***
Юнги его ждет. Знает, что Намджун придет. Поэтому, когда поворачивается ручка двери, Мин даже не дергается, так и сидит в постели, обреченно уставившись в черный экран телевизора. Омега не думал, что сегодняшний день окончится вот так. С Намджуном думать вообще не получается. Мин никогда не знает, что от него ожидать, а гадать и пробовать писать сценарии с этим психопатом — гиблое дело. Ким подходит к краю кровати, становится напротив Мина и, нагнувшись, за щиколотку тянет его к себе. Обхватывает того за талию и, заставив обвить себя ногами, садится на кровать с омегой на коленях. Мин смотрит на ворот рубашки Кима, ловит себя на мысли, что упивается запахом бергамота, чувствует, как сильно альфа обнимает его за поясницу, прижимает к себе и молчит. Юнги не по себе. От такой близости, от объятий, граничащих между нежностью и грубостью. Мин видит, как медленно поднимается и опускается грудь Намджуна, как он впился взглядом в его лицо и словно изучает каждый миллиметр кожи, но глаз омега поднять не может. Юнги считает родинки на шее альфы, любуется переливающимися пуговицами на рубашке, делает все что угодно, лишь бы не поднимать взгляда и не сталкиваться с черными глазами. Но Намджун сам за подбородок поднимает лицо омеги и заставляет смотреть. — Будем играть по моим правилам, — усмехается альфа и, приблизившись, пытается его поцеловать. Юнги отворачивается. Он знает, что не в том положении, чтобы сопротивляться и давать отпор, но не может с собой ничего поделать. Это все будто на автомате. Где-то глубоко в подсознании омеги находится тот самый триггер, который щелкает и выставляет блок сразу же, стоит Намджуну протянуть к нему руку. Альфа улыбается, снова ловит его за подбородок и нагибается. Мин больше не дергается. Чувствует давление чужих губ на своих, размыкает их, впускает язык и даже прикрывает глаза. Ким сильнее притягивает омегу, буквально впечатывает в себя, и поцелуй из нежного переходит в пошлый, жесткий. Юнги зарывается ладонями в платиновые волосы, оттягивает, ерзает на коленях альфы и позволяет его языку хозяйничать в своем рту, а рукам — на своем теле. К своему стыду Мин обнаруживает, что возбуждается. Намджун целует настолько откровенно, что Мин уже не хочет, чтобы тот прекращал. Юнги словно полностью растворяется в Киме и расслабляется в его руках. Намджун кладет омегу на постель и наваливается сверху. Юнги не понимает, что происходит. Остатки разума уговаривают оттолкнуть альфу, выбраться из-под него, не позволять прикасаться к себе, но эти остатки тонут эхом в сильных руках, стаскивающих с него футболку, в губах, покрывающих поцелуями шею и ключицы. И в запахе: дурманящем, притягивающем запахе. «Не может быть, чтобы мне нравилось. Не может быть. Дело в метке. Это все из-за нее» — убеждает себя Юнги и при этом приподнимается, чтобы Намджуну было удобно стащить с него домашние штаны. Юнги разрывает внутренний диссонанс, он поддается, тает, плавится в руках альфы, и в то же время в своей голове он бьется, мажет себя по стенам, пытается убедить себя, что ему не нравится: ни альфа, ни его руки, ни его поцелуи. Ким проводит языком по метке, всасывает и легонько кусает сверху. Мин дергается. Открывает глаза и смотрит на приподнявшегося на локтях альфу. Намджун словно пытается прочесть по его лицу, что он чувствует. Смотрит с превосходством, усмехается. — Не приму. Никогда. Это не в твоих руках, — Юнги не сдерживается, язвит в ответ на холодный взгляд. — Мой. Сегодня ночью и здесь ты мой. И завтра, и послезавтра, и ровно до того момента, пока я сам не решу, что должно быть иначе, — Ким усмехается, слабо кусает за нижнюю губу