***
Чуя открыл глаза. В комнате царили полумрак и тишина. Накахара тяжело дышал и боялся пошевелиться. Снова кошмар. Новый кошмар. К другим он привык. Он знал два вида кошмаров. В первом он находил мёртвым своего любовника, во втором – самого себя. От любого из них Чуя просыпался в холодном поту и долго не мог прийти в себя. Он винил во всём подсознательные страхи и чрезмерно богатое воображение. Чуя медленно сел, сжимая в холодных ладонях край тяжёлого одеяла. Сейчас он дома, и Дазай наверняка сидит где-то на кухне или в гостиной и в очередной раз наматывает на себя бинты. Можно подумать, ради одного шрама над ключицей стоит так стараться. Чуя потянулся, тряхнул головой, отгоняя остатки сна, сунул руку под подушку и выудил оттуда полосатые пижамные штаны. Хотелось пить и прижаться к любовнику – почувствовать, что он живой, а кошмар совсем в прошлом. Натягивая на голое тело разношенные штаны и подвязывая их поясным шнурком на бёдрах, Чуя в очередной раз подумал, что его любовь к объятиям до добра не доведёт. Но пока об этой маленькой слабости знает один Дазай, всё хорошо. В конце концов, Чуя не по своей воле такой ласковый, а по природе. А против природы, как известно, не попрёшь. Чуя ухмыльнулся. Не попрёшь? Они оба именно это и делали ежедневно, оказываясь на людях, - пёрли против своей природы, давили силой и авторитетом, грызлись друг с другом, дрались, были идеальными напарниками. Чертовски утомительное занятие. Чуя снова подумал, что очень устал. Он вздохнул и вышел из комнаты, старательно отгоняя от себя некстати всплывший перед глазами образ Акутагавы, играющего с оторванной головой. Из гостиной доносилось тихое бархатистое пение. Дазай всегда что-то напевал себе под нос, пока менял повязки. Чуя расслабленно улыбнулся и пошёл на этот голос. Дазай полулежал на диване, вольготно раскинув ноги, и как раз заканчивал перевязывать левую руку. К шее и торсу он ещё не приступил, чему Накахара не постеснялся обрадоваться. - Проснулся, спящая красавица? – Дазай поднял на него смеющийся взгляд, закрепил конец бинта на запястье и отвёл руки в стороны, приглашая к себе. - Сам ты красавица, - Чуя ответил беззлобно и едва ли не с разбегу ухнул в тёплые объятия. В груди Осаму размеренно билось сердце. - Снова кошмар, - скорее утверждение, чем вопрос. Чуя кивнул и крепче обнял Дазая. Тот лишь вздохнул и накрыл руками белые плечи, успокаивающе поглаживая пальцами поясницу. Чуя с радостью пролежал бы вот так весь день, наслаждаясь теплом Дазая и его спокойствием. Если бы желудок Осаму не начал предательски урчать. - Прости, я не стал завтракать без тебя, - как будто нужно было извиняться за подобное. - Тогда идём на кухню. Чуя нехотя поднялся и увлёк за собой Осаму, сжимая холодными пальцами тёплую ладонь. На пороге кухни он резко остановился. Вполоборота к нему сидел Акутагава. В белом шёлковом халате, босой, он перекатывал по полу катушку бинта и отрешённо смотрел на свои тонкие бледные ноги, покрытые недвусмысленными отметинами – точно такие Чуя обнаруживал на себе после особо страстной ночи с Дазаем. Злость и обида бурлящим гейзером поднимались из сердца Накахары, пробивая всё на своём пути, заполняя вены и застилая глаза. Красные нити опутали тело. Отголоском эха Чуя слышал, как кричит Акутагава, срываясь на визг, как хрустят под ногой кости черепа, как Дазай просит остановиться, не в силах обнулить порчу. И когда руки, разрывая плоть и рёбра, по локоть погрузились в горячие, кровоточащие внутренности Дазая, Чуя проснулся.***
Чуя открыл глаза. Щёку жгло, как после хорошего удара. Над ним склонился Дазай, испуганный и мокрый. С кончика его носа и волос капала холодная вода, на скуле красовалась свежая ссадина. Он, похоже, поспешно выскочил из душа и обо что-то ударился. - Ты что творишь, мать твою?! – Осаму отвесил Накахаре вторую звонкую пощёчину, но Чуя никак не мог прийти в себя. Тело было налито свинцом, как после использования порчи. Лёгкие с трудом качали воздух. Осаму больно давил обеими руками на плечи, время от времени активируя свою способность обнуления. – Уже и во сне! Хочешь сдохнуть и весь город с собой прихватить?! - Дазай, - Чуя с трудом приподнял руку и упёрся кончиками пальцев в рёбра Осаму. – Ты жив. Ты спас меня. Снова. Осаму шумно выдохнул. Чую накрывала волна страха: дыхание сбивалось, губы белели и дрожали, руки обхватили собственное тело и пальцами впились между рёбер, царапая до крови, широко раскрытые невидящие глаза уставились в одну точку позади головы Осаму. Ещё один приступ паники. Всего лишь ещё один приступ. Дазай с силой сжал руки Накахары и закинул их себе за спину, навалился на него всей своей тяжестью, сгрёб в охапку и вместе с ним перевернулся набок. Он чувствовал, как слабеют скребущие кожу пальцы, как дыхание Чуи потихоньку выравнивается, как отпускают мышечные спазмы. На подушку стекали тёплые капли. Это он, он, Дазай, во всём виноват.***
