Наши ножи

Солнце зашло за тучи. Поднялся ветер, разгоняя удушливую столичную духоту. Белая пелена облаков в серых разводах плотно закрывала небо, но несмотря на отсутствие светила, ожидавшие зрелища люди все же щурились, пытаясь хоть как-то спастись от неприятной яркости пасмурного дня. Сколько же зевак собралось! Праздных, ленивых, любопытных. Словно им всем было дело до разборок какого-то северного лорда и железнорожденных, и, чувствуя нетерпение ожидавших, Санса ненароком вспомнила тот день, когда ее вывели к толпе проклинавших ее отца людей. Судьба вновь жестоко смеялась над ней. Опять она ожидала исполнения приговора, только теперь не своему отцу, а отцу ее детей, и девушка тешилась лишь той мыслью, что после всего она наконец-то заберет всех с собой в Дредфорт: обозленного Бальтазара, замкнувшегося Рогара, оставшегося на несколько недель без родителей Райнара и… Рамси. Посреди площади желтел сколоченный по случаю помост. Гордо возвышался над людьми обтесанный позорный столб, на который укрепили крюк, уготованный для приговоренного. Терпеливо ожидал своего часа палач, водрузив на голову черный колпак с прорезями для глаз. Приподнимая маску, тот часто пил воду из фляги и, стирая пот, выступавший из-под черной ткани, выслушивал подбадривающие комментарии стоявших поблизости людей. Каждый из них считал своим долгом показать, подсказать, научить карательному ремеслу самого мастера. Леди Болтон с содроганием представляла, что сейчас, в самом скором времени, ее мужа выпорят на потеху публике, и радовалась принятому решению оставить детей дома. Ничего не подозревавшие Бальтазар с Рогаром сидели сейчас в ее покоях, узнав от матери радостную весть, что отец будет жить. О том, какой ценой, она умолчала. Слезы своих щенят она уже видела и не хотела причинять им больших страданий. Мальчики и так услышали то, чего слышать не должны были, и теперь каждый из них переживал по-своему. Рогар безустанно водил пальцами по гобелену, висевшему в покоях, и разговаривал после суда только с ней, а Бальтазара еле успокоили. Охрипший ребенок так и твердил, что сдерет со всех кожу, и ему пришлось вызвать мейстера ввиду горячки. Оглядываясь по сторонам, Санса Болтон ни о чем не жалела. Дети бы просто не пережили такого издевательства над любимым отцом. Ей самой было противно от осознания того, что ее мужа высекут на потеху им всем — грязным, похотливым, кривым, плешивым… Заскрипели ворота. Прятавшаяся под капюшоном Санса испуганно обернулась в сторону раскрывшихся дверей, не ожидая, что все свершится так скоро. Пытаясь разглядеть за головами толпы своего бастарда, миледи старалась не выдавать своего волнения, ощущая любопытство к собственной персоне. Вторя своей госпоже, Черного лорда выглядывали болтоновские солдаты. Псу было все равно. На бастарда ему было наплевать… насрать. После суда Сандор опасался лишь за пташку, жалея, что приговор оказался слишком мягким. Ведь чутье его не подвело: говнюк был говнюком. Была бы его воля… Клиган, едва не фыркнув, осекся. Его воля, к сожалению, подчинялась ее воле, а какой-то мелкий ублюдок был по-видимому ей дорог. Уж слишком она о нем пеклась. Женщины… Сандор ревниво радовался одному — уж, по крайней мере, он посмотрит на корчащуюся рожу этого засранца, трепыхающегося от кнута. Хоть какая-то отдушина, подумал он и апатично переступил с больной ноги на здоровую. В толпе закричали. Кто-то выпрыгивал из-за спин, желая получше разглядеть северного лорда, которого должны были посечь кнутом как какого-нибудь раба с Восточных земель, и им в противовес спокойным пятном чернели люди Болтонов, удостоившиеся чести быть в первом ряду столь ужасного представления. Ожившая толпа захлебывалась от своего воодушевления. — Смотрите! Выродок Неведомого! — указывал кто-то пальцем на бастарда. — Что, исчадье… Не хочешь отрезать и мой член? — кричал кто-то посмелее, тряся рукой на завязках