Глава 3. Монолог.
Вещи не умирают и не исчезают бесследно,
но возвращаются:
вновь вырастает рука из культи,
и голова преспокойно срастается с шеей,
оживший мертвец как ни в чем не бывало румян и подвижен.
А попозднее окажется — это неправда:
старушка не спит в волчьем брюхе -
она умирает.
— Кимико Хан -
Ее волосы пахли свежими розами, и, когда я зарывался лицом в шелковые пряди, ее легкий смех был музыкой для моих ушей. Я тонул в этой мелодии, обнимал ее тонкий стан, чтобы прижать крепче. По ее протяжному вдоху было понятно, что она снова возбуждена. И кто я такой, чтобы отказывать любви всей моей жизни использовать меня столько, сколько ей захочется. — Наруто, — застонала она, пока я погружался в сладостное тепло промеж ее ног снова и снова. — Наруто… Наруто… — Сакура, — стонал я, погружаясь так глубоко, что не мог бы проникнуть ни миллиметром дальше. Она была просто потрясна. Бормоча, я быстро изменил положение, и теперь она оказалась на лопатках: это заставило ее тихо засмеяться, а потом выкрикивать мое имя все громче и громче. Чувствуя, как возбуждение приближалось к высшему пику, я ускорился, желая принести ей столько же наслаждения, сколько получал я. Но… — Посмотри на меня, — отчаянно молил я, пока она упрямо смотрела влево, — посмотри же на меня, черт побери! Но вместо того, чтобы томиться от удовольствия и прикусывать палец, рассеянно вскидывать бедра, стараясь ускориться, она игнорировала меня. Неужели я был недостаточно хорош для нее? Неужели она просто позволяла трахать себя, чтобы доставить мне удовольствие? Что, блять, там было такого интересного? Почему она не хотела одарить меня любовью и вниманием, которых я достоин? Посмотри на меня! Но вместо этого — еще один искусственный вздох. С тем же энтузиазмом можно было трахаться с манекеном. И это разозлило меня — почти так же, как в тот раз, когда я застал ее голой с тем мудаком… — Почему ты тратишь время на меня, Наруто? — наконец спросила она и лишь после повернулась ко мне, удастаивая вниманием. Где-то внутри все разорвалось от крика. Я знал, что увижу, но не мог отвернуться. Она не дала бы мне отвернуться. — Тебе нравится трахаться с мертвецами, Наруто? Ее губы приоткрылись, обнажая оскал. Мой член скукожился от ужаса и отвращения. Но она все равно не даст уйти. Казалось, что ее мышцы сжали мой отросток, словно клещи, и готовы были раздавить его в случае, если я хотя бы дернусь. О боже… — Я тебе не нравлюсь, Наруто? Со снесенной к чертям частью бошки? Нет, не думаю. Кровь была темной, черной массой с частицами мозга, осколками костей, волокнами кожи, свисающими с дыры вместо лица, как в дешевом фильме ужасов. Я мог видеть внутренности — единственное, что осталось от когда-то милого личика. С каждой предсмертной пульсацией оборванных сосудов или мышц в желудке крутило от отвращения. — Мне так жаль, Сакура. Очень жаль, что это случилось с тобой… — Жаль? — переспросила она с усмешкой; тощая рука — когда-то кожа на ней была розовой и упругой — обтянувшая кости, коснулась моего лица. — Не думаю, что ты искренен, Наруто. Ты рад, что это случилось со мной. Ты был счастлив, когда меня убили, не так ли? В конце концов, я изменила тебе и заслужила смерти… — Никто не заслуживает смерти… никто… — Лжец. Лжец. Лжец. Лжец. Ты долбанный лжец. — Сакура, прошу тебя… — Ты даже не мог подождать, пока я упокоюсь, прежде чем найти кого-то еще, да? — Но я никого не находил… больше не будет никого… — Лжец. Лжец. Лжец. Лжец. Ты лжешь, Наруто. Но это нормально… Я никогда не позволю тебе уйти. И ты знаешь это. Ты и я, мы всегда будем вместе. Навечно. Ты мой, Наруто. Никогда не забывай. Ты всегда будешь… мой… Наруто… … Мой Наруто… … Наруто… … аруто… … руто… … уто… — Эй! Да вставай уже, нахуй! Внезапная острая боль впилась в ребра, глаза тут же распахнулись. Я уклонился от удара, морщась от ощущения затекших ног и поясницы. Потребовалась минута или больше, чтобы различить кошмар во сне и наяву. Потерев глаза, я почувствовал, что веки все еще были налиты свинцом. Я понятия не имел: утро то было или вечер. А все благодаря подземным лабиринтам, тянущимся на мили в полной тьме. От грязной мешковины, служившей подобием одеяла, чесалось все тело, тонкий матрас облюбовали клопы. Я чувствовал каждый камушек под собой. И все же, это были единственные удобства. Я взглянул на деревянную палку, что разбудила меня, и уже после на усмехающегося мучителя. Он стоял в безопасности за стальной решеткой, настолько узкой, что можно было лишь просунуть руку, как попрошайка. И все же, внизу имелось небольшое отверстие, в которое впихнули оловянную сковороду. — Ешь, — тихо посоветовали. — Дерьмово выглядишь. Я продемонстрировал средний палец в ответ, и, хотя не мог подойти, пополз на руках и коленях в сторону еды. Подошвы ног горели и пульсировали, я не был уверен, что смогу когда-нибудь вообще ходить, а уж тем более бегать на цыпочках. В жестяной миске одиноко тосковал теплый обветренный рисовый шарик. И все же, если считать, что это был первый мой прием пищи с тех пор… с тех самых пор, то я не стал жаловаться. Я ел жадно, не заботясь о том, с каким интересом за мной наблюдали. Еды хватило ровно на три укуса. Тюремщик оказался настолько любезен, что просунул через окошко и жестяную кружку с водой. Так же, как и рис, питье было поглощено в секунды. Я рыгнул. Я все еще был голоден. — Это все? — спросил я, облизав пальцы, не обращая внимания на грязь, которой они обросли. Я знал, что надо бы помыться, но это место не располагало подобными удобствами. — Это не пятизвездочный отель. — Я уже заметил. Свет от факелов вдоль коридора осветил знакомые черты лица, и я должен был признать, что рад был видеть этого тюремщика снова. Смешно, но еще немного, и я был бы растроган. — Как долго я тут? — спросил, прочищая горло, чтобы голос не звучал хрипло и грубо. — Дня два, — тихо ответил Шикамару. Его темные глаза