Blind alley

Если где-то на Земле и открыли отделение ада, то видимо сделали это специально для Хеймитча. И без всякого сомнения у Эффи Тринкет был заключен трудовой договор с самим дьяволом. Во всяком случае, так Хеймитчу стало казаться после четвертого визита сотрудника Дворца Правосудия за один только первый летний месяц. Столь частые визиты Стивена Смита — первого секретаря мэра напрягали и Хеймитча, и самого Стивена. Но вряд ли это остановило бы Эффи, узнай она о всех тех неудобствах, что доставляла им своей писаниной. В Двенадцатом Дистрикте, как и в любом другом Дистрикте не было должности почтальона, потому что и нужды в нем в общем-то не было. Вся корреспонденция из Капитолия приходила напрямую в Дворец Правосудия и обычно там и оседала. Однако Хеймитчу, как победителю Голодных игр, была дана привилегия на переписку с внешним миром. За последние четырнадцать лет он получил кучу писем и странных подарков от его воздыхателей и воздыхательниц. С годами их становилось все меньше и меньше, возможно от того, что он спивался все больше и больше, и его привлекательность падала, возможно от того, что появлялись новые претенденты на любовь публики. Однако Петра, в отличие от Эффи, никогда не вспоминала о нём до Дня Жатвы. Эффи же по одной ей понятной причине вдруг стала писать ему по одному письму в день. Все письма приходили разом за всю предыдущую неделю — по понедельникам. Сначала Хеймитч читал их по диагонали, не особо придавая значения деталям. Письма были обо всем, и ни о чем одновременно. Впрочем Хеймитч отметил, что Эффи Тринкет была бы кем-то другим, если бы в её действиях не было четкого распорядка. Дьявол, как говориться, кроется в деталях. Разноцветная бумага, видимо в тон ее волосам или ногтям, всегда надушенная одним и тем же приторно-сладким ароматом. Неизменное сердечко в «i» в её имени в подписи. Почерк Эффи совсем не был похож на неё саму, наклон скакал то вправо, то влево, строки убегали то вверх, то вниз, по всей вероятности под её настроение, буквы были чересчур размашистые. Хеймитч гадал, что скрыто в её почерке — импульсивность, расточительность, желание быть лидером? Он также отметил строгую нумерацию. Помимо того, что в правом верхнем углу всегда стояла дата, в самом письме то и дело попадались незатейливые считалки — указывающие на порядковый номер письма. Пять коктейлей, что она выпила, двадцать одна роза, что она получила на День Рождения, сорок пар обуви, что она примерила. Получив пятидесятое письмо Хеймитч отметил, что конверт не был вскрыт прежде, чем попал к нему. Хеймитча это крайне повеселило, ведь Капитолию потребовалось почти два месяца, чтобы понять — Эффи Тринкет не замыслила революцию, не тайный шпион Хеймитча, и уж точно не его возлюбленная. Гадали ли они, как и он, что кроется за её поступком. Прихоть, безделье, одиночество? Хеймитч мог бы спросить, но это означало написать в ответ. Он не хотел, она не просила. Такой уж негласный пакт они заключили. Так прошел почти целый год. В односторонней переписке. Последние письма Хеймитч получил накануне Жатвы. Когда Хеймитч проснулся — Эффи Тринкет стояла в дверях. Одна, без своей свиты. На неё падал мягкий утренний свет, придавая ей почти божественный вид. Её взгляд был снисходительным, а голос командирским. — Всё, как всегда. Собирайся, нам пора. Скоро всё начнется. — Эффи кивнула в сторону стола. — Там чистая одежда и стакан с аспирином. Выпей. Она ушла, оставив его в смешанных чувствах. От девушки, написавшей ему почти 365 писем не осталось и следа. Хеймитч ожидал чего угодно, но не того, что она даже не поздоровается с ним. Однако он напомнил себе, что это именно то поведение, которое стоит ожидать от капитолийки. К