***
С обширной террасы, нависшей над сосновой рощей и белоснежными беседками, открывался замечательный вид на розоватые горы и залитый закатным солнцем Ривенделл. Фили сидел на резном парапете, покачивая ногами над пустотой, и откровенно скучал. Украдкой глянув по сторонам, он сплюнул вниз. Из-под мохнатых сосновых ветвей послышались шаги. Гном поспешно соскочил с парапета, но задел сапогом мраморный вазон, и тот, качнувшись, ухнул вниз. Сосновые ветви удержали его лишь на миг. Снизу раздался грохот и удивленные возгласы эльфов. Фили нырнул к ближайшей лестнице и деловито зашагал вверх по ступеням, сочтя за благо немного прогуляться. Однако, миновав пару террас и сменив пяток дорожек, гном окончательно запутался в выборе направления и, недовольно сопя, сбавил темп. Ему все здесь не нравилось. Все, начиная с того, какими взглядами провожала его стража, и заканчивая дурацкими дорожками и ступеньками, ведущими непонятно куда. Сидеть в гостевых покоях уже не было сил. Да-да, в гостевых! Именно там, а вовсе не в комнате Феаноры поселили его эльфы. Супруга на это лишь кивнула, наскоро шепнув Фили на ухо, что, дескать, так лучше и не стоит пока сообщать им о свадьбе… В итоге почивал гном в одиночестве, и собственные пустые покои быстро ему надоели. Однако гулять по Долине оказалось еще скучнее. К тому же он то и дело натыкался на эльфов, а снова и снова любезно раскланиваться, любуясь на их кислые надменные физиономии вовсе не хотелось. Они с Феанорой прибыли в Ривенделл только вчера, а заняться Фили уже было решительно нечем. Он выспался, позавтракал, искупался, расчесал и сам заплел себе волосы, дважды отобедал, почистил и залатал все свои вещи, до блеска отполировал оружие. Разобрал и снова собрал немудреный скарб. И заскучал. Привычных дел по хозяйству здесь не было, не в традициях эльфов обременять ими гостей. Феанора между тем так и не появилась, а покои ее пустовали. Радагаст… Этот хитрый пень вовсе передумал идти с ними в Ривенделл. Не успели они ступить на дорогу, ведущую в Долину, он вдруг застыл каменным изваянием, будто к чему-то прислушиваясь. Потом изобразил излюбленную гримасу слабоумного и промямлил что-то про срочные дела в Росгобеле, пообещав нагнать друзей позже. Ничего вразумительного добиться от старика не удалось, и еще через пару минут его сдуло прочь от входа в Долину. В итоге Фили бродил по дорожкам и клумбам в одиночестве, надеясь, что Феанора явится хотя бы к ужину. Гном жалел, что не настоял вчера на своем, когда его провожали в гостевые покои. Обдумав все хорошенько, он твердо решил сегодня ночевать с супругой, и плевать он хотел на то, что будут говорить о них эльфы. В конце концов, неизвестно, сколько им придется здесь торчать. Белоснежная дорожка на этот раз уводила к водопадам, огибая очередной куст цветущего жасмина. Занятый собственными мыслями, Фили бодрым маршем обогнул него, и чья-то макушка ощутимо боднула его в грудь. — Да чтоб тебя! Надо же смотреть, куда… — начал было гном, но слова возмущения застряли в горле, а губы расплылись в широченной улыбке. — Мастер Бэггинс! Дружище! Неужто это ты? От столкновения с Фили полурослик с трудом устоял на ногах и даже обронил шляпу. Вместе с ней на траву полетела толстая книга, судя по всему, послужившая причиной его невнимательности. Подняв глаза на гнома, Бильбо часто заморгал, и его физиономия просияла: — Фили?! Больше он ничего сказать не успел, потому как уже через секунду был обнят, поднят в воздух и почти раздавлен в объятиях гнома. — Бильбо! Ну, это же надо! Вот так встреча! — ликовал Фили, то и дело встряхивая полурослика. — Вот уж не ожидал… Откуда ты здесь?! — Да, признаться, я тоже… — кряхтя и силясь поглубже вздохнуть, прохрипел Бильбо. — Мастер гном… Фили… Я тоже очень рад… но… поставь меня, пожалуйста… Гном еще раз для верности подбросил полурослика и счастливо рассмеялся: — Прости, дружище. Сам