Спустя час после выезда из Сеула за окном начал меняться пейзаж. Чонгук опирается головой на пыльное стекло, смотря на растелившиеся белоснежные равнины. Поезд глухо пыхтит по рельсам, которые ведут прямо в старый родной Пусан. В груди больно сжимается только при мысли об этом. Чон не знает, зачем Сокджин собрался к его родителям, но он уверен, что старший поехал именно к ним.
На самом деле, странная получается ситуация. Чонгук не понимает, зачем сам едет. Что он скажет, когда увидит их? Абсолютно никакого представления. После того как ему сказали, что Джин уехал по делам в Пусан, в юношескую голову взбрело только «Мне тоже нужно туда!» и всё. Он проинформировал Чимина одним предложением, заранее прося прикрыть, если что. Затем второпях собрался и выехал на железнодорожный вокзал. Он выскреб со дна кошелька последние деньги, купил билет на ближайший поезд и вот теперь сидит в теплом вагоне, ломая голову над тем, что делать дальше. Лишь бы чёртов Ким Сокджин не наговорил лишнего.
Вскоре послышался свист из кабины машиниста и поезд останавливается на конечной станции. Чонгук выходит из вагона, и лёгкие тут же наполняются свежим морским воздухом Пусана. Он так давно здесь не был. Успел соскучиться, если честно. В этом городе он вырос, тут его старые друзья и самые счастливые воспоминания. Чон делает глубокий вдох, трясёт головой и неуверенно теребит пожелтевшие бинты на ладони. Постояв так недолго, он натягивает капюшон, полностью закрывая лицо, и идёт искать автобус.
Выйдя на нужной остановке, Чонгук поднимается вверх по улице и останавливается около третьего здания справа. Свой родной дом он узнаёт сразу. Снаружи жилище совершенно не изменилось. Всё та же коричневая крыша, каменная дорожка у входа и железные ворота, за которые его выгнали три года назад. Чон подходит ближе и кладёт руку на холодную ручку, не решаясь дёрнуть. Что ему теперь делать?
Из раздумий над мучительным вопросом выводит громкий хлопок двери главного дома за воротами. Затем он слышит голос отца, по-прежнему строгий и раздраженный чем-то.
— Ты опять здесь? Я ведь сказал тебе больше не приходить, парень! Мы не собираемся тебя слушать. Такой как ты, не поймёт нас!
Услышав это, танцор вздрагивает и осторожно тянет ручку входной двери, открывая себе обзор. Чон правда не знал, что может делать Сокджин у его родителей. Он ожидал чего угодно, но не того, что этот парень будет сидеть на коленях в холодном липком снегу в минусовую температуру перед ними и просить прощения.
— Да, мне никогда не понять людей, которые бросили своего ребёнка только из-за того, что он другой. Однако я всё равно прошу у вас прощения, потому что именно моё имя написано на ладони Чонгука. Следовательно, ненавидеть вы должны только меня. Простите, — Джин почтительно кланяется в землю, затем поднимает голову и продолжает: — Но я никогда от него не откажусь. Даже если мне придётся испытать тонны вашей, его или ещё чьей-то ненависти, я останусь верен своим чувствам. Мне нужен Чонгук. И несмотря ни на что я буду с ним.
Голос Сокджина дрожит из-за холода, но звучит твердо и уверенно. Он сидит прямо, не двигаясь, склонив голову и положив красные от мороза руки на колени. Родители Чонгука стоят на крыльце дома, с неподдельным удивлением глядя на парня сверху вниз. Гримаса на лице отца Чона быстро меняется и вот он собирается что-то крикнуть, как входные ворота вновь противно скрипят и во двор по белому снегу ступает сам Чонгук. Он быстро оказывается рядом с Джином, поднимая его с колен.
— Чонгук? Ты...
— Вставай. Мы уходим, — брюнет крепко хватает его за руки и тянет за собой. Сокджин в шоке, но чувствует злость своего соулмейта. Эта темная аура Чонгука вновь окутывает всё вокруг, поэтому сказать против он ничего не смеет.
Сжимая ледяную руку Джина в своей, младший зло скрипит зубами, венки на шее разбухают от напряжения, так словно он орёт во всё горло, хотя на самом деле больно сжимает зубы и молчит. Он идёт вперёд, упрямо шагая по улице, пока Сокджин волочится позади тряпочной куклой. Внутри всё бурлит и горит синим пламенем от зверской ярости.