самому началу Жатвы набежали тучи, вдалеке были слышны раскаты грома, как раз подходящая погода для такого события. Эффи стояла на сцене в своем ослепительном платье, напоминавшем рыбью чешую, и подгоняла микрофон под свой рост. Хеймитч стоял поодаль, и гадал с кем судьба сыграет злую шутку на этот раз. После небольшой вступительной речи Эффи по очереди вытащила имена Агнес Уэйл и Нила Кампа. Им обоим по пятнадцать, как и Хеймитчу, на его Голодных играх. Хрупкая девчушка и коренастый парнишка выглядели обреченными и потерянными, взирая на Эффи, которая напоследок произнесла: — И пусть удача всегда будет на вашей стороне. В поезде Хеймитч до ужина избегал и ребят, и Эффи. Ведь утешать он не умел, а Эффи после утреннего представления он и вовсе не хотел видеть. Однако жажда выпивки взяла свое, и он нехотя побрел в сторону вагона, утопающего в алкоголе и всевозможных яствах. Все трое уже сидели за столом. Эффи скорее всего выгнала прислугу, так как больше в вагоне никого не было. В их тарелках было пусто, хотя по центру стола было блюдо с золотистым и ароматным поросенком. — Мы ждем тебя уже целый час, — с укором произнесла Эффи. — Когда ты уже научишься ценить чужое время? Риторический вопрос Эффи повис в тишине без ответа. Хеймитч хотел было добавить, что времени у ребят осталось не так уж много, но не стал. Опускаться до уровня капитолийцев он не собирался. — Я уже немного рассказала Агнес и Нилу о Капитолии, и что их там ждет, но вам троим еще надо составить план на ближайшие дни. Вернемся к этому после ужина, а сейчас налетайте, — голос Эффи стал мягче, когда она заговорила с ребятами. Хеймитч заметил, что она избегает смотреть ему в глаза. Что черт возьми происходит? Обиделась, что он ей не отвечал? Встала не с той ноги? Ей окончательно промыли мозги? Ход мыслей Хеймитча прервал возглас Агнес: — Вы выходите замуж? Кольцо такое красивое. Хеймитч бросил взгляд на безымянный палец Эффи — здоровый бриллиант в обрамлении красных рубинов нелепо смотрелся на хрупком пальце Эффи. В его груди что-то ёкнуло, но он лишь безразлично спросил: — Что же ты не написала о таком важном событии в письме? Попался. В хорошо расставленные сети Эффи. Как он только не догадался, что это ловушка. Эффи засияла будто хорошо начищенный медный чайник. Теперь она точно знала, что он читал ее письма, при чем все. — Это просто часть образа, я не выходу замуж, — ответила Эффи Агнес, даже не взглянув на Хеймитча. После ужина Эффи их оставила. Хеймитч наблюдал, как гордо подняв голову она удаляется. На ней все еще было платье с Жатвы, которое на всю свою нелепость удачно подчеркивало ее бедра и ягодицы. Хеймитч погнал прочь мысли о платье и бедрах Эффи и вернулся к ребятам. Наставник он, конечно, не ахти, но уж какой есть. Она разбудила его в полночь, когда ребята уже ушли. К удивлению Эффи, да и самого Хеймитча, бутылка, что стояла на столе — была выпита им только на половину. Вокруг были раскиданы какие-то заметки и записи ребят. — Привет, — сказала Эффи, — тебе пора идти в кровать, нечего спать в кресле. Завтра длинный день, надо хорошенько выспаться. Её голос был мягкий и успокаивающий, совсем не похож на тот утренний. — Теперь ты со мной здороваешься? — Извини. — За что? — За то, что была грубой с утра. Я не хотела, просто была расстроена, а ты попался под руку, вот и всё. Вот и всё. Хеймитч порывался спросить, что случилось, но в который раз за день промолчал. Жизнь Эффи Тринкет его не касается. Нечего и спрашивать. На этот раз она проводила его до купе. Они оба шли молча. Хеймитч отметил, что она сняла кольцо и смыла макияж. Сняла свою броню. Так она была бесспорно красивее, но Хеймитч подумал, что ей не стоило этого