дырявых штанов, и Санса поджимала губы. — Гляди! Мой нож тоже остер. — Катись к своему прародителю… — Как тебе жена Беса, дьявол? — Будь ты проклят, ублюдок… — Будь проклята твоя рыжая шлюха! Пытаясь удерживать последние остатки духа, леди Болтон внимала многим проклятиям, посланным и Рамси, и себе, и своим детям. Грязные слова подавляли ее, и волновавшаяся девушка искренне не понимала, за что, за что они их так ненавидели. Ведь все эти люди и знать не знали ни Рамси Болтона, ни Сансы, ни Теона Грейджоя. А за что же они ненавидели ни в чем не повинных детей, которые не сотворили еще ничего плохого? Им ведь было все равно, кого клеймить. Для них вся эта казнь была отдушиной, ярким событием в их никчемной жизни, явлением королевского правосудия, защищавшего их, но зачем их языки произносили слова столь отвратительные и подлые? Леди Старк содрогалась от окружавшего ее зла, но леди Болтон жалела лишь о том, что не способна содрать их жалкие, потертые жизнью шкуры, чтобы заставить замолчать раз и навсегда. В живом коридоре качавшихся словно ветви рук наконец-то появился оголенный по пояс бастард. Закованный в кандалы, шагал он как ни в чем не бывало, словно вышел прогуляться. На его груди болталась черная монетка. Увидев россыпь синяков на теле мужа, девушка обиженно скривила губы, проклиная неизвестных обидчиков, но ее лорд пребывал в более благоприятном расположении духа. Не слышавший ничего вокруг, не замечавший всего этого ажиотажа, вызванного своим появлением, Рамси Болтон криво улыбался, глядя перед собой горящими от безумства глазами и, украдкой посмотрев на жену, спокойно поднялся на свой пьедестал позора. Осталось совсем чуть-чуть. Всего каких-то двадцать ударов… Целых двадцать ударов, если быть точным, и все. Он свободен! Конечно, придется выплатить нехилую сумму вонючим отбросам с островов, что малоприятно, но он к тому моменту уже будет дома в Дредфорте, с Сансой и с детьми, и возможно вообще ничего платить не будет. Впрочем… Всему свое время. Настроен он был достаточно решительно, но, оказавшись перед палачом, немного замешкался, оглядываясь по сторонам. Стражники подтолкнули бастарда, и публика, решив, что тот затрусил, ликовала, брызжа слюной от своей злости. Кто-то попытался запустить в Рамси камнем, но угодил в спину ни в чем не повинного солдата, приковывавшего кандалы лорда Болтона к столбу. Наглеца припугнули королевским мечом, и, по крайней мере, пока в закованного пленника ничего не кидали. Подвязали его крепко, и Черный лорд, размяв пальцы, немного скривился от боли на незаживших после суда запястьях. Ничего. Сейчас он об этом забудет как миленький. Уж пороть его точно будут славно. Ведь порка-то показательная, а напоказ всегда стараются с двойным усердием. Рамси Болтон отыскал перед собой жену. Санса боялась. Видимо, за него, что было само по себе приятно, и за приятными мыслями о теле девушки, мужчина пытался спрятать и свой страх. До какой жизни он нынче докатился! Когда-то ведь он уже был приговорен. Ею… Он ведь тогда не верил. Не верил, что она окажется способной на подобное, и даже пытался посмеяться над нею, но сам едва не обделался от этого предательского страха, визжа как резаный боров, когда его леди все же оказалась его леди. Хм… Рыжая ведьма… Может и правда. Кто знает… Сейчас она смотрела на него, не отворачиваясь, и ему было от этого как ни странно легче. Главное, сейчас не обделаться. Он же Черный лорд Дредфорта, Хорнвуда и Последнего очага, как никак, и даже Хранитель Севера в прошлом. Девушка посмотрела ему за спину, и, не удержавшись, раскрыла рот. Видимо, милая жена увидела кнут, уготовленный по его спину, и через ее глаза, наполненные ужасом, он видел все. Довольствовавшийся криками толпы, палач медленно распустил кольца змеиного хвоста длиной в пять локтей, увенчанного небольшой кисточкой на конце. Утолщавшееся по направлению к жесткой рукояти орудие покорно