"Второе я"

С течением времени произошло немало событий. Например, Д'Артаньян заложил кольцо, и теперь у нас всех уже была экипировка и деньги на поход. Мы вчетвером старательно исполняли приказы де Тревиля, по очереди несли караулы. Пару раз у нас были стычки с гвардейцами его высокопреосвященства, раз или два нам устраивали "встречи". Насчет того, кто я есть на самом деле, и где мое место в этой жизни, никто ничего не говорил, ибо с оружием я обращалась прекрасно. Наверное, у меня изначально были к этому какие-то способности, потому что технику фехтования я освоила довольно быстро и вскоре со шпагой уже обращалась мастерски, не хуже любого мушкетера. Окончательно стало ясно, что войну мы начинаем с осады Ла-Рошели, города, считавшегося гнездом гугенотов и еретиков, очагом якобы волнения и смуты во владениях Франции, по другому - слабым местом, жители которого в любой момент могли стать на сторону англичан. Французов, то есть нас, такое положение не устраивало, поэтому было решено искоренить любой ценой зарождающееся дьявольское отродье. Я была полностью согласна с Арамисом, который находил, что в этой войне будет все, помимо смысла. Хотя не мне было судить - на войне я никогда не была и не представляла, какой она может быть вообще. Гвардейская рота, к которой принадлежал и Д'Артаньян, должна была отправиться в Ла-Рошель сегодня утром, и, честно говоря, я им завидовала. Совершенно не хотелось больше оставаться в пыльном Париже. Я не полюбила этот город. Скорей всего потому, что с ним у меня связано немалое количество негативных впечатлений. Я никогда не полюблю Париж. Рота мушкетеров должна была сопровождать короля. Мы должны будем выступить с шиком и лоском. Я подозреваю, что наше небольшое путешествие затянется, так как король будет ехать медленно и делать много остановок. Я уже предвкушала длинную и скучную дорогу. Одно утешало - со мной будут друзья. Правда, хоть капелька бодрости и неуемной жажды приключений - того, без чего нельзя себе представить Д'Артаньяна, мне не помешала бы. Атос как всегда был немногословен. Не сказать, чтобы мне доставляло удовольствие размышлять, волнуется он за меня, или нет, что он чувствует, осознавая то, что в этот раз на военные подвиги я отправляюсь вместе с ними. Поговорить с ним об этом я не могла - все закончилось бы ещё хуже. Нет, не скандалом, это отнюдь не манера Атоса. Чем-то другим, что-то изменилось бы. Атос страшен в гневе, я в этом убедилась, но гнев этот всегда праведный, а значит, справедливый; но Атос не любит причинять кому-то неудобства, не любит сплетен, интриг и тех же скандалов. Он их просто не принимает, они не существуют для него. Вряд ли я видела когда-нибудь человека настолько внутренне уравновешенного, сосредоточенного, может быть, в какой-то степени даже холодного. А многие ли знают, какая на самом деле у него душа? Чувственная, добрая, мягкая, ранимая. А сердце! За других болит. Ни у кого нет такого сердца! А эта осмысленная грусть в глубоких глазах...Многие черты характеризуют его как человека в высшей мере благородного. Он - это явный пример такого случая, когда богатство потрясающего и интересного внутреннего мира прячется за внешностью, дающей легкие намеки на эти сокровища. Я давно поняла, что открыть для себя Атоса - самое большое благо, самое большое счастье; это счастье познания чего-то необыкновенного, такого, что увидишь, почувствуешь один раз и никогда больше не забудешь, и жажда этого невероятного, прекрасного все время будет сопровождать тебя...Каждый раз, когда ты видишь в его светлой душе нечто, чего по каким-либо причинам не замечал раньше, по коже - мурашки и приятная прохлада, а где-то в уровне живота - разноцветные бабочки...Его взгляд заставляет трепетать, просыпается нежность, его слова могут повергать в состояние спокойствия и волнения, эйфории и абсолютного счастья, - вызывать любую эмоцию, они воздействуют изнутри. И он умеет убеждать, умеет добиваться своего, умеет успокаивать, умеет делать выводы, умеет... Умеет любить. ...Он готов на многое ради своих друзей, он, не раздумывая, пожертвует собой ради них. И компаньонка ему нужна соответствующая. А я? Я часто думаю, что недостойна его. Что в имени моем, в лице, в словах? Иногда мне кажется, что такого подарка судьбы я не заслужила. Я, конечно, соответствовать пытаюсь, но увы, до созданного мною самой идеала, как до самой близкой звезды - "рукой подать"...