C'est La Vie

Rencontrerons-nous dans les cieux (Встретимся на небесах)

      Где-то неподалёку мерно стучали капли. Огонёк Люмоса дрожал на конце палочки — то ли от сквозняка, то ли от того, что дрожали мои пальцы, сжимающие её рукоять. Гарри хлюпал впереди, Рон остался за завалом, а я медленно плелась по чёртовому туннелю и думала о том, что, наверно, ещё не поздно вернуться. Конечно, там нас ждёт Джинни, которую нужно спасти, но… Когда страшно до дрожи в коленках, как-то мигом исчезают из головы подобные мысли и далеко-далеко прячутся героические порывы. Надеюсь, что василиск нас всё-таки не сожрёт или, по крайней мере, мы сумеем продержаться до подхода взрослых. — Гермиона, стой! — я замерла, как кролик перед удавом, едва из-за поворота показалось громадное тело изумрудно-зелёной змеи. Но уже через секунду с облегчением выдохнула. — Гарри, это же всего лишь кожа! Сброшенная кожа, здесь нечего бояться, — на подгибающихся ногах подошла я ближе и осторожно коснулась чешуи.       В неверном свете магического фонарика, плохо разгоняющего темноту подземелья, кожа казалась поистине огромной. Она была, наверное, в два, а то и в три раза выше меня, а по ширине занимала большую часть не такого уж и узкого туннеля. Я зябко передёрнула плечами и невольно шагнула поближе к Гарри. Это позволяло чувствовать себя немного увереннее.       Гарри несколько неуверенно сглотнул, а затем пробормотал: — Как ты думаешь, Гермиона, если мы не будем шуметь, у нас есть шанс обойтись без встречи с василиском? — Я надеюсь, что мы сумеем её избежать. Но мы ведь так и не выяснили кто или что управляет змеёй, поэтому, думаю, уж с хозяином-то нам повстречаться придётся, — вздохнула я, крепче сжимая палочку. — Но ведь ты же Мальчик-который-выжил, так что, думаю, мы вполне в безопасности.       Друг хмыкнул и, кажется, решил не продолжать разговор на эту тему. Я тоже замолчала, чувствуя себя отвратительно в этих катакомбах. Никогда не страдала клаустрофобией, но, кажется, теперь начну. Нервный смешок слетел с губ, и я поспешила вперёд, чтобы не отставать от Гарри.       Наконец, мы остановились перед огромными дверями, на которых красовались невероятно реалистичные змеи. Гарри что-то прошипел, и створки дверей распахнулись. Мы медленно вошли в огромный зал… Тайная комната впечатляла. Высокий потолок поддерживали толстые колонны, каждую из которых тугими кольцами обвивала змея. Шаги отдавались глухим эхом, а ещё, казалось, будто змеи провожают нас взглядами. Это было мерзкое ощущение, заставляющее оборачиваться и чесаться между лопатками. — Эй! Здесь кто-нибудь есть? Джинни, отзовись! — выкрикнул Гарри, осторожно продвигаясь вглубь зала, где стояла какая-то статуя, плохо различимая на таком расстоянии.       Я недовольно поморщилась — вряд ли стоило выдавать наше присутствие неизвестному хозяину василиска — но послушно двинулась следом. Вдалеке от Гарри я чувствовала себя беззащитной и потому инстинктивно старалась держаться ближе к нему.       За последней парой колонн, у задней стены, высилась циклопическая, до потолка, статуя. Гарри запрокинул голову, и я тоже всмотрелась в полутьму. Гигантское лицо над нами с обезьяньими чертами и длинной жидкой бородой, ниспадающей почти до самого подола каменной мантии, принадлежало древнему старцу. Из-под мантии виднелись две громадные серые стопы, попиравшие гладкий пол. А между стоп лежала ничком маленькая, облачённая в чёрное фигурка с огненно-рыжими волосами. — Джинни, — прошептал Гарри и, бросившись к ней, упал рядом на колени. — Джинни! Только не умирай! Пожалуйста, не умирай!       Я в ужасе замерла, не зная, что делать. Ноги подкосились и, потеряв равновесие, я опустилась рядом. Гарри отбросил в сторону волшебную палочку, схватил Джинни за плечи и перевернул. Лицо её было белое, как мрамор и такое же холодное, глаза закрыты — значит, она не окаменела. Но тогда она… — Джинни, пожалуйста, очнись, — отчаянно шептал Гарри, тряся её. Голова безжизненно моталась из стороны в сторону. Я отчаянно бормотала «Эннервейт», надеясь привести девочку в себя, но ничего не выходило. По щекам у меня покатились слёзы и закапали на мантию, но я была слишком занята, чтобы их утереть. Всхлипнув, я попыталась снова, и… — Она не очнётся, — произнёс тихий голос. Гарри выпрямился и, как был на коленях, круто обернулся. Я замерла рядом с ним, прижимая к себе Джинни и мечтая оказаться как можно дальше отсюда. Только бы выбраться, только бы выбраться, Мерлин, пожалуйста!..       