насупившегося омегу и снова целует. Долго и глубоко. Разводит его ноги, притягивает к себе. Мин шипит, когда чувствует внутри первый палец. Дергается, пытается соскочить, но Ким сильнее вдавливает его в постель и проталкивает еще два пальца. Юнги не замечает даже, как сам начинает подаваться вперед и сам обвивает ногами поясницу Кима, прижимая его к себе и подталкивая к действиям. Юнги хочет. Сильно, до дрожи хочет, чтобы Намджун уже перестал играться с ним. Хочет чувствовать член альфы внутри, кусает свой язык лишь бы не выдать себя, лишь бы не упасть настолько. Но Ким только усмехается, потому что и так видит это по мечущемуся по постели омеге, по взгляду полному страсти и желания. — Попроси, — хрипло говорит альфа и вынимает пальцы. От Кима не ускользает секундное разочарование на лице омеги. Мин злится. На Намджуна, что играет с ним, что еще больше унижает. На свое тело, которое словно горит, и этот огонь затуманивает разум. На себя, что не может взять все под контроль. До боли хочется, чтобы Ким сильнее сжимал, грубее целовал, чтобы вдавливал в постель и трахал. Долго, жестко, глубоко. Вместо этого Мин отворачивается, кусает губы и пытается нормализовать дыхание. Намджун обхватывает ладонью член омеги, нарочно медленно водит по нему, наслаждается тем, как мечется в его руках Мин. Юнги не может больше терпеть сладкую пытку и тихо, еле слышно, произносит «пожалуйста» и сразу до крови прокусывает себе щеку. Альфе этого достаточно. Ким сам еле сдерживается. Альфа с трудом контролирует затапливающее с головой, сносящее с ног желание. Юнги желанный настолько, что Ким напоминает себе дышать. Каждое движение, каждый жест даются ему с огромным трудом. Сложно не сорваться, сложно контролировать свою силу. Ким не хочет делать омеге больно. Хочется разукрасить эту кожу укусами, засосами, оставить следы своих пальцев на каждом сантиметре обнаженной кожи. Зверь внутри рычит. Чувствует метку, чувствует омегу и рычит, требует сильнее, больше, ближе. Намджун поддается еле сдерживаемому желанию, приставляет головку и входит до конца, сразу начиная двигаться. Крепче прижимает к себе Юнги, двигается размашисто и глубоко, постоянно меняя угол проникновения. У Мина перед глазами словно взрывается космос, он максимально выгибается, цепляется за альфу и сильнее прижимается к накачанному телу. Юнги сам насаживается, капризничает и требует сильнее. Альфа за поясницу приподнимает Мина и до упора насаживает на себя обвившего его шею омегу, выбив уже не контролируемый стон удовольствия. Юнги уже плевать, что он сдается, что с утра будет стыдно, что позволяет альфе выиграть. Плевать. Юнги хочет альфу в себе, хочет непозволительно глубоко и просит. Не сдерживается, умоляет: глубже, резче. И Намджун исполняет все просьбы и все мольбы. Мин снова ловит взглядом в зеркале на потолке зверя на спине Кима. Юнги кажется, что он под каким-то зельем или дурманом. Зверь смотрит на него своими красными глазами и зовет, влечет за собой. И Мин отдается. Отдается так, как никогда и никому раньше. Только в этот раз он управляет, контролирует зверя. Ведет его и приручает. Юнги упивается своей властью над ним. Словно отдает этому «монстру» в отражении свое тело, но взамен забирает его душу. И эта мысль не пугает, наоборот, завлекает, дурманит и сводит с ума. Ким шире разводит ноги уже словно потерявшего рассудок омеги и втрахивает его в постель. В комнате пахнет сексом. Диким, необузданным, сводящим с ума запахом секса. Юнги стонет в голос, срывается на немой крик от особо глубоких толчков. Намджун обнимает омегу, впивается поцелуем в его рот, посасывает язык, губы и чувствует, как