***
Глядя на то, как брат от души веселится со служанками, Слава миллионы раз пожалела о том, что не сумела отказать брату даже в такой мерзкой просьбе и всё же заговорила ему этот проклятый амулет. Не стесняясь в выражениях, которым брат сам её когда-то научил, княжна высказала Талю всё, что думала, убежала в сад и залезла на свою любимую яблоню. Под этим деревом она впервые и встретилась с внебрачным сыном своего отца.***
Единственная дочь князя Конрада Залосского росла белой вороной. Мать Славы умерла при родах, а князь всё никак не находил времени заняться воспитанием ребенка от нелюбимой жены. Да и зачем лезть из кожи вон, если этот ребенок – девочка? Наследовать титул она не может, ей одна дорога – в жены какого-нибудь князя, да только кто позарится на угловатую, смуглую, своенравную девчонку с диковатыми черными глазами и такой же черной гривой непослушных кудрявых волос? Спустя несколько лет князь женился снова, и боги одарили его сыном. Не скрывая довольной улыбки, Конрад сослал пятилетнюю дочь в загородное имение, с глаз долой, лишь изредка утруждая себя непродолжительными визитами. Долгое время единственной компанией маленькой княжны были воспитатели, дворовые мальчишки да старые слуги, что до безобразия разбаловали девочку. Всегда окруженная людьми, Слава всё же чувствовала себя такой несчастной и одинокой, что хоть волком вой – как бы ни любили княжну слуги, они оставались слугами. Они хорошо осознавали, что им дозволено. Маленькая княжна не понимала, почему она безответно бьется о стены чужих запретов, но со временем научилась с этим мириться. Отец подсылал к ней учителей. Живой, открытый для всего нового ум девочки впитывал всё, что казалось ей интересным. Вернее, лишь то, что казалось ей интересным. В то время, как в изучении истории и литературы княжна достигала всё новых и новых высот, учителя музыки, танцев и этикета не уставали сетовать на то, что никогда прежде им не доводилось встречать таких неспособных и нерадивых учеников. Во всем, что касалось истории рода, лучшими наставниками оказались слуги – сплетничая по углам, они невольно выдавали те семейные секреты, о которых молчали учителя. Сначала до девочки лишь долетали скудные обрывки шепотков служанок, которые, впрочем, тут же замолкали, стоило им увидеть княжну. Славе, любопытной до всего запретного, оставалось только сделать так, чтобы её не замечали. Она тайком слушала всё, по крупицам собирая зернышки сплетен и очищая их от ненужной шелухи. Так княжна узнала о своей прабабке, которую прадед, всю жизнь страдавший чудачествами, украл из племени воинственных лесных женщин во время своего путешествия далеко-далеко за пределы Керраца. Прабабка намного пережила мужа и умерла в весьма почтенном возрасте, заставив всё имение вздохнуть с облегчением, чтобы спустя десятилетие возродиться в правнучке, подарив той свои темные волосы, диковатые глаза и дурной характер. Слава никогда не знала прабабки и даже не видела ни одного её портрета, но чувствовала с ней такую близость, как ни с кем из живых. Они обе такой жизни не хотели. Слава никогда не просила делать её княжной. В своих мечтах она представляла себя одной из тех лесных женщин, свободных, как полноводные реки. Ветер несет ее сквозь деревья с самодельными луком и стрелами, а за спиной развеваются волосы, звенят вплетенные в косы украшения, хлопает свободная домотканая одежда. В такие моменты Слава почти чувствовала ногами траву, камни и землю, а в нос ударяла смесь душистых запахов. Княжна бредила этой свободой, и бредила настолько, что стала бы не только охотницей. Она бы с радостью заговаривала для лесных женщин амулеты. Она могла бы научиться ковать железо. Боги, она согласилась бы даже стирать и готовить, только бы лесные женщины позволили жить их жизнью. Несколько раз маленькая княжна, полная воодушевления, воровала с кухни провизию, укладывала в сумку вместе с теплыми вещами, ножиком, мотком веревки и другими полезными в походах вещами и в облачные ночи