не отрывали взгляда. Два дня? Как… зачем?.. — Они пытались добраться до тебя еще вчера, но у тебя была высокая температура, и ты бормотал под нос какую-то несусветную чушь. Поэтому пришлось уговорить их оставить тебя в покое. Шикамару положил палку на пол, оглянулся по сторонам, словно желая убедиться, что горизонт чист, а потом спрятал руку в складках кимоно. — Я раздобыл кое-что для твоих ног. Стащил из кабинета Кабуто, когда тот отходил. Шикамару вытащил небольшой тюбик с мазью и протолкнул через окошко. Я тут же поднял его и спрятал под своим кимоно. — Ты мог подхватить инфекцию, — неспешно кивнув, пояснил Шикамару. — Просто смазывай как можно чаще. Это должно остановить заражение. Я взглянул на ноги. Должно быть, мне поменяли бинты, пока я был без сознания. Было бы неплохо менять их каждый раз перед нанесением. — Спасибо тебе, чувак, — с предельной искренностью поблагодарил я. Сказал бы и больше, но тот уже схватился за отложенную палку и поднялся на ноги. Шикамару уже отошел прочь, пока я изо всех сил пытался найти хоть какую тему для разговора, чтобы задержать его хотя бы на пару минут. Я больше не вытерплю одиночества. Оно может убить меня. — Сколько времени? — быстро спросил я, подползая к решетке и хватаясь за прутья как за спасательный круг. Тюремщик остановился и снова обернулся ко мне. Казалось, он решал, стоит ли говорить со мной, но, спустя минуту молчания, ответ был дан. — Почти полдень. Поэтому в подземельях куда тише обычного. Многие отправлены на работы. — Работы? Он кивнул. — Да… Ты получаешь кое-какие задания, пока все решается, — Шикамару открыл рот, чтобы добавить что-то, но передумал. И все же, я был уверен, он что-то недоговаривал. — В смысле «все решается»? Я думал, что все понесут наказание. Парень тяжело вздохнул и отошел на шаг, собираясь уйти. — Грехи одних тяжелей других… как-то так. — И что с того? — спросил я, чувствуя, как в животе все скрутило от тревоги, когтистая лапа страха сжала шею. — Блин, чувак, пожалуйста, расскажи! — Тише, — прошипел он. — Меня вообще не должно быть здесь. Ты хоть представляешь, сколько мне пришлось заплатить мудаку-охраннику, чтобы просто увидеться с тобой? Я старался сохранять спокойствие, хотя внутри все бурлило. Мне надо было узнать, что значила загадочная фраза. — Они… они хотят пытать меня? — в конце концов спросил я. Кажется, голос все же надорвался. Опущенный взгляд был красноречивей любого ответа. Пальцы сжались вокруг прутьев еще сильней, заставляя металл впиваться в кожу. Я прикусил губу и прижался лбом к холодному железу, пытаясь убедить себя в том, что я справлюсь со всем, что мне подготовили эти ублюдки. Если я смог пережить убогий ритуал очищения, то вряд ли они удивят меня. — Кто такая Сакура? — неожиданный вопрос застал меня врасплох. Шикамару смотрел на меня со смесью любопытства и жалости. Казалось, он старался не выглядеть слишком уж сочувствующим, но ничего не мог с собой поделать. — Она… — я сглотнул. — Она была моей девушкой… около двух лет назад… До тех пор, пока не получила пулю в лоб от парня, с которым изменила мне. — Была? — Она умерла, — резко добавил я. На вопросительно вздыбленную бровь я медленно покачал головой: — Нет… Я не убивал ее… я здесь не поэтому. — А-а. — Почему ты спросил? — Ты бормотал ее имя, — с тяжелым вздохом ответил он. — Надеюсь, ты действительно ошибся. Ошибся? О чем он, блять, говорил? Я был немного смущен… пока не заметил смешок на его губах, заставивший меня покраснеть. Что… — Отвянь, — пробормотал я и отвернулся, несмотря на тихий смешок и извинения. Его мягкий смех звучал эхом в голове, даже когда я вновь полз в свой темный угол камеры, чтобы обработать раны. Здесь было не так уж и много места. Как в моей спальной, она же гостиная, в старой квартире. Я вздрогнул, когда оторвал прилипший бинт. В жалком свете лампы из коридора трудно было сказать, какого цвета были синяки. Возможно ушибы были насыщенно-багрового цвета, а может были преисполнены гноем. И если Шикамару был прав, то я мог подхватить инфекцию похуже. Оно мне не надо, даже с условием, что скоро меня станут пытать. Кстати говоря… его намек на мою «ошибку» волновал куда больше, заставляя чувствовать злость на того парня… который так походил на девчонку той ночью. Тот факт, что он стоял рядом с человеком, который, со слов Шикамару, был «большой шишкой», заставляет предположить, что у него высокий ранг. Но тогда какого лешего он трясся с нами в этом адском автобусе все два дня? Шпионил? Возможно. Не удивительно, если всю дорогу он следил за заключенными, чтобы потом отчитаться своему боссу. Интересно, что он решит насчет меня? Рука замерла, перестав растирать ушиб. Паника охватила меня. Вот же блять! Вдруг от меня исходили какие-то странные флюиды? Конечно, я украл несколько взглядов, но ведь не разговаривал с ним. По-моему, я даже попытался выглядеть ободряюще. Я надеялся, абсолютное отчаянье было причиной того, что в его глазах не было ничего человеческого. Он не походил на человека, который был бы рад увидеть меня еще раз. Во всяком случае, он, казалось, и вовсе озлобился на мои короткие улыбки. Похоже, этот человек был кем-то вроде правой руки или имеющего подобные привилегии. Короче говоря, присутствовали все признаки того, что он был первосортным мудаком. … И мне просто необходимо было строить ему глазки… — Только я считал, что это она, блин! — прошипел я, вернувшись к лечебной мази. Запах был отвратительным: смесь серы и тухлых яиц. И все же, она, кажется, немного помогала. Едва я начал наматывать бинты обратно, как болезненная пульсация прекратилась, сменившись блаженной прохладой. Не зная, что еще можно было сделать с собой, я решил обследовать свой новый дом… надеюсь, временный. Держась за стену, я с большим трудом поднялся на ноги и…едва не повалился на землю, пока мышцы отказывались подчиняться. Вцепившись в холодный камень, я