Тёмные истории

      К утру Рейнальд выполз из таверны на карачках. Страдающий жутким похмельем, крестоносец с огромным трудом дополз до угла, где его и стошнило. Правда, он чуть не захлебнулся собственной рвотой, забыв снять шлем с головы. Заблёваный, весь в грязи, стоя на карачках в луже после вчерашнего дождя, мужчина с неестественной для него иронией отметил про себя нынешнее своё сходство с последним свинорылом.       — Кажется, кто-то совсем не умеет пить, — послышалось откуда-то сверху, и крестоносец, опираясь на выставленные перед собой руки с трудом смог поднять голову.       Над ним нависла кажущаяся из-за его положения высокой женщина в доспехах поверх рясы с капюшоном. Она рассмеялась, глядя на сконфуженного мужчину, но быстро протянула ему руку, чтобы тот смог подняться. С перепоя он дёрнул со всей своей силушки, и она с огромным трудом удержалась на ногах, едва не разделив с ним компанию в луже.       — Будь осторожнее!       Рейнальд преисполнился противоречивыми чувствами: завистью и неприязнью, всё в лёгкой форме. Фонтомея была третьей сестрой битвы — монахиней, подготовленной монастырём для битв с проклятыми тварями. У первой было красивое имя — Мэри, и некрасивая судьба — погибнуть в первой же разведке от острого клинка культиста, гореть им всем в аду. Не повезло приехать на три недели раньше боевых сестёр, запоздавших из-за разбитых дорог. Осмонта была второй и прибыла уже вместе с Фонтомеей и проявила себя великолепно… до случившейся катастрофы. Крестоносец ещё не общался с пережившими ту вылазку девушками, но надеялся пообщаться позже.       Они похожи — Осмонта и Фонтомея: обе отличались большей для монашек раскованностью, любовью снять стресс не в тихой молитве у алтаря и икон, а в шумном трактире за кружками пива да эля, или ещё чего покрепче. И обеим было вполне по силам и возможностям прописать заставших их тварей — или зазевавшихся алкашей — палицей по башке.       — Это… богохульство, — прохрипел Рейнальд в попытке собраться с силами.       — Что? — монахиня нахмурилась, но быстро сменила грев на милость, видя тщетные потуги товарища: — Так. Сунь два пальца в рот…       — А?..       — Делай, что говорю — сунь два пальца в рот и тяни их к глотке. Вот увидишь…       Крестоносец беспрекословно все указания, судорожно дёрнулся, согнулся пополам, и его снова стошнило, в этот раз себе под ноги.       — Лучше? — поинтересовалась Фонтомея.       — Пока не знаю, — жадно глотая воздух в попытке отдышаться, прохрипел мужчина.       — Всё бывает в первый раз. Напился в первый раз, а за выпивкой всегда приходит похмелье.       — Я смотрю, ты достаточно опытна во всём этом… — в его голосе послышались нотки упрёка.       — По себе знаю, как это — корчиться в похмельных отходняках, — усмехнулась она в ответ. — Это скоро пройдёт, но ещё быстрее получится, если поправить здоровье — только не вздумай снова пить, только хуже будет.       — Как… как можно? Ты же… монахиня! — возмутился Рейнальд.       — И что? — невозмутимо ответила та. — Я не человек? Не имею повода и возможности выпить? Или надраться? Сэр крестоносец, кто бы тут говорил…       — Я напился… не совсем по своей воле, — стушевался крестоносец, — но любой свой стресс, любое переживание я обращаю к Господу, у алтаря или в молельной, в келье. Как можно…       — Заливать горе выпивкой? Очень просто — когда другое не помогает. Ни молитвы, ни бичи, ни разврат и похоть да азартные игры.       — Только не говори мне, что…       — О нет, я невинна перед людским родом и Господом Богом.       — Прости. Просто вы с Осмонтой… — Рейнальд запнулся на полуслове и на удивлённо изогнутую бровь монахини пояснил, — похожи.       — Ха! Конечно — мы же сёстры, — отметила Фонтомея.       — Ну да, сёстры битвы, один монастырь…       — У нас единая мать и отец, — рассмеялась женщина глядя на ошалевшего от такого известия крестоносца. — Кажется, это передалось нам от папаши, хотя я не знаю, передаётся ли это или нет.       — Как проказа?       — Не самое лучше сравнение, но да — вроде того. Хотя в этом больше наша доктор разбирается, я лишь исцеляю телесные раны мольбой к свету.       Повисла напряженная пауза и только сейчас мужчина заметил, что они сидят под деревом, у полуразрушенного памятника. Утренний ветерок раскачивал старые ветви, по травинке.       — Мы же сражаемся за правое дело, верно? — прервал воцарившееся молчание Рейнальд. — Боремся с порождениями зла во имя добра и спасения заблудших душ?       — Мне очень хочется в это верить. Ты же был в крестовых походе? — поинтересовалась Фонтомея.       — Не зря же меня кличут «крестоносец», — усмехнулся он в ответ.       — Тогда ты знаешь, какой ужас творился там, на востоке…       — Больше чем ты себе представляешь. И всё же я не разочаровался в Церкви и Боге, служении ему. Во всяком случае, ему уж точно…       — Почему же? — поинтересовалась монахиня.       — Священники лгали. Я видел благородных сарацин и обкуренных ассасинов. Я много чего там видел. Но священное писание гласит, что Господь милосерден. Что он не одобряет убийств…       — А может, если следовать твоей логике и священное писание лжет? — поинтересовалась женщина.       — Не боишься ли ты костра, еретичка-богохульница? — в голосе крестоносца заслышался смех, он явно говорил несерьёзно.       — Только не в этом месте, рыцарь креста, — лукаво заметила она в ответ.       — Если ты права — что священное писание лжет — то наш поход напрасен, наша борьба с засевшим здесь злом — в людских умах, сердцах и поступках бессмысленна. Бог не оставит нас!       — Однажды он уже оставил эти земли…       — Такова расплата за те ужасы, что сотворили предки. Милосердно ли поступил в таком случае Он? Когда я к нему попаду, обязательно у него спрошу об этом.       Монахиня в ответ рассмеялась, впервые за долгое время очень тепло и похлопала товарища по плечу.       — Наше дело действительно правое. Пока мы в это верим — оно будет так… по крайней мере, я надеюсь на это, — она замолчала, услышав колокольный звон на башне аббатства. — Ну вот. Пора всё-таки, в кой-то веки, отправиться на службу. Аббат в одиночку не справится, он тоже человек и ему тоже нужен отдых. Пойдёшь?       — Сначала бы стоит отмыть доспехи — от меня смердит похуже, чем от помойной канавы…       Она встала с постамента и потихоньку направилась по ступенькам вверх, но вдруг резко обернулась к нему.       — И всё-таки вид у тебя неважный. Неплохо бы тебе подлечиться. Всё же советую сходить к Бордетте, она тебе точно поможет…       — Как она? — поинтересовался крестоносец. — Когда мы вели её обратно, она была явно не в себе…       — Госпитальеры изгнали из её разума всё помутнение. Правда, я слышала, что та, мечась в лихорадке, укусила одну из них, — от последнего замечания Фонтомея ухмыльнулась — Но она теперь в порядке. Кажется… Лучше зайди и сам посмотри — мне кажется, так будет лучше.       Последовав совету монахини, Рейнальд поплёлся по городу в поисках лаборатории чумного доктора. Сквозь серые тучи пробился одинокий лучик света…