выскальзывала из поместья, чтобы непременно разыскать прекрасных охотниц. Увы, несмотря на всю недетскую обстоятельность Славы, уйти далеко ей ни разу не удалось. Повзрослев, княжна поняла глупость и бесперспективность своей затеи, но даже тогда далекие леса оставались её тайной спасительной мечтой. Отчасти грёзы Славы о вольной жизни стали явью, когда появился Таль. Долгое время в имении князя Конрада девочка лишь много слышала о Тале – младшем сыне князя Меданского, брата князя Конрада. История с появлением мальчика на свет окутывала завеса мрака. Слава терпеливо слушала россказни прислуги, пока не выяснила, что однажды князь Конрад согрешил с женой брата, а когда мальчик родился, князь Меданский признал его своим сыном, чтобы не навлечь на себя и жену волну позора. Несмотря на то, что мальчик носил имя княжича Меданского, ни о каком наследовании земель и уж тем более – титула, речи не шло. Таль рос таким же никому не нужным бельмом на глазу, как и Слава. Впервые княжна увидела брата на одном из тех вечеров, которые отец устраивал в дни празднеств в честь богов. Для приёмов с размахом князь Конрад использовал не городской дом, а более просторное имение, и обычно Славе удавалось лишь подсматривать за в пух и прах разодетыми знатными дамами и господами. Маленькая княжна быстро выяснила, что более тоскливое времяпрепровождение придумать сложно – занудные взрослые разговоры и бесконечные танцы клонили её в сон, и девочка была даже рада, что её не пускают в парадную залу, когда приезжают гости. Куда интересней бегать в лесу вокруг имения – чем Слава и занималась, пользуясь тем, что внимание слуг отвлечено на дела поважнее. В десять лет её постигло разочарование – за несколько дней до очередного приёма из города пришла коробка от отца – пышное, расшитое кружевом платье вместе запиской-приказом привести маленькую княжну в божеский вид для её первого выхода в свет. С утренней зари слуги хлопотали над Славой, чумазой и нечесаной после игр во дворе, и потратили немало сил, чтобы нарядить её в неудобное тесное платье и уложить непослушные волосы в затейливую прическу, от которой жутко чесалась голова. В полдень в имение прибыл отец с женой и сыном, и все трое, слишком занятые приготовлениями, едва нашли минуту, чтобы поздороваться с княжной, а на закате появились первые кареты гостей, и всем окончательно стало не до Славы. С самого начала вечера девочка пряталась за тяжелыми пыльными шторами и, подавляя желание беспрерывно чихать, с ревностью и обидой смотрела на то, как ласково отец встречал своего внебрачного ребенка. В отрочестве Таль был странно некрасив – очень худой и долговязый, будто бы лишенная цвета кожа обтягивала кости. Черные волосы давно не знали ножниц, и мальчик постоянно раздраженно сдувал длинные пряди с лица. Угловатое лицо с тонкими белыми губами и длинным прямым носом оживляли ярко-зеленые глаза, огромные, как два круглых фонаря. Похоже, Таль стеснялся их размера и щурился, выглядя при этом так, будто замышляет что-то недоброе. Мальчик производил впечатление нескладного котенка, проказливого, но высокомерного, и Славе он совсем не понравился. Вдоволь насмотревшись на то, как отец сдержанно улыбается и без конца ерошит волосы Таля, Слава незаметно выскользнула в сад и, тяжело пыхтя, взобралась на свою любимую яблоню и укрылась в её раскидистой кроне на случай, если кому-нибудь придет в голову искать маленькую княжну, хоть и никому в целом мире не было до нее дела. Девочка наконец вдоволь начихалась, а потом, неожиданно для себя, начала сглатывать слезы обиды. Видят боги, она старалась быть хорошим ребенком, чтобы отец похвалил её хоть раз, но до сих пор она не удостоилась и тени тех улыбок, которыми князь щедро одаривал обоих сыновей. Слава так и сидела на яблоне, чихая и плача, когда в саду появился Таль в щегольской рубашке и бриджах. Камзол, как и чулки, уже бесславно сгинул под розовым кустом. Мальчик со скучающим видом бродил по саду и уходить явно не собирался. Слава