досчитал до десяти, прежде чем попытаться сделать шаг (на цыпочках, конечно же), а потом еще один. И продолжал, пока не оказался там же, откуда начал. Камера составила сто четырнадцать шагов в периметре, включая сторону со сплошной решеткой. Хромая, я вновь подошел к ней и попытался выглянуть… насколько позволяла выгнуться шея… то есть, фактически никак. Через решетку даже лицо не протиснуть. Так что пришлось напрячь слух, чтобы понять, что происходит. Отсутствие охранников — удивительно само по себе; хотя я должен был понимать, что они могли быть скрыты от моего взора. Коридор не отличался от того бесконечного, по которому нас вели в первую ночь. Масляные лампы болтались на крюках вдоль стены. Ничего, кроме шипения огня и редких капель воды… Я что, единственный человек на планете? Или только в этой части подземелья? Может эта часть тюрьмы предназначалась для таких убийц, как я? Если да, то здесь должна быть целая орава… «Многие были отправлены на работы». Я безвольно опустился на пол. Трудно поверить, но я бы убил за то, чтобы поработать прямо сейчас. Даже если это означало драить очко… мне нужно было хоть что-то, лишь бы не торчать в этой адской дыре. Мне нужен свежий воздух. Мне нужно видеть других людей… говорить с ними… вновь чувствовать себя живым… … разрядиться. Но в камере не было даже туалета. Вздох. Мужчина должен делать то, что должен. Ебучий этикет. _____ Харуно Сакура была моей единственной настоящей любовью. По крайней мере, последние полтора года я думал именно так. Оглядываясь назад, тяжело поверить, что она вообще могла видеть в таком парне, как я, даже друга. Мы не просто отличались, мы были по разные стороны пропасти. Это как если типичный очкарик встретился бы со сладкой цыпочкой, они влюбились бы и жили долго и счастливо. Единственное, что пошло не по «сценарию», так это то, что «долго и счастливо» никогда бы не наступило. Возможно, я уже упоминал, что с трудом сходился с девчонками из-за нахальства и «усов». По крайней мере, первые шестнадцать лет своей жизни. Казалось, что все было против меня с самого рождения. Я никогда не знал отца, а мама умерла от холеры, когда мне было около двух или трех лет — тогда эта болезнь выкашивала целые селения. Я родился в небольшом рыбацком городке неподалеку от Сикоку — да-да. Далекооо-о на юге, где лето бывает невыносимо жарким. Мы точно не были богачами, а если кто-то из родственников и был, то не удосужился проведать меня. Единственная причина, по которой я не последовал за матерью, было то, что, спустя пару дней, меня нашел местный врач. Ирония произошедшего не давала мне покоя ровно до сего дня. Если бы врач пришел на неделю раньше, то моя мама, возможно, осталась бы жива. Так или иначе, вместо того, чтобы бросить меня — как это делали остальные — он решил взять меня в Нагасаки, где передал во власть своей младшей сестры… вдовы, не имеющей ни малейшего желания кормить лишний рот. Ко мне относились как к мусору — по-другому и не скажешь. Она выгоняла меня спать на улицу, даже в разгар зимы, не позволяла садиться за стол со своими детьми, оставляя объедки. Я ходил в лохмотьях, настолько рваных и изношенных, что едва оставался прикрыт. Обувь. О чем речь? Мне повезло, что у меня были шлепанцы. Женщина никогда не упускала повода напомнить о моем месте, о том, что я никогда не стану частью ее семьи. Откровенно говоря, мне было больно… настолько больно, что я подумал: как же скрыть свои чувства? Тогда я стал настоящей занозой в заднице, особенно для ее «великолепных» детей. Маленькие чудовища — всего пять, двое из которых были на год или около того старше меня. И никто не пытался быть добрым со мной, даже когда матери не было дома. В ответ я вытворял все, на что был способен: вырезал клоки волос с прекрасной шевелюры старшего, пока он спал, кромсал ножом их лучшие наряды, клал песок в еду или делал другие глупости: например, убеждал младших, что нет ничего плохого в том, чтобы перейти реку. Конечно, я смеялся им в спину, пока они бежали и плакали мамке в юбку, жалуясь на болезненные укусы пиявок. Никогда мое удовольствие не длилось дольше пары минут. Меня избивали за выходки, и я принимал свою участь с высоко поднятой головой, с решимостью, и никогда не плакал перед другими детьми. По этой причине выстраивались целые очереди из тех, кто желал сломать меня. Я старался думать о другом, пока мои ягодицы и спина превращались в лоскуты от ударов ее плети и рук. Старался думать о том, как однажды стану элитным контролером и сделаю все, чтобы запереть ее… ее и ее маленьких прихвостней. Последней каплей стало то, что я понял — она действительно желала убить меня. Наверное, мне стоило догадаться, когда участились случаи невероятных болей в животе и продолжительного поноса. И, если бы однажды, после обеда, не проходил мимо аптеки старика Ишизучи, и не услышал, как она просит таблетки, вызывающие сильную рвоту, то я, возможно, откинул бы коньки той же ночью. По этой причине, в возрасте восьми лет, я сбежал из дома и начал жизнь бродяги. Никогда мне не приходилось задерживаться в одном месте дольше, чем на полгода. Слоняясь между городами и селениями, я не позволял никому догадаться, кто я. Множество раз я представлялся разными именами, лгал о возрасте, чтобы получить мало-мальскую работу и заработать денег для выживания. Формально, я даже не получил образования. Все основные уроки мне преподала сама жизнь, однако чтение и письмо я изучил благодаря одной доброй семье, что приютила меня в одно время. К тому же, я сильно сомневаюсь, что в школе достиг бы хоть каких-то успехов. Я был слишком неусидчивым, чтобы задержаться где-то надолго. Когда мне стукнуло шестнадцать, я вернулся в Нагасаки, надеясь найти врача, чтобы поблагодарить его за то, что не дал мне умереть… и, возможно, рассказать о том, как его драгоценная сестра «отчаянно» лечила меня. Тем не менее, когда я ступил