***
Фили отстраненно царапал ногтем столешницу, надеясь, что это хоть как-то поможет ему собраться с мыслями. Однако вразумительного объяснения случившемуся не приходило. Гном по-прежнему не знал, кому верить: любимой или собственным глазам. — Что скажешь? — проскрипел над ухом чародей, когда Феанора наконец ушла. Фили устало потер лицо руками и поднял на него хмурый взгляд: — Я никого не видел… Пустой берег. Потухший костер. Все. — Должно быть еще что-то! — Радагаст навис над столом, словно стервятник, вперив в гнома пылающий взгляд. — Вспомни, что именно она там делала? — Да ничего! — зло рыкнул Фили на чародея. — В том то-и дело, что ничего! Пришла на берег, разожгла костер и сидела там одна, а потом вдруг испугалась и подхватилась бежать. — Она говорила? Колдовала? Чертила на песке? — не отставал старик. — Костер разожгла. Вроде пару раз что-то сказала. Я слов не разобрал… Не хотел ближе подползать, боялся - услышит. Гном замолчал. От происходящего было не по себе. Фили не нравилось обсуждать все это с волшебником, но другого способа разобраться в том, что же происходит с любимой, он не видел. Каждую ночь Феанора стонала и всхлипывала. Гном будил ее, успокаивал, а наутро неизменно видел под ее глазами серые тени. Она ничего не рассказывала, не хотела говорить об этом. Он терпеливо ждал, что любимая отоспится, отдохнет и все закончится. Он не торопил ее, не напоминал про схватку с волками, не пытался продолжить путь, надеясь, что она придет в себя, а Радагасту удастся найти ответы… И вдруг - на тебе! Гном с топором промеж лопаток! И ведь говорит так, словно он и взаправду там был! — Ты никого не видел, — прогудел за спиной негромкий голос оборотня, и гном невольно вздрогнул. — А Феанора с ним говорила… Все как с охотником. Все, как ты нам рассказывал. Беорн вышел из своего закутка, прошелся по комнате и, не моргая, уставился на гнома. Судя по всему, он давно уже не спал. Радагаст и Фили переглянулись. — У гнома топор. У охотника разодранное горло. Все очевидно. — Великан скрестил руки на груди и медленно повернулся к собеседникам. Его карие глаза нехорошо блестели. — Она видит Тени Неушедших. У Фили от этих слов разом пересохло в горле. Чародей округлил глаза и неопределенно икнул. — Все верно, — продолжал Беорн, понизив голос. — Неупокоенные души. Проклятые. Те, что не смогли уйти как положено. Не смогли проститься с этим миром или сами простить его. — Невозможно! — выдохнул Фили, переводя взгляд с чародея на оборотня. — Я видел таких. Мое племя. Они тоже не могли уйти. Орки вырезали всех. Я вернулся с охоты к разоренному стойбищу. Наш клан был последним. — Лицо великана окаменело. — Женщины, старики, дети. Я их видел. Видел по ночам. Истерзанных орочьими забавами. Целый народ, лишенный жизни, чести, стертый из памяти этого мира. Будто задохнувшись от застарелой боли, Беорн замолчал. Фили видел, как напряглись и заострились его скулы, как заходили под бронзовой кожей желваки и дрогнули губы. Оборотень глухо выдохнул. Через мгновенье, справившись с собой, он взялся за черпак и плеснул травяного взвара в кружки. Сам пригубил одну, еще две поставил перед чародеем и гномом. — Я отомстил за них. За каждого. Я для того и выжил. И они перестали приходить ко мне. Совсем. Потому что смогли уйти… Лишь одну среди них я так и не увидел. — Беорн уставился на гнома пустыми глазами. — У Феаноры так же, только наяву. — Ты видел родичей, — решился возразить Фили. Оборотень будто лишь теперь увидел его и сдвинул брови. — А она видела гнома с топором! — Фили прав, — рассеянно заметил Радагаст, словно выплывая из каких-то своих мыслей. — Нет ничего удивительного, что тебе во сне являлись погибшие из твоего племени. Но Феанора видит их наяву, и призраки ничего от нее не требуют… Разве что угощают вином и развлекают беседой. — Могло же ей просто… померещиться, — настаивал Фили, уже понимая, что сам не верит своим словам, но не желая терять последнюю надежду. — Ты намекаешь на то, что наша девочка не в ладу с собой? — поднял