Если бы он только знал, насколько глубоко в этот раз проникла порча, он ни за что не оставил бы напарника на поле боя. Нет. Он дотащил бы его до самого агентства и заставил бы Ёсано как следует поработать, пока не поздно. Но Дазай ничего не знал. Хотя нет. Кое-что всё-таки знал. Порча сводила с ума. Поначалу Накахара просто видел тревожные сны и беспокойно спал. Потом тревожность обратилась в кошмары, кошмары – в навязчивые состояния, навязчивые состояния – в новые кошмары. И так круг за кругом. Дазай всё видел. И пытался исправить. Однако всё, что ему удалось добиться – это полное переключение внимания на себя. Рядом с Дазаем Чуя был безопасен и для себя, и для других. Так думал Осаму. И надеялся, что размеренная, полная внимания и ласки жизнь вернёт Чуе рассудок. И он снова ошибся. Со временем Чуя стал ревновать Дазая ко всему, что движется. Первыми под раздачу попали Куникида и Рампо, от скуки оставшиеся с Дазаем на ночное дежурство. Обоих спасла шаткая потолочная балка, вовремя обрушившая потолок на рыжую голову. Неделю спустя, когда их выписали из больницы, Дазай ушёл из агентства и вернулся в мафию, чем несказанно воодушевил Мори Огая и самого Чую. Это тоже было ошибкой. Месяц спустя Дазай нос к носу столкнулся со своим бывшим учеником. Они душевно поговорили, пожали друг другу руки и разошлись, улыбаясь каждый своим мыслям. В тот же вечер Чуя использовал порчу и убил Акутагаву, буквально раздавив его голову ногой. Тогда Дазай понял, что всё кончено. Смутная печаль погубила его. Она погубила всех. После смерти Акутагавы босс портовой мафии по просьбе Дазая связался с наркоторговцами и наладил поставки морфия, чтобы успокоить Чую. Говоря откровенно, Дазаю стоило с самого начала вколоть ему смертельную дозу, а потом, если бы стало совсем невмоготу, отправиться следом. Но Дазай не смог. Просто не смог. Поэтому теперь большую часть времени Чуя пребывал в состоянии наркотического опьянения, много спал, сильно исхудал, ослаб и как будто бы стал спокойнее. И вот – снова кошмары. А за ними – охватившая во сне порча. Дазай уже больше года жил с Чуей в доме на окраине, как на пороховой бочке, у которой теперь загорелся фитиль. Этой ночью Дазай понял, что время пришло, что последние слабые надежды рассыпались в прах на его ладонях. И любое промедление равносильно катастрофе. И впервые со дня смерти лучшего друга Дазай заплакал. Стиснув зубы, он оплакивал их никчёмные, проклятые жизни, которые оба они так любили. Оплакивал погибших, шедших когда-то с ними рука об руку. Оплакивал дни и ночи, проведённые вместе, и всю ту ложь, которой они старательно обволакивали себя. Он оплакивал Чую, родного своего Чую, умершего ещё тогда, в битве с чудовищем Гильдии, и Чую, всё это время влачившего мучительное существование. Оплакивал свидания, которым уже не быть, утренний кофе, в котором не растворится ни один кубик сахара, душистые букеты, которые никогда не украсят их комнату. И воздушные шарики. Разноцветные воздушные шарики с блестящим конфетти под полупрозрачной кожей, которые Чуя радостно притаскивал домой на каждый день рождения и которым радовался, как ребёнок. Слёзы тонкими ручейками стекали из глаз и исчезали в подушке. Чуя дышал теплом в ключицу Дазая, ровно туда, где начинался шрам. Дазай засыпал. Слёзы всё текли и текли из его глаз.***
На следующий день, ближе к закрытию, Акутагава Гин принесла в Вооружённое детективное агентство чёрный конверт, сунула его в руки Куникиде и поспешно ушла, смахивая с плеч несуществующую пыль. Ещё через день на кладбище появились два могильных камня над пустой землёй. На этот раз Дазай не мог позволить себе ошибиться и действовал наверняка. Маленький дом на окраине города сгорел дотла. Практически мгновенно. Что уж говорить о хрупких человеческих телах…