на порог знакомого дома, меня ждали плохие новости. Мой названный отец скончался несколько лет назад, а, из-за провального туристического бизнеса, после смерти оставил только несусветный долг. В связи с этим, дом был выставлен на аукцион, а в это время им распоряжалась группа якудза, считавшаяся самой влиятельной во всей Японии. Там и случилось мое посвящение в подноготный мир. На самом деле, я ничего не планировал, как бы глупо то ни казалось, разве что чувствовал, что был в долгу перед стариком. И должен был отплатить ему. Если это означало работать на якудза… то так тому и быть. Знакомьтесь, Масаката Кодзима… человек, которого я убил. Кодзима был моим другом и наставником, ну или я думал, что он им был. Он был мелкой сошкой и младшим членом синдиката Бакуфу, мечтающим однажды прославиться. Пока же он был тем, кто занимался грязной работой: угрожал местным жителям, задолжавшим синдикату деньги, или затыкал тех, кто был не в силах держать язык за зубами, или и вовсе делал пропуски в город. Хотя мне не разрешалось ходить за ним, когда он «работал», Кодзима всегда брал меня с собой отметить удачное завершение пивом и хорошей едой в любимом ресторане. Мне казалось, что он самый крутой перец в округе. Кодзима всегда был одет так, словно был приглашен на вечеринку. Черные уложенные волосы — слава рок-н-роллу! — белые льняные костюмы, красочные гавайские рубашки с обнаженной волосатой грудью и дорогой золотой цепью на шее, да темные очки. Он был в центре внимания. Сигарета никогда не покидала уголка его губ, а когда он говорил, то растягивал слова, словно обладал всем временем в мире. Было время, когда я ловил себя на том, что пытался подражать его манере речи, и тут же старался прекратить, ведь понимал, что ничто по сравнению с Кодзимой. На каждом пальце его руки блестело золотое или серебряное кольцо, одно из которых было необычайно ценным, ведь означало, что он был членом Бакуфу. — Однажды, парень, — Кодзима растягивал слова, выпуская дым мне в лицо. — Одна-ажды… ты получишь собственное кольцо, Наруто. Ты и я… братья навеки. Мне хотелось сказать ему, что я не собирался становиться якудза, что единственной причиной, по которой я ошивался рядом, было то, что я должен был платить Кодзиме или его партнеру Ичимуре (большому уродливому мудиле) каждые две недели. В противном случае, я бы оказался в беде. И все же, иметь с собой рядом Кодзиму было выгодно. Он говорил, что договорился насчет меня, и теперь я платил раз в две недели, а не каждую, что явно было мне не по силам. Неофициально я стал его «братишкой» и стал захожим в места, которые раньше не мог себе позволить. Например, впервые оказался в районе красных фонарей. До сих пор помню случившийся разговор и то, как краснел от каждого слова. Неужели Ичимура обязательно должен был присутствовать при моем унижении? Все началось с рассказа Кодзимы о женщине, с которой он провел ночь. — Думаешь, она наградила меня мондовошками? — проворчал он. — Я чесался как ненормальный. — Может стоило попросить у нее справку? — Ичимару отправил еще немного ароматной лапши в рот. — Говорят, последние дни настоящий бич мондовох. Кодзима проворчал в ответ и сунул меж зубов сигарету. Он наклонился вперед и уставился на меня. После долгой затяжки, Кодзима наконец выдохнул и смирился. — Мне надо расслабиться… и может быть сходить в бордель в свободное время. Ичимура — брызжа слюной и остатками лапши — захохотал и покачал лысой башкой. — Да неужели? А что с мальчишкой? Возьмем с собой? Кодзима смерял меня взглядом целую минуту, в то время как я старался изо всех сил выглядеть круто. Откровенно говоря, у меня никогда еще не было женщины. Ближе всего к сексу я подобрался в четырнадцать, когда меня познакомили с одной возрастной дамочкой, что положила глаз на меня. Она добилась своего, и едва я снял штаны, чтобы приступить к делу, как вернулся ее муж! Естественно, никогда раньше я не был в подобных ситуациях. Так и вышло: в свои четырнадцать, я несся по улице изо всех сил, пока штаны болтались на лодыжках, под гогот прохожих, желающих заснять меня. А ведь эта ночь могла стать последней в моей жизни! — Ты когда-нибудь был там раньше, Наруто? — А? — В борделе, — с легкой усмешкой добавил Кодзима. Я подумывал о том, чтобы солгать, но был не слишком хорош в этом, поэтому помотал головой. — Ну… я… э-э… проходил мимо… однажды… — а вот это не было ложью. На самом деле, это было несколько раз: я останавливался у порога борделя, надеясь, что стали яиц хватит, чтобы зайти внутрь и потребовать девочку, дабы наконец спустить пар…, но трусливо убегал прочь. — Однажды проходил? — переспросил Кодзима и залился громким смехом, заставившим ресторан содрогнуться. Мне хотелось умереть на месте. — Ты никогда не трахался с женщиной? Убейте меня, пожалуйста. — Никогда не ласкал ее соски? Да? — Только своей мамочки! — Ичимура подлил масла в огонь, а потом надул губы и сымитировал пухлую грудь, чтобы потом подвинуться ко мне. — Можешь поласкать мои сиськи, Наруто-малыш! Я здесь специально для этого. Кодзима хихикнул. — Никогда не пробовал влагалища? Ичимару — снова — высунул язык, чтобы показать вульгарный жест, заставивший меня сгорать от стыда и отвращения. Хотелось познакомить его омерзительную рожу с тарелкой объедков и держать до тех пор, пока он не задохнулся бы. — Поэтому, — Кодзима решительно хлопнул ладонью по столу, — мы станем твоими добрыми дядюшками, и сегодня ты станешь мужчиной, Наруто. Так оно и случилось. Было бесполезно просить или умолять Кодзиму. Менее чем через час, я направлялся в комнату одного из лучших борделей (как легко догадаться, мы воспользовались авторитетом Бакуфу) вместе с темноволосой красоткой, которая была минимум на десять лет старше меня. — Это твой первый раз? — певуче протянула она, когда заметила, что я потупил взгляд и уставился в пол, устланный татами. Я чувствовал себя бревном