брови Радагаст. Фили наградил его хмурым взглядом, но промолчал. — Гномье упрямство. Вечно не видят дальше своего носа, — буркнул Беорн и повернулся к чародею. — Что в твоих книгах? Кто может говорить с Тенями Неушедших? — Эээ… Связанный с ними проклятием, — Радагаст стал загибать пальцы, припоминая какие-то обрывки. — Родич. Кто еще?! Темный маг или некромант, призывающий мертвых… — Что ты городишь! Она Светлая Волшебница! - Фили хотелось запустить в чародея кружкой, и он лишь сейчас сообразил, что вот-вот раздавит ее в руках. Радагаст вдруг замер и уставился в пустоту, губы его испуганно дрогнули: — Была. До битвы с Драконом… Амулет... — В глазах старика мелькнула паника. — Нам нужен Гэндальф! — Почему Серый? — нахмурился Беорн. — Темный огонь… — не слыша его вопроса, продолжал бормотать Радагаст. — Гэндальф уехал в Библиотеку Элронда, он увез его с собой… Он мог что-то знать… — Ты хочешь сказать, что нам надо в Ривенделл? — вскинулся Фили. Радости у него эта затея не вызывала. — Тащить Ласку через горы? — Оборотень отставил кружку. — Ни к чему это! — Мы могли бы отправиться на упряжке, так много быстрее… — начал чародей. — Она не поедет с тобой одна! — Фили поднялся из-за стола. — Перевалы Мглистых непроходимы. Надо ждать конца весны, — возразил Беорн. — Мы не можем ждать! — вдруг взвизгнул Радагаст. — Кто знает, как он изменит ее! Оборотень и гном уставились на взволнованного чародея, и тот испуганно замолчал. — Кто он? — Фили сверлил старика взглядом. — О чем ты говоришь? Лицо чародея вмиг приняло безучастное выражение. Еще секунда - и старик изречет свое слабоумное «Эээ… забыл», не иначе. Оборотень же, как всегда, выглядел безусловно спокойным. Конечно, рассчитывает вызнать все у Радагаста позже. Без чужих. Гнома обуял гнев. Внутри у него все кипело. Ну уж нет! Не пойдет! Теперь он не оставит трухлявого волшебника в покое, пока тот не объяснит ему, что к чему! Гном сжал кулаки и хотел было шагнуть к чародею, но за его спиной послышался шорох занавески.***
— Полагаю, ты говоришь про гоблинский амулет, Радагаст? — Феанора вышла из-за занавески. Ее пальцы по-прежнему сжимали кувшин. Лишь это позволяло унять дрожь в руках. Все трое, как по команде, обернулись. — Так он у Гэндальфа. Я так и думала. Я искала медальон в своих вещах, когда пришла в себя после… Дракона. Но не нашла! — Она старалась говорить спокойно. — Что ж, отец решил обратиться к Библиотеке Ривенделла? Хочет понять, что это за штука?! Резонно. Жаль, что ему не пришло в голову поговорить о нем со мной. — Феанора, может, мы… — первым заговорил Фили, но Феанора перебила его, даже не взглянув на гнома: — Так как именно амулет мог изменить меня, Радагаст? — Сейчас она смотрела лишь на волшебника. — Из-за этого я вижу… Тени Неушедших? — Сказать по правде, я не уверен… — прошамкал тот, растерянно теребя бороду. — Я надеялся, что Гэндальф… — Гэндальф знал, что это за медальон? Он ведь говорил тебе о нем, не так ли? Чародей промычал что-то невразумительное и принялся деловито рыться в своей суме. Молчание затягивалось. — Видимо, мне придется отправиться в Ривенделл, чтобы самой расспросить его! — процедила Феанора, окинув старика презрительным взглядом и тщетно пытаясь справиться с нахлынувшей злобой. — Это может быть неразумно, Ласка, — пробасил Беорн. — Следует… — Почему все вы считаете, что можете решать за меня?! — почти выкрикнула она в лицо оборотню. — Послушай… — Фили обошел стол, направляясь к ней. Голос его казался мягким и успокаивающим. — Позволь мне… — Не позволю! Глиняный кувшин полетел к ногам гнома. Фили окатило водой. — Я не позволю вам больше решать за меня! — она все же сорвалась на крик. — Следить за каждым моим шагом, а потом шептаться здесь, как паршивые гоблины, отправив меня стряпать! Все трое ошарашенно уставились на нее. С одежды гнома стекала вода. По полу, затопив черепки, стремительно расползалась лужа. Феаноре казалось, будто она видит комнату сквозь багровую пелену, словно вовсе не она сейчас владеет собственным