И я ищу свой новый день.

* Два месяца Том приходил в себя, пытался смириться с тем, что опять ничего не случилось. Он не был обижен на Билла, знал, что так будет. А черная тоска, залипшая на внутренностях, потихоньку врастала глубже и глубже. Меньше было желаний, меньше стало возможностей. Он даже пробовал пить, но, к сожалению, алкоголь не отключал голову от слова совсем. Вся та дикая ситуация, и несколько дней предшествовавших ей не желали отпускать измученную память. Был и период когда он сам себя винил за невнимательность, легковерность, доступность. Да, им не воспользовались в полной мере, хотя он чувствовал, что заслужил это, сейчас могло быть ещё хуже. Было гадко. Билл даже не захотел переспать с ним. Ему просто нужно было это представление перед отцом. «Что же вы за люди такие?» - задавался вопросом он вслух, глядя на умытое зимним дождем окно, чувствуя внутри пустоту и смирение. Все было правильно. «Успокойся Том», он убеждал себя достаточно долго пока не решил, что все. С него хватит. Печаль еще посещала его по ночам. А дни, наконец, преобразовались в давно задуманную мечту. Старую работу он оставил, не находя в себе сил снова терпеть эти адреналиновые встряски, которые теперь не давали облегчения его душе. Он снял помещение и начал обучаться у мастера изготовлению кораблей. Его мечта вдруг ожила. Радость была, но остро приправленная спокойной грустью. Каждая мачта крепилась с особым усердием, хотя сам Том чувствовал себя фрегатом, который дал течь, и теперь лежит кверху брюхом, засоряя морские просторы. Ну не нужен. И ладно, жил же с этим раньше. Чего теперь-то сотрясать воздух своими оторванными парусами да смытыми надеждами. Он знал, что все пройдет. Просто понимал в его душе нет мира, а может, его и раньше не было, он не знал. Там поселились сгустки тьмы, которые сменялись то ласковым смехом, то теплым взглядом, человека, которого он безуспешно пытался выбросить из головы все это время. Иногда, даже успешно погружался в новое интересное занятие полностью. Том точно знал для себя, что больше не сможет снова стоять в начале пути, пытаясь кому-то открыть душу. Пора бы завязывать с попытками быть нормальным, когда ты совсем другой. Но вокруг него были люди. И если раньше он остерегался чрезмерного общения, то теперь стал более терпим. Уже знал, за положенную черту никто не зайдет. И не потому, что сам Том приложил усилия, не пуская, а просто там ничего не было. Вакуум – никому не интересен. Так что, он даже жалел людей, видя иной раз задерживающийся на себе взгляд. Жалел и не обращал больше внимания. Зато у него появились приятели. Те, кто также как и он, стали постигать азы мастерства у старого Рихтера. Несколько человек объединенных одной целью и одной мечтой, из которых Том был самым молодым, а самым старшим из них был герр Штраум, которому недавно исполнилось шестьдесят два. Никто из этих людей не лез в душу Тома. А потому он позволял себе пару бутылок пива в их ненавязчивой компании. Время шло. Оно песчинками посыпало былую рану, отмеряя прожитые дни. Лишь иногда Том позволял себе немного поднять пыль внутри, чтобы потом вновь все стало безмятежно и тихо. Штиль. * Приближался Новый Год. Иногда Тому казалось, что он принесет с собой что-то другое, неизведанное. Что-то недосказанное осталось в его судьбе, а он как мальчишка все пытался разгадать сложный ребус. Останавливал себя и просил, но все бы ничего, он чувствовал усталость и запах пустоты. Каждый новый корабль выходил лучше и искуснее предыдущих. Том уже делал прекрасные образцы, но продавать не спешил. Каждая отдельная деталь грела его сердце. Он продал квартиру в центре, и купил небольшой коттедж. Там было всего две жилых комнаты, но ему большего и не требовалось. Однажды, возвращаясь из мастерской на своем старом видавшем виды мотоцикле, увидел припаркованный рядом с изгородью Porsche. Знакомый Porsche. Протерев глаза, он убедился в том, что это не обман зрения. Но ещё более его убедило в происходящем - фигура, вытекшая из машины и легким шагом двинувшаяся ему на встречу. Билл радостно улыбался и махал приветственно рукой. Однако Том, отвернувшись, прошел прямо мимо наглого парня в дом. Билл догнал Тома на пороге: - Пустишь? Мужчина хотел было закрыть дверь, но Билл уже зашел за порог. Том откровенно не знал, что с ним делать, и понимал, что делать ничего не хотел. Ни смотреть, ни слышать, ни попадаться опять на удочку собственного одиночества. А Билл стал ещё красивее, в нем что-то изменилось, но Том не разглядывал его специально, чтобы понять что именно. - Как твои дела? Как работа? Представляешь, был