Е — Если бы
2 января 2018 г. в 18:41
Али вернулась к учебе через неделю. Как всегда безупречная — золотистые волосы волнами струились по плечам, дружелюбная улыбка сверкала на идеальном личике, рукава новой кофты доходили аж до середины ладоней. Ни единого следа произошедшего — безукоризненно прекрасная, безукоризненно невозмутимая, безукоризненно великолепная.
Али появилась на пороге класса — будто солнце осветило серость кабинета, вернув миру яркие краски. Мор видел, как изменилась сама атмосфера — и виной тому была тонкая улыбка на бледных губах принцессы. Она извинилась за долгое отсутствие, посетовала на затянувшуюся ангину и даже с поклоном протянула раздобытую где-то справку о болезни. Это было лишнее, совсем ненужное — ей были бы рады в любом случае, Али любили в этой школе, Али умела нравиться людям, Али ненавидела в себе это качество.
Мор помнил её глухую истерику, жуткие синяки по всему телу и паутину ужасных шрамов на предплечьях, Мор помнил запах её отчаяния — глубокого, тёмного, утягивающего на самое дно, его руки ещё хранили память о царапинах, оставленных девушкой в момент помутнения — Мор смотрел немигающим взглядом, и пустота в его сердце отзывалась на чужую спокойную улыбку.
Али улыбалась — тонко, легко и чуть-чуть маняще, Али сжимала ремешок сумочки до белеющих костяшек, Али утыкалась ему в плечо во время большой перемены в одном из ответвлений лабиринта пустынных коридоров и пыталась справиться с нарастающим ужасом.
Ажиотаж от её возвращения никак не утихал, версии выдвигались одна невероятнее другой, главные сплетницы превращались в настоящих стервятников, чуя добычу в виде крупиц новой информации об её отсутствии, но Али Салуджа будто была на другой орбите — весь этот хаос обходил её стороной, не касался, не мог смутить или испачкать. Это пугало и восхищало одновременно.
Раньше Мор считал это лицемерием, теперь — силой, силой, дающейся высокой ценой. Ценой бесконечных истерик, судорожных рыданий, железного терпения и невероятного самообладания. Али заламывала бровь на откровенно мерзкие вопросы, с легкостью пропускала мимо ушей льющуюся за её спиной грязь, грациозно балансировала на грани — Мор видел каждую трещинку в её безупречной защите, каждый жест, выдающий её нервозность, каждое проклятие, так и не срывающееся с её губ.
Он сжимал её почти прозрачные пальцы в собственной ладони, касался волос в успокаивающем жесте, подставлял плечо, когда она, обессилевшая, отключалась минут на пятнадцать, чтобы после снова превратиться в безупречную куклу с сахарной улыбкой и искрящимся дружелюбием глазами.
Мор чувствовал, как внутри шевелился червячок беспокойства за душевное состояние Али-сан, но она отмахивалась от его редких слов на эту тему, приглашала в гости и так же, как и прежде, подсаживалась за соседнюю парту на переменах, чтобы поболтать о разных пустяках. Позволяла таскать за себя тяжелые стопки во время школьных дежурств и придерживать дверь, каждый раз учтиво благодаря за оказанную помощь.
Всё будто вернулось на свои места, мир вокруг закрывал глаза на странную дружбу нелюдимого парня и звёздочки школы, они смеялись и закупались в супермаркете после учёбы, делали вместе уроки и засыпали за поэзией девятнадцатого века, однако Мор чувствовал, знал, что что-то не так. Словно пробитая стена отчуждения между её прошлым, продолжавшим преследовать её, разъедать изнутри, и установившимся между ними трогательным доверием стала только выше и прочнее.
Если бы Мор мог что-то сделать, чтобы исправить ситуацию, если бы знал, как правильно поступить, если бы нашёл слова, чтобы поддержать Али-сан, сказать то, что заставило бы вновь её открыться: не прятать опухших красных глаз и дрожащих рук, а откровенно говорить о том, что её тревожит, Мор бы, конечно, попытался сделать всё, что было в его силах.
Если бы…
Но правда была в том, что сам Мор никак не мог открыться ей.