повиновалось своему хозяину, и, когда мастер кнута уверенным шагом прошел на нужную ему позицию, выставляя ногу вперед, девушка едва задрожала, хватая воздух губами, словно непроизнесенными словами могла хоть как-то оттянуть столь ужасную пытку, но было слишком поздно. Поздно. Она сделала все, что могла… Ведь так? Каратель взмахнул рукой. Тишина взорвалась от криков. Санса ничего не увидела. Не увидела, как щелкнул витиеватый хвост кнута, лишь услышала еле уловимый свист, от которого ее муж дернулся, словно его ужалила змея. Миледи вздрогнула, словно удар пришелся по ней, и едва сдержалась, чтобы не закрыть рот ладонью от накатившей паники. Рамси до скрипа сжал челюсти, понимая, что нужно перетерпеть хотя бы первую пятерню ударов, а на бастардской спине появилась первая алая полоса, вызвавшая всеобщий экстаз людей. — Так его! — закричал мужчина, ударив кулаком по основанию помоста. Вновь засвистел кнут. Санса смотрела ему в глаза, и Черный лорд так же не сводил взгляда с жены, пытаясь отвлечься, но палач не торопился, со знанием дела вытягивая конец да замахиваясь с плеча, словно кнут был продолжением его руки… Уж бастард-то знал. Рыбак рыбака… Третий удар пришелся в аккурат по первому, и он едва не закряхтел от наложившейся боли, почувствовав влагу на спине. Четвертый прошелся от плеча до бедра, а пятый перечеркнул его ровно по пояснице, но он, едва не подтягиваясь на своих цепях на столб от боли, терпел, пытаясь отдышаться в интервалах между замахами. Санса дрожала, вздрагивая от каждого щелчка. Однажды ее так же подвязали и выпороли, но не так. Не так неистово. И не кнутом… Рамси порол ее с наслаждением, говоря о том, что ее язык уж слишком остер, периодически подходя к жертве, чтобы откинуть волосы со спины да провести рукой по белым бедрам и аккуратной груди, и она, отдыхая от боли, тихо плакала от унижения, обжигавших кожу ударов и прикосновений ненавистного бастарда. Теон ведь все видел… Ему ничего не мешало поразить увлеченного истязателя кочергой или головешкой, лежавшей у камина, но он стоял, покорно опустив голову. Он даже не ушел, хотя был вовсе не нужен своему хозяину, продолжая наблюдать за ее позором. О… Как же она сейчас ненавидела слабого безвольного Вонючку, ненавидела каждого железнорожденного, Невила Пайка, мастера над кораблями. Их всех, порушивших жизнь Сансы Болтон, а не Рамси Болтона, что порушил жизнь Сансы Старк не меньше их. Она сбилась со счету, нервно вытерев мешавшие ей слезы, которые она очень старалась сдерживать, но стерла кровь с лица. Лишь сейчас Санса заметила капли на своем плаще и близстоящих людях, и, сотрясаясь, посмотрела на мужа. С щелкавшего его кнута от ударов слетала пыльца рубиновых капель, орошая желтый помост и все что находилось поблизости. Кажется, это был десятый или двенадцатый удар. Спины мужа она не видела, только лицо, искаженное страдальческой, но улыбкой. Оголяя клыки, он хрипел от скопившейся слюны во рту, и помимо свиста до девушки стал доноситься странный хлюпающий звук. Какой страшный неприятный звук, едва уловимый в тишине… Тишине… Тишина… Леди Болтон обернулась. Люди стихали, в ужасе смотря на Черного лорда. Не было проклятий, не было насмешек. Злые гримасы удивленно тухли. Открыв рты, дергаясь от свистящих ударов, все смотрели на него, не издававшего ни звука, и ужасались его улыбке, словно Черный лорд Дредфорта не чувствовал боли. Он едва хрипел, пытаясь будто бы засмеяться, и люди, замечая его кровь на себе, теснились от него подальше, опасаясь того, чего не понимали. Тишина надавила на уши еще больше… Свист прекратился. Кажется, все закончилось. Девушка подняла покрасневшие глаза, пытаясь увидеть лицо мужа, но он не смотрел на нее более. Палач отошел в сторону. Гордо взмахнул он кнутом, ожидая похвалы своему труду, но люди были немы. Самые храбрые о чем-то шептались, не сводя глаз с Черного лорда, и недовольный экзекутор