Высокий темноволосый юноша стоял, прислонившись к ближайшей колонне, и наблюдал за нами. Контуры его фигуры были странно расплывчаты, словно бы он виделся сквозь мутноватое стекло, однако ошибиться было невозможно. — Том? Том Реддл?       Реддл кивнул, пристально глядя на Гарри. Меня он словно бы не замечал, и я попыталась отползти в сторону, всё ещё не отпуская Джинни и пряча в карман мантии волшебную палочку. Если он не вспомнит, то я смогу что-нибудь сделать… Хоть что-нибудь! — Что это значит: она не очнётся? Она не… Она не… — чуть не плача пробормотал Гарри, а я ещё активнее принялась отползать за колонны. Меня трясло, но я должна была делать хоть что-то, чтобы не закричать от ужаса — только Гарри может не понимать очевидного: Реддл не хочет ему помочь, это он чёртов хозяин василиска! И это он что-то сделал с Джинни. — Она пока жива, — сказал Реддл. — Но только пока.       Гарри уставился на него. Том Реддл учился в Хогвартсе пятьдесят лет назад, но здесь он стоял в таинственном, неясно обволакивающем свете ни на день не старше шестнадцати лет. — Ты что, призрак? — спросил Гарри нерешительно. — Воспоминание, — ответил Реддл спокойно. — Полвека был заключён в дневнике.       Он указал на огромный палец стопы. Рядом с ним на полу лежал открытый маленький чёрный дневник — тот самый, что мы нашли в туалете Плаксы Миртл. — Помоги мне, Том. — потребовал Гарри. — Давай унесём её отсюда. Василиск где-то здесь, не знаю где, но он может появиться в любую минуту. Пожалуйста, помоги…       Реддл не шелохнулся. Гарри потянулся за волшебной палочкой… Но её не было. А я тем временем уже доползла до колонн и наконец выдохнула с некоторым облегчением. Мне удалось добраться до выхода, где двери со змеями были всё ещё открыты, и сейчас я спрятала за ними Джинни, а сама вернулась в зал, чтобы выглядывать из-за хвоста ближайшей каменной змеи. — Ты не видел мою палочку?       Он поднял глаза — Реддл по-прежнему наблюдал за ним, волшебная палочка Гарри вращалась в его бледных пальцах. Мне захотелось закрыть лицо ладонью, но я сдержалась, только крепче сжав зубы. И палочку в дрожащих пальцах. — Спасибо, — сказал Гарри, протягивая руку.       Улыбка скривила углы рта Тома Реддла. Он продолжал смотреть на Гарри, лениво крутя палочку. — Послушай, — продолжал настаивать Гарри, — надо скорее уходить отсюда! Появится василиск, и тогда… — Он не появится, если не позвать, — равнодушно бросил Реддл. Я сглотнула, затем хлюпнула носом и осторожно утёрла слёзы: трудно не плакать от страха, когда ты один на один с воспоминанием пятидесятилетней давности, василиском, а, главное — оппоненты настроены явно против тебя! — Объясни, что происходит! И пожалуйста, верни мне волшебную палочку. Она может скоро понадобиться.       Улыбка на лице Реддла стала шире. Я закусила рукав мантии и поползла к дневнику. Наверняка, раз эта тварь выбралась из дневника, нужно просто уничтожить сам дневник. Ведь воспоминание не просто так оставило его при себе? — Она тебе больше не понадобится. — Почему не понадобится?       У Реддла едва заметно раздулись ноздри. Я проползла ещё немного до дневника. — Я долго ждал этой минуты, Гарри Поттер. Возможности увидеть тебя. Поговорить с тобой. — Том, — Гарри начал терять терпение, — нет у нас этой возможности. Мы в Тайной комнате. Давай поговорим в другом месте. — Мы будем говорить именно здесь, — промолвил с той же улыбкой Реддл, пряча волшебную палочку в карман. Я вытерла сопли, слёзы и помертвевшими губами пробормотала: «Акцио, дневник Тома Реддла!»       