телом. В висках пульсировало, и она чувствовала, как от напряжения ногти впиваются в мякоть ладоней. Не в силах более сдерживать гнев, она метнулась к двери, сорвала с крюка плащ и выскочила на крыльцо. В лицо ударил сырой ветер, заставив на миг задохнуться и замереть на месте. Она видела, как Фили рванулся за ней, но оборотень удержал его за плечо. «Оно и к лучшему!» — мелькнуло в голове, и она с ужасом и изумлением поняла, что ей хочется их всех убить. Ярость и злость так и пылали внутри, выжигая прочие чувства. Они бурлили, разливаясь по венам, от них будто сводило судорогой мышцы, бросало в дрожь. Что-то там внутри словно выворачивало ее наизнанку. На глаза попалась мишень, у которой Фили учил ее метать ножи. Соскочив с крыльца, Феанора ринулась к ней, ухватила тяжеленный колун и с размаху ударила по располосованному щиту. Доски, всхлипнув, треснули. Во все стороны полетели щепки. Ослабшие руки выпустили рукоять — колун упал в снег, чуть не угодив Феаноре по ноге. Она отпрыгнула и смахнула с лица растрепавшиеся волосы. Полегчало, но не сильно. Ладони горели. Ее по-прежнему захлестывала ненависть. Тогда она сорвалась с места и побежала, оставляя за спиной тех, кто мог сейчас лишь приводить ее в ярость…***
Гнев потихоньку отступал, и Феанора смогла наконец восстановить дыхание. Она перешла на шаг, а вскоре и вовсе остановилась. Ладони перестало жечь, жар прошел, заставляя снова кутаться в меховой плащ. Перед ней, вея холодом, красовался уже знакомый голый перелесок. У ног призывно шептал ледяной ручей. Феанора уселась на поваленный ствол и закрыла лицо руками. Что с ней происходит? Откуда эти нелепые приступы ярости? Слепой страх? Такого никогда не бывало, а теперь словно какая-то неведомая сила берет над ней власть… И почему она всегда бежит?! Последняя мысль поразила Феанору больше всего. Она убрала руки от лица и задумалась. Она привыкла убегать. Каждый раз, когда казалось невозможным справиться с нахлынувшими чувствами или трудностями, она убегала. Она бежала от предстоящей роли Великой волшебницы, которую пророчили ей Гэндальф и Галадриэль. От своего предназначения. Она оставляла за спиной дом, друзей, годы обучения магии… Месяц назад она готова была сбежать и от любви. Но Фили сумел догнать ее и сбежал вместе с ней, также оставив за спиной все, что было ему дорого, все, чего он добился, ради туманной возможности быть вместе. Феанора вспомнила взгляд Фили и воду, капающую с его бороды. Что было в этом взгляде? Обида? Гнев? Жалость? Непонимание? А может, тоска? Она не успела различить, слишком сильно в тот момент заботилась о самой себе. Слишком обидным казалось ей отношение окружающих. Будто ее принимают за несмышленое дитя! Пытаются решать за нее! Не считаются с ее мнением… Но что она сделала для того, чтобы к ней относились иначе? Прибежала, словно перепуганный ребенок, пытающийся скорее спрятаться в матушкиных юбках?! Она в очередной раз не пожелала разобраться во всем сама. Не веря, что ей это под силу. Даже не пытаясь пробовать. Феанора заставила себя подняться и повернулась к перелеску. Ручей все так же шептал у ног. Тихий, манящий, завораживающий. Деревья стыдливо кутались в полупрозрачный сизый сумрак, словно стремясь прикрыть свою наготу. Стылый лес, снова посеребренный ночным инеем, наполнялся тенями и голосами ночи. Следы на снегу, тонкой цепочкой уводящие в лес, тоже замерзли. Феанора сделала шаг, и под ногой хрустнула ледяная корка. Вспомнилось, как в детстве она взбиралась на отроги Мглистых гор с Гэндальфом. Шаг за шагом. Шаг за шагом… Только вперед. От сердца отлегло. За могучими грабами показалась знакомая прогалина, до слуха долетал переливчатый звон водопада. Тянуло дымком. Рорин, сгорбившись, сидел у потухшего костра и стругал толстую палку. Феанора замерла на краю поляны. Сейчас ей был отчетливо виден орочий топор, торчащий из спины гнома. Его фигура, склонившаяся над работой, не казалась прозрачной или расплывчатой. Ничего подобного. Обычный гном. Только с сагарисом в