Все это было настолько предсказуемо, что впоследствии ей становилось тошно.
На финальном этапе гонки за размещением собственного зада на коже кресла в кабинете главы городской администрации никуда без скандала. Без провокации. Но кто сказал, что это все должно быть исполнено в речах стоящего на трибуне перед стадом зомбированных овец, что представляет собой, по их мнению электорат?.. Ведь есть способы куда эффектнее и веселее. Массовое убийство, например.
Она понимает, что происходит, слишком поздно — уже, когда раздаются первые выстрелы. И, сознавая, впрочем, что это вовсе не ее дело, не может оставаться в стороне.
Причина не всегда в деньгах, но явно и не в альтруистическом приступе любви к человечеству. Бертинелли, все же, не служба спасения и не полиция. Просто в ушах шумит разгоняющийся по венам адреналин, внизу живота так знакомо затягивается узел, а в пальцах покалывает от желания, что знает лишь один способ удовлетворения.
Но, все же, сперва взгляд как-то инстинктивно находит пригнувшегося за этой самой трибуной Грейсона. И только тогда до нее доходит.
Ведь это — не случайность, не покушение или вооруженный протест против потенциального главы Готэма. Но такая мерзкая в своей очевидности попытка набить себе лишних очков на выборах. Разумеется, нападение "преступников", должно оказать эффект немногим хуже предотвращения теракта, но лучше уже всем приевшихся и ставших повседневной нормой посещений школ и больниц. Все, так или иначе, хотят чувствовать опасность. Хотят, чтобы сердце заколотилось, как бешенное, и зашумело в ушах.
Она — вовсе не исключение. И так предсказуемо вылезает на сомнительную пародию "передовой".
Наслаждаться моментом, смаковать каждую секунду, как Хелена привыкла и умела, нет времени. Поэтому просто вытаскивается привычно спрятанный в голенище сапога нож, который, оказавшись в умелых руках хозяйки, моментально входит в сонную артерию одного из амбалов в бронежилетах, в то время как ближайшему стоявшему к ней охраннику, который только-только соизволил достать свой Глок и снять его с предохранителя, выламывается рука. Прости, приятель, не времени объяснять, но с твоей пушкой она справится в разы лучше. И так просто и естественно выходит распрямиться, пока пули входят в незащищенные руки, колени, шеи, реже, у особо "отличающихся" мозгами, головы, сминая черепные коробки и являя наружу то, чего, на вкус Бертинелли, быть не должно — мозги...
Она и сама шипит, когда в тело входят такие же пули — естественно, когда нет ни жилета, ни особой стратегии. Но болезненнее всего совсем другое ощущение — ей... мало.
Проснувшейся внутри убийце мало просто пуль, она жаждет того, что необходимо. Собственного вида искусства.
Это какая-то вовсе ненормальная потребность долбит в висках, погружая сознание во тьму, пока в несколько шагов девушка достигает развалившейся колонны потенциальных убийц.
Ей плевать на кровоточащие дыры в себе, на стадо потенциальных свидетелей... Просто отточено работает вновь зажатый в пальцах нож, рубя, кромсая... И внутри под симфонию из криков и мини-водопада крови и внутренностей рождается, наконец, умиротворение. Это ощущение — ее наркотик. И... разумеется, он о том знал.
Об этом ярчайше свидетельствует взгляд — довольный, насмешливый, будто Грейсон... И с парнишки, который как раз секунды назад испустил последний вздох, срывается такой же, как у прочих, скрывающий большую часть лица, намотанный на манер арабских боевиков платок. А после звякает об пол выпавший из пальцев нож. Колени мгновенно слабеют, и взгляд, не скрывающий парализовавшей обладательницу паники, как-то затравленно мечется, пока вновь не утыкается в лицо Ричарда. За... За что?..
***
Ей требуется гораздо больше времени, чем просто душ, вытаскивание застрявших пуль и наложение швов, чтобы вернуть себе способность мыслить здраво.
Ее должно было напрячь сразу. Форма. Слишком показушно закрытые лица. Слишком неловкие действия для спецназа. Слишком... В каком-то смысле, знакомые, чтобы списать на совпадение.
Губы искривляются в косой усмешке. Хелена уже представляет заголовки теле-передач и Интернет-статей: "Государственная площадка для войны кланов" или что там они придумают... Да и выглядит все, как нелепейшая резня, вот только с одним ньюансом — она, убив парней Марони, крупно подставилась. Ведь все работает по отлаженному механизму, который был запущен несколько часов назад — смерть влечет смерть. И за ней придут, будут пытать, спрашивать, почему... В самом деле, почему? Лишь потому, что так захотелось их будущему мэру.
И это до тошнотворности логично — столько раз наблюдая за тем, как Грейсон ее руками подчищает за собой, даже естественно, что сейчас, когда уже так близко то, чего он хотел, он избавится от единственной, кто мог бы связать его со всем. И все еще может, но...
Она — не политик, и в эту грязь шантажа и интриг не полезет. Но есть и еще один вариант.
Спешно хватается и набрасывается на плечи куртка.
***
Охранникам попросту перерезается горло — повесившим себе на грудь мишень вовсе ни к чему осторожность. А следом попросту распахивается дверь.
Она должна бежать, дрожать от страха? Но не станет. Она — Хелена Бертинелли, наследница одной из главных мафиозных семей Готэма. И это все еще что-то значит.
Он не боится, просто поднимает лицо, такое прохладное и с ощущаемым недовольством от того, что его отвлекает такая уже решенная мелочь. Или?..
Ей стоило понять и раньше. Это — не избавление, но поводок. Такой же, какой был у нее на него, со всеми счетами и деталями заказов. Всего лишь способ запугать, подчинить, заставить повиноваться...
Забавно — этого было вовсе даже и не нужно. Ей вполне нравился уже установившийся союз. Но, раз уж этому, как и ее обычной деловой этике, на деле пришел конец...
— Тебе стоит сменить охрану, — ей, к тому моменту подошедшей и упершейся бедрами в столешницу, попросту нужно что-то сказать, и с губ с привычной насмешливостью слетает вот это. — И, кстати, спасибо за подарок.
Сомнительный, как и вся их деятельность, но в этом всем сложно не признать одно — пусть и используя то в своих целях, Грейсон знал ее лучше, чем можно было предположить. Повод для ужаса и спешного избавления? Напротив — откуда-то берущегося наивного восторга, который так идиотски разливается по телу, подчиняя себе каждое действие, пока... Как-то само собой выходит наклониться, накрывая его губы своими.
Кажется, страх вышибается именно таким клином — летят на пол какие-то бумаги, монитор ноутбука, одежда... Она все же стала очередной. Но при том отчего-то даже не возражает.