крупно дрожит стонущий ему в рот парень. Мин кончает себе на живот с протяжным стоном и не успевает даже сфокусировать взгляд после ошеломительного оргазма, как Ким переворачивает омегу на живот, с силой давит на поясницу, заставляя максимально выгнуться, и вгоняет в него свой член до упора. Мин кричит, зарывается лицом в подушку, и его крик в ней тонет. Альфа сильнее сжимает руками ягодицы омеги и буквально натягивает его на свой член. Упивается полустонами-полухрипами. Намджун покрывает поцелуями шею, лопатки, выводит языком понятные только ему узоры на обнаженном теле омеги. Этой ночью Юнги кричит только от удовольствия. Намджуна эти стоны сводят с ума. Омега горячий, плавящийся в руках, в Юнги невыносимо хорошо. Ким двигается резко и рвано, втрахивает его в постель, кусает и царапает нежную кожу. Юнги уже просто хрипит, омеге кажется, что он уже сорвал голос. От Кима внутри невероятно хорошо. Мин подмахивает задницей, приподнимается сам, насаживается и требует еще. Юнги кусает кончик простыни, максимально выгибается и снова кончает, сжимая в себе альфу. Намджуну от тесноты сносит крышу, и ему стоит огромных усилий не кончить в омегу. Он еле сдерживается от непозволительной ошибки и, кончив, валится на постель рядом. Юнги так и лежит на животе и смотрит на грудь сорванно дышащего Намджуна. Сознание медленно возвращается, начинает расставлять все по местам, но Мин гонит его. Засовывает глубоко внутрь и цементирует. Не сейчас. Сейчас слишком хорошо, слишком горячо, и вообще все слишком. Ким Намджун для Юнги — это слишком. Никогда раньше омега не испытывал такого оргазма. Потрясающего, делающего из него марионетку в чужих руках, доводящего до помутнения рассудка. И этот оргазм он пережил с Намджуном. С тем, кого ненавидит. С тем, кто испортил его жизнь. От этой мысли мерзкое чувство разочарования расползается внутри, и омеге хочется провалиться под землю. Исчезнуть. Лишь бы не смотреть больше в эти глаза. Он стонал под ним, как последняя шлюха, он умолял его трахать, умолял не останавливаться. Как теперь с этим жить? Как теперь снова смотреть с вызовом в эти глаза и показывать, насколько ему омерзителен альфа? Мин теряется в своих ощущениях, в этом послевкусии, в чувствах. Омега машинально тянется к покрывалу, чтобы прикрыть свою наготу, но Намджун резко вырывает его из рук и отбрасывает в сторону. — Тебе оно не нужно. Голым ты мне нравишься больше, — ухмыляется Ким и поворачивает лицо к Юнги. — Ты ведь не тронешь Кайла, — омега сам поражается своей смелости. — Ты думаешь то, что ты впервые за наше знакомство сам раздвинул передо мной ноги, спасет твоего друга? Не слишком ли большая цена у твоей задницы? — Намджун смотрит в глаза напротив, и еле заметная улыбка трогает его губы. Юнги с трудом глотает ком обиды, застрявший в горле, и приподнимается на локтях. — Ты не сделаешь это, — Мин садится на кровать и со злостью смотрит на лежащего альфу. — Я тебя на коленях умолял. Я не могу еще больше тебя ненавидеть, потому что больше уже некуда. Ким слушает, потом притягивает омегу к себе, придавливает к кровати и целует. — Потом. О Кайле мы поговорим потом. Сейчас я хочу слышать твои стоны.***
Уже светает, когда Мин чувствует, что окончательно выдохся. Впервые за всю его недолгую жизнь Юнги утомил секс. Он чувствует, как тяжелеют веки, и уже почти впадает в царство снов, когда Намджун резко притягивает несопротивляющегося омегу к себе и прижимает к голому телу. Юнги так и засыпает выдохшийся, разомлевший в руках альфы. Утром Мин просыпается в полном одиночестве. В комнате нет даже приставленного к нему омеги. Юнги скрывает вздох разочарования, злится на себя и на свою реакцию и идет в душ. «Пришел, трахнул и ушел. Мило», — думает, стоя под струями теплой воды, парень. Юнги еще два часа тратит на обвинения себя, своей сущности и искренне проклинает природу, что задумала его как омегу. Но естественные потребности дают о себе знать, и Мин, попросив завтрак, включает телевизор. Пострадать и ненавидеть себя дальше он решает после завтрака.***