До Гарри, кажется, начало что-то доходить: — Что случилось с Джинни? — произнёс он медленно. — Интересный вопрос, — любезно ответил Реддл. — Но это длинная история. Причина её нынешнего состояния в том, что она открыла сердце и свои маленькие секреты некоему невидимому незнакомцу. — Ничего не понимаю! О чём ты? — Дневник, — пояснил Реддл. — Мой дневник. Малышка Джинни писала в нём много месяцев, доверяя мне свои ничтожные горести и печали: её дразнит брат, ей приходится носить поношенную мантию, учиться по старым учебникам. — Тут глаза Реддла сверкнули. — Как слаба её надежда понравиться знаменитому, прекрасному, великому Гарри Поттеру…       За всю беседу Реддл ни разу не оторвал глаз от лица Гарри — они выражали какую-то странную алчность. — Смертельная скука — выслушивать глупенькие излияния одиннадцатилетней девчонки, — продолжал он. — Но я был терпелив. Я отвечал, я проявлял сочувствие, я был добр. И Джинни полюбила меня: «Никто никогда не понимал меня так, как ты, Том… Я так рада, что у меня есть этот дневник, и я могу ему довериться… Это всё равно что иметь друга, который всегда с тобой, неотлучно…»       Реддл расхохотался леденящим хохотом, дико не соответствующим облику шестнадцатилетнего подростка. От его хохота у меня на голове зашевелились волосы. Впрочем, это не помешало пытаться порвать дневник. Инсендио на него не подействовало, топить тоже было бесполезно, теперь я пыталась перерезать чёртову тетрадь Секо, но, похоже, и от этого она была защищена. А руками страницы вырвать было тем более невозможно. — Если уж я решил, Гарри, то непременно очарую того, кто мне нужен. Джинни изливала душу, а мне как раз её душа и была нужна. Я впитывал её глубинные страхи, самые потаённые секреты и наливался жизненными соками, становился крепче, сильнее. Моя мощь так выросла — куда там маленькой мисс Уизли. У меня накопилось столько энергии, что я начал обратное излияние — напитал мою маленькую подружку моими собственными секретами — секретами теперь уже моей души…       Том продолжал разливаться соловьём, а я всё более и более настойчиво терзала дневник. Наконец, мои нервы не выдержали, и я во весь голос завопила: «Авада кедавра!» направляя луч в самую середину страниц… И ничего, совершенно ничего не произошло! Только Реддл засмеялся, и я поняла, что выдала собственное местоположение. — Глупая грязнокровка, неужели ты думала, что меня так легко убить? Твоя Авада слишком слабая даже для полудохлой мухи, куда уж тебе пытаться уничтожить крестраж! — Кре… что? — переспросил Гарри. Но мне было не до него. — Беги, Гарри — закричала я и бросилась прочь из комнаты, в надежде успеть к выходу, пока Том будет соображать.       Джинни уже в коридоре, наверняка взрослые и умные волшебники вроде Дамблдора придумают, что с ней делать и как убрать Реддла, но это будет уже совсем не моё дело. Главное — успеть… Я неслась не оглядываясь и слышала за спиной громкий топот Гарри, а потом Реддл что-то прошипел и… Двери сомкнулись прямо передо мной, и я хлопнулась на колени, тяжело дыша. Только не это, пожалуйста, только не это! Я не хочу умирать!       За спиной раздался какой-то скрежет, и я обернулась, в ужасе наблюдая, как изо рта огромной статуи появляется василиск… Исполинская змея — блестящая, ядовито-зелёная, толщиной с колонну — с гулким стуком хлопнулась на пол, а я в ужасе зажмурилась, чувствуя, как на меня накатывает паника. Нет, пожалуйста, не надо, я хочу жить! И Гарри…       В тот миг, когда меня вывернуло прямо на пол от страха, откуда-то донеслась музыка. Она становилась громче и громче, а затем вдруг резко смолкла. В панике я решилась приоткрыть глаза и завизжала — василиск был совсем рядом. Подняв тупорылую морду к верху, он в ярости пытался схватить клыками Фоукса. Уже почти ничего не соображая от ужаса, я бросилась бежать, лишь бы оказаться как можно дальше от этой твари, лишь бы не видеть её, не позволить себя сожрать… В висках набатом бился пульс, красная пелена застилала глаза (а может это были слёзы, чёрт его разберёт!)… Падая и обдирая колени, я спряталась в самом тёмном углу, за колоннами, прижимая колени к животу и стараясь, чтобы меня не заметили.       Битву Гарри с Реддлом и его ручным василиском я проигнорировала, вжимаясь в стену и мечтая только об одном: вернуться к родителям живой, а потом никогда, никогда больше не появляться в Хогвартсе. И последнее, что я помню — громкий грохот и падающие вокруг камни. Кажется, я кричала и мне было очень больно то ли в спине, то ли в пояснице, а потом… Я потеряла сознание, уплывая в блаженную темноту, и последней моей мыслью стало: «Даже если я умерла, какое счастье, что всё закончилось!»…