в туре, небольшом, но вполне удачном. У нас вышел новый диск, отец отказался нас спонсировать дальше - подался на рынки сбыта недвижимости, как будто там его ждали, но вроде что-то делает. А мы… Все это вываливалось Биллом с минимальными паузами между предложений, не давая времени Веберу особенно задуматься о происходящем. И улыбался затвердевшей прилипшей к губам улыбкой. В какой-то момент Тома переклинило и он, взяв парня за шиворот, выставил его за дверь, которой оглушительно треснул напоследок. Стук в дверь не раздался, хотя Том убеждал себя, что не ждет его. Но и звук рева Porsche тоже не прозвучал. Том не стал подходить к занавеске, кроме как на крыльце быть парню было просто негде. Он попытался абстрагироваться и забыть о случившемся, как о временном помешательстве. Ясно понимал, что спустя время, когда этот засранец исчезнет вновь, он будет считать, что придумал этот визит. Дома у него тоже была мастерская и Том, заварив себе кофе, спустился туда и взялся за свой любимый - самый тяжелый проект корабля. Он состоял из более тысячи деталей, которые надо было обрабатывать вручную, в том числе мачты, пушки и паруса, не говоря о маленьких человечках, повисших на реях. Вечер стремительно набирал обороты, и уже успокоившийся мужчина решил выбраться из своего убежища. Часы на стене показывали одиннадцать. Том подошел к занавеске и увидел все тот же автомобиль и что салон был пуст. Что-то дернулось внутри, то чего он от себя не ожидал. Забытое чувство стукнулось о ребра. Том послал себя нехитрым словом и поплелся открывать дверь. Визитер мирно спал, прислонившись спиной к двери, и казался совсем ещё мальчишкой, который умаялся за день и сопел словно младенец. Громко прочистив горло, Том спросил: - Что тебе надо? Билл, тряхнув со сна головой, кротко ответил: - К тебе приехал. - Не наигрался ещё? - Я не играл, - поспешно ответил парень. Том впустил его в свой дом и сам не мог понять, почему снова позволил этому случиться. Почему в его жизнь врывались без спроса и топтали все, что ни попадалось, а он, дурак жалостливый, снова позволил этому случиться. Билл же теперь не улыбался. В его глазах была грусть и тревога. Он не бросился на грудь Веберу, а тихо стал рассказывать то, что считал нужным донести, то - с чем он приехал сюда. - Я не хочу оправдываться. Я совершил по отношению к тебе непростительное. Предал тебя. Этому нет оправданий. Но… я хочу, чтобы ты понимал, почему так произошло с тобой и со мной, с нами. Меня растили чужие люди. Отец, можно сказать, запланировал меня, вывел в чужой яйцеклетке, подсадил чужой женщине, сам был никем. Я… очень долгое время страдал от того, что не мог завоевать его любовь. Что на любые мои свершения он не обращал внимания. Это было похоже на одержимость. В ответ на равнодушие я любил его только сильней, понимая, что абсолютно не нужен ему. Может и был нужен, как разовый неудачный эксперимент, как некая достигнутая цель, но в целом, за всю жизнь от него едва ли пары добрых слов дождался. Потом моя любовь умирала долго и мучительно, обжигаясь о каждое действие или слово. Потом трансформировалась в ненависть. И лишь теперь стала безразличием. Благодаря тебе стала. Я проживал каждый день с целью - а вдруг я сумею что-то изменить в его отношении ко мне. Но все произошло совсем иначе. После того случая стал понимать, насколько я похож на него в жестокости. Да это тоже была попытка спекулировать его чувствами. Провальная и фатальная. В его наплевательстве на чувства других людей не приходится сомневаться и сейчас. Я был слеп. И глуп. Это осознание и сломало меня и дало силы начать совсем другую жизнь. Ты… дорог мне Том. Ты человек, который за несколько дней дал мне больше, чем кто-либо за всю жизнь. Подарил мне тепло просто так, когда я был изголодавшимся по нему странником, а я неблагодарная тварь, которая вытерла об это ноги. Но… даже если не простишь, я хотел, чтобы ты знал, все те песни, которые писал - о том дне, когда все изменится. Тот день, который я искал… он уже наступил, и наступил благодаря тебе. Ты же слышал о том, чтобы изменить вокруг мир, необходимо начинать с себя, я не принимал то, что на самом деле был таким же манипулятором, как и он. Я благодарен, что мне встретился человек, благодаря которому я захотел больше не быть им. Ну… вот как то так… Теперь… если захочешь, я уйду. Том слушал его и слушал внимательно, где-то внутри отмечая, что на самом деле давно знал эту историю, понимал, почему так произошло, и уже простил Билла, но вот вслух сказать это не мог. Он молча пошел и стал заваривать чай. Совершая автоматические действия, отсыпая