от себя не ожидал, что когда-нибудь буду тебе так рад! — честно признался гном и мельком осмотрел полурослика. — Я тебя не помял?! Ооо, процветающе выглядишь! Щеки наел, не то что после похода! Фили отряхнул полурослика и сунул ему в руки оброненную книгу. — Да уж! Кормят меня здесь на убой, — смутился Бильбо, втягивая отвисший животик, и осторожно протер томик рукавом бархатного кафтана. — Так ты, что ли, не дошел до Шира? — Ты чрезвычайно проницателен, Мастер гном. Признаться, не дошел, — виновато улыбнулся полурослик. — Зима, снег, да и попутчиков как-то не нашлось. Вот и решил здесь зимовать, с Гэндальфом. Библиотека опять-таки разнообразная… Гном тем временем уже водрузил полурослику на голову мягкую шляпу с длинным пестрым пером. Только сейчас Фили заметил, что вся одежда на Бильбо новая, пошитая из дорогих тканей. Витиеватые детали, резные пуговицы и идеальный крой выдавали эльфийских портных. Бильбо, заметив, что гном разглядывает его наряд, снова смутился: — Старая-то одежка поизносилась за поход, а на мой рост у эльфов ничего не нашлось. Пришлось вот принять подарки Лорда Элронда. А у него все так… богато. — Бильбо уперся взглядом в залатанную, видавшую виды дорожную одежду Фили и смутился еще больше. — Батюшки мои, что-то я все… Даже не спросил, как у тебя дела?! Ты здесь один или… — С госпожой Феанорой, да, — кисло улыбнулся Фили. — Ох, до чего же славно! Вот ведь счастливый день! — Бильбо даже подскочил на месте от радости. — И ее, значит, повидаю! Как она? После дракона-то, надеюсь, оправилась? Полурослик только что не пускался в пляс, и Фили усмехнулся, глядя на него. — Мы с ней теперь супруги, — гордо объявил гном, подкрутив светлый ус. Лицо Бильбо вытянулось, и он разразился восторженно-изумленной тирадой, всплескивая руками и поминая своих матушек, батюшек и прочую хоббичью родню. Полурослик так разволновался, что Фили пришлось предложить ему присесть на гранитную лавочку, очень кстати оказавшуюся под жасминовым кустом. Когда Бильбо справился с нахлынувшими чувствами, Фили, особо не углубляясь в детали, рассказал ему, как они с Феанорой покинули Эребор, зимовали у Беорна, а когда пришла весна, вновь пустились в путешествие, но уже не пешком, а на орлах. — На орлах! Вот это да! Ну надо же! Это вам Радагаст с орлами подсобил? — не замолкал Бильбо. — А магия-то, магия к госпоже Феаноре вернулась? Фили помрачнел. Говорить полурослику о призраках и прожженных отпечатках ладоней на топоре не хотелось. Об их с Феанорой последней ссоре и ее странном поведении тем более. Да и стоит ли хоббиту вообще знать о подобном?! Размышляя об этом, Фили вдруг понял, сколь тяжело ему было нести груз этих мыслей в одиночку последние месяцы. Раньше рядом всегда был брат, с которым можно облегчить душу, или Двалин, или еще кто-нибудь из гномов, с кем он мог потолковать за жизнь. Теперь же у него была только Феанора, но как можно наваливать на любимую еще и собственные страхи, сомнения, когда, напротив, должен быть для нее опорой?! — Я что-то не то спросил? — тоскливо оборвал его невеселые раздумья полурослик. Вид у него был расстроенный и даже сконфуженный. — Все не просто, друг Бильбо. Все не просто… — протянул гном и хлопнул загрустившего полурослика по плечу. — А знаешь что? Не отведать ли нам с тобой по кружечке эля? Приличного трактира тут, конечно, нет… — У эльфов и эль навряд ли найдется, — пожаловался хоббит и тут же заговорщически подмигнул. — Но у меня припасен для такого случая кувшинчик славного вина из Линдона! Сказочный букет! В кухнях недавно угостили, я их знатные пироги с черникой выпекать научил. — Вино так вино. — Фили хлопнул себя по коленям и легко соскочил с лавки. — Только, Мастер Бэггинс, боюсь одного-то кувшинчика нам с тобой для хорошего разговора не хватит. А то как придется налет на эльфийские погреба устраивать?! — Ну что ты, Мастер гном! Зачем же