— Чонгук-и! — позади раздаётся дрожащий голос матери, который Чон так давно не слышал в живую. Её голос всегда был полон любви и нежности, а после стал звучать в трубке телефона совсем устало и отрешённо. Сейчас он слышит безграничную горечь, боль и сожаление. Она плачет, глядя вслед сыну, от которого самолично отказалась. Глаза некогда красивой румяной женщины полны слёз, волосы поседели, появились морщины и вечный груз на сердце.
— Прости нас, милый. — еле слышно говорит она, словно вот-вот задохнётся.
Когда ещё юной госпоже Чон сказали, что у неё будет сын, которого она так ждала, счастью не была предела. Она проносила все девять месяцев в утробе под сердцем это чудо, искренне веря, что будет заботиться о малыше и сделает его самым счастливым ребёнком на свете. Когда в светлой больничной палате впервые раздался плач новорожденного, столь желанного и любимого, она не смогла сдержать слёз. Теперь каждый день женщины был полон бесконечной радости, ведь у неё есть свой собственный маленький ангелочек – Чонгук. Их семья держалась строгих почтительных нравов и растила мальчика, как достойного приемника. Муж был благосклонен к ней и гордился сыном. Когда в один день на их семью упала напасть в виде метки на руке родного ребёнка, весь мир словно ушёл из-под ног. Раздосадованная мать не решилась высказаться против воли мужа и оторвала мальчика от сердца, отпустив его от себя, бросив на произвол судьбы. Сейчас глядя на его удаляющуюся спину, она тихо плачет и понимает, какую же ужасную ошибку совершила. Утопая в ненависти и презрении к самой себе, мать может молить лишь о прощении родного дитя.
Чон безумно скучал. Он так скучал по своей маме с того самого дня, как его увезли на машине в академию «Хогури», и по сей день он продолжает вспоминать о ней. Сейчас бы обернуться, прижаться к родному человеку, согреваясь в теплых объятиях, но внутри душит обида. Он глотает ком в горле, бросает единственное «Я позвоню» и уходит.
Они медленно идут по пустой дороге. Сокджин обеспокоенно смотрит на спину парнишки, который всё ещё сжимает его ладонь в своей. После слов матери Чонгук остыл и притих, но внутри у него всё продолжало метаться от горечи. Джин чувствовал каждую его эмоцию, поэтому боялся что-то говорить. Он даже не знал, что сказать.
Внезапно брюнет останавливается, отпускает руку, поворачиваясь к нему лицом и оглядывая с ног до головы.
— Ты замёрз, — констатирует факт Чонгук, пока Сокджин мелко дрожит перед ним: — Нам нужно найти жильё и согреть тебя.
— Я остановился тут в хостеле неподалёку.
— Пошли туда. Сколько ты уже здесь?
— Второй день, — на это Чонгук кивает и задумывается над чем-то.
— Останемся на сегодня, а завтра утром выедем в Сеул.
— Но...
— Ты едешь со мной. Я не хочу ничего больше слушать, — резко перебивает его Чон, заметно хмурясь. Сокджин медлит с минуту, решая вновь уступить, и теперь сам ведёт младшего за собой в хостел.
Заселившись в номер, Чонгук отправляет старшего принять горячий душ. Джин с благодарностью принимает эту заботу, молча идёт мыться, а когда возвращается, то застаёт парня спящим. Кровать в скромном номере двуспальная, но одна. Разместившись на одном краю, Чон спит на боку. Сокджин, стараясь не шуметь, переодевается в теплую одежду и топчется у кровати, думая можно ли ему лечь. «Раз Гуки сам лёг, оставив одну сторону свободной, это ведь можно считать за согласие?» — думает он и, кивнув сам на свой вопрос, осторожно ложится на кровать, укрывая себя и младшего одеялом.
За окном уже темно, слышится тихий гул ветра и лай собак. Пусан не такой большой и шумный город, как Сеул, поэтому сразу понравился Джину. Ему хотелось бы посмотреть на море, но он приехал сюда с другой целью. Рассказ Чонгука о его родителях пронзил сердце старшего насквозь, и он просто не мог ничего не сделать, поэтому решил объяснить этим людям об абсолютной невиновности Чона, попросить у них прощения и рассказать о своих твёрдых намерениях. Если они не смогли подарить собственному сыну ту любовь, которую он заслуживает, то это сделает Джин. Сполна, и даже больше, потому что его любовь к Чонгуку безгранична. Она условно существовала ещё когда юный хрупкий Ким Сокджин впервые увидел на своей ладони метку, и теперь будет расти с каждым днём всё больше. Однако теперь ему кажется, что он совершил ошибку. Вспоминая слёзы матери Чона, злость самого младшего, всё это скопившееся тогда в воздухе напряжение и смятение, он сомневается в верности своего поступка.