Но порой мне удается себя убедить, отвлечь от самокопания и терзания своей бедной хрупкой души. Я вспоминаю одну вещь, к которой пришла постепенно. И тогда мне кажется, что этим я компенсирую все свои недостатки и могу рассчитывать на внимание. Я его люблю... Дорога действительно оказалась дьявольски скучной. Ей богу, если бы не шуточки Портоса, которые приводили меня то в состояние некоторого замешательства, то истерического хохота и неописуемого восторга, и не беседы с Арамисом - от тоски можно было бы умереть. - Как вы думаете, почему англичане пьют чай в одно и то же время? - Спрашивал он меня. - Понятия не имею. - Это, знаете ли, интереснейшая история. Я приготовилась слушать неторопливый рассказ. - Это было давно, - начал Портос. - Да, Портос, вы правы, это было достаточно давно... - Когда нашему королю только минуло сорок... - Допустим, - согласился Арамис, недовольный тем, что история его прервана. - Жил был шут... - Портос, может быть, вы расскажете за меня? - Арамис уже начинал сердиться. - Охотно. Такой наглости мой друг не вытерпел. Он замолчал и обиженно отвернулся. - Ну вот, - начал жаловаться мне Портос, - а я всего лишь хотел пошутить. Но обида, хоть и пыталась зацепиться чем угодно за душу Арамиса, все же не смогла там остаться, ей пришлось улетучиться. Как только я напомнила о незаконченной диссертации. - О! Это интереснейшая тема! В ней может быть больше сотни различных мнений, точек зрения и мыслей, и бог весть, какая из них окажется правдой! Тема спорная. Я знала, чем отвлечь нашего Арамиса! - Напомните нам тему своих трудов, Арамис, прошу вас. Глаза мушкетера блестели, такое приятное волнение вызывала у него эта сторона его жизни. - Конечно! "Non inutile est desiderium in oblatione". Нравится ли она вам? - Милый Арамис, вы только что произнесли имя бога древних египтян или все титулы нашего короля разом? - Спросил Портос, явно не понимая ни слова из этой латыни. Арамис же не обратил никакого внимания на эту тираду и продолжил (нет, когда дело касалось вопросов богословия он становился абсолютно, абсолютно непрошибаем!): - Mea satus puncti - syllogismo. Mundus quoque non sine delectatione, non est eam? - Он задумчиво посмотрел в небо, с блаженной улыбкой рассматривая его. - Арамис! Сжальтесь над нами, остановитесь, спуститесь на землю! - Мощный голос Портоса вернул мушкетера в обыденность нашего мира. Я же предусмотрительно молчала. Хотя в душе я была согласна с Портосом, все-таки имела чуть больше терпения. Кое-что из латыни мне было известно, но информацию в таком виде воспринимать было сложно. - Да? - Просто отозвался Арамис. - Мы боимся упустить что-либо из ваших речей, поэтому не соблаговолите ли вы говорить на родном французском? Это немного облегчило бы нашу задачу, ведь мы внимаем каждому вашему слову. Мое замечание польстило Арамису - что ж, я знала, что нужно говорить и кому. - С удовольствием буду объяснять вам некоторую терминологию...Так вот. "Некоторое сожаление приличествует тому, кто приносит жертву Господу"....Вы согласны с этим? - Смотря что вы имеете в виду. - Я имею в виду обаяние мира. Ведь вы сталкивались с этим? Портосу не по душе были разговоры на столь щепетильные и отвлеченные темы, которые, казалось, сотканы из высшей материи, такой, из которой обычно хлопья шьют. Мушкетер чувствовал себя глупо, попадая в среду, где имели место такие разговоры. Вот и сейчас его охватывала тоска, и он начинал зевать. Зато я теперь отлично понимала, о чем говорит мой друг. - Да, да! - Вскричала я, - прошу вас, продолжайте! - Мир не лишен радости, и, если мы уходим из этого мира навсегда, следовательно, во имя чего-то, во имя Всевышнего от этого отказываемся. Прав ли я? - Вы совершенно правы, Арамис, - я решила тоже вставить свое слово, но меня перебил Портос: - Я думаю, что эта тема подходит вам больше, чем кому-либо другому. - Вы полагаете? - С интересом спросил наш собеседник. - Да я в этом убежден. Много ли ещё на свете мушкетеров, желающих стать аббатами? У вас, мой друг, сердце мушкетера, и это оно говорит в вас, оно за вас выбирает и подсказывает вам ту мысль, которую вы планируете изложить и полностью раскрыть в этой вашей диссертации. Портос умолк, ожидая ответа. Я не ожидала от него таких слов; наверное, он сам не очень-то их от себя ожидал. - В самом деле, Арамис, такие слова о вас поразительно точны, - сказал Атос, все это время молчавший. Не хочется себе признаваться, но я уже успела забыть, что он с нами. Сейчас Арамис начнет опровергать версию Портоса, аргументируя это тем, что он давно уже хотел приобщиться к церкви и так далее...