подтянула ноги и подобрала юбки, чтобы полностью скрыться в листве дерева. Общаться с Талем княжна совершенно не желала. Но девочка не заметила, как порвала подол платья, пока лезла по веткам, и приличный кус роскошно расшитой ткани художественно ниспадал почти до самой земли. Таль остановился у яблони и задрал голову: − Кинь яблоко, а? Рассекреченная княжна потрясла ветку, и не меньше двух десятков спелых яблок посыпалось на голову мальчика. Тот легко поймал несколько фруктов на лету и с удовольствием вгрызся в хрустящую кожицу. − Это ведь ты моя сестрёнка? – осведомился он, облизывая сладкий сок с пальцев. Не дождавшись ответа, он продолжил: − Тебя как зовут? − Алекславия, − неохотно разомкнула губы девочка. − Всегда подозревал отца в плохом вкусе, − фыркнул Таль. – Будешь Славкой. Короче. Княжне захотелось снова потрясти ветку яблони, но времени возмутиться мальчик не дал. − Пойдешь в кабинет отца? Против воли у Славы загорелись глаза. Туда князь запрещал ходить всем, кроме пары особенно приближенных слуг. Одной из главных целей в жизни княжны было побывать там и проверить, действительно потолок расписан под прекрасное звездное небо, как то утверждали слухи. − Нельзя ведь, − попыталась возразить Слава, готовая на любую авантюру. Видят боги, она пыталась быть хорошей девочкой. Может быть, чтобы её наконец заметили, нужно стать плохой. − Я знаю, как пробраться, чтобы не поймали, − уверенно заявил Таль, чуть подняв подбородок. – Так что, идешь? Славе снова стало обидно – она живет в этом имении столько, сколько себя помнит, и до сих пор не придумала, как бы прокрасться в запретную комнату, а этот мальчик, который приезжал сюда всего пару раз на эти глупые приёмы, уже пронюхал тайны ЕЁ дома. Пока она носилась по лесам, этот наглец исследовал ЕЁ территорию. − Иду, − княжна ловко спустилась на землю. Подать руку даме Таль даже не попытался, только задумчиво осмотрел платье, на котором не хватало внушительной части юбки, схватил сестру за локоть и потащил за собой. − Я дам тебе свою одежду, не то наследишь, − он кивнул на развевающуюся на ветру ткань, свисающую с веток, − а прилетит потом мне. Таль привел девочку в комнаты, которые в имении князя Корнада всегда держали готовыми для тех членов княжеской семьи, которые не жили здесь постоянно (то есть всех, кроме Славы), не глядя вытащил из дорожного сундука первые попавшиеся штаны, рубаху и сапоги и кинул на кровать. Княжна не без труда освободилась от туго зашнурованного платья и набросила на себя вещи Таля. Приплясывая от нетерпения, мальчик потянул её дальше. Таль показал заросшие паутиной узкие потайные ходы, пронизывающие весь дом. С трудом сдерживая хохот, Таль и Слава подглядели за танцующей в спальне князя полной служанкой и забрели на кухню, где стащили блюдо клубники. Наконец Таль нажал на очередной рычаг, и пыльная парочка вывалилась на роскошный узорчатый ковер княжеского кабинета. Небо на потолке оказалось голубым, что бесконечно разочаровало Славу, зато нашлось немало других занятных вещиц. Книги девочку не особо интересовали – она могла получить любые, стоило только попросить, взгляд манила коллекция великолепных кинжалов с инкрустацией. Княжна с опаской дотронулась до сверкающего лезвия, и Таль, заметив её любопытство, легко подхватил один из кинжалов и непринужденно крутанул несколько раз. − Научи, − тут же потребовала Слава. − Они острые, − с сомнением протянул мальчик. − Всё равно. Научи. Вскоре княжна крутила кинжал почти так же хорошо, как и Таль. После он тщательно проверил, чтобы всё лежало точно на своих местах, и дети вернулись в жилую часть дома. Там их ждала выволочка за исчезновение и испачканную и порванную одежду. Выслушивая нравоучения отца, Слава думала, что дело того стоило, а Таль в целом не такой уж и плохой. По крайней мере, у него есть чему поучиться.***