Намджун уезжает с виллы еще до рассвета. Оставаться в одной комнате с омегой невыносимо. Всю ночь альфа не спит. Ким лежит на постели, смотрит на своего пленника и думает. Желания раздирают альфу на части. Он сам не понимает, что происходит. Не понимает, откуда у омеги такая власть над ним. Намджун еле сдерживается, чтобы не разбудить Юнги, чтобы вновь не впечатать его своим телом в постель. Мина хочется не просто трахать, хочется долго и медленно целовать, прижимать к себе и обнимать. Ким снова и снова воспроизводит в голове ночные кадры и упивается тем, как горячо отдавался ему омега, как прижимался, просил, насаживался. Цеплялся своими тонкими пальцами за плечи, с готовностью раскрывал рот и сам целовал. От такого Юнги хотелось умереть. Затапливающее с головой, неконтролируемое чувство нежности пугает Намджуна. Ким только ночью ловит себя на мысли, что никогда не видел, как омега улыбается. Намджуну он никогда не улыбался. И эта мысль сильно расстраивает альфу. Как только Юнги заснул, Ким отодвигает его от себя и, пролежав рядом пару часов, уходит. Лучше держаться подальше. Лучше не подпускать. Ким и так ненавидит себя всякий раз, стоит ему заметить гипс на пальце. Учитывая, кто такой Мин Юнги, и почему он вообще у него дома, Намджун сам над собой смеется. От него надо избавляться. И это единственная верная мысль, считает Ким. Он должен расставить все точки с его отцом и убрать этого пацана с поля своего зрения. Намджуну это все не нужно. Ему не нужен сумасшедший, невоспитанный омега, который, плюс ко всему, сын президента. «Надо увидеться с Кисумом, надо присмотреть себе кого-нибудь еще. Лишь бы перестать о нем думать», — мыслит Ким, заезжая на подземную парковку своего офиса.***
— Доброе утро, — Техен в отличие от Кима необычайно бодр и весел. — Что за лицо? Только не говори, что он опять что-то выкинул, и тебе все-таки пришлось свернуть ему шею. Ким сидит на диване в кабинете Намджуна и, судя по разбросанным вокруг бумагам, усиленно что-то изучает с утра. — Лучше бы выкинул. И лучше бы я свернул ему шею тогда, когда только привез, — Намджун стаскивает с себя пиджак и бросает на диван. — Так в чем дело? — Ким откладывает бумаги и озабоченно смотрит на альфу. — Хорошо, что ты здесь. Пройдемся по тем моментам, которые мне надо выбить у правительства. Пора избавиться от этого мальчишки, — Намджун просит кофе у секретаря. — Почему такая спешка? — Техен не унимается. — Мне кажется, если я сейчас этого не сделаю, то потом просто не смогу, — Ким садится в кресло и устало прикрывает глаза. — Почему ты так зациклен на этом омеге? — вдруг резко, в лоб, спрашивает Техен. — Потому что он красивый и у него потрясающая задница, — отвечает Намджун, не задумываясь, и с благодарностью принимает кофе от беты. — Кисум красивее, но трахаешь ты не его, — Техен с вызовом смотрит в глаза напротив. — Неправда, — отпив кофе, говорит Намджун. — Не красивее. Красивее этого сученыша у меня на вилле — нет. Я не встречал. Короче, моя одержимость им делает из меня зверя. Его хочется убить и закопать, лишь бы не проходить через все то, что я прохожу, когда его вижу. А чтобы его не убивать — я верну его папаше. Для этого мне надо встретиться с господином президентом в кратчайшие сроки, — язвит Ким. — Заберу у него свой долг.***