в чистый чайник нужное количество заварки. А Билл, не сходя со своего места, наблюдал за ним и ждал его решения. - Пойдем пить чай, - тихо сказал Том, обходя гостя по дуге. Билл внезапно лихорадочно заговорил: - Скажи, что простил меня, скажи, что простил, пожалуйста. - Простил… - тихо согласился Том, впервые открыто глядя в глаза парню. Билл прижался сзади к спине Вебера и, дрожа, обнял его. Том уже не сопротивлялся ни себе, ни ему. Это, оказывается, было его самым невозможным и запретным желанием. Очутиться в кольце этих рук. Билл развернул мужчину и снова сделал это – со всей стремительностью ворвался в мозг Тома сладким ядом. Сил на сопротивление не было. Том рывком обнял его, с удвоенной страстью подаваясь на встречу. Жесткие поцелуи, когда в кровь разбиваются губы, они молчали о главном, и все понимали, раздирая одежду друг на друге. Они вцепились друг в друга до синяков. Времени на степенное выматывание партнера по безумию не было. Бросок это просто продолжение, и Том без сил, безудержно опустился на колени и принял в себя доказательство заинтересованности Билла. Сладостно тянул в себя его вкус, с жаром сжимая упругие и согласные на любую боль ягодицы. Они едва дошли до кровати. Том сел на край и принял вес парня на себя, наверное, в чем-то не готовый начать все это, но Билл не дал ему возможности свернуть с этого пути. - Том, я так ждал этого. И направил его член в себя. Том, уже тысячу раз готовый сорваться, ждал, сгорая в огне трущихся друг о друга тел, а Билл неистово откидывал шею с бешено бьющейся веной назад. Он все сделал сам, так смело и быстро, не дав опомниться им обоим. А Тому до безумия хотелось сделать ему больно и сладко, и получалось, судя по стонам, сочетая сжатие его волос у самых корней и проникновение своего рвущегося на волю возбуждения прямо в его нутро. Биллу было и больно, и сладко. Так что порой прорывалось жесткое шипение, которое он был не в силах задерживать в себе, со стремительной скоростью опускаясь на мужчину и поднимаясь вверх. Откуда вновь и вновь на Тома рушилось блаженство его жара, его тесноты, его вкуса и красоты, его безумия, которые они поделили, наконец, между собой. - Билл, - коротко выдохнул Том, не в силах изменить и задержать подступающий оргазм, накрывающий обоих текучей и кипящей волной, что обдала Билла внутри, а Тома снаружи. Том чувствовал, что превратился в животное, которое бы убило сейчас любое живое существо посмевшее оборвать это, но процесс закончился сам, до глупой обиды застревающей в глотке, до жестко колотящегося сердца, в унисон другому. И в глазах Билла, все то же самое, терпкое и невысказанное. «Как же я теперь без тебя?» - Тому на мгновение стало жутко. Теперь он просто физически не хотел быть без Билла. Он сжал его стальным объятием, покачивая на волнах догорающей страсти. - Это было прекрасно, - почти пропел Билл. - Тебе, наверное, очень больно, - Том, не имевший до этого опыта таких отношений, все же теории нахватался. - Нормально, я так давно хотел этого, ты не представляешь. - Почему, - мягко улыбнулся Том, - вполне представляю. Билл блаженно потянулся и, соскользнув с кровати, пошел в ванную, а Том лежал в эфемерном вареве из всего происходящего, и был счастлив. Как никогда до этого. Время до утра пролетело незаметно, ещё пару раз они переходили от невинного поцелуя к более продуктивным действиям. Стараясь как можно больше дать друг другу прикосновениями, а не словами, но утро наступило, и уже пора было начать думать и включаться в эту жизнь. Первым заговорил Билл, когда они расположились на кухне пить свежезаваренный кофе. Он по-свойски забрался с ногами на стул и грел о кружку немного озябшие пальцы. Том сидел за столом с прямой спиной и немного туманным взглядом, теперь он точно не представлял, что ещё можно ожидать от Билла. - Я поеду в Берлин через полчаса, но скоро вернусь, - сказал он, задумчиво жуя сандвич. - А… ну хорошо, - а что ещё мог сказать Том? Ночь была прекрасна, он был счастлив, что хотя бы она произошла в его жизни, и запомнится ощущением разделенного блаженства. - Ты что? – тут же сосредоточившись, спросил Билл. - Да нет… так… Спасибо тебе, все было прекрасно, - тускло ответил Вебер. - Ты гонишь меня? – осторожно спросил Нойманн. - Выгонишь тебя, сам исчезнешь, и поминай, как звали. - Том, я вернусь, - счастливо улыбаясь, убеждал его парень, - я теперь буду жить с тобой. Том с сомнением посмотрел на это чудо уверенное в каждом своем поступке, и где-то тоже начинал учиться, не сожалеть ни о чем. «Ну что, хочет, пусть живет» - подумал он, стукаясь чашками кофе с парнем напротив.