В порыве чувств старший подползает ближе, прижимаясь щекой к не по возрасту широкой и могучей спине Чонгука. Он замирает, прислушиваясь и надеясь, что парень крепко спит и ничего не чувствует. Удостоверившись, осторожно вдыхает его запах, совершенно уникальный и принадлежащий одному лишь Чону. Вскоре Сокджин засыпает, даже не догадываясь, что человек рядом кусает губы от волнения и кожей ощущает его горячее дыхание.
Утром за завтраком они долго молчат, уткнувшись взглядом в свои тарелки и кушая молочную кашу в столовой хостела. Чонгук откладывает ложку в сторону и заговаривает первым.
— Знаешь, мне кажется, я смогу простить их, — он делает паузу и поднимает взгляд на внимательно слушающего Сокджина: — Если ты будешь рядом... Думаю, я смогу это сделать.
Джин тепло улыбается его словам. Конечно же, он будет рядом. Он сотни тысяч раз повторял, что никогда не оставит младшего, и Чонгук прекрасно помнит это. Просто теперь он готов довериться.
— Вчера ночью я звонил маме и рассказал, что получил грант на обучение в университете искусств. Она обещала приехать на выпускной, но без отца, скорее всего.
— Это отличная новость. Мы обязательно встретим её, а насчёт отца не переживай. Уверен, он скоро поймёт и примет всё. Я верю в это.
— На самом деле это уже не так важно, и Сокджин?
— Да?
— Спасибо тебе.
Они заказывают билет обратно онлайн и выходят из хостела с небольшим багажом за спинами в виде обычных рюкзаков. Сокджин предлагает сходить к морю, пока есть время, и младший соглашается.
Холодный северный ветер морозными поцелуями касается кожи, заставляя парней ёжиться и зарываться носом в пушистые шарфы. Величественные волны бьются о берег, словно пытаются добраться до них. Песок под ногами бледно-золотистый, кажется, будто всё ещё хранит запах лета и будоражит внутри желание снять обувь и пройтись по нему босиком. Чайки летают над морем, кучкой собираются недалеко на камнях, звонко крича что-то на своём языке. Джин вдыхает солёный морской воздух, который щекочет нос, но будто очищает лёгкие от сеульского смога и боли, копившейся годами. Ему тут правда нравится. В месте, где тебя никто не знает, спокойнее и не хочется ни о чём думать.
Парни останавливаются недалеко от самого края берега, где волны грозятся замочить их обувь. Закрыв глаза и засунув руки в карманы дутой куртки, Чонгук уже несколько минут стоит неподвижно, подставляя лицо тусклому зимнему солнцу. Старший стоит рядом и продолжает всё это время смотреть на парнишку. Впервые за столько лет он чувствует от своего соулмейта полное умиротворение и безмятежность. От этого у самого на душе становится легче.
Заглядевшись, Сокджин отшатывается, когда сам ловит такой же пронзительный взгляд тёмно-карих глаз. Чонгук долго и внимательно изучает лицо старшего, стоя полубоком и не обращая внимания на настойчивый ветер. Казалось бы, спустя вечность этот пронизывающий под самую кожу взгляд смягчается, и Чон повернувшись уже полным корпусом к Сокджину, переключает внимание к своим рукам. Парень осторожно развязывает бинты, начиная с правой руки, затем приступает к левой. Джин не может поверить в происходящее, изумлённо уставившись на руки младшего, который, закончив дело, прячет потрёпанные бинты в карман куртки. Он сжимает голые руки в кулак, поднимает левую и протягивает её Сокджину. Ким теряется и топчется на месте, не понимая, что это означает и чего от него ждут. Он смотрит в глаза Чонгука, пытаясь найти там ответ. Серьёзное лицо младшего внезапно озаряет улыбка, самая яркая и добрая из всех, что он дарил Джину, самая первая из таких. Блондина замыкает на этом моменте, мозг пытается запомнить каждую деталь этой улыбки, которая может больше никогда не повториться. Однако Чонгук вытягивает Сокджина из оцепенения, открыто указывая взглядом на свою руку. Старший вновь опускает глаза вниз и задерживает дыхание... Чон медленно разжимает ладонь, показывая ему метку. Ладошка большая, светлее, чем загорелая кожа на тыльной стороне, сухая и с царапинами кое-где, на указательном пальце виден шрам от пореза, а самое важное: там в ширину чёрным курсивом сияет отпечатанное навеки
Ким Сокджин
В уголках глаз Джина собираются слёзы, они душат изнутри. Ещё немного и он прямо тут разрыдается. Всю жизнь его самым сокровенным желанием было увидеть своё имя на коже соулмейта. Также чётко отпечатанным, ясно дающим понять, что этот человек навсегда принадлежит ему душой, телом, всем своим существом, как и он сам.
