливым. Но если я все же узнаю, что ты не прошла свое испытание... знай, чувствовать себя виноватой я все же не буду". Эй, Фрэнки! Она сейчас не считает себя виноватой! Тебе грустно? Мне да, — парень нагнулся над девушкой, ловя взгляд её блестящих в агонии глаз. — Шучу, поебать. "Жесткость рождает жестокость. Мы знали это всегда, но почему-то ты упустила это, когда дала воину Ракъят меня пристрелить. Но я жива". Вот тут что-то не понял, она мертва или нет? "И я рядом с Ваасом, который нужен мне не меньше, чем я ему". Насколько я слышал, рядом с Ваасом сейчас другое, не менее интересное создание. "Осознание того, что ты кому-то нужен, дает порой шанс один на миллион. Например, то, что шальная пуля пробьет глаз и вылетит через висок. Что убийца-извращенец найдет в себе крупицу человечности и не даст сдохнуть. Или что человек, которому поебать на всех, приложит руку к твоему спасению. Люди — полнейшее дерьмо. Ни ты, ни я не лучше. Но невероятное случается". Да, например, появляются такие милахи, как я. "Я знаю, что никогда тебя не увижу. И я рада этому. Прощай, милашка Фрэнсис".       — Ну что ж, Фрэнки, вот и сказочке конец, а кто слушал, тому недолго осталось. А мне пора, — парень спрыгнул со стола и вернулся к узкой девичьей кровати, на которой лежала штурмовая винтовка. На её гладком стволе резко выделялись жёлтые блики уличных огней. Посланник на мгновение замер. Он поглядел на письмо, сжатое в руке, затем на распростёртое на полу тело. В комнате стояла полная тишина. Лишь напрягая слух, можно было поймать еще различимый звук крови, капавшей на пол первого этажа сквозь щели в полу. Постучав ногтями по прикладу, парень склонил голову набок. Девушка не шевелилась. Парень приблизился, остановился перед натёкшей на пол кровью и, нагнувшись, снова прижал пальцы к побелевшей шее.       — Теперь до свидания, милая, — совершенно иным голосом прошептал он, убрав с лица Фрэнки прядку тёмных волос.       Комната девушки опустела, когда парень бесшумно спрыгнул с балкончика на отравленные смрадом и пиратскими законами улицы. Когда последние поднятые пылинки осели в сумрачной комнате, за окном дважды резко и пронзительно вскрикнула птица.