налет, можно в кухнях всегда испросить, — испуганно заверил его полурослик и зашагал по дорожке, не умолкая при этом ни на секунду. — Меня там все знают. Я тут, признаться, их рецептами увлекся. Уж больно сочетания приправ интересные. Даже огородик себе небольшой разбил: ну, знаешь, розмарин, душица, тыква да картоха… в общем так, по мелочи. Вон там, на клумбе, недалеко от покоев моих… Да, отсюда не видать, сейчас поближе спустимся. А вон в той сосновой рощице, бывает, и грибами можно разжиться, земля-то здесь какая зачарованная, только и родит. И вообще… красота, покой. Вот уж поистине тихая гавань. — Что-то не припомню я, чтобы мой друг Бильбо так уж покоем дорожил, — заметил шагающий рядом гном. — Видать, пора тебя встряхнуть, а то, глядишь, скоро из Мастера Вора песок посыплется. Бильбо недоверчиво глянул на гнома, но говорить про грядки больше не решился. На всякий случай.***
Родные стены Ривенделла принесли Феаноре облегчение. Лорд Элронд встретил их с Фили неизменно радушно, угостил изысканным ужином и не стал задавать лишних вопросов. После трапезы эльфы проводили гнома в гостевые покои, что, кажется, его порядком задело. Холодок, оставшийся после ссоры супругов у Беорна, грозил перерасти в настоящую снежную бурю. Но что Феанора могла сказать о их свадьбе эльфам? Гномий обряд, на котором никто кроме них двоих не присутствовал… Тайное венчание эльфа и гнома: найдется ли во всем Средиземье место, где примут такой брак?! Разумеется, сама Феанора считала любимого мужем, но чего более он от нее ожидает? Неужели Фили не понимает, что отныне они оба обречены бесконечно скрывать свою любовь? Как бы то ни было, пока им придется спать в разных покоях. Сейчас Феанору это устраивало. Хотелось прислушаться к себе, попытаться понять, что с ней происходит. Последнее время начинало казаться, что внутри у нее поселилось нечто, способное словно подчинять ее волю. До поры до времени оно дремало, но потом вдруг просыпалось, заставляя Феанору рвать и метать. Ответов у нее по-прежнему не было, а непонимание терзало сильнее страха. Встреча с Гэндальфом прошла тепло. Старик был искренне рад видеть дочь, и обида, еще тлевшая у нее в душе, моментально испарилась. Феанора рассказала отцу и о своих странных ощущениях, и о призраках, и о снах, умолчав лишь о ссоре, произошедшей в доме Бьорна накануне их путешествия в Ривенделл. С каждым ее словом чародей мрачнел. Он ходил по библиотечной зале, курил, беспрестанно кусая мундштук длинной изогнутой трубки. В конце концов старик настолько укутался шлейфом дыма, что Феаноре даже стало трудно дышать. Наконец трубка его погасла. Вытряхнув ее, Гэндальф долго рассеянно протирал стамель кончиком бороды, словно пытаясь скрыть этим занятием свою озабоченность. Наконец он спрятал трубку, решительно тряхнул бородой и подошел к дочери: — Позволишь мне? — Он потянулся ко лбу Феаноры, и она согласно кивнула. Прикрыв глаза, отец коснулся морщинистыми ладонями ее лба, но уже через несколько секунд убрал руки. Лицо его еще более омрачилось, он пожевал губами и отвернулся. — Что со мной не так? Скажи, — взмолилась Феанора, боясь, что он, как всегда, постарается уйти от ответа. — Скорее не с тобой, а с твоим Даром, — неопределенно предположил Гэндальф. — Ты чувствуешь его? — Не знаю. Мне сложно понять. Иногда мне кажется, что его нет вовсе. Иногда - что он снова со мной, но не откликается на мои призывы. Однако даже в эти моменты я чувствую, будто он… — Что? — Отец смотрел на нее в упор. — Будто он… другой. Не такой как прежде. — Феанора замолчала, а потом вдруг сжала кулаки и взволнованно заходила по зале, подбирая слова. — Словно меня, как и раньше, переполняет Сила. Ее много, очень много! Я будто захлебываюсь в ней и не могу сама с собой совладать. Но эта Сила не подвластна мне, она мне не отзывается. — Темная… — долетел до нее глухой голос отца. — Что? — Феанора испуганно