Таль провел в доме родного отца неделю, и между братом и сестрой воцарилось здоровое соперничество. Все имение стояло на ушах от его со Славой шалостей, и слуги с облегчением вздохнули, когда карета с княжичем Меданским скрылась за воротами. Никто не подозревал, что за какие-то семь дней Таль воспитал достойную преемницу. Слава наотрез отказалась надевать платья и как зеницу ока берегла от служанок старую одежду Таля – те только и норовили от неё избавиться. Княжна захотела себе учителя фехтования, а после многочасовых тренировок, на которые Конрад согласился в надежде направить энергию дочери в мирное русло, терроризировала поместье мелкими и крупными пакостями, которым её научил Таль. Когда Таль приезжал погостить, они обстоятельно делились опытом и объединяли усилия. Слава привязалась к Талю больше, чем к кому бы то ни было, а через год мальчик заявил родителям, что отныне хочет жить с сестрой. Князь Меданский с радостью сплавил неродного сына брату, а тот не возражал против еще одного ребенка в доме, где бывал раз в несколько недель.***
Когда Талю исполнилось двадцать, князь вручил ему чемодан, круглую сумму денег и грамоту на годовое обучение в столичной академии. – Я больше не в состоянии слушать о ваших выходках, – отрезал князь, когда сын потребовал объяснений. – И, хоть ты и не наследный княжич, образование тебе пригодится. Надеюсь, ты не собираешься бездельничать в моем доме всю жизнь? Конрад ясно дал понять, что его решение не обсуждается. – … Такие дела, Славка, – тяжело вздохнул Таль, рассказав обо всем сестре. – И как я без тебя целый год? Это ж целая вечность! Может, нас вместе отправят? Притихшая Слава только покачала головой. Отцу незачем отсылать её из дома – наверняка планирует вскоре удачно выдать замуж, а пока талант изготавливать амулеты лучше держать при себе. Этот дар Слава открыла в себе случайно. Однажды, еще маленькой, разбив любимую чашку отца, девочка в ужасе теребила на шее цепочку, подаренную Конрадом на день рождения, и шептала: «Пусть отец меня не ругает». Князь и в самом деле лишь вдохнул и махнул рукой. В следующие разы Славе снова везло, но, когда цепочки с собой не оказалось, девочка так легко не отделалась. Слава долго гадала, почему за одни и те же проделки отец то бранит её, то нет, однако о том, что дело далеко не в его настроениях, а в цепочке, подсказал заезжий мастер амулетов. – Интересная у тебя цепочка. И кто же так заговорил, чтобы тебя не ругали? – с доброй усмешкой тихо спросил мастер. Тогда-то Слава в полной мере разошлась в использовании своего таланта – с собственноручно сделанными амулетами открывались совсем другие возможности: девочка долго экспериментировала, но стала быстрее, проворнее и незаметнее. Правила было всего два. Чем больше усилий Слава вкладывала в заговор амулета, тем сильнее он становился. Один предмет вмещал в себя лишь одно свойство. С тех пор княжна носила с собой целый набор амулетов на все случаи жизни. Для Таля Слава сделала второй такой же. С амулетами их не сразу, но всё-таки поймали. Слава ожидала грандиозной взбучки, но отец лишь строго-настрого запретил рассказывать кому-нибудь о своем таланте. Но, как говорят в народе, если знают двое – знает и свинья, и вскоре о даре княжны стали слагать целые легенды, не в последнюю очередь благодаря тому, что Слава тайком от отца продавала заговоренные вещицы. Не денег ради – просто такой промысел казался ей забавным.***
Иногда амулеты приносили больше бед, чем веселья. Амулет соблазнения, который Слава сделала для Таля, был именно таким, но, похоже, за год столичной жизни брат вошел во вкус. Пока Таль грыз яблоки, княжна незаметно вытащила запястный нож, темной молнией спрыгнула на землю и, повалив брата на траву, срезала цепочку амулета. – Чуть не убила, зараза! – от неожиданности Таль поперхнулся яблоком. – И поделом тебе, – парировала княжна и попыталась встать, но брат утянул её обратно, и они вместе с хохотом покатились по земле. – Я скучал, сестренка, – прошептал Таль в ухо Славы. Та двинула брата локтем в ребра: – Вруша, – и уткнулась носом в его разгоряченную шею. – Флирт оставь для своих