***
— Блядь, — глухо стонет Бэкхён и, расправившись с пуговицами на его рубашке, пытается стянуть её нервным, каким-то всполошённым движением. Чанёль задирает руки, позволяя стащить с себя мятую сорочку, и рвано выдыхает, когда Бён прижимается к его плечу горячими, влажными губами. — Я хотел слизать с тебя весь грёбаный джем, тогда, на кухне, — сбивчивым шёпотом говорит ему Бэкхён и, подавшись бёдрами вперёд, трётся об него эрекцией. — Весь этот сраный сладкий джем, который был размазан по твоей груди, по твоему чёртовому блядскому животу и даже по твоей смазливой роже. Знаешь, ох, как было трудно сдержаться? Особенно тогда, когда ты смотрел на меня так, будто вот-вот разложишь меня на том чистеньком кухонном столе. Тело простреливает судорогой удовольствия, и Пак ощущает, как его собственный член твердеет и набухает, отчего ткань трусов становится влажной от выступившей смазки. Пальцы Бёна беспорядочно скользят по его груди, оглаживая сокращающиеся кубики пресса, касаясь напряжённых сосков, затем поднимаются, и Чанёль выдыхает сквозь зубы, когда острые ногти царапают его плечи. — Сучка, — мстительно бормочет он и ойкает, когда Бён даёт ему несильную, но достаточно ощутимую пощёчину. — Это твои однотипные шалавы «сучки», ублюдок. — Щека слегка горит от резкого удара, но парадоксальным образом Чанёль возбуждается ещё больше. — Называй меня Ваше Королевское Высочество. Пак тянется к Бёну и торопливо стаскивает с него смокинг, небрежно кидая дорогую вещь прямо на пол. Бэкхён провожает её затуманенным взглядом и слабо усмехается. — Это ручная работа, какой-то там эльдусский модельер, а ты берёшь и вот так обращаешься со шмоткой в несколько тысяч? — Это, наверное, странно, что даже в такой момент они не могут удержаться от взаимных шпилек. И в то же время Пак думает, что это правильно, именно так, как нужно, чтобы было практически идеально. Он наклоняется, прижимаясь к чужим губам в торопливом, порывистом поцелуе, и, вцепившись пальцами в ворот белоснежной рубашки Бёна, пытается расстегнуть неподдающиеся пуговицы. — Мне насрать, — сообщает он и, послав всё к чёрту, резко дёргает рубашку на себя так, что пуговицы слетают с петель и падают на пол с лёгким стуком. Бён прерывисто выдыхает, когда Чанёль прикасается губами к светлой коже. От Бэкхёна пахнет так, что Пака буквально ведёт, и он проводит кончиком языка по выступающей ключице, слыша громкий протяжный стон. Пальцы касаются тёмных напряжённых сосков, и Чанёль слегка царапает тонкую кожу кончиками ногтей. Бён выгибается и трётся бёдрами об его вставший член, отчего у Чанёля темнеет в глазах, и он утыкается лицом в чужое плечо, тяжело дыша. Липкое, тянущее возбуждение разливается по венам, мешая связно мыслить, и Пак вздрагивает, когда слышит с пола громкое шуршание, непонятный треск и прерывистый, раздражённый голос До Кёнсу. — Ваше Высочество, вы где?! Куда вы тоже запропастились? Полчаса давно прошли, ваш отец в ярости, мы ищем вас по всему дворцу и никак не можем найти! Я попытался опросить господина Чунмёна и господина Ифаня, но они говорят, что понятия не имеют, где вы сейчас находитесь! — Блядь! — бормочет Чанёль и отстраняется от Бэкхёна, наклоняясь к смокингу. Он выуживает из кармана рацию и, нажав на кнопку, говорит: — Я… — Где вы?! — Кёнсу буквально переходит в режим ультразвука. — Вы нашли господина Бёна? Он с Вами? Ваш отец выступает уже через пять минут, мы прочесали всю территорию, какого хрена вы творите? Бён смотрит на него в упор потемневшими, наполненными лихорадочным возбуждением глазами, на дне которых медленно, но верно зарождается что-то тёмное, похожее на тягучую патоку. Бён поднимается со столика и принимается медленно расстёгивать пуговицу на своих брюках. Пак неотрывно наблюдает за его неторопливыми, чёткими движениями, ощущая, как при виде обнажающегося тела его собственный член набухает и болезненно давит на тугую ширинку брюк. Бэкхён остаётся в одном бельё и делает шаг к нему навстречу, а До тем временем громко выдыхает: — Где вы? Вы же с ним? — Да, я с Бэкхёном, — машинально отвечает Пак и давится воздухом, когда Бён опускается перед ним на колени и принимается ловко расстёгивать молнию на штанах. Пальцы быстро стаскивают с Чанёля одежду вместе с нижним бельём, и Бэкхён стискивает его член у основания, наклоняясь и обдавая головку жарким дыханием. — Блядь! — не выдерживает Пак и глухо стонет, откидывая голову назад. Все связные мысли моментально испаряются из головы, остаётся лишь больное, какое-то запредельное напряжение, а Бэкхён ухмыляется и берёт его плоть глубже в рот, слегка сжимая рукой мошонку. — Блядь? Это ты мне? — недоумённо переспрашивает Кёнсу, видимо, от возмущения, переходя на неформальный язык. — Чем вы там вообще занимаетесь? Вас что, там пытают?! — Ох, мать твою, — выдыхает Чанёль и кладёт ладонь на голову Бёна, зарываясь пальцами в тёмные волосы. Видно, что у него нет особого опыта в подобных ласках, но Бэкхён отсасывает с такой отдачей и удовольствием, что Пак едва сдерживается, чтобы не кончить только от вида светло-розовых губ, размеренно двигающихся вокруг его ствола. Мягкий язык обводит головку, а ногти царапают кожу у основания, отчего по всему телу проходит крупная дрожь. Пак снова судорожно стонет, сжимая пальцы и с силой прикусывая нижнюю губу, теряясь в собственных ощущениях. — Что ты