остался ни с чем. Влажный от крови кнут вновь складывался кольцами, пока на помост позора взбирались королевские стражники. Погремев кандалами, они провозгласили долгожданную свободу пленника и отошли. Тишина… Бледные, окрапленные кровью руки северного лорда повисли плетьми. Недвижный бастард упирался лбом в свой позорный столб, и солдаты Дредфорта уже были готовы подхватить своего Черного лорда, чтобы унести отсюда подальше, но иссеченное тело шевельнулось. Рамси оперся рукой на бревно, и, не спеша, отлип от него. Спины он почти не чувствовал, будто был рожден без нее. Взмокший от боли и крови он тяжело дышал, но… улыбался. Улыбался тишине вокруг, ощущая себя чуть ли не победителем. Качаясь из стороны в сторону, Черный лорд медленно сошел с помоста, непроизвольно отсчитав проклятые ступени, убегавшие из-под дрожавших ног, и перевел дух. Его окружали его же люди. Теперь он был на свободе, и лорд Дредфорта, подняв голову, уверенно пошел в сторону распахнутых ворот, понимая, что должен пройти эту подгаженную Вонючкой дорожку до конца. Тишина… Увидев спину супруга, Санса побелела и едва не вскрикнула. Голова стала тяжелой, ее затошнило, и с рыжей головы слетел капюшон. Крестами зияли раскрытые кнутом раны разной длины, и в крестах этих краснело мясо, человеческое мясо, порезанное словно ножом. Струйками стекала кровь по орошенной алой краской спине, но миледи быстро взяла себя в руки. Леди Старк много чего боялась, но леди Болтон видала и не такое. После того, как его порвали собаки, ей тоже было не по себе, однако… Раз уж он еще на ногах, то и она должна быть. Тишина… Люди молчали. Они в ужасе смотрели на не издавшего и писка лорда, теперь шагавшего назад, и девушка, шествуя за мужем, гордо оглядывала их, поверженных и напуганных. Тишина… Они жаждали зрелища, жаждали криков страдальца, но он, вопреки ожиданиям, не доставил им подобной радости. Испуганные, суеверные, они расступались перед ним. — Он — дьявол. — Дьявол… — пролетел шепот над площадью. — Дьявол! — Повторяла толпа, но тихо, боясь, что этот демон вдруг вспомнит и об их душах, и голоса вновь прятались в звеневшей ветром тишине. Тишина… В ушах стучала кровь. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Скрипя зубами, Рамси дошел до стен, из которых вышел. Услышал, как наконец-то закрылись трехклятые ворота. Он тяжело дышал. Он ничего не видел перед собой и даже слышал не очень хорошо. Чертов кнут… Чертовы железнорожденные… Чертова королева… Но он еще жив… Санса смотрела на него, боясь подойти к хрипевшему мужу, и как только за спиной грохнул засов, почувствовала странную легкость. Закатив глаза, освобожденный дьявол пал в свою преисподнюю, и Черная леди последовала в небытие за супругом, упав в руки Сандору Клигану. Теперь все было кончено. Оглядев подчиненных, Дрю, поймавший милорда, отдал приказы, чувствуя неприятный ком, ставший поперек горла. Кузнец Билл взвалил лорда себе на спину. Теперь забота о господах временно легла на их плечи, и Кирш, видя, что сталось с его божествами, тихо остервенело проклинал островитян, шепча под нос заговоренную молитву, что ножи у Болтонов остры. *** Рамси долго был без сознания. Снов он не видел, хотя порой перед глазами возникал отец, насиловавший его жену, и он горел от злости, понимая, что убил своего родителя слишком просто. Бастард не мог ничего сделать. Он пытался, но, кажется, был связан по рукам и ногам, и кто-то медленно сдирал с его спины кожу. Чья-то пухлая рука причиняла ему неимоверные страдания. Пухлая, влажная, вонючая, горячая. Он очень хотел отрезать ее. Разделить по кусочкам за все свои мучения, вбить в каждую фалангу пальца по гвоздю, отплатив кровью за кровь, но вдруг что-то изменилось. Рядом появился знакомый травянистый едва сладковатый аромат, несший за собой долгожданное спокойствие. Кто-то возвращал его кожу на место мягкими, еле ощутимыми прикосновениями. Рука эта была