оглянулась на него. — Эта сила… темная? — Нет… Не знаю. Скорее, она… другая. Незнакомая. — По спине пробежал озноб и Феанора, сама от себя того не ожидая, вдруг вцепилась в рукав Гэндальфа. — Что это, отец? Что со мной происходит? Старик обнял ее и бережно усадил в высокое кресло. — От рождения тебе была доступна магическая Сила. Светлый Дар. Сила течет в тебе так же, как кровь, и после сражения со Смаугом она никуда не делась. Просто твоему телу и разуму необходим был отдых, поэтому Дар на время покинул тебя. Я был уверен, что он вернется. И знаешь почему? Потому что со мной уже случалось подобное. — Гэндальф улыбнулся в ответ на удивленный взгляд дочери. — Да, я не рассказывал об этом никому. А зачем? Зачем другим знать, что в одной из битв я не рассчитал свои силы и попал в плен?! Что там было — неважно, но, когда мне наконец удалось бежать, свою Силу я не чувствовал. Хотя… бежать — это громко сказано. Скорее, меня оттуда забрали, и я валялся, словно кусок мяса, думая, что вот-вот мой дух простится с этим телом. Да… Но прошло время, и я оправился. Сперва мое тело, потом мой замутненный разум. А уж потом вернулась и магия. Взор чародея блуждал в нездешних далях, и Феанора не решилась прерывать его рассказ вопросами. — Будучи в плену, мое тело терпело пытки. Я уже не понимал, где нахожусь. — Гэндальф спокойно посмотрел на нее. — Мне виделось, что я парю высоко над тем местом, где я был. Я изменялся и превращался. Я готовился к перерождению. Но одна из Валар явилась мне и сказала, что мое время еще не пришло. Тогда я упал обратно на землю, разбившись об острые стены Карн-Дума. — Со мной было так же, — прошептала Феанора. — Так вот. Тогда я был очень уязвим. Именно на это и рассчитывали мои враги. Они не сумели сломить мою волю, а может, им просто не хватило на это времени. — Чародей в молчании прошелся по зале, а потом продолжил: — Я полагаю, что, пока твоя душа парила над Одинокой Горой, в твоем теле произошли некоторые… изменения. И причиной тому мог быть гоблинский амулет, что был при тебе тогда. — Он еще у тебя? — взволнованно спросила Феанора. Помедлив, Гэндальф достал амулет и положил перед ней на стол. Блики свечей чуть заметно отражались на его тусклых боках. На поверхности красовался все тот же непонятный узор. Амулет выглядел ровно таким, каким Феанора впервые увидела его в пещере Голлума. Затаив дыхание, она кончиками пальцев коснулась неровной поверхности. Ничего не произошло, лишь гладкий металл слегка холодил кожу. — Но это еще не все. Я полагаю, что именно он мог сохранить тебе жизнь, вобрав в себя часть Силы, что прошла через твое тело и ударила по дракону, — голос чародея звучал так, будто каждое слово давалось ему с трудом. — Слишком сильным было использованное тобой заклятие. Слишком сильным, чтобы… выжить. — Как амулет мог изменить меня, отец? — Феанора снова взглянула на Гэндальфа. — Скорее, нечто, сокрытое в нем, могло изменить твой Дар. — Мой Дар теперь темный? — она едва сдерживала волнение. — Этого я сказать не могу. Я более не чувствую тебя и твою Силу. — Гэндальф задумчиво нахмурил седые брови и достал трубку. — Нам известно о гоблинском шаманстве неимоверно мало. — Постой, но неужели за эти месяцы ты ничего здесь не нашел? - Феанора окинула взором бесконечные стеллажи эльфийской библиотеки. — Почти ничего. Последнее упоминание о гоблинских шаманах относится к 2509 году Третьей Эпохи. В тот год случилась беда с супругой Лорда Элронда Леди Келебриан. Полагаю, ты слышала эту печальную историю, но я напомню. — Старик снова принялся набивать трубку. — Леди Келебриан направлялась из Лотлориэна обратно в Ривенделл, когда ее небольшой отряд угодил в гоблинскую засаду. Вся стража была перебита, а Леди Келебриан взяли в плен. Позже стало понятно, что твари по каким-то причинам выслеживали именно ее. Лорд Элронд с сыновьями Элладаном и Элрохиром, собрав