и был уверен, что не справлюсь даже с тем, чтобы просто снять рубашку. Я чувствовал себя так неловко и глупо, что хотел бежать прочь, не оглядываясь. — Все в порядке, малыш, — прошептала она мне в самое ухо, и от этого «малыш» у меня встал, словно каменный. Ее слова и прикосновения лишь ухудшали состояние. — Я научу тебя тому, что обязательно понравится другой женщине. И с тихим шепотом опавшего кимоно, я впервые познакомился с женским телом, открыл новый мир, полный неземного удовольствия и желания. Утро наступило слишком быстро. — Итак… каково это, быть настоящим мужиком? — в тот же день спросил Кодзима, понимающе ухмыляясь. Каково это, быть им? Похоже, я все делал правильно. Достаточно было вспомнить, сколько раз женщина выкрикнула мое имя, и я самодовольно почесал нос. Она была прекрасным учителем, но ученик все-таки превзошел даже самые смелые ожидания. Я все еще чувствовал вкус ее сока на языке и губах. — Когда вернешься, спроси меня, — на прощание бросила она. В складках простыни, с полной грудью, блестящей от моих ласк, она выглядела восхитительно. Ее визитка обжигала кожу через карман, и я знал, что буду приходить к ней снова и снова. Сказано — сделано… Я сдерживал свое слово по крайней мере в течении следующей пары месяцев. Каждое посещение «Киё» было еще более насыщенным, чем предыдущее. Иногда я злился, потому что не мог заполучить ее. Видимо, на нее был большой спрос, а моя гордость взбунтовалась и не позволяла делить ее с кем-то. Но я должен был делить ее с остальными, и это не давало покоя. Примерно в это время я встретил Сакуру. И нет, она не работала в районе красных фонарей. Одна из моих случайных подработок проходила в небольшом книжном, находящемся как раз напротив школы дополнительного образования. Я перекрывал вечерние смены, как раз тогда, когда большинство учеников спускались по лестнице рядом с магазином. Сакура была одна из тех, с кем мне удалось пообщаться лично, когда она задержалась, чтобы купить несколько тетрадей и пару ручек. Самое смешное, что через эти двери проходили десятки девушек. Большая часть из них походила на книжных червей, другие же, как мне казалось, были не моего поля ягоды и вряд ли бы посмотрели на меня. Сакура попадала в последнюю категорию, и с того момента, как она вошла, я испытал двойственные чувства сильнейшей эйфории и мук. Я наслаждался тем, как мило она смотрелась в черно-белой школьной форме с розовыми волосами, поднятыми белыми лентами в высокий хвост. Сакура вежливо улыбнулась, зайдя в магазин с другом (ну, так мне показалось). Все, что я смог, так это сделать вид, что расставляю книги и бродить меж стеллажей следом за ней. Казалось, Сакура искала что-то, и я молился, чтобы она обратилась ко мне за помощью. Как бы глупо не казалось, но так и случилось. Я плохо помню наш первый разговор, потому что был на девятом небе от счастье. Помню, Сакура улыбалась мне снова и снова, когда я отдал покупки и пожелал ей хорошего вечера. Когда она покинула магазин, я откровенно считал, что-то была наша последняя встреча, что мы больше никогда не увидимся, и она тут же забудет меня. Однако уже на следующий день она снова зашла, чтобы купить один-единственный карандаш… и это после созерцания полок на протяжении часа-полутора. Тогда я понял, что у меня может быть шанс. Я попытался завязать разговор, пока Сакура смеялась над моими идиотскими шуточками, и, прежде чем успел понять, что происходит, предложил ей встретиться в парке в эту субботу. Этого не могло быть! Сам факт, что такая восхитительная девушка хотела увидеться с таким оборванцем, как я… это было слишком хорошо, чтобы быть правдой! — И что же это получается, братишка, — ухмыльнулся Кодзима, когда я поделился с ним своим счастьем, — у тебя есть подружка? — Под… подружка? — я весь горел от смущения, словно оказался в самом центре пожара. Кодзима рассмеялся и похлопал по плечу. — Просто угости ее, ладно? Хорошо проведите время. А потом дай ей почувствовать себя особенной, вот и все. Сгорая от желания стать самым лучшим парнем в мире, я буквально накинулся на старшего товарища. — Научи меня всему! Я хочу знать, что делать… не хочу, чтобы она ушла от меня! В течении следующих нескольких месяцев я был идеальным парнем для Сакуры. Ночами я не работал, а ждал у дверей вечерней школы, чтобы отвезти ее домой на своем мотоцикле. Мне удалось скопить немного денег, из тех, что я не стал платить синдикату, чтобы купить ей самые дорогие и прекрасные вещи, от которых Сакура приходила в восторг. Наш первый поцелуй случился в кинотеатре, куда она затащила меня, дабы насладиться каким-то фильмом, что мне не очень-то и понравился. Первые ласки произошли в ее гостиной, пока родителей не было дома, и первый прекрасный секс был в моей дешевой квартире, которую я старался держать в чистоте, думая, что она придет снова. Мало того, что она приготовила большую порцию хот пот, что мы прикончили в один присест, ее застенчивое приглашение наконец получить то, что я ждал с первого дня нашей встречи, определенно стоило ожидания. Спустя полгода после начала отношений, я наконец-то представил ее Кодзиме, и теперь понимаю, что именно тогда все пошло наперекосяк. Возможно, мне стоило насторожиться из-за ее излишнего интереса к Кодзиме. Но я подумал, что виной тому внешность — в конце концов, он был красив — а тот факт, что являлся якудза, само по себе будоражил. Тогда я и правда почти не думал. Как глуп и наивен я был. — У тебя прекрасная цыпочка, братишка, — однажды утром сказал мне Кодзима, дымя с бутылкой пива на пирсе. Отсюда прекрасно были видны контролеры, что скрутили пару буйных подростков. — Ага, — ответил с застенчивой улыбкой я, — наверное, я попрошу ее руки. Кодзима выплюнул пиво и с недоверием посмотрел на меня, прежде чем разразиться громким смехом. — Жениться? Уже? Тебе ведь и семнадцати нет, а ты уже хочешь быть окольцованным! — Я