тонкой и приятно холодной. Он ведь уже знал эти прикосновения, и, путаясь между прошлым и настоящим, на мгновение очутился в одной из заброшенных башен Винтерфелла, куда его поместили как пленника, залечивая раны от зубов собак. И ведь тогда он с нетерпением ждал ее… Руки пропали, и он опять грезил неприятными видениями, где был заперт, обездвижен и лишь слышал крики Сансы, доводившие его до исступления. Бальтазар и Рогар убегали от него через лес, ведь он почему-то стрелял в них из лука. Собаки игрались разодранным Лягушонком, и мужчина все никак не мог прийти в себя, оказываясь то подвязанным к позорному столбу, то к стулу на псарне, и он впервые в жизни задыхался от своего беззвучного крика. Кто-то всхлипнул. Бастард открыл глаза, заметив в свете свечей знакомый рыжеволосый силуэт. Вскочив на ноги, девушка быстро упорхнула. Лежа на животе, Черный лорд попытался приподняться, но спину обожгло острой болью, и он, захрипев, упал на пропитанную потом подушку. Сансе нужно было отдать распоряжения, и служанки облегченно вздохнули, услышав весть о пробуждении милорда. — Наконец-то! — всплеснула руками Мэри, облегченно вздохнув. — Надо бы сказать миледи… — проговорила прислужка Красного замка, оставленная при Болтонах мейстером. — В ее положении волнения не нужны. — Ей сейчас не до этого, дурная ты голова, — шикнула на нее Мэри, чувствовавшая себя главной ввиду большей причастности к милордам, и на правах командира быстро повторила приказы госпожи. — Принеси бинты… И ужин. И можешь быть свободна. Только лишних людей под ногами не хватало! Не услышав их перепалки, леди Болтон тихо закрыла за собой дверь, вернувшись в самые дальние покои замка, которые выпросила на несколько дней у десницы, чтобы их не беспокоили. Девушка подошла к кровати. Ей не показалось. Рамси и вправду пришел в себя. Мужчина шевелил руками, и она, путаясь в своих мыслях, долго стояла на месте, пока не услышала голос супруга. — Воды… — захрипел он, и она спешно поднесла ему кувшин. Едва не завалившись, он сел на кровать и жадно примкнул к спасительной влаге. Стекая по щекам, вода капала на его одежду, впитывалась в простыни и в матрас, но щепетильной леди было не до этого. Путаясь в чувствах, она все же была рада, что он пришел в себя. — Тебя нужно перебинтовать, — тихо сказала она. — Я сказала слугам принести еды и свежих простыней. — Милорд покорно кивнул головой. Отдышавшись, Рамси встал с постели. Его зашатало, и он оперся на жену, угодив в столь долгожданные объятия, и миледи помогла дойти ему до кресла, прикрывая собой от любопытных взглядов слуг. В комнате начался какой-то хаос. Все заходило ходуном. Бледный бастард сидел на своем месте, пытаясь окончательно прийти в себя, и безучастно наблюдал за людьми. Внесли еду, и пока на стол расставляли тарелки, какая-то девка уносила заляпанную кровью простынь. Ну и натекло с него… Как с его жены в ту ночь, ухмыльнулся он. Стихло… Тишина… В тишине к его спине опять прикоснулись, и он недовольно поморщив нос, дернул плечом. Так было нужно, и, помедлив, Санса, мягко положила свою руку, опять обмазывая его какой-то гадостью, порой щипавшей едва стянувшиеся рубцы. Он послушно терпел, позволяя волчице зализывать его раны. Ему всегда нравилось, если она делала что-то для него. Миледи села перед ним на колени и на его вопросительно поднятую бровь да кривую ухмылку грозно нахмурилась. Ей всего лишь нужно было обработать его запястья, и, подставляя руки, бастард пристально смотрел на нее, вспоминая то, что слышал на суде. В тишине он ухватил ее за подбородок, и Санса смутилась. Взяла сверток бинтов и как можно скорее перевязывала его раны, свидетельствовавшие об унижении мужа, о ее унижении, и старалась не смотреть ему в глаза. Она была смятена, погребена под всем случившимся. Все наконец-то закончилось, и освободившаяся от гнета возможных, но так и не сбывшихся кошмаров, девушка пребывала