Первым делом после завтрака, Мин вызывает к себе омегу, которого вчера ударил, и спрашивает про Кайла. По его словам, альфа в особняке не появлялся. Юнги нервничает, не может взять себя в руки, мечется по комнате и не может найти себе место. Кайл должен был сегодня прийти. Это превратилось в традицию. Кайл — первое лицо с утра, которое видит омега. Охраняющий Мина омега сидит в кресле и листает журнал. Юнги просит его спуститься узнать про альфу или позвонить Кайлу. Омега на это только смеется и продолжает вести себя так, как будто больше никого в комнате нет. У Мина руки чешутся, хочется кулаками стереть эту издевательскую ухмылку на чужом лице. — Я же многого не прошу. Просто узнай: дома он или нет. И все. Пожалуйста, — Мин давит на свою гордость и продолжает просить. — Как же ты достал! — срывается омега. — Золотой мальчик, которому так важна жизнь какого-то альфы. По любовнику своему соскучился? — Ты охерел со мной так разговаривать?! — Мин подлетает к креслу, на котором сидит омега, и смотрит в упор. — А что? Мне похуй на то, чей ты сын, и на то, кто тебя трахает. Ты тут не в гостинице живешь, и никто не обязан стоять перед тобой на задних лапах. Так что не маячь перед моими глазами и иди смотри телевизор, — мерзко улыбаясь, говорит ему омега и возвращает все свое внимание журналу. — Иди узнай насчет Кайла, — зло, не сдвигаясь с места, повторяет Мин и еле сдерживается, чтобы не схватить омегу за волосы и, повалив на пол, не разукрасить его рожу. Омега театрально вздыхает, швыряет журнал в лицо офигевшему Юнги и выходит. Мин так и стоит посередине комнаты с прижатым к груди журналом и уговаривает себя не поддаваться на провокацию. Омега возвращается минут через десять. — Нет твоего Кайла больше, найди себе новый член, раз уж босс тебя в одиночку не удовлетворяет, — бросает омега Юнги и идет к креслу. — Не понял… — в горле у Мина резко пересохло, каждое слово дается с огромным трудом. — Казнили его. Вчера ночью, — омега со смехом наблюдает за реакцией Юнги. — И это твоя вина, солнце. Ты, считай, человека убил. Юнги не верит. Пытается не верить. Думает, что омега нарочно врет, хочет сделать больнее. Намджун был с ним почти всю ночь, каждое его действие, каждый поцелуй вселяли в омегу уверенность, что он выполнит его просьбу. А получается, что альфа обманул. Поиздевался над омегой. Вырвал из того придуманного на несколько часов мирка и окунул с головой в реальность. — Пошел вон, — Мин со злостью сжимает и разжимает кулаки. Ярость наполовину с горем застилает глаза. — Пошел вон из моей комнаты, иначе я за себя не отвечаю. — Это не твоя комната. И вообще, ничего в этом доме тебе не принадлежит, — усмехается омега и лениво встает с кресла. — Но я пойду, потому что мне самому неприятно находиться рядом с неадекватной истеричкой, возомнившей себя центром вселенной. Омега выходит и уже в коридоре слышит, как что-то тяжелое ударяется об дверь и разбивается на тысячу осколков. Юнги разбивает вазу вместе с цветами, которые ему обновляют каждое утро. Мин идет на балкон, садится в углу и с трудом прикуривает. Пальцы дрожат и еле держат сигарету. Реальность накрывает, давит и шепчет. Мерзкий голосок в голове повторяет, что Кайл мертв, и умер он из-за омеги. Потому что Юнги сорвался, потому что вынудил альфу нарушить указания. Горько настолько, что в груди жжет. Мин хочет выплакаться. Он знает, что так было бы легче, и этот тяжелый груз на сердце полегчал бы. Но не получается. Слезы словно высохли. Словно Намджун лишил его и этого. Мин уже не знает, что от него ждать. Не знает, как вообще таких, как Ким Намджун, земля носит. Не понимает. Не принимает. Молча, сжавшись в углу балкона на полу, оплакивает в душе потерянного друга. Юнги не хочет больше здесь оставаться, не хочет видеть его лицо, не хочет чувствовать на своем теле руки, обагренные кровью его единственного здесь друга. От безвыходности положения, в котором он оказался, омеге хочется биться головой о стену. Хочется вскрыться и не проходить больше раз за разом через все зверства и все, что творит Ким Намджун.***