лучших воинов, отправились на поиски. В самую глубь Мглистых гор завели их следы похитителей. Элронд отыскал супругу ровно в тот момент, когда десятки гоблинов собрались в пещере для какого-то ритуал. Леди Келебриан, видимо, собирались принести в жертву: гоблины приковали ее к алтарю. Именно ради ритуала твари и решились на колоссальный риск, за который жестоко поплатились. В пергаментах сказано, что среди них были шаманы, но эльфы убили их всех до единого. Гэндальф зажег трубку и раскурил ее: — Элронд доставил супругу в Ривенделл так скоро, как только смог. Он врачевал ее раны, не покидая Леди Келебриан ни днем, ни ночью, но исцелить ее душу и разум так и не сумел. Не смогла сделать этого и Леди Галадриэль, прибывшая с супругом в Долину сразу же, как узнали о несчастье, постигшем их дочь. Элладан и Элрохир задержались в горах, выслеживая сбежавших гоблинов, и вернулись домой лишь через несколько дней. Тщетно они вместе с Арвен поливали руки матери горячими слезами. Ее сердце и разум так и остались безучастны. Даже спустя месяцы, несмотря на все усилия родных, Леди Келебриан не оправилась. О том, как ее отвезли в Серые Гавани, ты, верно, знаешь сама. — Старик ненадолго замолчал. — Это последнее упоминание о гоблинском шаманстве, что я нашел в летописях. Последнее и единственное. Есть много описаний стычек эльфов с гоблинами, но про магию в них ни слова. Поговаривали, что шаманы некогда обладали серьезными знаниями и магия их была предметной. — Гэндальф бросил взгляд на лежащий на столе медальон. — Что они могли зачаровывать вещи вроде этой, превращая их в могущественные артефакты… Но самих шаманов, кроме этого случая, никто никогда не видел. Несколько минут они молчали. Взгляд Феаноры снова и снова возвращался к амулету. Гэндальф задумчиво курил. — Никаких похожих рисунков, орнаментов? — В книгах ничего, — глухо отозвался он. — Я показывал его Элронду, но и он не смог мне помочь. Про тот ритуал он почти ничего не помнит. Его помыслы были заняты тем, как помочь жене. Гэндальф внимательно посмотрел на дочь и добавил: — Ты могла бы обратиться за советом к Леди Галадриэль, тем более что она сейчас здесь, в Ривенделле… — Не думаю, что она захочет меня видеть, — оборвала его Феанора. При упоминании о матери внутри зашевелилось раздражение. — Она лучше меня чувствует Силу, и ее опыт… — вновь начал Гэндальф, но Феанора резко поднялась из кресла и взяла со стола амулет. Лицо старика напряглось. — Не думаю, что разумно вновь брать его себе, Феанора. — Он мой - моим и останется. — Она бесстрастно взглянула на отца и покинула библиотеку. Вернувшись в свои покои, Феанора попыталась распутать клубок роящихся в голове мыслей. Единственной ниточкой теперь был амулет, некогда принадлежавший гоблинским шаманам. Самих шаманов уничтожили эльфы чуть больше сотни лет назад. Подробностей этого сражения в хрониках не осталось, но, может, они остаться в памяти его участников? Выходило, что нужно расспросить об этом самих эльфов. Феанора рассеянно бросила в рот несколько сочных вишен, красовавшихся на серебряном блюде среди прочих ягод и фруктов, и глянула в окно. Над далекими пиками догорел закат. Близкая ночь словно чернилами заливала Ривенделл густыми синеватыми сумерками, растворяя краски уходящего дня. На ужин времени не было, и Феанора прямиком направилась в покои близнецов. Однако разговор с братьями принес ей лишь разочарование. Ни Элладан, ни Элрохир не узнали амулет и не смогли добавить к истории из летописей ничего нового. Да, гоблины проводили какой-то магический обряд, да, среди них были и те, кто пытался защищаться с помощью магии, но более ничего. — Мы убили тварей так быстро, что дрянное шаманство не спасло их, — процедил Элладан, скрипнув зубами. — Всех. Всех до последнего. Элрохир лишь отрешенно качнул головой. Видно было, что воспоминания вскрывают в их памяти незажившие раны и братьям