в ступоре. Желавшая вернуть супруга она, подтвердив предсказание ведьмы, его вернула. Рьяно боровшаяся за него она, наверное, победила, пускай и с небольшими потерями для своей чести и его здоровья. А что теперь? Как только ему станет лучше, они вернутся в Дредфорт, пыталась она спрятать неочевидное за очевидным, но… Что же сейчас? Именно сейчас? Она вспоминала о суде, и в ней боролись противоречивые мысли, доводившие ее до непривычных выводов. Леди Болтон порой закрывала глаза, стараясь избавиться от странного наваждения. Некогда жаждавшая возмездия своему мучителю, теперь Санса сомневалась в своей ненависти. Рамси Болтон заслуживал наказания, но когда он был наказан второй раз, как ей казалось, незаслуженно, что-то сжималось внутри нее. Она поражалась той жалости, вдруг возникавшей где-то глубоко внутри себя при взгляде на него, жалости к нему, и жалость эта мгновениями была сильнее воспоминаний о ее месяцах злоключений в Винтерфелле. Перебинтовывая его спину, она металась. Она не знала, что ей сказать, что делать, и почему-то решилась провести рукой по взъерошенной темноволосой голове. — Помнится… — пробурчал он, и Санса замерла. — Я тебя как-то выпорол, — вдруг сказал бастард, отчасти раздраженный ее молчанием, и так некстати захлопнул раскрывшуюся раковинку леди Болтон. — Ты решил вспомнить об этом именно сейчас? — процедила она сквозь зубы, и когда девушка попыталась отойти, муж крепко схватил ее за руку. — Хм… Я никогда не просил у тебя прощения… — пожевал он губами, подыскивая слова, и она, смягчившись, приготовилась его выслушать. Если бы он попросил, сейчас, здесь, в данную минуту, она бы, сжалившись, его простила, но… жизнь не песня. — И не попрошу, — посмотрел он ей в глаза, будучи, видимо, очень гордым не под стать бастарду, и миледи обиженно раздула ноздри, устыдившись своей наивности. — Даже если ты будешь ползать на коленях, — помедлив, прошептала Санса Болтон и брезгливо выдернула руку. — Это ничего не изменит, — сказала она и уселась за другой конец стола, стыдя себя за какую-то странную слабость, продиктованную мягкосердием. Она забыла, кто он? Ну что ж… Он быстро ей об этом напомнил. В тишине дымились тарелки, и лишь сейчас Рамси Болтон увидел хороший шмат приваренного мяса, порезанного на тонкие розовые ломти. Все-таки… жена у него была замечательная, и мужчина, все еще обиженный ее ответом, не понимая, что сам спровоцировал рыжеволосую девицу на холод, вспомнил, как беззащитно она упала, когда ее грубо оттолкнули на суде. А ведь она молодец, припоминал он ее слова. Как кстати она подвязала Гловеров и своего отца, вовремя напоминая о том, что Вонючка — вонючий предатель, да и все железнорожденные — под стать своему вонючему принцу. Милорд тоже был хорош. Где нужно приврал, где нужно сказал правду. Сработались они перед королевой отменно, словно все это время имели возможность договориться о том, что они скажут на суде, и даже детишки и те не сплоховали… Если бы только они оказались поближе к нему тогда… — Где дети? — пробурчал себе под нос мужчина. — Ты о них вспомнил? — Санса взяла вилку в руки. — Я решила… Что ты не захочешь, чтобы они видели тебя в таком состоянии. — Мудро, — вкусил он пищи, попытавшись дождаться других ее слов, но миледи молчала. — Ну наконец-то нормальная еда! Признаться, до твоих подачек кормили меня теми еще помоями. Санса не ответила. — Сколько я проспал? — Больше суток, — сухо ответила леди Болтон. Она и сама провалялась без сознания, найдя мужа на руках у молодого добряка-мейстера, и сейчас чувствовала странную тяжесть, гулявшую по телу. Есть ей не очень-то хотелось, но Санса методично орудовала приборами, делая вид, что занята пищей, скрывая свою злость. Злиться было легче, чем думать о том, что ей почему-то вдруг стало жаль изверга, этой жалости не заслуживавшего. Не удержавшись, девушка подняла глаза. Ведь и для нее самой многое на суде