Темный матукай

33 ДБЯ, Татуин       Мы едва успели оттащить кар к пит-стопу, как пролетел тот самый, самый медлительный участник гонки. Буквально через пять минут после него начали финишировать остальные гонщики.       Самое интересное состояло в том, что в лидерах был Себульба, который отчаянным рывком на финишной прямой обошел своего соперника, таким образом занимая второе место. Хотя сам даг об этом не догадывался — не видя Энакина, он вполне логично считал, что Скайуокер как минимум сошел с трассы, а скорее всего разбился.       Ну не мог действительно отличный гонщик, не раз гонявшийся здесь, предположить, что кто-то сможет пройти трассу с таким временем. Поэтому Себульба чувствовал себя триумфатором, забыв про все невзгоды, он встал в своем каре, но ожидаемых оваций не дождался.       Себульба начал недоуменно оглядываться, пока не увидел кар Энакина и самого пацана, сейчас умывавшегося влажными полотенцами.* Морда дага исказилась, он дернулся было к мальчишке, но, наткнувшись на мой тяжелый равнодушный взгляд, резко увял и побрел в доки, бросив кар на техников.       И вот, после довольно продолжительной суеты, связанной с окончанием гонки, началась церемония награждения победителей. Как и всегда, Джабба лично объявлял имя гонщика и его награду. Третье и второе места прошли спокойно — опытная публика с нетерпением ждала, чем же наградит хатт победителя за несколько рекордов трассы и совершенно невероятную гонку. И надо сказать, что Джабба целиком оправдал ожидания публики.       — Теперь приступим к награждению победителя гонки, совершившего почти невозможное, — произнес Джабба. — Признаться, юный Скайуокер удивил и меня. Я никогда не думал, что по этой трассе можно мчаться так быстро. И подобное мастерство заслуживает достойной награды, поэтому, кроме приза за первое место, я дарую Скайуокеру и его семье вольную.       Толпа взорвалась криками, восхваляющими хатта и его щедрость. При чем тут щедрость? Все просто — хатты никогда не нарушают собственных законов и правил. А это означает, что просто так освободить рабов не выйдет, их надо выкупить у их хозяев, которые, чисто теоретически, могут назначить любую цену.       Понятное дело, что цену сильно ограничивали здравый смысл и инстинкт самосохранения, а то ведь деньги могли принести и наемники, с приказом убить наглеца сразу после того, как тот получит деньги на руки. Такое вполне в духе хаттов и не нарушает их законов, поэтому желающих нагреть слизняков как-то не находилось, они вымирали до того, как могли себе позволить дорогих и ценных рабов.       Но мне была интереснее реакция моих спутников на слова Джаббы. И тут имелись свои странности. Нет, что Квай-Гон имел недовольно-задумчивую рожу, это понятно — мало того, что не он объявит Энакину о свободе, так еще и Шми теперь свободна. Кстати, надо будет за ней присмотреть, чтобы невзначай чего несвежего не отведала или там с лестницы неудачно не упала. Конечно, такой вариант не слишком вероятен, но в тихом омуте… Да и если мне не изменяет память, то Квай-Гон был довольно крепко повернут на идее Избранного и, в случае появления препятствий за шаг до исполнения мечты, мог перенервничать и начать действовать грубо.       Впрочем, оставим джедая и перейдем к остальным. Падме, вполне ожидаемо, была рада за Энакина и одновременно горда его достижением. Энакин тоже был рад, но если перевести мешанину его эмоций в вербальную форму, то выходила какая-то нелепица: получается, что он очень рад, что не надо притворяться, но при этом почему-то переживал за Шми, точнее, за ее будущее.       Сам Энакин за себя не волновался, и это как-то было связано с джедаем, на которого он периодически посматривал. Интересная деталь — особого восторга по отношению к джедаю Энакин не испытывал, скорее тот ассоциировался с хорошей надежной крышей. Именно так — с банальной криминальной крышей, причем однозначно четко и уверенно.       А теперь полюбопытствуем, что же на душе у самого загадочного члена нашей компании — Шми. А терзает ее интересная смесь эмоций: негодование, направленное на Джаббу, как будто тот наградил Энакина ничего не стоящей фигней. И вместе с тем недоумение и какая-то обида, также направленные на Джаббу, которые можно выразить вопросом «за что?». Тут же были практически фоновые обеспокоенность о будущем и опасения о вроде бы разрушенной легенде-прикрытии. Еще проглядывало спокойствие за будущее Энакина, тоже как-то связанное с джедаями.       