Исповедь кукловода

      Мертвых привозили редко, большую часть работы мы занимались диагностированием присланного операционного материала. Но все-таки мертвых привозили. Были среди моих «пациентов» и молодые люди, и пожилые старики и люди среднего возраста, и, к сожалению, совсем дети. Наверняка могу сказать, что первой причиной моих дальнейших поступков стала та девушка, которая поступила к нам как-то сразу после начала рабочего дня. К тому времени я уже так привык к смерти, что перестал видеть в ней что-то ужасное, страшное, трагичное. Я стал абсолютно равнодушным к вспоротым телам, голубым губам, посиневшим венам. Но ту «пациентку» я даже сейчас вижу перед собой. У нее были черные длинные волосы, которые контрастировали с белой мраморной кожей лица и тела, вздернутый носик и две прелестные ямочки на щеках, словно она улыбалась во сне. Тогда я впервые восхитился чьим-то мертвым телом. Она была мертва около 11 часов, кожа не утратила былой мягкости и манила коснуться ее без перчаток. - Хороша штучка, - заметил мой напарник Фрэнк, полностью стягивая покрывало. – Жаль, мертвая. Девушка действительно имела великолепные формы. В карте была прописана сердечно-сосудистая недостаточность в совокупности с артериальной гипертензией. Скорую вызвал молодой человек девушки после того, как она отключилась во время секса. Самым интересным было то, что она не дожила до скорой. Оказалось, парень вызвал скорую помощь только после того, как закончил свое дело и понял, что все-таки с девушкой что-то не так. Мы с Фрэнком быстро провели изучение ее органов и проанализировали причину смерти. Но, разрезая белую податливую кожу, я впервые ощутил такое больное возбуждение. Мне хотелось целовать ее, ублажать, щупать не через резиновые перчатки, а вживую. Такую мягкую, шелковую, спокойную, тихую… Когда мы окончили работу, и Фрэнк вышел отлить, я подался искушению. Я стянул перчатки и провел пальцами по зашитому шраму. Кожа на этом месте чуть бугрилась. Затем я трепетно обвел круглую грудь рукой, спустился к пупку и ниже. Мои пальцы наткнулись на курчавые волосики, некоторые были слипшимися от спермы. Я привык чувствовать женские выделения, горячую возбужденную плоть. Но на тот момент моя рука ощущала ледяной холод и лишь легкую влажность. Сначала меня это оттолкнуло. В голове что-то взорвалось, и я отдернул руку. Да, мне стало противно, тошно от самого себя. Я снова взглянул на ее лицо, белую чистую шею, две выступающих ключицы… Рука опять потянулась к груди. Большим пальцем я стал тереть сосок. Она лежала передо мной, такая доступная, холодная и сексуальная… Когда я услышал шаги Фрэнка, я быстро вытащил пальцы из вагины, натянул перчатки и прикрыл тело простыней. После того, как Фрэнк вернулся, я оставил ему дальнейшие заботы о «подопечной», а сам вылетел из кабинета. Член набух от возбуждения, лицо раскраснелось. Мое счастье, что я никого тогда не встретил в коридоре и до туалета добрался без лишних вопросов. Мне необходимо было передернуть. Весь оставшийся день я был сам не свой. Вечером Хейзел снова расспрашивала о работе. Я отвечал как всегда, словно по заученному плану. Когда Хейз вышла из душа в одном из своих роскошных комплектов, я опять не мог отвести от нее взгляда, как в первые месяцы нашего знакомства. Накопленное неудовлетворение в тот вечер взяло надо мной верх. Хейзел поражалась моей активности. Я оставил несколько засосов на ее плечах и груди, следы ладони на упругой заднице. Я заставил ее кончить лишь с помощью моих быстрых пальцев. Она извивалась, стонала, сжимала мою голову, царапала плечи и спину, бесконечно текла сладкими женскими соками. Ее грудь набухла, соски торчали, волосы прилипли к мокрому лбу. Ко второму часу секса, она, не раздумывая, взяла мой член в рот. Позже она сказала, что кончила четыре раза. А я лишь один и прямо в ее глотку. Хейзел сразу уснула. А я нет. Я сравнивал свои ощущения. Да, мне нравилось тепло женского тела, нравилась реакция. Но почему-то, трахая Хейзел, я представлял ту девушку. Мертвую девушку. Только не совпадал размер груди: у Хейзел меньше. Не совпадало наличие волос на лобке: Хейзел все брила подчистую. Не совпадали их жизненные функции: Хейзел была живая. Хейзел кричала, стонала, дергалась, трогала меня, целовала, сосала… Сейчас она сопела. Завтра она будет говорить со мной, что-то спрашивать, выпытывать. Та девушка вряд ли стала бы все это делать. Я хотел ее. Черноволосую, белокожую, холодную, мертвую, молчаливую, податливую. Она стала моим наваждением. Я даже решил, что если на следующий день обнаружу ее в холодильнике, то трахну. Засуну свой горячий живой член в прохладную, узкую, мертвую вагину. А она не будет сопротивляться, не будет истошно вопить или елозить. Она будет терпелива, смиренна. Представлял, как кончу в нее, как моя сперма выльется из дырочки прямо на черные волосики. Как я соберу ее и вымажу ей губы, засуну пальцы в рот, под язык, потрусь членом о волосы, щеки… И никто не будет мне противиться, указывать, отталкивать. Я представлял это все и возбуждался. Не в силах больше терпеть, я передернул и кончил прямо в постели. И заплакал. Да, тогда я заплакал, так как понял, что схожу с ума. И назад пути уже нет.