Я слышала уже эту историю. - Возможно, вы правы, - спокойно ответил Арамис. Слов по этому поводу больше не осталось ни у кого. Браво, Арамис, мудрое решение, мудрый ответ! - Человек приносит в жертву Господу не только себя, свою душу, но и то, что было в его жизни раньше, чем он дорожил, что любил; свои ценности: как духовные, так и материальные. А сами эти ценности...non sentiunt tristatur de rebus contristati circa actiones - Не жалейте о вещах, жалейте о деяниях! Мои слова поразили всех. Портос смотрел на меня с плохо скрываемым удивлением (хотя не понял и половины из того, что я сказала), Атос - со спокойным любопытством, Арамис - с восхищением. - Да, все верно! Вы - понимаете меня! И знаете, что об этом можно написать гору книг и всевозможных научных трактатов. - А так же художественных произведений, речей и декламаций. Но nolite omnes simul! Арамис рассмеялся. - Согласен с вами. Наконец-то у меня появился благодарный слушатель и превосходный собеседник. Как это замечательно! Я бы хотел обсудить с вами ещё кое-что... - Мой друг, все это действительно прекрасно, но перенесите ваши дебаты на другой день. Бедняга Портос уже потерял счет времени, к тому же, мы подъезжаем. В этом населенном пункте король опять соизволил остановиться. И да будет вам известно, он сегодня не в духе. Я была не против того, чтобы изменить дату наших "дебатов", нашей научной, так сказать беседы, поэтому сейчас разговор постепенно сошел на "нет". Вечер в трактире прошел ужасно уныло. Я захотела обратиться к своему "счастью", но Атос ничем не захотел скрасить мой вечер. Он не поддерживал со мной разговора, он игнорировал мои замечания и вопросы; на один из них он ответил, но сухо и коротко, ясно давая понять, что он не будет сейчас ничего комментировать. Он был не очень-то вежлив, груб, он пил. Да, сколько же он пил! Обычно он позволял выпить себе стакан-другой хорошего, доброго вина, но сегодня! Он взялся уже за вторую бутылку, не обращая внимания ни на меня, ни на то, что его окружало. Мне надоела мерзость этого вечера, я захотела подняться наверх, в одну из комнат. Свободных комнат было мало, но Атос не пожелал делить свою ни со мной, ни с кем бы то ни было. Я окончательно обиделась и ушла из трактира. Воздух был прохладен. Погода стояла ветреная, и во мне проснулось какое-то особое чувство, смесь из спокойствия и свободы. Я вышла на дорогу и неторопливо прошлась по ней. Где-то через полчаса после таких хождений я устала и ощутила, что меня охватывает сон, и я нахожусь в полудреме. Моим решением было вернуться, и я так и сделала. Ко времени моего возвращения незанятых комнат не осталось вообще, Атос по-прежнему не хотел пускать меня к себе. Расстроенная, я вышла на улицу. Там моросил противный мелкий дождь. Я постояла ещё немного, и вот этот дождик превратился уже в яростный, расшалившийся ливень, который бил прозрачными прутьями по пыльной земле и по крыше трактира. Мокнуть желания не было, по этой причине я опять вернулась. Не могу сказать, на что надеялась, когда в третий раз постучала к Атосу. Во всяком случае, в этот раз мне никто не ответил; дверь была заперта на задвижку. Вдруг заскрипели половицы, я обернулась и увидела перед собой мужчину; на его лицо падала тень, я не узнала его. - Адольф? Почему вы бродите здесь в половину второго ночи? Арамис! Всевышний и его апостолы, это Арамис! - Почему вы не спите? - Мне не спится... - То, что вы сейчас сказали - ерунда. Вам некуда идти...Я угадал? Я молча кивнула. - Но прошу вас, Арамис, оставьте меня, я в порядке... - Вы вообще в своем уме? Вы хотите, чтобы я оставил вас здесь? - Я зайду к Атосу... - Глупости! Я видел, вы пытались зайти к нему. О, Боже мой! Откуда? Почему он знает все и всегда? Он, верно, не человек... - Оставьте эти попытки. Атос не в себе. Здесь я вас бросить не могу. Пойдемте со мной, я найду место для вас. Нам придется довольствоваться маленькой комнаткой с низкими потолками, она находится под самым чердаком. Но это все же лучше, чем ничего... - Арамис... - Я не настроен спорить! Отложим это для другого раза. Арамис осторожно взял меня за руку и повел за собой. Я не могла сопоставить нарочитую снисходительность в интонациях фраз и нежность жеста. На минуту я даже подумала...Ах, дьявол, какая чушь! Мы прошли совсем немного и остановились. Арамис выпустил мою руку. - Ступени скользкие и я почел необходимым обезопасить вас... - Он посмотрел на мои дрожащие руки, - таким образом. Ах, вон оно что! А я...Ещё одна чушь. Наверное, это от вина. Мы зашли в комнату. Она действительно была очень маленькой, но очень понравилась мне. В углу потрескивал камин. У крохотного окошка под самым потолком, задвинутого шторками, стоял стол. Рядом стояла одна широкая кровать - вот и вся мебель. Напрашивался вопрос "Где буду спать я?", но пока я решила помолчать. - А почему вы не спите в такой час? - Не удержалась я от едкого вопроса. - Я читал молитвы. - Врете. - Я никогда не вру, - почему-то обиделся Арамис, - я скрываю правду в каких-то целях. Простите меня, но я ничего не могу вам сказать. Меня это не слишком расстроило - мало ли, какие могут быть тайны у человека. - А вы ложитесь, - Арамис указал на кровать. Я послушно легла с краешку и сразу же провалилась в глубокий сон. Долго поспать мне не удалось. Разбудил звон битого стекла. Я подорвалась с кровати и увидела Арамиса. Он стоял у окна. На нем не было рубашки. Под ногами валялись осколки бутылок из зеленого стекла. Я ещё никогда не видела Арамиса в таком состоянии. Да что с ними всеми сегодня? Наконец мушкетер обратил на меня внимание. - Почему вы не спите, зачем встали, что вам ещё нужно? Я предоставил вам свою комнату и свою постель. Вам чего-то не хватает? Я будто онемела, не могла сказать ни слова в ответ. А глаза молодого человека сверкали недобрым огнем. Он взял одну бутылку, в которой ещё оставалось вино, выпил её залпом и кинул бутылку в угол, она разбилась. От шума меня опять передернуло, один маленький осколок попал в руку, слегка поранив кожу. Но это были пустяки. Я посмотрела на руку и вытерла кровь. Это разозлило Арамиса. - Больно? Да какая это боль! Вы не знаете настоящей боли, вы не чувствовали её! О, зачем только я сказала это? Арамис упал на кровать рядом со мной. Вдруг он оказался ко мне близко-близко. Бывают же такие перемены в человеке...Этот очаровательный юноша за какой-то вечер превратился...Я не хочу об этом думать, не буду. А Арамис продолжал. - Вы не знаете жизни, не знаете! Вы ничего не испытали, ничего ещё не достигли! Он схватил нож и приставил его к моему горлу. В любое другое время я была бы на грани истерики, но...не этой ночью. Искра разума промелькнула в глаза мушкетера, он так же резко отбросил нож в сторону, потом поднялся, опять взял нож и выбросил его в окно, не забыв опять задвинуть шторки. Он снова опустился на кровать рядом со мной. Будь сейчас я подвластна самой себе, я сжалась бы в комочек, уползла бы в самый дальний угол и забилась бы туда. Но нет. Я продолжала сидеть, словно кто меня приковал. Арамис придвинулся близко-близко, как несколько секунд назад. - В прочем, вы не виноваты в этом. Он вновь был в гневе. Но и объятый таким страшным чувством, выглядел прекрасным. - Вы не знаете так же, что такое настоящая любовь. Все эти слова, вся латынь - это лишь ненужная цветная мишура, ей нет места в мире любви! Там есть только чувство! Есть страсть! Она не подчиняется земным законам! Ты чувствуешь, что готов свернуть в горы во имя этой любви! Убить, украсть, обмануть, забыть все, к чему раньше был привязан!Ты готов отдать все, все, остаться ни с чем, не иметь ни гроша за душой...А потом ты осознаешь, что это никому не нужно! Тебя ровняют с грязью, с пылью, которую смахивают с сапогов влажной тряпкой! Ты подавлен, отторгнут, и в тебе не осталось ничего, кроме этой самой божественной любви! А кому она теперь нужна? Кому? Я не имела понятия, о ком он говорит. Не могла себе представить, что такому человеку могут выпасть на долю столь тяжкие душевные страдания. Может, он говорит о той, с кем разговаривал в темном переулке? Да какая разница! - Я любил её, - продолжал Арамис, упершись рукой об стену. - А она посмеялась надо мной, она...Дьявол! Это как острый стальной клинок прямо в сердце. Это хуже, чем разгоряченное железо, чем сотни колотых ран! Но я никогда не поступлю так, как она, о, я не желаю ей смерти, пусть она будет счастлива, и мои терзания буду на её совести! Арамис схватил ещё одну бутылку (и где он только её взял?) и выпил, после чего повалился на пол. Я кинулась к нему. Он еле-еле прошептал чье-то имя и закрыл глаза, окончательно опьяневший и убитый горем. Я осторожно и бережно перетащила его на кровать, вытерла лоскутком ткани пот у него со лба и погладила по волосам. И попробуй пойми эту судьбу...