Интересный момент: Шми воспринимала джедаев как крупную сильную банду, членство в которой дает весьма солидную защиту. Казалось бы, всего лишь деформация восприятия вследствие жизни в криминальной среде, но если смотреть в суть вещей — так ведь и есть, с некоторыми оговорками. Впрочем, это можно и про другие организации форсъюзеров сказать, уж будем честными до конца.       Поскольку церемония награждения закончилась, мы начали сворачиваться, чтобы отбыть восвояси. Квай-Гон отправился получать приз, все же именно он выставил кар и гонщика, а значит и приз его. В этот момент к нам подлетел Уотто, собиравшийся нахрапом забрать кар, апеллируя к своей договоренности с Джинном. Будь здесь только Энакин и Шми, то у него, может, и прокатило бы, но помимо них здесь была еще и Падме, сразу почуявшая фальшь и волнение в голосе тойдарианца. Поскольку девушка на подсознательном уровне уже считала Энакина и его мать своей семьей, включив их в клан Наберри, то попытка Уотто обокрасть семью сразу привела Падме в боевую готовность.       Все же что бы аристо не говорили о меценатстве и примате духовных ценностей над материальными, но вот хватательный инстинкт развит у них на отлично. Впрочем, стоит ли удивляться — честные и храбрые наверх пробиваются редко и богатств не накапливают. А вот если к хотя бы храбрости добавить разумную жадность, то, может, что и выйдет, если еще и немного мозгов найдется.       В общем, бедняга Уотто на своей шкуре узнал, что такое бюрократ и политик с тысячелетними традициями аристократического воспитания. Толстяка буквально выпотрошили, выдавив из него все подробности договоренности с Квай-Гоном, тут же разобрав его попытку кинуть — с выводами в виде весьма неприятных обвинений, включающих к тому же еще и оскорбление Джаббы с попыткой подрыва его репутации. Последнее было очень серьезно — за такое могли показательно казнить, а на бедность фантазии хатты никогда не жаловались.       Кончилось все тем, что Уотто получил-таки кар, заплатив при этом сто тысяч пеггат: восемьдесят за сам кар и двадцать за гарантии, что об этом недоразумении не станет известно Джаббе. Не сказать, что тойдарианец остался в большом убытке — за кар-рекордсмен без проблем можно выручить тысяч сто пятьдесят, но по сравнению с ожидаемой прибылью… Уотто явно имел мысли о решении проблемы по радикальному методу, но увидев меня и вспомнив, что и для кого я покупал, решил все же смириться и заплатить.       Хм-м, может, если я все же смогу взять заказ на тех идиотов, что сделали мне такую мрачно дурацкую репутацию на Татуине, то убью я их быстро, а не как раньше планировал? Все же такая репутация отбитого на всю голову отморозка-садиста бывает полезна, а так в противном случае пришлось бы отбиваться от нанятых Уотто гопарей. Наверное, надо будет при случае еще и укрепить славу Потрошителя, хоть и противно — убить и проще, и быстрее, да и отмываться, как правило, после этого не надо.       Тем временем вернулся Квай-Гон и, узнав, что Уотто уже был и забрал кар, отправился вслед за тойдарианцем, чтобы оплатить запчасти и договориться об их доставке к кораблю. Может, джедай и хотел бы еще потянуть с ремонтом, но после победы Энакина все пристойные оправдания задержкам исчезли, и теперь оставалось только положиться на судьбу, что для адепта концепции Живой Силы было вполне привычно.       Пока Квай-Гон решал вопросы с Уотто, мы пошли домой к Скайуокерам. На выходе из арены неприметный человек молча протянул мне записку и тут же растворился в толпе. Развернув записку, я прочитал просьбу Джаббы: отложить на сегодняшний вечер наказание Себульбы, которое пройдет здесь же, в подсобных помещениях арены.       Похоже, хатт решил заодно придать наказанию максимальный воспитательный эффект для своих абреков. Лично мне пофиг, могу и вечером. Хотя при большом количестве зрителей слава Потрошителя точно укрепится, так что спасибо слизняку, пусть он и не думал про мои проблемы. Засунув бумажку в карман (а нечего разбрасываться любыми документами, может боком вылезти), я начал догонять Скайуокеров с Падме.       