Чжун долго обдумывает идею поехать на виллу, координаты которой за минутный разговор смог ему передать Юнги. С одной стороны, заявиться в логово Кима без предупреждения — это огромный риск. С другой, желание видеть сына, особенно после того, как он услышал его голос, стало невыносимым. Президент просит секретаря связать его с Кимом. — Я хочу увидеть сына, — первое, что говорит Чжун, стоит Намджуну ответить. — Тоже рад тебя слышать, — усмехается ему в ответ альфа. — Я знаю, где ты его держишь, и могу начать штурм в любой момент. Поэтому, будь добр, сам добровольно отпусти моего сына, и мы сможем избежать потерь с обеих сторон, — Чжун с силой сжимает корпус телефона и ждет. — Всегда добро пожаловать, — смеется Намджун. — Я гостеприимный хозяин. Уверен, вам настолько у меня понравится, что уйдете из особняка вы один. Свиту вашу мы оставим. А если серьезно, если я почувствую хоть мало-мальские признаки штурма, или замечу хоть одного из твоих ищеек в периметре моего района, я тебе обещаю — ты получишь голову своего любимого сыночка. А я очень не хочу его убивать. Он такой вкусный, развратный, а главное, податливый. Уверен, весь в папу, — усмехается Ким и слышит, как рычит на том конце Чжун. — Не трогай его! Не прикасайся! Я убью тебя! Я тебе обещаю! — Чжун не может уже сдерживаться и кричит в трубку. — В таком возрасте нельзя так нервничать. А вообще, у меня была шикарная ночь, благодаря опять же твоему сыну, так что не порть мне настроение, — Ким нарочно делает паузу, впитывает в себя рваное дыхание мужчины на том конце. — Хорошо, что ты позвонил, мне как раз нужно было от тебя кое-что. Я хочу монополию на продажу алкоголя. Считай, что я просто ставлю тебя в известность. Убираю всех с рынка, а если кто сунется, то пожалеет. Твоя работа — просто мне не мешать. И еще, будь добр и смягчи приговор тем моим парням, кто пока за решеткой. Список тебе вышлет мой секретарь, позже. Чжун стоит с зажатой трубкой в руках и смотрит вперед, в пустоту, пытаясь успокоиться и унять грозящее выскочить из груди сердце. — Ты переходишь все границы! — кричит в трубку Чжун. — Ты все равно сделаешь все, что я говорю. Другой вопрос, как скоро и с какими потерями, — Намджун говорит спокойно, чем еще больше выбешивает президента. — Мой ответ — нет. И это не только от меня зависит, и ты прекрасно это знаешь. Не угрожай мне жизнью Юнги. Хватит уже! Верни мне сына! — Чжун срывается на истеричные нотки в голосе. — Подумайте, господин президент. Я не буду убивать вашего драгоценного сыночка, но я могу сделать так, что вы пожалеете, что он не мертв. Перезвоню завтра, и надеюсь на положительный ответ. И, кстати, я так и не получил пригласительного на прием в честь дня независимости, буду надеяться, что произошла какая-то ошибка, и вы ее исправите, — усмехается Ким и вешает трубку. Комната плывет перед глазами Чжуна. Он резко хватается за грудь и еле успевает нажать кнопку вызова, как теряет сознание. Президента госпитализируют с сердечным приступом. Чжун отказывается ложиться в больницу и соблюдать постельный режим. Ши Хек не может уговорить мужа и, взяв с него обещание, что тот будет слушать свой организм и меньше нервничать, через два дня отпускает его на работу.***