больно об этом говорить. Дальше терзать их расспросами Феанора не решилась. Теперь оставался только Лорд Элронд. Хоть Гэндальф и сказал, что показывал ему амулет, Феанора решила на этот раз проверить все сама. Полуэльф с детства был ее другом и наставником, и сейчас она как никогда нуждалась в его мудрости и совете. Трапезная терраса была пуста, ужин давно закончился, и Феанора решила поискать Лорда в его покоях. Однако не успела она сделать и десятка шагов, как до ее слуха долетели приглушенные голоса и что-то, отдаленно напоминающее музыку. Звуки слышались со стороны погребов. Поддавшись любопытству, Феанора решила заглянуть и туда. Открывшееся ей зрелище не поддавалось никакому описанию. Широкие двери кладовых были распахнуты настежь. Перед ними, взгромоздившись на большую винную бочку, задорно отплясывал… Бильбо?! Феанора часто заморгала, боясь, что зрение сыграло с ней злую шутку. Обмана не было: перед кладовыми веселился Мастер Бэггинс собственной персоной. Компанию ему составлял Фили. Лихо наигрывая на скрипке и грохоча о плиты тяжелыми кованными сапогами, он приплясывал около бочки. Разумеется, хоббит еще и пел: Что нам репа - нам бы в путь! И, чтоб ног не протянуть, Мы опустошим кладовку И в мешок погрузим ловко Пироги, сыры, компот, Чтоб по ходу бросить в рот! Брюкву, окорок, капусту, Чтобы не было нам грустно! Булки, мясо и омлет, Чтобы съесть их на обед! И оладьев пару дюжин Мы прибережем на ужин! Пусть дорога в даль ведет, Наш запас не подведет! Бильбо продолжал резво скакать на бочке. Фили шагнул к нему и, не прекращая играть на скрипке, затянул густым басом: Весь запас твой не годится, Если нечем насладиться Ввечеру иль перед сном, Хоть сейчас иль хоть потом, В поле или под кустом… Фили набрал в грудь побольше воздуха и вывел совсем уж низким голосом: — Элем или хоть вином. Бильбо спрыгнул с бочки, подскочил к гному и заголосил: — Винооо, конечно, брат! — Вот это разговор, я рад! — сверкнул белоснежной улыбкой Фили, воздел скрипку над головой и торжественно провозгласил: Так мы верней до цели доберемся И всех врагов мы в бегство обратим, И… бойся тот, кто лишь заступит нам дорогу, И… прячься тот, кто попадется на пути! О! Гном поднял кверху указательный палец, оглушительно чихнул и сгреб Мастера Бэггинса за плечо: Пока же предлагаю наши души Нектаром новой бочки обогреть И длани к полным кружкам простереть Во славу будущих дорог и нашей дружбы! Приплясывая на ходу, хоббит с гномом обнялись и, покачиваясь, двинулись в глубину кладовых. Феанора огляделась, надеясь остаться единственным свидетелем сей рулады. Друзьям она мешать не стала. Бильбо бы наверняка жутко смутился, если бы она застала его за подобным весельем. Сложно было понять, что сподвигло добропорядочного хоббита на такие подвиги. Хотя, пожалуй, она знала ответ. Ну что же, Фили нужно было хоть ненадолго освободиться от гнета собственных мыслей. Выходит, он нашел для этого не только способ, но и компанию. Феанора понимала это и не стала задерживаться. Она уже подходила к дверям покоев Лорда Элронда, когда они вдруг резко распахнулись и ей навстречу выбежала Арвен. Ее точеное лицо было необычайно бледным, алые губы вздрагивали, глаза лихорадочно блестели, и в них стояли слезы. — Не надейся, что я изменю свое решение! — донесся из-за дверей гневный голос Лорда. — У меня лишь одна дочь! Несколько секунд Феанора гадала, что здесь случилось. Арвен застыла перед ней и, кажется, перестала дышать, тщетно пытаясь справиться с собой. В следующий миг по ее щекам покатились слезы. — Тихо, тихо… Ну что ты… — попыталась успокоить ее Феанора, уводя от покоев Лорда. — Пойдем. Пойдем присядем. Она отвела расстроенную эльфийку в ближайшую беседку и усадила на скамью. Плечи Арвен все еще беззвучно вздрагивали, по щекам текли слезы. Феанора опустилась рядом и сжала ее ладонь, не зная, стоит ли спрашивать, что случилось. Много