было раскрыто впервые. Теон был не только предателем, но и глупцом, которого ее муж обвел вкруг пальца. Став его женой, миледи почти сразу поняла, что Рамси умен, вот только ум его был, к ее сожалению, жесток. Не знавшая военных премудростей она не могла не понимать того, как просто Рамси захватил Грейджоя, а потом отвоевал Винтерфелл. Рамси Болтон, бастард Сноу, победил столь страшного Станниса, да и от Джона ничего бы не оставил. Поймал Мизинца ради нее, а потом еще вся эта история в битве против ходоков, принесшая ему определенную славу. Санса изучала его, словно видела впервые. Победы красили своего победителя, украшая в глазах женщины мужчину, превращая шрамы в драгоценные награды, и она готова была смотреть на него совершенно иными глазами, если бы не одно черное пятно — ложка дегтя, отравлявшая ее жизнь — то, как он обошелся с ней. И ведь он совершенно не раскаивался, что ее очень обижало. — На суде ты сказала… — опять заговорил Рамси, и девушка опустила голову, не желая быть замеченной. — Что отец… хотел… Хотел… Это правда? — горели его глаза от злости, и Санса усмехнулась его ревности, сузив глаза. — И ты и вправду думаешь, что у меня не было других причин для побега? А ведь бастард и сам поверил ее словам, мучаясь до порки мыслями, что Русе действительно решил удовлетвориться не только своей женой, но и чужой, отвлекая сына делами. К его счастью, а, может, и к несчастью, это было не так. Санса опять стала холодной, вспомнив о тех самых днях, и лорд Болтон вновь увидел перед собой неприступную стену, от которой его воротило. Тишина не прерывалась. Черный лорд молчал. И чем больше молчал, тем больше злился, и злился на нее, мысленно предъявляя обвинения в самых немыслимых изменах. Ублюдок Джон сделал вид, что оглох и онемел на суде… неспроста. Тирион на суде пытался их защитить, и его наигранная беспристрастность могла обмануть только глупца, но она вместо того, чтобы развеять ворох подозрений, лишь подогревала этот огонь. Рамси смотрел на свою жену, надевшую красивенькое платьице и красиво уложившую волосы. Уж слишком красивой она была, а он знал и о других ее достоинствах. Красивая жена — проклятье и счастье мужчины, уж он знал по себе, чувствуя очередь истекавших слюной за своей спиной, а Санса тихо ковырялась в еде, подхватывая небольшой кусочек и запивая его небольшим глотком воды, корча из себя утонченную леди. Миледи подняла глаза. Он хотел поговорить, хотел слышать ее, но Санса смело молчала ему в ответ, понимая, что сейчас супруг еще слаб, чтобы быть для нее опасным, и дразнила его еще больше, вопросительно поднимая брови. Бастард вернулся к еде. Тишина… Тишина между супругами угнетала обоих. Не такой их встречи ожидала Санса Болтон после столь долгой разлуки, но с нее было довольно. Она многое сделала, и оттого считала свой долг исполненным, переложив всю ответственность на него, а Рамси оказался к подобному не готовым. Он был совершенно не из тех мужчин, что могут с легкостью вести светскую беседу, и сейчас то, что приходило на ум, ему совершенно не нравилось, а то, что нравилось, почему-то не нравилось ей. Что за круговая порука, и с какой стати он вдруг стал печься об этом, и почему она не могла что-то ему сказать. Не развалилась бы… Досадливо было, но бастард широко улыбнулся и поднял голову, нацепив на лицо привычную себе маску безумного дурачка. С ужином было покончено. Слуги забирали блюда, и девушка направилась вместе с ними к двери. — Ты куда-то засобиралась? — сумев подняться, поковылял он к кровати, и миледи холодно бросила ему в ответ. — Меня ждут дети. — Обождут. Останешься здесь. Она хотела поспорить, но, обернувшись, Санса вдруг увидела проступившую кровь через ленты перевязки, и волна жалости, рожденная все еще добрым сердцем, вновь накрыла ее. Что за глупость! Однако… После того, как бастард понес наказание, ей было жаль его. Его прилюдно унизили, исхлестали, и