знать. Во всяком случае не от него. — Мне нужно было чем-то растопить камин, я все их сжег, — соврал Хеймитч, когда она закрывала за собой дверь купе. Они оба знали, что он врет, но Эффи не стала его подкалывать или возмущаться. — Не все, — тихо ответила Эффи. — Одно лежит у тебя в столе. Последнее. Я больше не буду тебе писать, не волнуйся. Спи. Эффи развернулась, и упорхнула прочь, не дождавшись, пока Хеймитч скажет ей спокойной ночи. Ему показалось, что она смахнула слезу, но возможно, ему и правда просто показалось. Через неделю начались Голодные Игры. Кто будет победителем Шестьдесят Четвертых игр было понятно еще на стадии подготовки. Кашмира стала звездой Голодных Игр еще до их начала. Статная красавица, с жестоким и прямым взглядом. Она сумела обаять публику на интервью с Цезарем Фликерманом, получить одиннадцать баллов за свои умения. Хеймитч знал, что она убийца, он видел таких на своих играх. Холодная, прямолинейная, и самое главное в отличие от других трибутов, в её глазах не было ни следа надежды, она была уверена в том, что выживет и будет Победительницей. Ареной на этот раз стала пустыня, с небольшими оазисами, которые заселяли ядовитые змеи, пауки и скорпионы. Пусть Кашмира и убила в первый день семь трибутов, дальше ей было тяжело, все союзы распались в первые же дни. Жажда сводила их с ума. Солнцу не было дела до того, кто из них сильней, проворней или хитрее. Победить мог лишь тот, у кого была поддержка зрителей. И это была Кашмира. — Хеймитч, они же продержались так долго только благодаря тебе, — попыталась напоследок подбодрить Хеймитча Эффи. — Ты дал им правильные советы. — Теперь, когда один из твоих подопечных погиб пятым с конца, думаешь тебя возьмут сопровождающей во Второй Дистрикт? — Хеймитч! — возмутилась Эффи. — Я вовсе не об этом! — Да, ладно тебе, детка. Все знают, что ты об этом мечтаешь. — До свидания, Хеймитч. Увидимся в следующем году, — она попыталась его обнять на прощание, но он так резко отстранился, что чуть не упал. — Надеюсь, не увидимся. Он нехотя шел домой с поезда, вспомнив, что Эффи оставила ему последнее письмо. Пара бутылок, стянутых из бара, была как нельзя кстати. Поставив бутылку перед собой, он открыл выдвижной ящик своего рабочего стола. Письмо было написано на желтоватой бумаге, видимо Эффи взяла его бумагу и писала прямо здесь, пока он спал в соседней комнате. Первое, что он заметил — привычное приветствие «Дорогой Хеймитч» было зачеркнуто, и осталось просто Хеймитч. Письмо было не длинным, всего пара абзацев. Хеймитч теребил страницу в руках, и не приступал к чтению. Предчувствие было отвратным. Сделав внушительный глоток, он приступил к чтению. Хеймитч, ты знал, что ужасно храпишь? Весь дом сотрясается. Ладно, не буду почем зря тратить твои чернила. Ты ведь уже знаешь, что это триста сорок седьмое письмо, не так ли? Последнее. Во всяком случае я себя в этом пытаюсь убедить. Сегодня ночью в дороге, пока поезд остановился, я насчитала на небе триста сорок семь звезд. Ярких и едва видимых. Известных всем и столь же безвестных. Знаешь, прошел уже почти год, а мне просто физически сложно произнести эти слова вслух, поэтому я напишу. Мне потребовался почти год и вся моя отвага, чтобы это написать. Моя сестра умерла. С ней никого не было рядом. Ведь все смотрели на экраны, на то, как Блеск стал победителем. Это ужасно больно. Несправедливо. Непростительно. Я ненавижу себя порой. С тех пор я ищу ее там в бесконечности, на небосклоне, среди звезд. Но так и не могу найти. Но обязательно найду. P.S. Спасибо, что ни разу не ответил. Я каждый раз с замиранием ждала, что ты попросишь меня прекратить. Хеймитч отложил письмо и взял пустой листок бумаги.