Оказавшись дома, Шми развила бурную деятельность по сборам Энакина в дорогу. Мелкий выдержал всего три примерки вполне нормальных костюмов вместо привычной и любимой им серой дерюги, которую не жалко испачкать в смазке или еще чем-то подобном, и сбежал в свою комнату, отговорившись необходимостью сбора инструментов.       Воспользовавшись этим, Падме начала разговор со Шми:       — Госпожа Скайуокер…       — Просто Шми, девочка, а то при слове «госпожа» меня так и тянет оглянуться: к кому же направлено это обращение, — улыбнулась Шми Падме.       — Хорошо, как пожелаете, — кивнула Падме. — Скажите, вас что-то держит на Татуине сейчас, когда вы стали свободны?       — Ну-у, есть у меня пара дел, которые надо уладить, — ответила Шми, в эмоциях которой проскользнуло предвкушение пакости кому-то и добротного скандала. — А в чем дело?       — Я бы хотела вам предложить лететь с нами, — сказала Падме.       — С вами — это куда? — с легкой улыбкой спросила Шми.       — Сейчас на Корусант, а потом на мою родину, Набу, — немного удивленно ответила Падме, не понимая как кто-то может не желать радостно воспользоваться шансом убраться с Татуина.       — А что я буду делать на Корусанте? К тому же я уверена, что бывшей рабыне столичная планета уж точно не по карману, — снисходительно объяснила Шми и тут же, перебивая вознамерившуюся возразить Падме, добавила: — Я не хочу сидеть у кого-то на шее и быть кому-то обязанной.       — Но как же Энакин, он ведь расстается с вами! — немного разгорячилась Падме.       — Да, расстается, — кивнула с мрачным видом Шми. — Но улетая без меня, он успеет немного привыкнуть и потом будет знать, что меня нет рядом. А представь, каково ему будет знать, что я рядом, но увидеться нельзя, поскольку это противоречит правилам Ордена. В каком случае ему будет хуже? Иногда ложно понимаемое милосердие лишь приносит дополнительные страдания, запомни это, девочка.       Падме казалась ошеломленной, ее напряженное лицо выдавало работу мысли, но даже ее изворотливый ум потомственного политика не мог найти несоответствия в этой логической конструкции. И это ее злило, злило потому, что это ее ошибка, которой она не заметила.       Н-да, может показаться, что это звездочка, но на самом деле — глупый юношеский перфекционизм, тем более опасный, если подкреплен реальными способностями: в таком случае от него очень трудно избавиться, и это может привести либо к надрыву от непосильных нагрузок, либо к маниакальному сосредоточению на профессиональной деятельности. Надо будет потом заняться этим, или будет плохо.       Тем временем Падме переварила свою неудачу в словесной баталии и зашла с другой стороны:       — Но вы ведь не будете отрицать, что Татуин не лучшее место для жизни?       — С этим трудно спорить, но проблема в том, что Татуин как клеймо — после жизни здесь мало кто согласится принять на работу, а если ты еще и бывший раб... — развела руками Шми, с интересом глядя на Падме и ожидая, что же та ответит.       — Но вы ведь великолепный техник, Энакин говорил, что его учили именно вы, и неужели все равно у вас проблемы с работой? — удивилась Падме.       — Именно так, почему-то считается, что любой, живший в пространстве хаттов, связан с криминалом, — грустно вздохнула Шми. — В чем-то они правы: тут, по меркам Республики, все криминал, а значит, невозможно быть с ним не связанной.       — А если я скажу, что гарантирую вам работу на Набу, вы примете это предложение? — посмотрела в глаза Шми Падме.       Я тихо поморщился — маска служанки, даже королевской, и так плохо держалась на Падме, а в такие моменты и вовсе слезала клочьями. Вон как Шми прищурилась — гадает, какое же реальное положение занимает девчонка.       — Приму с удовольствием, но только после того, как будет решена проблема с торговцами. А то видела я планеты после них, и Татуин на их фоне — вполне себе неплохое место. — Шми тут же резко прервалась, поняв, что сказала больше, чем следовало.       Но Падме этого не заметила, поскольку слова собеседницы попали в больное место, отчего маска служанки сползла окончательно — выпрямившаяся девушка отчеканила стальным голосом:       — Можете поверить, эта проблема будет решена, — и после короткой паузы мрачно и многообещающе добавила: — Окончательно.       — В таком случае буду ждать вашего приглашения, — с легкой усмешкой сказала Шми.       