люблю ее, — с праведным негодованием пробормотал я. Кто он такой, чтобы смеяться надо мной! Он трахался с разными телочками каждую ночь и мондовошки — явственное тому доказательство. У меня же была очаровательная девушка, которую я мог брать всякий раз, как захочу. — Она меня тоже любит, — добавил я на тот случай, если он сомневался. Кодзима закатил глаза и фыркнул. — Ну да, конечно же любит. — Что это значит? — Ничего, — с наигранным равнодушием ответил он. — Просто остерегайся сучек, Наруто. Они не так просты, как кажутся. — Сакура не су… не сука, — прошипел я. Не зная, Кодзима вешал ярлык на девушку, что я так любил. Это непозволительно. — Она честная и красивая девушка. — Да-да, не забудь пригласить на свадьбу, — недоверчиво протянул он. Думаю, именно в тот момент я впервые возненавидел Кодзиму. Ведь он не сделал ни малейшей попытки извиниться за то, что так отозвался о Сакуре. Чувства обострились в ту ночь, когда я должен был принести им деньги. То была отвратительная ночь: та самая, в которую небо казалось свинцовым, готовым вот-вот разразиться дождем. Видимость была почти нулевая, и я дважды едва не упал. Уже здесь я должен был понять, что это плохой знак. Как правило, мы встречались в ресторане, где я отдавал деньги ему или Ичимуре: они пересчитывали их и убеждались в полноте суммы. И все же, в тот вечер ни того, ни другого не было там. Я посчитал, что Кодзима был бы не против, если бы я заскочил к нему домой, где уже бывал пару раз в прошлом. Если и была хоть одна причина, чтобы становиться якудза, так это их шикарные аппартаменты. Казалось, что они могут позволить себе все, о чем простые смертные даже и думать не смеют. Даже просто войдя в лифт, я представлял себе, что когда-нибудь стану боссом якудза, отгрохаю себе особняк, где буду жить с Сакурой и четырьмя нашими детьми… Ну может быть пятью, не больше. Глупая фантазия настолько завладела мной, что, подходя к двери квартиры Кодзимы, я глупо улыбался. Постучав, в ответ услышал лишь громкую музыку, долбящую изнутри. Не важно, сколько бы я не звонил в дверь, не ударял кулаком, он не услышал бы. А еще я не ожидал, что дверь окажется открытой. Все-таки, якудза должны остерегаться врагов, готовых показаться на пороге в любой момент. Так что, когда ручка легко поддалась, это стало большим сюрпризом. — Кодзима? — прокричал я, снимая ботинки, и утонул ногой в мягком ворсе красной ковровой дорожки. Стоило понадеяться, что капли не сильно побеспокоят хозяина. Зонт не слишком-то спас от ужасной погоды. — Кодзима? Известная рок-группа разрывала динамики с такой силой, что я не мог слышать даже свои мысли. Завернув из коридора в гостиную, я застал картину, что вряд ли должен был видеть. Дорожки кокаина рассыпались вместе с косяками марихуаны. Приторный запах наполнял комнату. Пара пистолетов, некоторые еще в коробках, другие валялись либо на полу, либо на белом кожаном диване, рядом с кружевным бельем, скинутым в спешке. — Ко… дзима? — с опаской позвал я. Куда он, нахрен, делся? Может мне стоило свалить? Может мне стоило оставить деньги и бежать, пока я еще могу… — Хваааа-атит, — донесся игривый смех, и следом вбежала обнаженная девица. Девушка, которая, как я думал, была благородной и невинной… моей. Сакура? Нево… невозможно. Должно быть, это кто-то другой, так похожий на нее. Вот и все. И все же, она только что вбежала в гостиную и теперь прикрывала грудь простыней, смеясь над мужчиной, что был также наг, если не считать его татуировки и наручников, свисающих с пальца. — Давай, детка. Иди к папочке… — начал он, но вовремя заметил меня, стоящего словно истукан посреди гостиной. Сакура соображала медленней, поэтому только потянувшись за косяком марихуаны на кофейном столике, она наконец поняла причину, по которой ее любовник больше не бежал за ней. — И что тебя остано… ох! То, как Сакура замолчала от шока, заставило бы меня усмехнуться, если бы не закипающий гнев, окрашивающий мир в оттенки алого. — Нару… Наруто… — начала девушка с густой смесью страха и раздражения. — Это не то, что ты думаешь! Не то, что я думаю? Не то, что я думаю?! Ты чертова сука! Ты голая и накуренная в его квартире и говоришь мне, что я неправильно понял?! — Он принудил меня, — выпалила Сакура тут же, затаив дыхание, чтобы со слабой улыбкой сделать шаг навстречу. — Клянусь тебе, Наруто. Он сказал, что если я не пересплю с ним, то он… он… он бы убил тебя за то, что не получил вовремя денег. От подобных слов мои глаза распахнулись, возбужденный взгляд метнулся к Кодзиме, что улыбался. Он пожал плечами и раскинул в стороны руки. — А ведь сука права… хоть немного приврала. Я предложил ей потрахаться со мной, а она и не слишком-то сопротивлялась. Она должна была сопротивляться, но достаточно лишь одного телефонного звонка, чтобы драть ее всю ночь напролет. — Ты лжешь! — вскрикнула Сакура, пытаясь убедить меня в обратном. Но этот запах от нее… зловоние недавнего секса. Тошнотворный аромат спермы другого мужчины, исходящий от тела, которому я когда-то поклонялся. Впервые в жизни — нет, второй раз — я так сильно хотел ударить женщину. — О чем она? — вместо этого спросил я голосом, не принадлежащим мне. Он был глубже… холоднее… не похожим на беспечного Наруто, которого они оба знали. Должно быть, они уловили это изменение, потому что Сакура сделала шаг назад, а Кодзима немного напрягся. Вот так. Они ведь никогда не видели меня в ярости? Так будьте знакомы с монстром, которого вы сами создали. — А как ты думаешь, о чем я только что говорил? — спросил Кодзима, в ответ пожимая плечами. Он подошел к низкому столику и схватился за пачку сигарет. Прикурив одну, Кодзима затянулся, а потом взялся за один из новых пистолетов. — Из-за тебя босс не слишком-то доволен мной в последнее время, Наруто. Без единого звука я открыл рот. — Я исправно плачу деньги. И не пропускал оплаты. Ни разу. — Не в этом дело, Лисеныш, — Лисеныш — прозвище, которое Кодзима дал мне из-за шрамов, и я не слишком-то любил его. Оно больно ударяло по достоинству, но разве я мог сказать ему? Кодзима широко усмехнулся, обнажая ряд прекрасных белоснежных зубов с золотым резцом. — Видишь? Я замолвил за тебя словечко, но их голод растет. Им нужно больше… и чаще. В два раза больше, чем они получают от тебя… и теперь каждую неделю. Я был в ярости. — Ты никогда не говорил этого! Где мне, блять, взять столько денег, чтобы платить каждую неделю? Ты хоть представляешь, сколько времени я тружусь, ты, ебучий мудак! — Следи за языком, малыш, — протянул Кодзима и направил ствол на Сакуру, которая взвизгнула от ужаса и прижалась ко мне. — Обоих… или только девчонку… или тебя…ой, да мне срать! Сердце ёкнуло от нежелания верить и печали, что я не в силах был выразить словами. Был ли это тот Кодзима, который смеялся и часто проводил время со мной? Этого ли человека я считал своим старшим братом? Почему он внезапно изменился? Что я сделал не так? — Ебучий мудак, — проворчал я. — Сукин сын! Я снова взревел, на этот раз рык, казалось, разнесся по коридорам всего дома. И все же, нельзя забывать, что я имел дело с якудза. Неужели можно было надеяться причинить ему хоть какой-то вред? Не успел я пересечь и половины комнаты, как он уже схватился за бейсбольную биту и с размаху ударил по животу, заставляя меня повалиться на стол, взрывая мир болью. Справляясь со рвотой и сплевывая кровь, я пытался подняться на подгибающихся ногах. Но стоило услышать визг Сакуры, как паника вновь охватила меня. Мир плыл перед глазами, но я был в состоянии понять, что девушка стояла на коленях, Кодзима сжимал ее волосы в руке, а ствол прижался к виску. — Н… нет, — прохрипел я и попятился в его сторону, но оступился и споткнулся. Я был так слаб. — Не убивай меня! — проревела Сакура, пока рыдания сотрясали ее. Сопли и слезы залили лицо, ничего не осталось от ее красоты. — Прошу, не убивай меня! Я сделаю все! Все, что ты хочешь! Пожалуйста, не убивай! Умоляю! Не убивай меняя-я! — О, господи, ты, долбанная сука! Завали ебало! — закричал Кодзима. Оглушительный звук заставил меня подумать, что тот сделал предупредительный выстрел, дабы заставить Сакуру замолчать. Но горячие капли крови брызнули на лицо, а после на пол повалилось и тело. В немом ужасе я смотрел на ее единственный уцелевший левый глаз — тот самый, что будет преследовать меня в течении множества ночей. Этот взгляд, казалось, винил меня за случившееся. Если бы я не пытался быть хорошим и не желал погасить долги старика. Если бы… Если бы… Если бы… Если бы мы никогда не встретились. — Чертова сучка запачкала мой диван, — недовольно пробормотал Кодзима, смотря на беспорядок. Казалось, ему плевать. Но, почему? Кодзима каждый день убивал людей и даже бровью не вел, так какого хуя он застрелил ту, что была для меня всем миром?! — Проклятье… — фыркнул он, нагибаясь, чтобы поднять рассыпавшиеся косяки. Теперь я видел его отвратительные член и яйца, и внезапное желание оторвать их к хуям переполнило меня. Заставить его страдать. Чувствовать боль. Я убью его. Примерно в полуметре от меня валялся пистолет. Благодаря недавнему позорному падению, он оказался гораздо ближе. Аккуратно я подвинул ствол ногой к себе. Кодзима был слишком занят уборкой и наивно полагал, что я слишком шокирован произошедшим и не мог пошевелиться. Еще пара сантиметров приблизила меня к цели… еще сантиметр… и еще. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем цель была достигнута. Прохладные пальцы сжали оружие, словно это был спасательный круг, и я молил бога, чтобы тот оказался заряженным. Пистолет был ужасно тяжелым. Снова раздался раскат грома. Я смотрел в пустые глазницы, смотрящие на меня с ненавистью даже после смерти, а сочащаяся кровь подтекала ко мне. Поднимайся, Наруто! Поднимайся, Наруто! Поднимайся, Наруто… Наруто!.. Все ныло от боли, но что-то заставляло меня действовать. Поднимаясь на непослушные ноги, я взвел курок. Конечно же, Кодзима услышал щелчок и, вздернув бровь, смерил меня взглядом. — Ооо-о? Ты собрался выстрелить в меня? — растянул он, а потом усмехнулся. — Удивил. Ты снова удивил, но… ты и я, мы оба знаем, что у тебя нет яиц, чтобы сделать это, Наруто. — З… Заткнись, — прошипел я, ненавидя свой слабый голосок. Я сжимал пистолет обеими руками, но все равно трясся как осенний лист. — З… за… заткнись! — Кодзима передразнил меня, а потом громко загоготал. — Ты хоть помнишь, как использовать эту игрушку? Э-эй, кажется, я припоминаю. Это ведь я учил тебя стрелять, не так ли? Все так. Ради удовольствия Кодзима водил меня на заброшенный склад, где расставлял пустые банки и показывал, как целиться. Честно говоря, у меня не особо получалось. То были единственные разы, когда я держал пистолет. И я до сих пор ненавидел оружие. Но сейчас… сейчас я хотел, чтобы пистолет стал моим другом. — Давай, Наруто, — подначивал Кодзима. — Давай, застрели меня. Стреляй. Он постучал кулаком в грудь, на которой виднелись хвост и голова дракона, в то время как туловище оплетало спину. Ублюдок был жилист и отлично сложен. С таким не слишком хочется иметь проблемы. — Сделай это, кусок дерьма! — прокричал Кодзима, пока я стоял не в силах пошевелиться. Я рыдал: до чего же был жалок. Я ненавидел его, и все же часть меня была благодарна за его дружбу. Часть меня все еще видела в нем брата, человека, который заступался за меня несколько раз. Я не мог убить своего брата. Просто не мог! Кодзима плюнул. — Я только что грохнул твою подружку, а ты не в силах выстрелить в меня. Ебать, какой ты слабак! Меня тошнит от тебя! Он зарычал и потянулся за своим пистолетом. Я понимал, что теперь точно умру. Либо он, либо я. Кодзима был быстрее, чем я. Он всегда был лучше меня. Времени чертовски не хватало, чтобы размышлять на тему. Мне жаль… очень жаль… очень жаль… так жаль….