там делаешь, Пак? — кричит До, и Чанёля накрывает. Он нажимает на кнопку на рации и отрывисто выплёвывает, подаваясь бёдрами вперёд, прямо в жаркий рот Бэкхёна: — Мы трахаемся, Кёнсу. Его Высочество сейчас делает мне великолепный минет, а позже я собираюсь хорошенько выебать его прямо в королевскую задницу. — Многообещающие слова, — невнятно отзывается Бён, отстраняясь от его члена и тут же проводя языком вдоль ствола, сжимая в ладони потяжелевшие яйца. — Вы… — начинает было До, но Пак его прерывает, отчётливо ощущая нарастающий жар внизу живота: — Так и передай моему дражайшему папочке и папаше Бэкхёна и добавь, что мы не придём на его сраную речь. Мы несколько чёртовых недель плясали под их дудку, и, даже если вы найдёте нас и пришлёте сюда целую гвардию, мы всё равно будем трахаться прямо у вас на глазах! — Бэкхён тихо смеётся и снова берёт его член в рот, глядя на него блестящими глазами. — Ах, блядь! До свидания, Кёнсу, удачной вечеринки. Он размахивается и бросает рацию прямо в стенку. Та врезается в твёрдую поверхность и, жалобно тренькнув, разбивается на множество мелких пластмассовых осколков. Бён сжимает головку губами, резко двигаясь вперёд и слегка царапая ногтями яички, отчего Пака накрывает жаркая волна, и он судорожно дёргается, пытаясь отстраниться. — Чёрт возьми, если ты меня не отпустишь, я тебя сейчас обкончаю, — с трудом выдавливает он из себя, на что Бэкхён выпускает его член изо рта и, крепко сжав его у основания, делает несколько ритмичных движений по чужой плоти. Внутренности скручивает от судороги удовольствия, и Чанёль, сжав плечи Бёна, кончает, пачкая липкой спермой живот, чужие плечи и лицо. Перед глазами расстилается алая пелена, он ощущает, как Бэкхён проводит кончиком пальца по его животу и открывает глаза, глядя прямо в чужие шальные насмешливые тёмные глаза. — Ты отвратительный, — говорит он и, вопреки своим словам, облизывает перепачканные губы. — Как ты можешь так хамить уважаемому господину До, невоспитанный говнюк? Кровь ударяет Паку в голову, и он, подняв рубашку с пола, бросает её на диван, и буквально падает на узкую тахту. Он хватает Бэкхёна за руку, дёргая его на себя. Тот врезается прямо в него, тихо ойкнув, а Чанёль жадно целует чужие губы, прижимая Бэкхёна к себе. Это похоже на форменное безумие, думает Пак, опускаясь ниже и кончиком языка лаская влажную от выступившего пота кожу. Запах Бёна, его хрипловатые протяжные стоны, его руки, которые нетерпеливо скользят по спине Чанёля, изредка слегка царапая лопатки ногтями, — у Бэкхёна нет богатого сексуального опыта, он не рисуется и не старается вести себя нарочито развязно, но то, насколько он открыто показывает своё возбуждение и выглядит соблазнительным в своей искренности. Чанёль засасывает кожу на его плече и, дёрнув за кромку трусов, судорожно шепчет: — Чёрт тебя дери, как же я тебя хочу… Никого никогда не хотел так безумно… Бэкхён помогает ему снять с себя бельё и глухо стонет, когда Пак обхватывает кончиками пальцев влажную головку, потирая чувствительную покрасневшую кожу. — А если я обмажусь прумиуном с ног до головы, ты всё равно будешь меня хотеть? — слабо усмехается Бён и, рвано задышав, резко подаётся навстречу движением руки Пака по его члену. Ногой он задевает валяющийся на полу смокинг, и из кармана выпадает маленький синенький пузырёк. — Неужели ты реально прихватил с собой прумиун? — интересуется Бэкхён, а Чанёль наклоняется за склянкой, слегка отстранившись. — Нет, мне его подсунул Ифань и сказал, что нам оно обязательно пригодится, — отзывается Пак и, повертев пузырёк в руках, видит небольшие золотистые буквы. Написано на эльфийском, и он протягивает склянку Бэкхёну. Тот скользит взглядом по символам, затем фыркает и качает головой. — «Интимная смазка для глубокого секса», — говорит он и смеётся. — Блядь, мне кажется, или они заранее предвидели, чем и как всё закончится? — Я так и вижу, как эти ублюдки сейчас стоят возле наших озлобленных папочек и телепатически смеются. — Чанёль забирает у Бэкхёна пузырёк и, откупорив крышку, выливает вязкую прозрачную жидкость на пальцы. — Мне кажется, что они нашли друг друга, любители наёбов и пассивных издевательств над окружающими. — Эй, — дыхание Бёна опаляет его губы, и тот слегка морщится, — здесь только ты и я, ведь так? Может, мы перестанем уже говорить о посторонних в такой прекрасный момент и просто… Он не договаривает и порывисто целует его в губы, скользя языком во влажную полость рта. Пак опрокидывает его на диван и проводит липкими от смазки пальцами по внутренней стороне бедра, чувствуя, как вздрагивает Бэкхён от его короткой ласки. — Смазка забирает боль, — бормочет Бён, когда Пак отстраняется, и раздвигает ноги шире. Чанёль выпрямляется и, задержав дыхание, очерчивает выступающие тазовые косточки. В памяти возникает сцена из прошлого, когда спящий Бён лежал перед ним полуобнажённым, и Чанёль думает, что, чёрт возьми, кто бы мог представить, что он увидит его ещё более возбуждающим и открытым, таким, что член болезненно дёргается, и Пак сжимает его у основания, громко выдыхая. Он осторожно нажимает пальцем на напряжённый вход и, обхватив рукой плоть Бёна, начинает мягко надрачивать твёрдый ствол. Палец скользит внутрь с трудом, стенки мышц слишком тугие, и Чанёль не сдерживает глухой стон, когда представляет, как он входит в