спине. Феанора медлила. Страх отступил, но ей по-прежнему было не по себе. И тем не менее нужно было поговорить с ним, во всем разобраться. По-другому уже нельзя. Сделав над собой последнее усилие, она шагнула на поляну. Рорин не поднял головы, продолжая усердно строгать. То ли не слышал, как она подошла, то ли обиделся на ее побег. — Могу ли я вновь составить тебе компанию? — чуть дрогнувшим голосом обратилась она к гному. — Я думал, госпожа уже не вернется, — не отрывая глаз от работы, пробурчал тот. — А я думала, ты собирался угостить меня Дорвинионским красным? — заметила Феанора, поднимая с земли золоченый кубок. Гном поднял на нее хитрый взгляд, прищурился, но промолчал. — Я лишь предупредила своих, что я в гостях, — продолжала она, разглядывая искусную эльфийскую резьбу на чаше. Слишком искусную, чтобы быть простой безделушкой. — Из гостей, не простившись, не уходят, — буркнул гном. Он все еще сердился. — И кто здесь страдает манерами королей? — улыбнулась Феанора и протянула ему пустой кубок. — Верно, — усмехнулся Рорин и швырнул идеально обструганную палку в золу. Ухватив запыленную бутыль, так и стоявшую у костра, он забрал у гостьи чашу. — Так кто такие эти твои, коих следовало предупредить? Феанора уселась на подушку и, поймав любопытный взгляд гнома, поняла, что на сей раз ей не отвертеться. — Я живу в Дубовой Роще, у друга. Тут недалеко его дом. — В этой роще лишь один дом. — Гном недоверчиво сощурился. — В нем живет оборотень по имени Беорн. Великий воин, сражавшийся под личиной медведя в Битве у Одинокой горы. Мне даже посчастливилось биться недалеко от того места, где он расшвыривал орков. Знатное было зрелище… Но ты же не про него говоришь, верно? — Про него. — Феанора неловко поджала губы. — Тролль меня задери! — Рорин выронил изо рта пробку от бутыли. — Ты и правда живешь у оборотня? Феанора кивнула. — Вот ведь удивила так удивила! Это же надо! Страх-то какой! Он хоть и за нас бился, но я-то его жилище за милю обхожу! А уж как он ночами бродит по роще, забиваюсь в пещеру и трясусь от страэээ… Сплю, то бишь. Ага. — Гном картинно передернул плечами. — Ходит, бродит… Здоровенный такой… Неприятно, в общем. Феанора лишь покачала головой, в чем-то Рорин был прав. — Да… А я-то думал, ты со своими живешь. С эльфами то есть. В чертогах. — Признаться честно, они мне даже более чужие, чем гномы, — улыбнулась Феанора. — Ого! Это странно. Чертоги-то у них что надо! Вина много, утвари всякой чудесной, убранства, одежды красивые — все шелка да парча, с вышивками, с каменьями… — Гном мечтательно закатил глаза, но вдруг спохватился и испуганно глянул на Феанору. — Я так предполагаю. То есть видал. То есть приходилось как-то. Ага. Бывал, в общем. У родни твоей. Он поспешно прилип губами к своему кубку, отпил и вдруг добавил: — Вино не оттуда, кстати… Ага. — Владыка Трандуил известен как ценитель роскоши, — Феанора поддержала новую тему для разговора. — Но не все эльфы любят жить, как Король Лесных Чертогов. Думаю, ты заметил это, если бывал у них в гостях. — Зато Эльфийский Владыка, кажется, носит на себе целое состояние! — Рорин снова расслабился. — Одни перстни чего стоят! По горсти на каждой руке! — Ты был представлен самому Владыке? — искренне удивилась Феанора. — Ну… не совсем, — замялся гном. — Не думаю, что он вообще знает о моем существовании. — Ты хочешь сказать, что он тебя… не видел? — У Феаноры внутри все затрепетало. Разговор принимал нужный оборот. — Уверен, что не видел! — Гном осклабился. — А остальные его подданные? — Да и они навряд ли. Феанора помолчала, подбирая слова: — То есть ты побывал в Лесных Чертогах, но тебя никто не видел? На долю секунды гном замешкался с ответом, видимо, прикидывая, можно ли доверять незнакомке. И наконец расплылся в широченной щербатой улыбке: — Именно! — Такое, пожалуй, под силу лишь лучшим следопытам, да и то не всем, — осторожно заметила Феанора, вспоминая Эстеля, которого они с отрядом Торина высвободили из тюрьмы Владыки Трандуила, когда покидали ее сами. Именно следопыт показал им тогда тайный ход к озеру, по которому они вместе и бежали из Лесных Чертогов.