Решение приходит резко. Мин помнит угрозу Намджуна, что в случае побега, тот сломает ему ноги. «Но это, если он меня поймает», — думает Юнги и цепляется за только что родившийся план, как за спасение. На обдумывание плана ему хватает пол часа. Омега надевает свои любимые рваные джинсы. Их он здесь не оставит. Кеды, чтобы было удобно бежать, и футболку. В первую очередь надо достать мобильный и соорудить канат. Юнги выдергивает простыни из постели и, связав их вместе, один конец туго прикрепляет к поручням балкона. Чтобы достать телефон, Мин нажимает заветную кнопочку и просит колу. Сам омега становится рядом с дверью с зажатым в руках пустым графином из-под воды. Мин знает, что у него ровно одна попытка, и второго шанса не будет. Стоит двери открыться, как омега со всей силы обрушивает на голову вошедшего графин, который разлетается на тысячи осколков. Только когда человек тяжелым грузом падает на пол, Мин видит, что это не тот омега, а альфа-охранник. Юнги с трудом втаскивает крупное тело внутрь и, закрыв дверь, шарит в карманах отключившегося мужчины. Мин сразу хватает его мобильник и уже идет к балкону, как с полпути возвращается обратно и забирает оружие альфы. Мин спускает самодельный канат с балкона и спускается по нему на пляж. На улице уже сумерки, часов семь вечера. Мин, держась поближе к стенам особняка, ползет туда, где с балкона, ему казалось, был дикий пляж. Он к своей радости обнаруживает, что барьеров и заборов на пляже нет, если двигаться по песку. Стоит только миновать особняк, как Мин переходит на бег. Бежит что есть силы и не оглядывается. Пробежав, как он думает, достаточное количество пути, Мин падает на песок за старым рыболовецким судном и судорожно набирает номер отца. Чжун не отвечает. У Юнги начинается паника, и парень на автомате звонит Джину. Брат берет сразу и, на слова Юнги срочно найти отца и прислать помощь, долго молчит. Первый порыв, стоило Джину услышать знакомый голос, был дать отбой. Но он не успел. Мин на том конце что-то говорит о погоне, просит машину и отца. Джин обещает срочно тому все передать и перезвонить. Но Юнги говорит, что телефон выбросит в море, так как могут отследить, поэтому просит Джина, чтобы машины и отец ждали его в апельсиновой роще, на входе в пригород. Юнги отключается. Швыряет телефон в море и снова бежит. До апельсиновой рощи пешком идти часов пять. У отца достаточно времени приехать, а Мин будет бежать и сократит путь. Убедившись, что признаков погони нет, он сильнее сжимает в кармане придающий ему смелости пистолет, жалеет, что не прихватил бутылку воды, и снова срывается на бег. Джин, поговорив с Юнги, откладывает мобильник на столик. Омега сидит в своем любимом салоне красоты и ждет, пока осветлятся корни волос. «Жив-здоров, а я, дурак, еще и переживал, совесть мучила. Нашел из-за чего нервничать. Как же хорошо было все это время без него. Внимание обоих родителей, полная свобода и возможность почувствовать себя центром этого дома. А Юнги… Эгоистичный ребенок, вокруг которого вечно все должны виться и заботиться. Как же достал. Сбежал он. Нет бы сидеть и радоваться, что хоть кто-то терпит эту занозу в заднице. Вечно все драматизирует. Бросайте все свои дела и мчитесь мне на помощь. Нечего было сбегать, и помощи бы не понадобилось. Отец только из больницы. Я ему как скажу — он же с места сорвется. Опять с сердцем плохо будет. Откуда мне знать, что там натворил Юнги, и что будет ждать отца. Сам заварил кашу, пусть сам и выпутывается. Буду считать, что я набрал отца, а он не ответил», — думает Джин и просит кофе.