куриц. – Фу, какая ты ревнивая, Славка, – снова засмеялся Таль и разжал руки. Княжна поднялась на ноги и вытрясла из волос листья и траву. Хвала богам, Талю плевать с высокой колокольни, как выглядит его сестра, потому что облик княжны совершенно не соответствовал её положению: спутанные угольные волосы, грязь на загорелом лице и сверкающие диким блеском черные глаза. Но хотя бы одета не в старую одежду брата, а в специально для неё сшитые рубаху, кожаные брюки и куртку – своего рода компромисс между Славиным нежеланием носить платья и отцовским неодобрением. – К отцу хоть зайди, а то он опять скоро уедет, – буркнула княжна Талю. − А лучше бы вообще не приезжал, − закатил глаза княжич. Тут он, конечно, был прав – Конрад приехал из города вместе с Талем в канун дня рождения Славы, и в присутствии князя неугомонной парочке придется вести себя осторожнее, чем обычно. Княжна фыркнула и убежала в свою комнату, пряча улыбку. Брата Слава очень любила.***
Таль пришел в комнату Славы поздно вечером и остановился в дверном проеме, криво усмехнувшись. Княжна лежала на животе на толстом ковре перед заговоренным камином, не самодельным, а купленным у гильдии мастеров бытовых амулетов – огонь в таком очаге горел без дыма и равномерно прогревал помещение. Болтая ногами в воздухе, девушка читала затертую до дыр книгу. – Всё никак не расстанешься с этой книжкой? Слава отодвинула обшарпанный том и натянуто улыбнулась. Барышни её возраста с упоением зачитывались сопливыми дамскими романчиками, а любимой книгой Славы, как и в детстве, оставались старые предания о богах. В отличие от отца, княжна никогда не страдала излишней религиозностью, но с упоением перелистывала шершавые, местами пожелтевшие и выцветшие от времени страницы. Эту книгу во время очередного нагоняющего тоску приёма ей сунул тогда еще будущий князь Шиланский Торшен. Княжич поймал Славу за руку, подмигнул и тихо велел спрятать книгу так, чтобы никто не нашел – за неё даже княжну могли казнить как еретичку. В тот момент Слава была слишком ошарашена, чтобы отказаться от такого сомнительного подарка – ни до, ни после Торшен не позволял себе больше вежливых приветствий и прощаний в полном соответствии с этикетом, а тут вдруг проявил внимание таким оригинальным способом. После стоило бы избавиться от книги, как любому здравомыслящему человеку, но Торшен не мог заставить княжну прочитать всё от корки до корки лучше, чем сказать о том, что книгу нельзя читать. Запретное влекло Славу, сияло опасным, но манящим светом, пахло самым сладким в мире ароматом. Книга приковала к себе нерушимыми цепями. Прячась в тайных ходах и беспощадно напрягая глаза при тусклом свете краденых свечей, маленькая Слава продиралась сквозь дебри старого наречия, увязала в паутине странных слов, но упорно прорывалась к последней странице. Захлопнув заднюю обложку, княжна несколько минут в оцепенении смотрела в никуда и, перевернув книгу, снова открыла ее с самого начала. С тех пор Слава не расставалась с древними историями о богах – как она полагала, правдивыми, а не теми красивыми сказками, что звучали в храмах. Княжна читала о том, как древние керрацийцы назвали первого бога – бога жизни Мимая, дав ему имя и построив храм. Мимай был добрым богом и щедро благословлял людей, но сделать бессмертными их не мог. Тогда люди создали нового бога – бога смерти Шинсу. Расчет не оправдался – тот подарил лишь загробную жизнь, которая кажется чем-то эфемерным, когда в нынешней хочется есть. Тогда и родился бог земледелия и плодородия Ишмар. Призванный на свой манер дарить жизнь, он агрессивно взрастил свой культ и, набрав сил, отобрал у Мимая право зваться Верховным богом. Со временем жадные до божественного покровительства люди назвали множество других имен: богини любви и брака Рары, бога ветров Сиккуры, бога ремесла Лотта. Целый новый мир оказался заселен богами, сильными и не очень, известными и почти забытыми. Незначительные боги с заброшенными культами погибали в забытье, пока