Чонгук тихо смеётся над сентиментальным старшим и просит его протянуть свою руку, и Ким послушно тянется к нему. Когда ладонь Сокджина опускается на чонгуковскую, тот сплетает их пальцы и крепко сжимает его ладонь в своей. Метки внезапно начинают гореть, вплотную прикасаясь к друг другу . Тихо всхлипывая, Джин понимает, что никогда не чувствовал боли слаще, чем этот огонь от одного лишь прикосновения. Чон одним движением тянет старшего к себе, прижимая его одной рукой за талию; он проводит носом по раскрасневшейся от смущения коже старшего, вдыхая вкусный цитрусовый запах, от мочки уха до подбородка. Прижавшись лбом друг к другу, они внимательно неотрывно смотрят в глаза, утопая в бесконечной нежности, которая захлёстывает их по самую макушку.
Чонгук чувствует, что внутри всё вспыхивает, потухает, плавится, расцветает весенним цветком и вновь вспыхивает. Такое странное чувство, которое он держал в заточение глубоко внутри, билось в припадке, требуя, чтобы его выпустили. И теперь, наконец вырвавшись на свободу, это чувство устраивает расправу над сердцем и душой Чона, накрывая собой полностью в один миг. Он долго тянул, не мог принять, отталкивал, пытался разобраться в себе и проиграл бы, наверное. Но Сокджин спас его. Ким позаботился о нём, научил не бояться, заставил довериться, подтолкнул к важному решению, полюбил... Искреннее и по-настоящему, поэтому Чонгук отвечает, сдаётся и не жалеет. Ни капли. Прямо сейчас в эту секунду и всю следующую жизнь.
Младший наклоняет голову вбок, ещё ближе притягивая Джина и ещё сильнее сжимая его ладонь в своей, целует в пухлые обветренные губы. Блондин вздрагивает, широко распахнув глаза, а потом падает с головой в этот омут, отвечая на поцелуй и зарываясь свободной рукой в чёрные густые волосы на затылке парня. Горячие языки сплетаются в жадном порыве страсти, воздуха почти не хватает, но останавливаться совсем не хочется. Они чуть не задыхаются и отлипают друг от друга тяжело дыша, но не насытившись. Кажется, они так много потеряли, пока бегали в этом колесе односторонней любви и ненависти, что теперь страшно не успеть всё упущенное. Они улавливают эту общую мысль, заглядывая в глаза друг другу, и громко смеются. Мелодия их смеха разливается эхом над синем морем, сплетаясь с криками чаек и испаряется где-то среди облаков.
***
Зимой темнеет быстрее, поэтому за окном поезда начинают один за одним загораться огоньки. Сокджин и Чонгук сидят в вагоне рядом, смотря как ночь накрывает город. Поезд «Пусан-Сеул» выехал со станции уже час назад, оставляя позади столько важных воспоминаний для этих двух парней. Буквально в один день их жизнь тронулась с мертвой точки, которую было тяжело растормошить. Они не знают, что их ожидает в будущем, но попытаться стать счастливыми — главная цель. Чонгук сжимает в кармане бинты, которые точно больше никогда не наденет, Сокджин — его ладонь со своим именем, которую ему добровольно протянули, и он теперь никогда не отпустит.
За окном постепенно светает, а поезд подъезжает к окраине Сеула, когда старший открывает глаза и находит себя уснувшим на плече Чона. Брюнет сидит в наушниках, заметив копошение рядом, он улыбается и передаёт один наушник Сокджину. Яркие лучи утреннего солнца светят в окно, лучики играются в растрепанных волосах и сердце начинает петь в унисон с песней в ушах. Джин понимает, что хочет сказать Чонгук, и чувствует себя счастливым. Самым счастливым человеком из всех на этом свете.
Я отдаю своё сердце в твои руки: вот моя душа — храни её.
Насколько могу открываюсь тебе, ты словно всегда рядом.
Ведь ты благословил меня лучшим даром из всех,
что я когда-либо знал: благодаря тебе моя жизнь обрела смысл.
Да, ты подарил мне причину жить.
Прошу тебя простить мои грехи.
О, сможешь ли ты? Молю.
Я больше, чем просто благодарен за то время,
что мы провели вместе.
Ты для меня — всё...
Jungkook — Purpose (Justin Bieber cover).