На этом разговор как-то заглох, и Падме ушла к Энакину. Когда за девушкой закрылась дверь, Шми повернулась ко мне и вопросительно вскинула бровь — не желаю ли я поделится инфой? Я предпочел сделать вид, что не заметил вопроса, как не заметил и тяжелого взгляда женщины, сулящего мне при случае все кары небес. Блин, вот точно пацана надо отправлять без нее еще и потому, что ей пора отвыкать от поведения наседки-параноика. Хотя если мои подозрения верны, то паранойя — это ее рабочий инструмент выживания очень давно.       В общем, Квай-Гон очень вовремя пришел с известием, что запчасти сейчас будут отправлены к кораблю, а потому нам стоит отправиться с ними. Шми тут же уперлась, сказав, что раньше ночи корабль все равно не взлетит, а Энакину надо собраться, перед тем как он покинет родной дом, поэтому пусть Джинн забирает мелкого вечером. А вот по поводу Падме я полностью поддержал джедая — мне еще надо закрыть дела в городе, и девушке уж точно не стоит присутствовать при этом. Да и про Мола не стоит забывать, и нельзя подставлять королеву под драку одаренных.       Поэтому, при неожиданной поддержке Шми, удалось уломать всех на такой вариант: Падме и Квай-Гон отправляются на корабль прямо сейчас, а я, закончив дела, обеспечиваю доставку на корабль Энакина. Падме была недовольна, но против логики протестовать не могла и поэтому отбыла вместе с Квай-Гоном. Что же касается меня, то в преддверии возможного появления Мола я отправился на задний двор, где, не особо напрягаясь, позанимался со своим ван-шеном, просто чтобы разогреться и привести себя в боевую готовность.       Ближе к вечеру на мой коммуникатор пришло сообщение, что на арене все готово и ждут только меня. Ну, что ждут меня, это, конечно подзагнули, но и опаздывать не стоит. Поэтому, предупредив Энакина, чтобы был готов к выходу, когда я приду, я вышел на улицу и направился к арене.       У входа в арену меня встретил неприметный тип и провел в технические помещения, где находились Джабба и большая часть его боевиков, во всяком случае старшие групп точно были.       — Итак. Мы собрались здесь для того, чтобы наглядно вам продемонстрировать то, что даже работая на мой клан, надо думать, кому и что вы говорите, — начал Джабба. — Многим, наверное, интересно, как случилось, что Себульба стал моим рабом. Дело в том, что он, по своему недомыслию, оскорбил одного разумного, и тот был вправе убить его на месте. Но в таком случае было бы нарушено мое слово, и я был вынужден ПРОСИТЬ и ЗАПЛАТИТЬ, — при этих словах на физиономиях всех присутствующих отразилось удивление на грани ступора, — чтобы отложить справедливое возмездие, дождавшись окончания гонки. Сейчас оно осуществится, и надеюсь, что оно послужит вам уроком. Приведите Себульбу!       Два здоровенных гаморреанца втолкнули в зал дага и подвели его к хатту. Себульба недоуменно осмотрелся и обратился к Джаббе:       — Великий Джабба, зачем вы меня призвали, я ведь уже сказал, что угнаться за тем крысенышем было выше моих сил, и я не виноват в том, что проиграл.       — Джабба призвал тебя по другому поводу, - сказал я, делая шаг к дагу и сдвигая шляпу на затылок.       Подручные Джаббы зашептались, наверное, те, кто меня узнал, просвещали товарищей насчет моей личности. Себульба дернулся к хатту, но упал, прижатый моим телекинезом:       — Великий Джабба, ты ведь говорил, что выкупил мою жизнь у Потрошителя!       — Я действительно выкупил твою жизнь, поэтому тебя сейчас не убьют, — хмыкнул хатт.       Я подошел еще ближе к Себульбе:       — Помнишь, что я обещал? А я всегда стараюсь выполнять свои обещания.       Даг дернулся, пытаясь крикнуть, но мои опущенные руки сжались, помогая мозгу формировать телекинетические захваты. Короткий рывок одной руки — и выпучивший глаза даг рефлекторно схватился за пах, где уже начало проступать кровавое пятно. Рывок второй руки — и Себульба начинает давиться кровью, хлынувшей из горла, выплюнув при первом же кашле кусок мяса, бывший его языком. К нему тут же рванул медик хатта, а я спокойно развернулся к слизняку.       — Я осуществил свое наказание, и твой раб, Джабба, пока еще жив. Дальнейшее зависит от твоих врачей. Впрочем, я не сомневаюсь, что ты держишь лучших.       — Пусть только попробуют не отработать деньги, потраченные на них, — пророкотал Джабба. — На прием не останешься?       — Сожалею, но мой наниматель отбывает через пару часов, и я его сопровождаю, — развел я руками.       — Что ж, надеюсь, в следующий раз ты будешь не так ограничен во времени, — хмыкнул Джабба.       — Я тоже на это надеюсь, — склонил я голову.       После этого направился к выходу, «не замечая», что второй медик аккуратно укладывает утраты Себульбы в криоконтейнер. Похоже, хатт нашел верный стимул для дага, и если тот не будет идиотом, то вскоре снова станет комплектным. Надеюсь, это послужит для Себульбы уроком, поскольку второй такой финт будет стоить ему жизни, не говоря уже о том, что случится при попытке отомстить.       После короткой прогулки я снова оказался в доме Скайуокеров, где меня ждал собранный Энакин с небольшой горкой баулов. Посмотрев на Шми, я тихонько вздохнул — проще взять еще одну верховую зверушку и притащить это на корабль, все равно там места хватит. Да и одеваться на Корусанте надлежит прилично, а не в эти лохмотья, в которые сейчас обрядился Энакин, в рюкзаке которого, кто бы сомневался, были лишь инструменты и белье.       — Ладно, Энакин, думаю, ты попрощался, поэтому пойдем. Долгие проводы — лишние слезы, — сказал я , подхватывая баулы.       Мы отошли от дома Скайуокеров на десяток шагов, Энакин начал оглядываться, и я подтолкнул его свободной рукой:       — Давай, обними маму перед долгой разлукой.       Мальчик побежал обратно и обнял Шми.       — Мы встретимся? — спросил он дрожащим голосом.       — Конечно, — успокаивающе сказала Шми. — Твоя Падме предложила мне работу на Набу, прилетай туда, когда сможешь.       И они замерли, пытаясь продлить последние мгновения перед разлукой. Вскоре Шми отстранила его:       — Итак, будь смелым и смотри только вперед. Не оглядывайся.       — Хорошо, мама, — Энакин утер слезы, попытался улыбнуться и побежал за мной. Не оглядываясь.       Уже на окраине города мы погрузились на животных и направились к кораблю. И знаете, что я скажу? Перемещаться по пустыне на чем угодно лучше, чем топать на своих двоих по песку.       До корабля было уже рукой подать, и я понадеялся на спокойное завершение татуинской эпопеи, как тут ветер донес до меня тихий, на грани слышимости, то ли гул, то ли вой. Мол пожаловал, помахаться все же придется.       — Энакин, быстро беги на корабль и скажи, чтобы взлетали. Я запрыгну.       Мальчишка кивнул и, ловко соскользнув по боку животного, помчался к кораблю. А я пока приторможу рогатого.       Стоило только спидербайку забрака показаться из-за бархана, как в него вошла короткая очередь, мгновенно выведшая машину из строя. Понятное дело, что Молу это ничуть не повредило — он выскочил, почувствовав угрожающую ему опасность. Приземлившись, он зажег один из клинков сейбера и помчался ко мне, кипя праведным гневом за невинно убиенный байк и вообще испорченное настроение.       Я пару раз пальнул в песок перед ним, заставляя его сосредоточиться на мне и не обращать внимания на взлетающий корабль, и это удалось — рогатенький вообще осатанел и прямо-таки мечтал порубить меня на фарш. Но с наскока это ему не удалось — я успел разложить ван-шен в шест и тут же наглядно показал, что длина все же рулит, увесисто достав забрака по ребрам. Правда, от этого у него даже синяка не останется, поскольку я не насыщал оружие Силой, чтобы не сильно палиться перед джедаями, да и необходимости особой не было — отогнать Мола я могу и так.       Тем более что «Нубиан» уже поднялся в воздух и почти подлетел к нам. Поэтому, подцепив нижним концом шеста пригоршню песка, я отправил ее в глаза забраку, для верности чуток поправив полет телекинезом, а сам, после короткого разбега, прыгнул на приглашающе открытую аппарель. Вот только я не ожидал, что на подлете меня встретит сильный толчок в ноги, затормозивший меня и развернувший, отчего я ляпнулся об конец аппарели грудью и, бестолково повозив руками по гладкой поверхности, слетел вниз, ускоренный еще одним толчком. Перед тем как мое лицо исчезло за обрезом аппарели, я успел подарить Квай-Гону, стоявшему среди встречающих возле люка, взгляд, полный «любви» и обещания.       Уже слетев с аппарели, я сумел взять себя в руки и, помогая себе Силой, нормально приземлиться. «Нубиан» отошел дальше, немного поколебался, а потом продолжил набирать высоту, задраивая люк и убирая аппарель. Вздохнув, я повернулся к приближающемуся забраку.