на культах сильнейших богов держался весь их недоступный людям божественный мир. Про каждого бога книга рассказывала свою историю, полную грязи, лжи, предательств и несправедливости. Ишмар обожал власть и, не желая с ней расставаться, устранял любые, даже самые незначительные угрозы для своего авторитета. Верховный бог настолько боялся потерять трон, что даже строго-настрого запретил богам давать каждому человеку больше одного благословения. Рара, которую люди назвали его женой, ненавидела мужа и не упускала ни малейшей возможности сделать Ишмару гадость, даже если из-за этого в конечном итоге приходилось пострадать людям. Вместе с тем, Ишмар бесконечно любил и в то же время безгранично боялся свою жену – немало историй, с определенной точки зрения довольно комичных, книга рассказывала об этих двоих. Но самой любимой легендой, той, что Слава перечитывала раз за разом, была… – Конечно же, «Наказание богини», – вздохнул Таль, заглянув в раскрытые страницы. Слава захлопнула книгу. Эту историю княжна давно выучила до последней запятой. Единственное упоминание о главной героине этой простенькой легенды Слава видела только в этой книге. Ни почитаний, ни уж, конечно, никаких храмов и праздников, только короткая история в старой книжке. Богиня Сеонг родилась, когда люди научились делать амулеты. Поначалу одно из самых мелких и незаметных божеств, она быстро набирала силу по мере того, как люди совершенствовали свои амулеты. Сеонг щедро помогала людям, в ответ получая богатые дары и новые храмы. Ишмара совсем не радовало то, как юная богиня набирала популярность, да и сама Сеонг не сильно жаловала других богов. Ишмар в самых сладких мечтах видел, как избавляется от молодой выскочки, но просто так вышвырнуть одно из самых влиятельных божеств, поддерживающих баланс в мире, не мог. Но вскоре Сеонг сама подарила Ишмару повод избавиться от нее. Боги имели обыкновение покровительствовать талантливым смертным и хвалиться ими перед другими богами. Так из бахвальских речей бога ремесла Лотта Сеонг узнала о Лиаре – самом умелом в мире кузнеце. Впечатленная рассказами о прекрасных металлических цветах, которые разве что не цвели, богиня захотела сама поглядеть на чудесного кузнеца. Конечно же, она и не догадывалась, что без памяти влюбится в неприветливого и острого на язык человека с мозолистыми руками. Настолько, что забросит свои божественные обязанности и сделает то, что единственное, что богам запрещено: даст Лиару, уже отмеченному благословением Лотта, еще одно – своё. Кара Верховного бога оказалась суровой. Сеонг изгнали из мира богов; её культ быстро исчез из людской памяти. Она и Лиар были обречены бесконечно перерождаться. Легенда утверждала, что и по сей день Сеонг и бедный кузнец продолжают рождаться снова и снова, и каждая их новая жизнь несчастнее предыдущей. Они мучительно умирали не своей смертью. Лиар вспоминал все свои прошлые жизни и находил Сеонг снова и снова. Вот только Сеонг не помнила ни его, ни того, что когда-то была богиней – слишком постарался Ишмар. Вырваться из череды реинкарнаций можно было лишь одним способом – Сеонг и кузнец должны умереть от старости. Тогда Сеонг вернется в ряды богов, а Лиар растворится без следа, даже не достигнув мира мёртвых. Старые легенды, в отличие от дамских романов, не жаловали счастливые концы. Возможно, оттого Слава доверяла легендам куда больше – в реальной жизни никакие пережитые несчастья не гарантируют хорошую развязку.***
Таль пришел не один, а в компании двух бокалов и бутылки крепкой настойки из отцовских погребов, где брат и сестра хозяйничали куда чаще отца. – Выпьем за мое возвращение? – спросил Таль, разливая настойку по бокалам. Слава вдохнула и залпом выпила все содержимое бокала. Она прекрасно знала, что за этим последует. Всю ночь они проведут в хмельном веселье, устраивая намного более смелые проделки, чем обычно. Наутро Слава проснется в одной постели с Талем. Брата княжна очень любила, иногда совсем несестринской любовью.