так… Бабах! Оглушенный первым выстрелом, я едва мог услышать второй, но чувствовал, как пистолет вскидывало от нажатий. Казалось, что руки едва не оторвались, а почва ушла из-под ног. Я смотрел на сделанное в немом ужасе и не верил самому себе. Глаза распахнулись от осознания произошедшего. Смотря на грудь Кодзимы — клянусь, я точно не собирался стрелять туда, то была лишь случайность — я понимал, что пуля угодила прямо в сердце. Идеальный выстрел. Я мог бы попытать счастье и устроиться снайпером, если бы показал результаты работы. — Ты… — с бульканьем и кровью вырвалось из его рта, но ублюдок, казалось, улыбался по какой-то необъяснимой причине. — Я знал… ты… было в тебе… муда… Кодзима упал на пол лицом вниз прежде, чем успел закончить. Но я услышал достаточно. Медленно, чувствуя слабость в ногах, я опустился на колени и позволил пистолету упасть на пропитанный кровью ковер. Я умер: и душой, и разумом. Меня бы поймали. Проклятая квартира была сплошь усеяна моими отпечатками и следами. Не помню, как долго я находился в оцепенении, прежде чем понял, что надо было сбежать хотя бы до того, как его приятели-якудза найдут меня. Я совершил непозволительное. Убийства члена синдиката не позволило бы мне увидеть утро следующего дня. Двигаясь на автомате, я прикрыл тело Сакуры простыней, бросил известные кусочки молитвы и понадеялся, что она простит меня на том свете. Окровавленный и хромающий я вышел из дома. Мне повезло не встретиться с людьми, а значит избежать ненужных вопросов. Той же ночью я собрал свои пожитки и покинул Нагасаки. В течении следующих двух лет на меня охотились: с одной стороны якудза, с другой — контролеры, которые не факт, что были неподкуплены. Я понимал, что моя свобода — вопрос времени. И все же, старался вести жизнь хорошего человека, затаиться и держаться подальше от неприятностей. Накупил париков, часто назывался другими именами. Скрывая «усы», использовал тонны косметики. Это такая нудятина — краситься каждое утро, но такова была цена свободы. За эти два года я жил в более чем десяти городах, поселках, деревнях, а время шло на дни, минуты и секунды, прежде чем я предстану перед судом. Мое задержание было таким досадным, а все из-за глупой ошибки. Пускай прошло два года, но эти сторожевые псы никогда не прекращают свои поиски. Последняя неделя была особенно тяжела, потому что мое лицо мелькало в новостях куда чаще обычного. Я не мог появляться на улице, но голод выгнал меня. Надо было закупиться, чтобы не помереть от истощения в глубине квартиры. Всего-то пять минут до магазина через дорогу, где меня ждала буханка хлеба в предрассветный час. Спешка и отчаяние от поступка заставили проигнорировать необходимость надевать парик и контактные линзы. Комендантша — добрая старушка, с которой можно было приятно поболтать в любой другой день — сдавленно вскрикнула, когда увидела меня в дверях. Ее муж — тоже отличный человек — выбежал из задней комнаты, чтобы понять, что происходит. Он даже не дал шанса объясниться, прежде чем достал свой дробовик и приказал оставаться на месте, в то время как жена звонила в полицию. Я не старался сбежать, хотя и пытался убедить, что не причиню им вреда. Но за мою голову назначили весьма щедрую цену, а значит, отправив меня гнить за решетку, они получат сумму, способную содержать их бизнес на плаву в течении еще пары лет. Мой арест спровоцировал нехилый спор между синдикатом Бакуфу и контролерами о том, кто же имел право на мою жизнь. Якудза, естественно, желали отплатить смертью на смерть, но, думаю, начальник полиции все же добился того, чтобы меня отправили в Бьяку-Синкё, где мое наказание должно было стать куда хуже, чем смерть. Не уверен, что кто-то откупался, но теперь я исчез из черного списка якудза. Контролеры — или Бьяку-синкё — сами решат мою судьбу, как считают нужным. Я больше не принадлежал самому себе. Я заслужил все то, что случилось со мной. ______ — Эй, ты! Просыпайся! Медленно я поднял голову, все еще покоящуюся на подтянутых коленях, сонно моргнул и сощурился от внезапного луча света. Подняв руку, чтобы защитить глаза, я все еще был не в силах понять, что происходит. Ровно до тех пор, пока тюремщик не опустил фонарик. Даже когда тот отошел в сторону, я не смог узнать его. Он был высоким, с бородкой, делающей его похожего на волка, немного лохматой, но все же ухоженной. Его глаза были глубокого карего цвета и казалось… нет, он не улыбался. С трудом я сглотнул. Черт. Время пришло? — Ты Узумаки Наруто? — спросил тюремщик голосом, что казалось отразился от стен. — Да… Он тихо хрюкнул, а потом достал лист и карандаш, спрятанные в его камисимо. Я молча смотрел, как тюремщик что-то писал. — Ладно, — пробормотал он и повернулся к стоящему поодаль охраннику. — Отмойте его, насколько это возможно, и выведите во двор к остальным. Даю вам час. Первый капитан произведет осмотр. — Да, сэр. Бросив последний, почти пренебрежительный взгляд в мою сторону, тюремщик покинул тюрьму. Второй охранник появился словно из ниоткуда. — Поднимайся, кусок дерьма, — пролаял один, ударяя бокеном по плечам. Сдавив крик боли, я поднялся на ноги, успев спрятать драгоценный крем под одеялом из мешковины. Я не осмелился напомнить о больных ногах, но один из охранников, кажется, помнил об этом недоразумении и сказал, чтобы меня вели осторожней. — Чтобы не запачкал своей грязной кровью нашу священную землю, — грубо пояснил свое решение он. Но сейчас меня совершенно не заботили оскорбления. Я наконец-то был свободен… пускай это и продлится всего пару часов. Я даже подумать не мог, что представляет собой этот «осмотр», но молился Богу, чтобы тот, кто был этим первым капитаном, оказался достаточно милостивым, чтобы дать мне возможность отдохнуть или хотя бы перевел меня в другую камеру. Возможно, я всего-то проклятый грешник, но сам Бог помиловал нас. Так почему бы простым смертным не поступить точно так же?