женское сердце дрогнуло. С ее мужем не смели так обходиться. Только у нее было подобное право, и, сменив гнев на милость, девушка послушно осталась с ним. Улегся бастард на живот. Санса легла слегка поодаль, так и не раздевшись. Она была словно чужой, недоступной, и его сейчас это бесило точно так же, как и бесило в Винтерфелле. Ведь тогда он пытался, но, просто не знавший как обращаться с леди, он вел себя так как привык, а она всегда все умудрялась испортить, посмотрев на него как на идиота и разозлив его еще больше. В спальне перед ним она вдруг вспомнила, что какой-то карлик был к ней добр, и он ей тут же показал, каков он сам. Когда он попытался пойти на попятную, напомнив, что он будущий хранитель Севера, а она его леди-жена, она назвала его бастардом, узаконенным в правах королем-бастардом. А ведь это не единственное, что он мог припомнить, и сейчас Чёрный лорд ловил себя на мыслях очень жестоких по отношению к благоверной супружнице за этот высокомерный холод к нему, буравя глазами рыжий загривок. Санса мучилась между злостью и жалостью, чувствуя, как сводит лицо от напряжения. Ей то вдруг хотелось встать и уйти, то повернуться и… Он ведь даже не закричал под кнутом, вспомнилось ей, и она даже готова была признаться, что гордилась им. Но, боясь в очередной раз обмануться, Санса Болтон не решалась, пытаясь скорее заснуть, чтобы спрятаться от странных мыслей, наводнивших ее бедовую голову. На улице стихало. В воздухе витали запахи ночи. Облака расступились, и теперь неровная луна подсвечивала их рваные края. Опять трещали цикады, убаюкивая своим размеренным трескотом, и повсеместно воцарялась тишина, шипя огнем факелов и светильников. Тишина... Тишина порвалась. Раздался звук рожка. Слабый, но это был рожок. Вдруг зазвучал противный голос неизвестного, хныкающий и страдальческий. Звучал он откуда-то из замкового парка, и привлек к себе внимание некоторых обитателей Красного замка, отогнав от них сон. О-о-о, когда-то я жил у голубой реки, Был я красив подобно лебедю. И, казалось, так будет всему вопреки. Пропел женоподобным голосом какой-то мужчина, и ему ответил хор, прооравший странный куплет. Девушка села на кровати, вслушиваясь в слова. Я черен, я мерзок, Поруган, истерзан. Противный голос продолжил, срываясь на странных запевах, напоминавших плач. О-о-о, поймали меня однажды нелюди, Щипали меня до голого тела. Сами невысокие. Родом из челяди. Завывал певчий. Я черен, я мерзок, Поруган, истерзан. Ответил мужской хор. О-о-о, мучили меня весьма умело, Отрезали крылья, трепали за шею, Но нынче твоя жизнь почернела за дело. Я черен, я мерзок, Поруган, истерзан. А певец не унимался и вдруг перешел на истеричный крик. О-о-о, твою рыжую шлюху я еще поимею. А ты, как собака, зализывай раны, Чтобы видеть, как я забавляюсь с нею. Я черен, я мерзок, Поруган, истерзан. О-о-о, мерзкий, твоя жизнь почернена. О-о-о, мой счет еще не оплачен. У всего есть цена. О-о-о, черный, слуга плюет на тебя. О-о-о, в страхе живи, этим страхом живя. Ты черен, Ты мерзок. Поруган. Истерзан. Голоса засмеялись, и услышав их злой смех, миледи полыхнула рыжей копной волос, поворачиваясь к мужу, недовольно ширившему ноздри. Вновь в их комнате воцарилась напряженная тишина, и напряжение это должно было найти свой выход. Иначе никак. — Ты… Ты же не оставишь это просто так?! Не оставишь? Мы же… Они ведь поплатятся… Поплатятся? — спрашивала она, и он ухмылялся ее ненасытности. — Тщ, — протянул он руку к ее щеке. — Милая, тебе же хорошо известно. Чему быть, — смотрел он ей в лицо, — того не миновать. Девушка горделиво задрала голову и, глядя в блестевшие от лунного света глаза мужа, выдохнула странный ком, торчавший колом в груди. И больше она ни о чем не думала. Придвинувшись к нему поближе, Санса Болтон уткнулась лбом в плечо мужа, и, поймав ее руку, бастард крепко сжал ее в своей ладони, победно расплываясь в улыбке. