Земля Неведомая

Тот вечер в доме Татариновых выдался каким-то очень неуютным, и прямо чувствовалось, как что-то давит тяжелым грузом на его обитателей. Иван Львович сидел за столом, заваленным бумагами, и что-то быстро писал, потом перечеркивал, сминал и кидал через всю комнату в ведро. Верный Трезор грустно вздохнул, подошел к хозяину и ткнулся носом в хозяйский локоть, а потом положил свою тяжелую мохнатую голову ему на колени. Мария Васильевна хотела было отложить рубашку, которую только заканчивала зашивать, и подойти к мужу, но передумала. Сам расскажет, когда переварит все, когда немножко уляжется в голове все произошедшее. Пока его лучше не трогать, а то сорвется. За окном медленно, но уже почти уверенно шагал — теперь уже на ногах — Иван Михайлович Климов. Упрямый он все-таки! Вот поставил себе цель — заново научиться ходить — и ходит, и ходит — сначала на чем-то вроде детских ходунков, потом — с палкой, теперь вот вовсе без поддержки. По тропинке находится до того, что ноги сведет — и только тогда соглашается забрать костыли и отдохнуть. И они ведь уже почти не нужны! Добился своего! Уже по пол-дня на своих ногах проводит. Где-то там, из окна не увидишь, собирает Нина Капитоновна зрелую, ароматную малину. Денек такой ясный, такой погожий, хорошо хоть дети на реку ушли, не видят этого всего… Катюша с утра такая радостная была, и Саша тоже… Весь завтрак переглядывались, делали страшные глаза и то и дело фыркали, пряча смешки. «Мам, ну сюрприз же! Для вас с папой. Вечером узнаете, честное пионерское! Но вечером. А пока мы побежали. Можно, да?». Говорят, Сашин брат, Саня Григорьев, и его друзья — Валя Жуков и Петя Сковородников, наконец-то получили документы в своей московской школе и официально перевелись в энскую. Переехали, естественно, сюда. Дом большой, места всем хватит. Мария Васильевна рассеянно погладила живот. Да, когда в доме много детей — это счастье. Тем более таких. Когда-то они с Ваней мечтали о большой семье, когда-то придумывали, как будут называть сыновей. Ох, как же он радовался, что будет малыш! Прямо сиял изнутри, на руках ее носил, любые капризы исполнял. Нет, Ваня и раньше едва ли не молиться на нее был готов, но как узнал про ребенка… о сыне мечтал. А родилась дочка. Ванька, оболтус, когда узнал, ночью залез на здоровенную ель, растущую напротив окон ее палаты, шишкой в окошко кинул, а потом следом полетела записка, обернутая вокруг камушка. «Машенька, радость моя, ты самая-самая лучшая! Я вас обеих очень-очень люблю и жду домой! Передай Катюше, чтобы слушалась, а то папка обидится, и не придумает, что ей подарить!», а потом по веревке поехала целая сумка вкусностей, к которой сверху была привязана еще и целая охапка ее любимых цветов. Цветы пришлось вернуть — если кто с утра заметит, ругаться будет. А гостинец они потом всей палатой быстренько уничтожили. И соседки пересмеивались: «Везет же некоторым! Береги своего офицерика, Марья! Береги. Таких, как он, мало на свете». А то она не знала… Один такой Ванюшка Татаринов на свете, других не бывает. Такой отзывчивый и одновременно несгибаемый, такой восторженно-наивный, как мальчишка, и в то же время такой, такой… Ей было бы сложно сказать, что именно она чувствовала к мужу. Просто знала — без него жизнь просто оборвется. И если бы он не вернулся, она бы не жила. Так, доживала — ради Катюши, но не жила. Но он вернулся, и похоже… да, похоже, теперь он все-таки дождется сына. Хотя и так ведь все пятеро за ним готовы хвостом ходить и, рот раскрыв, слушать. Четверо уже вполне готовы называть его отцом, кроме Петьки Сковородникова, у того отец уже есть. Но все равно… Почему-то теперь ее не пугало то, что придется растить четверых подростков — а скоро еще и малыша. Ваня вернулся, а с ним рядом ничего не страшно. Только бы не сорвался, только бы не уехал опять неизвестно куда… А он может, сказать ему о своем положении? Да нет, еще рано. Может, вообще показалось? В комнату, тяжело дыша, вошел Иван Климов. Еще бы, на костылях, да по лестнице! Как он вообще умудряется столько помогать по хозяйству? А он непроизвольно схватился за косяк, но тут же выпрямился, отдышался и негромко окликнул хозяев: — Марья Васильевна, я там дровишек наколол, в поленницу сложил. Нина Капитоновна к соседям за молоком пошла. Ребятишки в Песчинке плескаются. Все хорошо, вы не волнуйтесь. Как Ванька? Молчит? — Молчит. Вань, может, ты хоть объяснишь, что происходит? Что в этом письме было-то? — Да что Ваня, я сам могу объяснить. — Татаринов ответил глухо, и в его голосе прозвучало почти отчаяние. — Маша, они мне не верят. Ни единому слову не верят! Там люди, понимаешь? Там ждут полторы сотни человек — наших, советских по сути своей людей! Там такие недра — никому и не снилось! И там граница. Япония, Китай, Америка — все рядом, кто угодно может попытаться захватить остров! Это чудо еще, что его до сих пор не нашли, никто случайно не наткнулся! Туда ледокол надо посылать. Или несколько кораблей, в крайнем случае. Да я сам бы повел судно, довел бы кратчайшим путем! Нет, им видите ли доказательства нужны! Да какие доказательства, если я добирался из Сибири по охваченным гражданской войной районам! Какие доказательства, если я уже сотню раз объяснял — они сгорели вместе с поездом. Ну как при пожаре могли уцелеть карты, фотографии, расчеты и результаты научных изысканий, шкуры и чучела животных?! Их просто не успели вытащить вовремя. А что успели спасти, что привез — их, видите ли, не устраивает. Слишком похоже на флору, фауну и этнографические данные, а так же результаты исследовании Сибири. Зря, выходит, эту коллекцию минералов на себе через всю страну волокли. Нет, а мне интересно, на что они должны быть похожи?! Из Австралии что ли животные должны были на остров добираться? Или, может, они африканские племена надеялись в Советской Арктике обнаружить? Да ясно же, что онкилоны имеют много общего с чукчами, юкагирами, эвенами и другими соседними народами! Но чтобы заявить, что я окаменелость от живых растений и животных не отличу… Что это все подделка, и острова не существует… Нет, ребята, это уже перебор! Может, я чего-то не понимаю. Может, у меня взгляды устарели, и вообще я много пропустил за эти годы. Может, я для них вообще человек прошлого века, пусть так. Но вы-то тут были! Объясните вы мне, дураку, что, что им еще надо?! Я же не требую ничего сверхъестественного, все равно северным морским путем рано или поздно пойдут — так почему не сейчас? Почему не сделать маленький крюк — в один день пути? Не найдут острова — пусть что хотят говорят, хоть на месте расстреливают. Но я же не брежу! Мне же эти годы не привиделись! Нет, не слышат. Они мне знаешь, что заявили? «Вам, гражданин Татаринов, еще доказать надо, что вы — это действительно вы». Мало им свидетельств половины Энска! Мало им Ваньки! Нет, требуют предоставить свидетельства всех выживших членов экипажа! Вань, ты письма разослал уже? — Да разослал, конечно. Львович, успокойся. Неужели ты еще не понял, кто это бесится от бессилия? Ну вот. Я же говорил, у него связи. Понял теперь, что официально не добьешься ничего? — Ха! Не добьюсь! Официальность им нужна? Ну ладно, будет им официальность! Я им такие официальные доказательства предоставлю… — капитан Татаринов медленно, но верно закипал. Дело всей его жизни, самая большая мечта, самое важное дело — и вдруг срывается. Да еще так обидно срывается! Тогда, со «Святой Марией» было почти так же. Ну ничего же не меняется в государстве! Как же так, а? Что тогда братец воду мутил, что теперь. Что же делать-то, а?.. — Мама? — раздался вдруг с крыльца голос Кати. — Мам, папа дома? — Иван Львович, выйдите, пожалуйста, на минуточку, — окликнул и голос Саньки Григорьева. Подозрительно довольный голос, кажущийся почти чужеродным в этой комнате, где уже воцарилось тоскливое ожидание чего-то непоправимого. Иван Михайлович, сдвинув брови, подошел было к окну, чтобы прогнать совершенно не к месту развеселившихся ребят, но вдруг тихо охнул, ущипнул себя за руку и тихонько позвал: — Львович, иди-ка сюда. То ли у меня галлюцинации, то ли твои пионеры всех моих ребят сюда пригласили. Но вон же они, все десятеро. И… о господи, помнишь мичмана нашего, Володьку Кошкина? Он же в капитанской форме! Высоко взлетел за эти годы… Иван Львович вскочил, метнулся к окну — и опрометью бросился во двор. Иван Михайлович — следом. Даже костыли забыл у окна, и как будто забыл об их существовании… Мария Васильевна хотела было тоже выйти, но выглянула в окно и поняла — не стоит. Там она сейчас лишняя. Там встречаются люди, которые столько пережили вместе и столько лет считали друг друга умершими, что мешать им просто нельзя… Они не потерялись во льдах Арктики, не сгинули в огне мировой войны, пережили Гражданскую войну, голод и эпидемии. Они столько раз могли погибнуть за эти годы! И все-таки, несмотря ни на что, встретились. Разве можно отвлекать их?.. Зато кое-кого другого — можно и нужно! Марья Васильевна, увидев метнувшуюся в сенях знакомую тень, негромко, но решительно окликнула: — Катерина! А ну иди сюда! Вы что там задумали, рассказывай? — Мам, ну что рассказывать? Сюрприз. Мы тут полгода уже ждем непонятно чего, а Саня когда еще письма нашел? Ну вот, они же с мальчишками все равно в Москву ездили. Вот и отправились в адресный стол, узнавать про тех, кто сопровождал дядю Ваню. Петька в справочном бюро узнал, где такие прописаны, мы вчетвером послали письма по всем указанным адресам. А Валька Жуков каждый день в зоопарк свой мимо почты ходит! Письма недавно пришли, нашлись все, кто у папы в команде тогда был. И матросы бывшие, и мичманы. Ох, и пришлось же их поискать! Один в георгиевские кавалеры угодил еще в германскую. Представляешь! Потом, правда, в отставку вышел. Двое — теперь председатели колхоза. Один учительствует. Из мичманов — двое в науку подались, один недавно диссертацию защитил, второй — еще пишет. Остальные и теперь на флоте служат. Ну, мы это все узнали — и пригласили сюда. Папе же приятно будет свою команду увидеть, правда? Вот и мы так подумали. Кстати, а ты уже знаешь, куда дядю Володю Кошкина служить переводят? Не знаешь. А мы знаем! В Анадырь, мамочка! На сторожевой корабль. А там ведь никакой экспедиции не надо, до Земли Санникова, Саня рассчитал, рукой подать. Так что мы уже напросились. Уже каникулы, мам, и если мы в ближайшую неделю выедем, если поездом с дядей Володей махнем, а потом с ним на корабле, то… Мамочка, ты понимаешь, мы всей семьей можем съездить на Землю Санникова! Всей семьей, понимаешь! Ты же сама рассказывала, как о дальних берегах мечтала! Поехали, а? Мам, ты ведь все равно папу одного не отпустишь, а мы с ребятами мешать не будем! Ну мы с Сашей уже отпросились, нас в школе поймут, если опоздаем к началу учебного года. А мальчишки вообще еще не перевелись… Мам? Мамочка, тебе что, плохо? Мария Васильевна тяжело осела на стул. Да, выросли дети. Совсем выросли. Отец не смог, ему помешали, а дети… дети, да еще в тайне от них, умудрились устроить такое… Ох, Ваня-Ваня, дочка-то вся в тебя пошла, неугомонная. И куда ж от них теперь денешься, от всех пятерых?.. — Все хорошо, Катенька. Все хорошо. Ну что я могу сказать, если папа разрешит — поехали. Да, а куда мальчики делись? — К Сковородниковым побежали, Петьку отпрашивать, — отозвался звонкий голос уже убегающей к друзьям дочки. И тогда Мария Васильевна поняла, что скоро уже ничему не будет удивляться. С такой-то семьей…