Бёна целиком, наслаждаясь этой горячей теснотой. — Больно? — сдавленно спрашивает он и начинает медленно проталкивать второй палец. Бэкхён подкидывает бёдра вперёд и громко вскрикивает, когда он трёт уретру, и мотает головой. — Нет. Странно, но, блядь, эта смазка действительно творит чудеса. — Пак вгоняет пальцы глубже, и Бэкхён выгибается, раздвигая ноги шире. — Твою мать, это так странно, вроде бы давит, а вроде бы так хорошо… Он поднимает на Пака затуманенные глаза, и Чанёль слышит в голове его громкий полушёпот. «Но знаешь, что может быть ещё лучше? Если пальцы заменит твой горячий член. — Бэкхён ухмыляется совершенно невозможным образом и облизывает припухшие раскрасневшиеся губы. — Вы же хотите мне засадить, да, Ваше Высочество? Оприходовать тугую королевскую задницу?» «Сука», — мелькает в голове Чанёля, и он ощущает, как низ живота заполняется жарким, животным возбуждением. Связные мысли исчезают из сознания, остаётся лишь безудержное желание обладать, пометить, сделать своим, стать с ним единым целым. Он вытаскивает пальцы из пульсирующего входа и, выдохнув, хватается за пузырёк со смазкой. Прозрачная жидкость проливается на рубашку и диван, Чанёль густо покрывает пульсирующий ствол, и, кажется, что достаточно просто одного лишь взгляда на Бёна, жаждущего, напряжённого, принадлежащего лишь ему одному, чтобы можно было кончить даже без пенетрации. Он закрывает склянку и бросает её на диван, затем резко хватает Бэкхёна за бёдра и притягивает к себе, приставляя член ко входу. «Ты такой красивый», — мысленно говорит он и толкается внутрь. Мышцы поддаются с трудом, и Бэкхён слегка вздрагивает, прикусив нижнюю губу. Пак замирает, и Бён поднимает на него затуманенный взгляд. «Блядь, я тебе что, трепетная целочка? — выдыхает он. — Мне не больно. Мне хорошо, понимаешь? Надо будет обязательно поблагодарить твоего долбанутого дружка за то, что подсунул нам эту штуку. Просто это так странно и в то же время охуенно, понимать, что мы с тобой… Ох, чёрт, двигайся, ублюдок, ну же!» Его голос звучит в голове набатом, и Чанёль ощущает, как остатки самообладания исчезают начисто, оставляя место лишь нарастающему липкому возбуждению. Он хватает Бёна за бедро и толкается в него до предела, срываясь на неровный, быстрый темп. Тугие мышцы давят на пульсирующую плоть, он обхватывает член Бёна свободной рукой и крепко сжимает, с наслаждением слыша чужие несдержанные, надрывные стоны. «Какой же ты потрясающий, — лихорадочно повторяет он, стискивая бедро Бэкхёна практически до синяков. — Блядь, я люблю тебя, ты такой горячий и тугой, как же хорошо, ты тоже это чувствуешь? Как твоя задница натягивается вокруг моего члена?» «Сука, — выдыхает Бён, и его член дёргается в руке Пака. — Что ты говоришь, ублюдок?» Он подаётся вперёд, насаживаясь на его плоть, и Чанёль закусывает нижнюю губу, ощущая, как внизу живота закручивается жаркая спираль. «Ты же сам этого хочешь, да, Бэкхён? — Он подаётся вперёд и прижимается губами к губам Бёна, проводя кончиком языка по кромке зубов. — Хочешь, я позже трахну тебя в демонической форме? Так, что ты забудешь ваш странный эльфийский язык и сможешь только орать и подмахивать? Хочешь узнать, что я могу делать с помощью хвоста?» «Ёбаный извращенец, — выдыхает Бэкхён и с силой царапает его спину. — Да, блядь, да! Засаживай глубже, огненное отродье!» Нарочито грубая речь проникает буквально под кожу, заставляя член запульсировать в растянутом отверстии. Чанёль проводит пальцами вдоль чужой плоти и начинает надрачивать быстрее, ощущая, как по всему телу расползается удушливая волна удовольствия. «Я сейчас кончу, — стонет Бэкхён и подаётся бёдрами навстречу его члену. — Эй, Чанёль, сделаешь это со мной? Кончишь, если я сожму тебя сильнее?» — Бэкхён… — вслух выдыхает Пак и чувствует, как мышцы ануса резко сжимается вокруг его плоти. Тело буквально скручивает от резкого, болезненного наслаждения, и Чанёль выгибается, сжимая в руке пульсирующую влажную головку. — Твою мать, Бэкхён! — хрипит Пак и зажмуривается, чувствуя, как каждая клетка тела будто заполняется жидким пламенем. Он буквально падает на Бёна и ощущает, как от мучительно сильного, накатывающего оргазма перед глазами разливается алое марево. Мышцы живота резко сокращаются, и он кончает в тугой вход, исступлённо прижимаясь губами к влажной от пота шее. Бэкхён под ним подаётся бёдрами вперёд и глухо стонет, и Пак собирает последние силы и скользит пальцами по его напряжённому члену, оглаживая ствол и потирая липкую от смазки уретру. Бён гортанно вскрикивает и дёргается, и Чанёль чувствует, как пульсирует в руке его член, отчего ладонь становится липкой от тёплой спермы. Бэкхён судорожно выдыхает и утыкается лицом в его плечо, а Пак приоткрывает глаза. Реальность всё ещё выглядит нечёткой и расплывчатой, он лениво вытирает пальцы об рубашку и скатывается с Бэкхёна, притягивая его к себе. Бён устраивает голову у него на плече и вновь выдыхает, прерывисто и громко, затем касается губами изгиба шеи и расслабленно бормочет: — То, что ты говорил мне в моей башке, было отвратительно. Дискриминативно, и я обязательно на тебе отыграюсь при удобном случае. — Но тебя же это завело, ведь так? — хмыкает Чанёль и, повернувшись к Бэкхёну, смотрит в тёмные, блестящие глаза. — Маленький озабоченный ублюдок. — Да, — легко соглашается Бён и, потянувшись вперёд, касается губами его губ. — Наверное, именно поэтому мысль о сексе с полной формой мне кажется привлекательной. — Немного помолчав, он тихо добавляет: — Это с тобой я такой. Просто ты — это ты, и отпустить тормоза намного проще. — Это ты так признаёшься мне в любви? — Тело ломит, но ломота эта приятная, и Чанёль подаётся вперёд, прижимаясь к Бёну вплотную. — Я признаюсь в любви твоему члену, — отбивает подачу тот. — Не обольщайся. Пак утыкается носом в его макушку, вдыхая запах шампуня и какого-то средства для волос. Нутро заполняется мягким тёплым чувством нежности и умиротворения, и Чанёль думает, что, пожалуй, давно не чувствовал себя настолько счастливым и расслабленным. — Наверное, наши папочки уже давным-давно сказали свою прекрасную речь и ищут нас по всем углам, — подаёт голос Бэкхён и громко хмыкает. — Как думаешь, они посадят нас под домашний арест? А может, лишат титула и заставят уехать в какую-нибудь глушь? — Я не против уехать с тобой в любую глушь. — Чанёль мажет губами по его волосам и, потянувшись, берёт с пола смокинг Бёна, укрывая их обоих. — Но я думаю, что идея о сексе в прямом эфире им придёт быстрее. — О, нет, — кривится Бэкхён. — А вдруг зрителям не понравится, и они захотят, чтобы ты сделал процесс увлекательнее? Например, вставил мне в жопу прумиун. — Ты ебанутый. — Пак ощущает, как на его грудь ложится ладонь Бёна, и закрывает глаза. — А что, если они сейчас вломятся сюда? — Тут сильная магическая защита, — пожимает плечами Бэкхён. — А если и так, то мы предупредили заранее, так что, они не слишком поразятся, увидев нас в обнимку на диване. Внезапно за окном раздаётся громкий шум. Пак слегка отстраняется и приподнимается на локтях, а Бэкхён разворачивается и, сощурившись, смотрит в сторону источника шума. — Фейерверки, — машинально говорит Чанёль, наблюдая за тем, как на тёмном ночном небе расползаются разноцветные искры. — Это, видимо, была завершающая точка торжественной речи. — Значит, мы не пропустили ничего важного, — отзывается Бэкхён и, непонимающе сощурившись, восклицает: — Твою мать! А это что за херня там падает? За окном действительно мелькают разноцветные, сияющие флюоресцентной краской загадочные предметы. Приглядевшись, Пак понимает, что это — воздушные шары, выполненные в форме единорогов. — Охереть, — хмыкает Бён. — Единороги в честь нашей с тобой помолвки падают прямо с небес. Интересно, что бы это значило? Чанёль машинально наблюдает за движением разноцветных светящихся зверей. Услышав вопрос Бэкхёна, он открывает было рот, чтобы ответить, что понятия не имеет, зачем и почему, но в этот самый момент в голове яркой вспышкой возникает воспоминание из недалёкого прошлого. — Ты меня не трахаешь и никогда не трахнешь, даже не надейся. Скорее твой тупой дружок Ифань переспит с Чунмёном, а с неба посыпятся единороги, чем я позволю тебе себя нагнуть! Тупая сволочь! На губах расползается улыбка, и Чанёль обнимает продолжающего что-то говорить про странные шары Бёна за плечи, притягивая к себе и слушая его хрипловатый мягкий голос. Судьба, однако, большая шутница, и никогда не знаешь, к чему приведут тебя её подсказки и знаки. Главное, вовремя не сбиться с пути, а следовать в том направлении, что указывает твоё сердце, какими бы нелогичными и неправильными ни казались твои поступки и желания. Пак Чанёль смотрит на сияющих единорогов и думает, что это, чёрт возьми, верный знак того, что дальше всё будет хорошо. Пусть сложно, пусть под вечным прицелом кинокамер и постоянным контролем, но зато вдвоём и по-настоящему. Брак по любви. Разве у любой истории про принцев и королей может быть более прекрасный хэппи-энд?***
— Я тебя ненавижу, — говорит из-за ширмы Бэкхён, и по его голосу Пак догадывается, что тот действительно бесится. Он невольно хмыкает и подходит практически вплотную. Бён тихо чертыхается, а Чанёль садится на краешек небольшой табуретки и отвечает, стараясь добавить в свой голос как можно больше виноватых ноток: — Слушай, но я же ничего не могу с этим поделать. Это традиция нашего народа! С давних времён будущие супруги представителей королевской семьи Химеруса надевали такой праздничный наряд и пели песню, в которой восхваляют своего суженного. Кстати, ты хорошо выучил слова? Насколько я помню, вчера ты немного путался. — Ублюдок, — отзывается Бэкхён из-за ширмы, и Пак хмыкает, стараясь сдержать рвущийся наружу смех. — Почему я должен так одеваться? Какого хрена?! Я — мужик, нельзя было подобрать что-то такое, в чём я не буду похож на средневековую шлюху? — Я просто отношусь с уважением к наследию своего народа, — отвечает Чанёль и, приподнявшись, пытается подглядеть за ширму. В ответ Бэкхён посылает в него достаточно увесистый кофр с косметикой. Чанёль едва успевает поймать его и поставить на пол, а ширма внезапно резко накреняется и падает с громким треском. Взгляду Пака предстаёт раскрасневшийся, злой до безумия Бэкхён, облачённый в тот самый пресловутый костюм будущей невесты химерусского правителя. На Бёне красуется короткий топ, сделанный из старинных бронзовых монет, которые звенят при каждом резком движении, а на узких бёдрах — повязка, на которую сплошняком так же нашиты пресловутые монетки. Под слишком короткой повязкой видны чёрные трусы, которые выглядят дико на фоне общего безумного облика Бэкхёна, а на ступнях Чанёль замечает кожаные сандалии на высоких подошвах, пряжки которых украшают массивные подвески в виде языков пламени. Пак ловит себя на том, что в целом национальный костюм королевской невесты действительно смотрится на редкость по-идиотски, Бэкхёну он идёт, да и выглядит он в нём на редкость возбуждающе. — Вау, — цокает языком Пак и тянется вперёд, сжимая упругую ягодицу. — Какой же ты у меня соблазнительный. Бэкхён достаточно ощутимо пинает его ногой в голень, и Чанёль громко ойкает. — Я тебя сейчас… — начинает было Бён, но резко замолкает, потому что дверь в гардеробную резко распахивается, и на пороге возникает Чунмён, из-за плеча которого возвышается Ифань. Увидев Бэкхёна в столь экзотическом виде, Сухо замирает с каменным лицом, а Ву громко кашляет и, окинув Бёна цепким внимательным взглядом, проникновенно заявляет: — Здравствуйте, будущий господин Пак, привет, Чанёль! Как же тебе, Бэкхён, идёт этот великолепный наряд, даже на Её Королевском Величестве он не смотрелся настолько хорошо! — Ты забыл добавить, что помолвка родителей состоялась зимой, и потому на маме была шуба, — уточняет Чанёль. Чунмён продолжает стоять, не издавая ни звука, и Бэкхён, раздражённо выдохнув, устало говорит: — Ладно, ты можешь проржаться. Я разрешаю. — Да я и не собирался, о чём ты, даже и не думал о таком, — бормочет Сухо и, спрятав лицо в ладони, начинает громко смеяться, глядя на Бёна с нескрываемым весельем. — Мудила ты, — качает головой Бэкхён и скрещивает руки на груди. — Ты должен меня поддерживать, а не издеваться над моим горем. Кстати, — он фыркает и поворачивается к Ифаню, — вы же тоже вроде собрались жениться, да? — Ты лично присутствовал в тот момент, когда я торжественно делал Чунмёну предложение в романтической обстановке, — округляет глаза Ву. — Ты же его лучший друг, как ты мог забыть такое знаменательное событие? — Это когда ты засунул кольцо в мой кусок торта, я им подавился, и Бэкхёну пришлось срочно оказывать мне первую помощь, чтобы этот сраный перстенёчек вылетел у меня из глотки? — парирует Ким. — Поверь, это было сложно забыть. — Когда я задал тебе вопрос, ты так разволновался, что взмахнул руками и интуитивной телепатией заехал мне разделочной доской по затылку, — отбивает подачу Ву. — У меня что, не помнишь, какая шишка была на башке? А если бы ты промазал и попал бы мне по паху? — Я промазал в первом случае, так что, не возникай, — хмыкает Чунмён. — К чему ты вообще вспомнил об этом знаменательном дне, после которого я потерял последний шанс на долгие и продолжительные отношения с адекватной эльдусской супермоделью? — А к тому, что Ифань — троюродный брат Чанёля и потому тоже относится к королевской семье, — с неприкрытым злорадством в голосе сообщает Бэкхён. С лица Сухо моментально пропадает весёлое выражение, и он косится на Ву, а Бён тем временем продолжает: — Я думаю, что ему следует потребовать от будущего супруга соблюдения такого чудесного ритуала! — Сука, — бормочет Чунмён. — Ифань, ты же этого не сделаешь? Да, Ифань? Ву не отвечает, но по его задумчивому выражению лица понятно, что идея Бэкхёна, в отличие от его второй половинки, не кажется ему такой ужасно абсурдной. Дверь в комнату тем временем снова открывается, и в гардеробную буквально влетают растрёпанный Лухан и Кёнсу, громко распекающий кого-то по телефону. — Все готовы, а то там собралась такая огромная толпа… — деловитым тоном начинает было Лухан, но, увидев Бёна, контуженно крякает и замирает. До отвлекается от разговора и громким шёпотом говорит: — Я же тебе говорил, что это наряд средневековой бляди. — У тебя все средневековые бляди, — вполголоса отзывается тот. — Но я просто не ожидал, что всё будет настолько плохо. — Эй, вообще-то, всё не так плохо, — моментально парирует Бэкхён. — Мой дорогой будущий супруг сказал, что я смотрюсь в этом просто прекрасно. Вы что, считаете, что представитель королевского рода Химеруса способен на ложь? — Он по жизни пиздит как дышит, — бормочет себе под нос Ифань так, что его слышат все присутствующие в комнате. Стоящие на пороге Чонин и Сехун тихо хихикают, а Лухан издаёт невнятное мычание и поспешно хватается за телефон. — Ох, осталось совсем мало времени! — делано-бодро говорит он. — Ваше Высочество, надеюсь, вы готовы? У нас прямой эфир через десять минут, оператор жаждет поскорее заснять, как вы покидаете дворец и идёте по улице, под восторженные крики горожан. — Горожан? — в ужасе переспрашивает Бён. — Ты, надеюсь, не хочешь сказать, что вся чёртова столица будет любоваться минутой моего позора. — Это не позор, Бэкхён, это славная традиция нашего народа, — вставляет Ифань, расплываясь в широкой улыбке. Бён бросает на него быстрый взгляд, и по его тяжёлому взгляду Чанёль понимает, что он едва сдерживается, чтобы не швырнуть в Ву чем-нибудь увесистым. — Народу просто море, — неожиданно подаёт голос Сехун. — Точно, — кивает Чонин. — Многие даже приехали из других государств и городов, только чтобы это увидеть. Вы же в курсе, что у вас есть международный фанклуб? «Сучки Чанбэков» называется. Я уже нескольких видел с огромными плакатами, они что-то кричат про то, что ваши отношения реальны и прекрасны. — Внезапно он громко хихикает. — Особенно мне понравилась пожилая эльфийка в кепке с вашими фотографиями, которая орала: «Чанбэки лучше всех!» Чанёль косится на Бэкхёна и едва сдерживается, чтобы не расхохотаться в голос: Бён выглядит так, будто вот-вот заорёт в голос. «Эй, ну что ты, — мысленно говорит он ему. — Это же так мило. У нас есть фанаты, которые желают нам счастья и любви». «Да иди ты, — отзывается Бён, одёргивая на себе слишком короткую повязку. — Они все просто представляют, как мы с тобой трахаемся, и их это заводит». «Меня тоже это заводит, — хмыкает Чанёль. — Видишь, у нас есть что-то общее». — Ладно, — говорит Бэкхён и передёргивает плечами. — Чем скорее я это сделаю, тем будет лучше. Он быстрым шагом идёт к двери. Затем поворачивается к застывшим Лухану и Кёнсу и скрещивает руки на груди. — Идём? Вы же говорили, что вот-вот начнётся съёмка. С этими словами он разворачивается и плавной походкой выходит из комнаты. Сехун и Чонин следуют за ним, Лухан и Кёнсу молча переглядываются, затем хором кричат: «Ваше Высочество, подождите» — и бегут, едва не сшибая ухмыляющихся Сухо и Ифаня, которые также покидают гардеробную, тихо переговариваясь между собой. Чанёль выходит последним, плотно прикрывая за собой дверь и скользя взглядом по пояснице Бёна, не скрываемой открытым топом. Он замечает на белоснежной коже ярко-алый след, и губы невольно расплываются в ухмылке: вчера вечером, после бурного секса, Бэкхён при помощи специальной мази, матерясь, убирал оставленные Паком метки, но, видимо, один засос остался для него незамеченным. Пак представляет себе, в какой ажиотаж придут глазастые фанатки, и улыбка становится ещё шире. Почему-то до безумия хочется, чтобы каждая душа в этом мире знала, что Бён Бэкхён принадлежит только ему одному. После того, как они ранним утром наконец-то объявились в Главном зале, отец Бэкхёна рвал и метал. Кричал про то, что ему пришлось оправдываться перед именитыми гостями, что это просто полнейший произвол и что они — безответственные ублюдки, которые практически загубили ту прекрасную пиар-компанию, что создавалась на протяжении долгих недель. Отец Пака вторил ему, обзывая их идиотами и грозясь, что отправит их обоих в самую отдалённую провинцию Химеруса. — Кёнсу сказал, что Бэкхёну стало плохо, и ты пытался привести его в чувство, — орал Пак-старший. Чанёль бросил на стоящего неподалёку До быстрый взгляд и ощутил настоящую благодарность. Кёнсу никогда не походил на человека, который способен навешать Его Величеству лапшу на уши, чтобы выгородить его непутёвого сына, но, видимо, Пак всё это время в нём глубоко ошибался. — Мне не было плохо, — внезапно подал голос Бён. Отец Чанёля осёкся и уставился на него во все глаза, а Бэкхён вскинул голову и добавил: — Мы просто хотели провести время вместе. Наедине. Не со всеми вашими идиотскими гостями, а друг с другом. Я люблю Чанёля, отец, а он любит меня, и нам обоим совершенно не хотелось, чтобы вы сделали из наших отношений продукт на продажу. — Ты… — неверяще выдохнул отец Бэкхёна. — Тебе же было наплевать! Какие чувства, какое время, это же всё с самого начала было лишь фикцией! Я могу признать, что вы испытываете друг к другу симпатию, но любовь… Не неси глупостей, Бэкхён, это же полнейший идиотизм! Пак ощутил, как нутро наполняется нарастающим чувством злости. Он резко схватил Бёна за руку и, крепко сжав, твёрдо сказал: — Поначалу да, всё это было полнейшей фикцией. Но по мере того, как мы узнавали друг друга, то, что раньше было лишь отношениями для публики, превращалось в настоящие чувства. Я действительно люблю его, Ваше Величество. И даже если вы против, я готов попросту схватить его в охапку и сбежать с ним как можно дальше, туда, где вы не будете указывать, что и как нам следует делать. — Да как ты вообще смеешь? — округлил глаза Бён-старший. — Ты… — Хватит, — внезапно сказал отец Пака. — Подождите. Он посмотрел Чанёлю прямо в глаза. Затем спросил, кивая в сторону Бэкхёна: — Это правда? Это не очередная твоя придурь, вроде всех этих девочек-моделей и прочих свиристелок, с которыми ты спал? — Нет, — внезапно раздался громкий женский голос. Отец резко обернулся, а Юра сделала шаг вперёд и повторила: — Нет. Это серьёзно, папа. Или ты думаешь, что твой покорный сын, который всё это время делал всё так, как ты ему прикажешь, посмел бы ослушаться тебя в такой ответственный момент ради того, на кого ему наплевать? — А ты, отец, считаешь, что Бэкхён стал бы тебе перечить по какой-то иной причине? — Хёмин выглядела так, будто вот-вот сорвётся на крик. — Сколько можно так себя вести, это самый настоящий эгоизм! Почему вы оба ставите интересы и желания своих родных детей так низко?! — Я молчала всё это время, потому как искренне считала, что Чанёлю на всё наплевать и для него этот брак не более, чем какая-то авантюра, — неожиданно сказала мать Пака. Она повернулась к нему лицом и с нескрываемой виной в голосе добавила: — Я была слепа и настолько эгоистична, что даже не подумала поговорить с собственным ребёнком. Конечно, всё это происходило в то время, когда меня не было рядом, но… Но мне всё равно горько. — Мама, ты… — К горлу Чанёля подкатил горький комок, и он мотнул головой, силясь справиться с нахлынувшими эмоциями. — Всё нормально, правда. Я тебя очень люблю. — Если по любви, так это же замечательно, — мать Бэкхёна слабо улыбнулась. — А то, что они сбежали сегодня… Чёрт возьми, должны же они были хоть на минуту оказаться как можно дальше от этого постоянного прессинга! Имеют они право хотя бы на одну глупость? Вот скажи, Минхёк, ты бы сам смог постоянно находиться под чужим давлением, да? Хотя о чём я говорю, ты же сам, когда мы поженились, жаловался на то, что твой отец вечно указывает тебе, как надо жить! — Я… — начал было Бён-старший, но внезапно замолчал, опустив голову вниз. Отец Чанёля также хранил молчание, и в зале воцарилась тишина, настолько напряжённая и плотная, что по коже Чанёля невольно пробежала липкая дрожь. Он крепко сжал руку Бэкхёна в своей ладони и ощутил, как тот поглаживает его запястье кончиком пальца. — Если по любви, так по любви, — внезапно подал голос отец Пака и резко выдохнул. — А насчёт того, что вы пропустили объявление помолвки… — Сошлёмся на то, что есть у кого-то из нас такая традиция, мол, пара не должна присутствовать на подобном мероприятии. — Отец Бэкхёна одёрнул на себе пиджак и развернулся к Паку-старшему. — У вас же наверняка есть что-то такое? — Понятия не имею, — тот развёл руками и обратил свой взгляд на Кёнсу. — Но мы же можем придумать что-то подобное? — Без вопросов, — обрадованно отозвался тот и схватился за телефон. — Я прямо сейчас свяжусь с пиар-службой, и мы придумаем легенду. — Я помогу, — вызвался Лухан, и они, негромко переговариваясь, вышли из зала. Пак-старший посмотрел на Чанёля в упор и, помолчав, сказал: — Но чтобы это было в первый и последний раз, хорошо? Живите, как хотите, но нам важно, чтобы ваша свадьба прошла как можно лучше, понимаешь? Мы же уже всё распланировали, даже торт! — Ну уж нет! — внезапно заявил Бэкхён. — Торт мы будем выбирать сами. Ради торта, пожалуй, и стоит играть свадьбу в принципе, а вдруг вы подсунете нам какое-нибудь кремовое безумие? Сухо издал сдавленный всхлип, а Ву отвернулся, силясь скрыть улыбку. Чанёль ощутил, как по венам разлилось тёплое чувство облегчения, а отец Пака крякнул и, помедлив, ответил: — Ладно, торт выберете сами. Но обещайте, что больше никуда не будете сбегать. Или хотя бы предупредите нас заранее. — Обещаем, — хором ответили Чанёль и Бэкхён, и Пак услышал в голове наполненный нескрываемым весельем шёпот Бэкхёна: «А может, и нет». Чанёль крепче сжал его ладонь в своей руке и сделал глубокий вдох, понимая, что всё это время практически не дышал. «Главное, чтобы там не было убогой надписи типа „Чанбэки лучшие“ или „Спонсор этого мероприятия — королевские династии Химеруса и Эльдуса“». Он покосился в сторону Юры и увидел, как та вытирала выступившие слёзы. Почувствовав на себе его взгляд, она мягко улыбнулась и показала ему большой палец. Чанёль ощутил, как на лице расплывается невольная улыбка и, помедлив, выпустил руку Бэкхёна из своей руки, обнимая его за плечи. И подумал о том, что даже такая мелочь, как торт, — это уже вторая победа за их чёртову независимость и личную свободу. А Пак был готов бороться до конца. За их приватное, драгоценное счастье. — Я слышу их вопли. — Бэкхён замер у двери и слегка поёжился. — Интересно, они не разорвут меня на сувениры? — Они мечтают о том, чтобы вы с Чанёлем когда-нибудь слили в сеть своё хоум-видео, — хмыкает подошедшая Хёмин и, закусив губу, оглядывает его наряд. — Я только что прочитала об этом на вашем фанатском форуме. — Ты сидишь на наших фанатских форумах? — кривится Бён. — Как же ты отвратительна! — И это говорит парень, который одет, как стриптизёрша из ролевого клуба, — парирует Юра, и Чанёль, не выдержав, издаёт громкий смешок. Бён бросает на него уничижительный взгляд, но в этот самый момент за дверью раздаётся торжественная музыка и хорошо поставленный мужской голос громогласно объявляет: — Дамы и господа, мы приветствуем вас здесь, в столице Эльдуса Оврисе на заключительном традиционном ритуале, предваряющем скорую свадьбу наследника королевской династии нашего славного государства светлых эльфов Его Высочества Бэкхёна и его будущего супруга, наследного принца королевства Химерус господина Пак Чанёля! Торжество состоится через две недели, и все мы уже предвкушаем этот грандиозный праздник, ведь так? Толпа отзывается дружным рёвом. Голос тем временем продолжает: — Давайте же поприветствуем принца Бэкхёна, который прямо сейчас пройдётся до центральной площади Овриса, исполняя торжественную песню на языке огненных тёмных демонов! Ваше Высочество, покажитесь же нам! — Я вас всех ненавижу, — возвещает Бэкхён. — Особенно, Чанёля. И тебя, Лухан, тоже. Что ты прикрываешься своей сраной красной папкой? Я вижу, как ты ржёшь, засранец. С этими словами он толкает дверь и выходит на крыльцо. Собравшаяся публика реагирует оглушительными воплями, а заметив за спиной Бёна выходящего следом Пака, срывается на неистовые крики. Ведущий, высокий эльф с длинными рыжими волосами, окидывает Бёна шокированным взглядом. Затем, видимо, справляется с эмоциями и, расплывшись в улыбке, протягивает Бэкхёну переносной микрофон. Тот цепляет его на острое ухо и, прокашлявшись, говорит: — Эта песня посвящена моему будущему супругу, и она называется «Мой храбрый огненный воин»! — Он делает глубокий вдох и начинает идти вперёд. — О, мой огненный воин! Разожги моё пламя… У Бэкхёна потрясающий голос, от которого у Пака по коже проходит целая стая мурашек. Он поёт с лёгким акцентом, но настолько проникновенно, что Чанёль сглатывает комок в горле и мысленно говорит: «У тебя чудесно получается. Честное слово, я сейчас расплачусь». — И я возьму свою свечу в честь тебя, мой любимый говнюк! — самозабвенно выводит Бён, и Пак невольно давится воздухом. Слова «говнюк» и «супруг» на демоническом языке отличает всего одна буква, и вполне возможно, что Бэкхён попросту ошибся. Но опыт и интуиция подсказывают Чанёлю, что Бён просто решил взять своеобразный реванш. «Говнюк», — ласково сообщает он, на что Бэкхён хмыкает и нарочито-невинно отзывается: «Не понимаю, о чём ты». Ифань за спиной Пака шёпотом объясняет Чунмёну суть оговорки Бёна, и пару мгновений спустя Чанёль слышит их дружное сдавленное хихиканье. Кёнсу издаёт глухой стон и закрывает папкой лицо, а Бэкхён тем временем невозмутимо продолжает: — Мой говнюк, говнюк, говнюк! Подарю свою любовь своему говнюку! Через пару недель у них свадьба, которая состоится в маленьком городке на границе Эльдуса и Химеруса. Весь дворец стоит на ушах, практически весь мир с замиранием сердца ждёт сего выдающегося события, которое будет транслироваться на всех центральных каналах, а также в интернете, на специально созданном аккаунте на Магтубе. Они с Бэкхёном отсидят положенные пару часов, выслушают все поздравления и тосты, станцуют танец жениха и жениха, а после — сбегут на подготовленной заранее машине и уедут к бабушке и дедушке Чанёля, которые вместе с Ифанем и Сухо обещали отвлечь родителей до тех пор, пока они не доберутся до места назначения. Позже они присоединятся к ним, и Бэкхён наконец-то сможет попробовать объездить своего первого дракона. «Эй, — говорит Чанёль и невольно улыбается, — я тебя люблю». «Я тебя тоже люблю, мой будущий любимый говнюк. — Бэкхён машет рукой какой-то фанатке с плакатом и широко улыбается. — Кто же знал, что слова „говнюк“ и „супруг“ так похожи, какая неловкая оплошность!» — Ваше Высочество, вы должны пойти за ним, чтобы оператор мог заснять вас вместе на главной площади, — врывается в его сознание голос Лухана. Пак машинально кивает и начинает спускаться по лестнице, неотрывно глядя на чужую прямую спину. Ради Бэкхёна Чанёль готов быть кем угодно, даже говнюком. Главное, чтобы любимым и единственным.***
— Так, посмотрим, — говорит маговрач и, сдвинув брови, касается специальным прибором капсулы. Чанёль невольно хватается за руку Бэкхёна и делает глубокий вдох: даже не верится, что в этом небольшом сосуде сейчас развивается их будущий ребёнок. Пак вспоминает, как Ифань взахлёб рассказывал о своём первом посещении доктора, после процедуры магического детозарождения, и как он плакал, когда спустя девять месяцев взял на руки их с Чунмёном крошечную дочку, и думает о том, что, чёрт возьми, он был полным идиотом, когда мысленно поражался поведению Ву. Сейчас он ощущает себя так, будто вот-вот разревётся, и слышит, как Бён в его голове говорит: «Успокойся, всё будет нормально. Вряд ли у нас с тобой получился динозаврик». «А вдруг ребёнок пойдёт в тебя?» — не остаётся в долгу Чанёль и громко ойкает, когда Бэкхён крепко сжимает его ладонь в своей руке, так что на коже остаются следы. На пальце Бэкхёна тускло поблёскивает обручальное кольцо, и сердце Чанёля заполняется чувством щемящей нежности. — Пульс в норме, давление в норме, детки развиваются нормально, — сообщает врач. — На свет появятся ориентировочно через три месяца, хорошие здоровые детишки. — Детишки? — озадаченно переспрашивает Бён. Врач кивает. — У вас будут близнецы. Мальчик и девочка, королевская парочка, — он громко хихикает над своим несмешным каламбуром. Бэкхён ошарашенно моргает, затем поворачивается к Паку и растерянно повторяет: — Девочка и мальчик… — На его губах расплывается счастливая улыбка, и он шепчет севшим голосом: — Чёрт, я сейчас расплачусь, чёрт-чёрт-чёрт. Он прячет лицо на плече Пака, и тот обнимает его, ощущая, как по венам разливается огромное, похожее на тёплую волну, нарастающее счастье. — Ваш кузен Сухо, когда узнал о том, что у него будет дочь, разревелся в голос, а господина Ифаня вообще пришлось приводить в чувство, — внезапно подаёт голос врач. — Так что можете особо не стесняться, дети — это такая радость! — Как мы их назовём? — Бэкхён поднимает голову, и Чанёль смотрит в его повлажневшие глаза. — Только мальчика чур не Прумиун, иначе я просто не смогу его любить. — Как насчёт Рё и Минхи? — тихо спрашивает Пак. — Кстати, не хочешь после рождения детей съездить в Глион? Я обещал своему старому другу, что обязательно нанесу ему визит. Некоторое время Бэкхён молча смотрит на него не мигая. Затем качает головой и улыбается. — Ты долбанутый, Пак Чанёль. Долбаный придурок с безумными идеями, которые почему-то всегда кажутся мне такими классными и удачными. Он подаётся вперёд и легко касается губами его губ. — Я прихвачу с собой огромный мешок драконьих лакомств. Уверен, что они ему понравятся… Бывают браки без любви, которые редко оказываются удачными. Бывает такая любовь, когда связать себя узами не представляется возможным, и потому она приносит много боли и страданий. Когда брак происходит по любви, это чаще всего приводит к «и жили они долго и счастливо» и новому прекрасному началу. Главное, суметь найти свою вторую половинку и отвоевать своё право на совместное будущее. Пусть даже порой вам до безумия хочется подпалить её огненным шаром или телепатически стукнуть по растрёпанному затылку увесистой книгой по воспитанию детей. Love and Marriage. Воистину идеальное сочетание.The End