* Рорин, услышав похвалу, зарделся от удовольствия. — Если тебя не видят даже подданные Короля Трандуила, почему же я вижу тебя и могу говорить с тобой? — медленно произнесла Феанора. — Разумеется потому, что я сам тебе показался! — Гном хлопнул себя по коленям. — Разве нашла бы ты иначе мое тайное убежище?! — То есть тебя видят лишь те, кому ты… решишь показаться? — неуверенно заключила Феанора. — А ты, госпожа, очень догадливая. Быстро схватываешь! — восхитился гном. — Или у тебя кто знакомый есть среди следопытов? — Есть такие, — признала Феанора, не очень понимая, к чему он клонит. — Тогда тебе должно быть знакомо вот это… Гном полез под куртку, повозился с потайным карманом и, наконец, протянул Феаноре ладонь. На ней сверкала узорная фибула — серебряная восьмиконечная звезда. — Ты из Следопытов Севера? — она недоуменно воззрилась на гнома. — Ну... сей знак не совсем мой, однако я всеми силами стараюсь соответствовать! Рорин сиял, будто начищенный медяк. — Только не подумай ничего дурного, госпожа! Эту фибулу я в лесу эльфийском нашел! — серьезно заверил он. — По канавам тамошним лазал и наткнулся. Прямо на травке и лежала. Ага. А рядом тухляк... эээ... то есть останки какой-то нечисти лесной. Паука вроде. Видать, кто-то из следопытов обронил, когда сражался. Вот она меня и дождалась. У Феаноры перед глазами снова всплыл образ Эстеля, когда они прощались на опушке Лихолесья. Следопыт отправлялся в Ривенделл с посланием для Лорда Элронда, Феанора уходила с отрядом Торина к Одинокой горе. У Эстеля на плаще была именно такая фибула. Гном с благоговением дотронулся до серебряной звезды: — Тонкая работа, более всего походит на эльфийскую. Ко всему прочему, она еще и зачарованная! Ага. — Глаза гнома пылали все ярче. — Ты, верно, сильно удивишься, госпожа, но гномы… как бы это выразиться… немного неуклюжи в сравнении с эльфами и людьми. Многие даже считают, что мы не умеем тихо ходить по лесу. Ну да это все враки, разумеется. Феанора постаралась скрыть улыбку за кубком с вином. Рорин тем временем продолжал все с большим воодушевлением: — В общем, лесов-то у нас в Железных Холмах особо и нету, а потому проверить свои навыки сложновато. Ага. Зато как здесь поселился - по окрестным бродить стал. Заняться-то нечем, скукотища. Ну и вот. Ходить тихо выучился, прятаться отменно. Да потом еще звезду эту нашел. Тут уж вовсе чудесные вещи со мной твориться стали! – Рорин придвинулся к Феаноре и заговорщически подмигнул. – Хотите верьте, госпожа, хотите нет, да только теперь даже сами эльфы меня не замечают! Так-то. Гном приосанился и потер фибулу засаленным рукавом куртки. — Ты хочешь сказать, что путешествовал по Чертогам Лесного короля и остался при этом незамеченным? – Феанора начинала понимать, откуда у ее нового знакомого эльфийские кубки, фолианты и прочие безделицы. Даже светло-зеленые шелковые штаны, натянутые гномом, стали казаться ей смутно знакомыми. — Именно. – Рорин самодовольно осклабился и признался: – Ну… Сказать по чести, я не всегда бываю настолько безупречен. Иногда все-таки произвожу некоторый шум. Остроухие тогда оглядываются, прислушиваются, водят носами, будто королевские гончие… Да только Рорин тоже вам не простак! Я сразу замираю и словно сливаюсь с окружающей обстановкой! И вот поверьте, ни разу они меня еще не приметили! Уж и не знаю теперь, что тому причиной. То ли фибула зачарованная, то ли мои следопытские навыки. Рорин гордо шмыгнул здоровенным носом, огляделся по сторонам и вдруг с надеждой глянул на Феанору: — Как думаешь, примут меня к ним? — К кому? – не поняла Феанора. — Ну к следопытам северным! Или как там их правильно называют?! «Он совершенно точно не понимает, что давно не в мире живых!» — потрясенно подумала Феанора, и слова застряли у нее в горле. Гном же заглядывал ей в глаза, ожидая ответа. — Я, честно говоря, не слыхала о гномах-следопытах, — задумчиво проронила