лет они с Арвен бок о бок прожили в Ривенделле. Дочь Лорда была старше нее, и, будучи еще девочкой, Феаноре страстно хотелось с ней подружиться. Но Арвен больше интересовали ремесла, музыка, танцы и все то, что занимает мысли молодых эльфиек, уже вышедших из юного возраста. Когда Феанора подросла, они начали чаще проводить вместе время за шитьем или в заботах по саду. Однако близкими подругами так и не стали, а откровенных разговоров никогда не вели. Слишком разными были дочь и воспитанница Лорда Элронда, слишком несхожие вещи занимали их умы. Потом пути их разошлись вовсе: Арвен отправилась в Лориэн, Феанора — в Росгобел, учиться у Радагаста. Теперь она смотрела на подругу, гадая, стоит ли предлагать помощь и вмешиваться в ее печали. Однако Арвен не дала ей выбора. Подняв на Феанору прозрачные синие глаза, она задала вопрос, который застал ту врасплох: — Скажи мне, ты когда-нибудь любила мужчину? — Да, — глухо ответила Феанора и опустила взгляд. — Каково это? — Это… по-разному, — медленно проговорила Феанора. — Иногда это счастье, иногда мука. — И чего же больше? — голос Арвен дрожал. Феанора задумалась. Видения одно за другим пронеслись перед глазами: давящие стены Эребора и надменные лица гномов, зимняя стужа и отбивающийся от волков Фили, его шершавые обмороженные руки, пытающиеся отогреть ее пальцы. Она помнила тот восторг, что наполнял сердце, когда эти руки поднимали ее над полом под звуки джиги, чувствовала их ласковые прикосновения, от которых бросало в жар. — Те раны, что наносит любовь, она же сама и врачует. — Феанора ободряюще сжала пальцы Арвен. — Но как ты убедилась, что любовь твоя истинная? — Эльфийка вглядывалась в ее глаза, будто хотела различить там истину. — Когда ты поняла, что любишь? Перед взором застыла фигура Фили, распростертая на мерзлой земле. Искореженный доспех, израненные пальцы пытаются дотянуться до клинка. Замершие глаза отражают низкое осеннее небо. Кровь на спутанных светлых волосах. А на бледном лице тень топора, что занес орочий капитан… — Когда поняла, что живу им. И перестану дышать в миг, когда он умрет. — Он разве не бессмертный, не один из нас? — непонимающе заморгала Арвен. В ее жизни было слишком мало сражений, и она поняла слова Феаноры по-своему. — Нет, — поколебавшись, ответила Феанора, и эльфийка вдруг взглянула на нее с восхищением. Когда Феанора вернулась в свои покои, ночь уже близилась к концу. На востоке, за темными зубцами Мглистых гор, занимался новый день, и в комнату, кутаясь в утренние туманы, несмело вползал серый предрассветный сумрак. Феанора юркнула под одеяло и уютно устроилась на мягких подушках. Погрузиться в сон она не успела. Под распахнутым окном послышались шаги, потом невнятная возня, и через пару секунд в окно что-то влетело и глухо звякнуло об пол. Следом темная фигура перемахнула через подоконник. Феанора вжалась в подушки, запоздало сообразив, что ей даже нечем защититься. Фигура тем временем двинулась влево в сторону шкафа, но зацепилась за ажурный столик и с грохотом опрокинула на пол блюдо с фруктами. В следующий миг она качнулась вправо, притаилась в ногах у кровати и оглушительно чихнула. Феанора выдохнула и расслабленно сползла с подушек, укрывшись с головой. Послышались тяжелые шаги, край ее одеяла приподнялся, и перед ней возникло довольное лицо Фили: — Ты, оказывается, не спишь. — Гном расплылся в счастливой улыбке и шепнул ей в ухо: — Я к тебе! С минуту он возился с курткой и обувью. Принялся было за рубаху, но, не совладав с завязками, громко чихнул и ничком повалился рядом с Феанорой. — Любимая… — послышался приглушенный подушкой голос. — Расплети мне волосы. Не скрывая улыбки, Феанора взяла с прикроватного столика гребень и повернулась к супругу. Волны его пшеничных волос тускло отсвечивали, ловя первые лучи восходящего солнца, а светлая макушка уже вздрагивала в такт забористому храпу.