она и добавила: — Но у меня есть один знакомый, который смог бы сказать наверняка. Рорин оживился, глаза его лихорадочно блестели: — Правда? А где он живет? — В Ривенделле, по ту сторону Мглистых гор. — На севере, как я и думал. — Он поскреб пятерней бороду. — Что ж, значит пора двигать на север. Ага. Стоит попробовать. Я же все-таки способный… «Наверное, это жестоко – рассказать ему о том, что с ним случилось, – думала Феанора, гладя на самозабвенно рассуждающего гнома. – А может, оставлять все как есть еще более бессердечно? Да и как понять, почему именно я его вижу, а другие нет? Хотя навряд ли у него есть хоть какие-то ответы…» Рорин тем временем завороженно поднял руку со звездой над головой и медленно перевел торжествующий взгляд на молчащую Феанору: — …и Махалу, что дал мне новую жизнь! Жизнь следопыта! - закончил он, помолчал и торопливо запихал звезду обратно в карман. - За это надо выпить! Он разлил остатки вина по кубкам, протянул один Феаноре: — Решено. Пожитки свои припрячу - и в путь! — Гном гордо встопорщил рыжую бороду. — Давай, госпожа. За Следопытов Севера! За наши мечты! И за то, что мы еще живы!***
Вернулась Феанора затемно, когда Беорн уже собирался обходить окрестности. Радагаст зябко кутался в тулуп, приплясывая на смерзшемся снегу. Фили сидел на ступенях крыльца, неотрывно сверля взглядом ворота. Ему хватило одного взгляда на любимую, чтобы понять: она для себя все решила. — Я отправляюсь в Ривенделл. Чем быстрее, тем лучше, — проговорила Феанора и скрестила руки на груди. Беорн и Радагаст молчали. В воцарившейся тишине было слышно, как Даргол скрипнул дверью сарая, с интересом наблюдая за происходящим. — Полагаю, отговаривать тебя бесполезно. Жаль, — наконец пророкотал оборотень и задумался. — Вам потребуется еда и теплая одежда. В тулупах Радагаста лезть через горы неудобно. Надо будет их перешить. — Еще нам необходим полог. — Фили смотрел на Феанору в упор, и она наконец подняла на него взгляд. — Мне нужно четыре шкуры и два дня на подготовку. — Найдется, — пообещал Беорн. — Еды соберу. Еще сделаете снегоступы. Феанора медленно кивнула, но продолжила молчать. Радагаст, казалось, впал в полную прострацию, и было непонятно, собирается ли он идти в Ривенделл или остаться. — Провожу вас до переправы. Минуете Андуин, предгорья и прямо через перевал по проходу.** С тропы не сходить. Мало ли… За месяц, если повезет, доберетесь. — Каааррр! — вновь скрипнув дверью сарая, ворон вспорхнул, сделал круг над двором и уселся на плечо Радагасту. — Каар-и-каар! — Орлы? — переспросила Феанора и перевела изумленный взгляд на Радагаста. — Это действительно возможно? Чародей очнулся от собственных мыслей и уставился на Феанору. — Каар! — повторил ворон и, переступив с лапы на лапу, взъерошил перья. — Даргол прав, — заметил Беорн. — Попросим орлов вас перенести. Что скажешь, Радагаст? — Не уверен, что они согласятся… — решился наконец старик и костлявым пальцем почесал ворону шею. — В крайнем случае поблуждать по перевалам — завсегда успеется. Лети, Даргол! Да будь там повежливее… Ворон возмущенно каркнул, принял подчеркнуто изящную позу и медленно склонил голову в светском поклоне. Потом легко оттолкнулся от плеча старика и взмыл в небо. Остальные остались молча смотреть вслед его темному силуэту, маячившему на фоне набирающей высоту луны. — Думаю, подготовиться к походу все же стоит, — заметил Фили. - Даргол, конечно, дипломат, но как знать... Оборотень и Радагаст направились в дом. Феанора лишь несколько секунд смотрела на гнома. — Спасибо, что идешь со мной, — произнесла она с явным трудом. Фили открыл было рот напомнить, что у него есть веские причины так поступать, но любимая уже отвернулась и поспешила за остальными. «Ничего, переживем», — в очередной раз обнадежил себя Фили и подобрал валяющийся на снегу колун. На рукояти чернели свежие отпечатки пальцев его любимой. Гном понюхал древко топора: оно еще пахло жженым деревом. Вздохнув, Фили прислонил колун к колоде и поплелся за остальными.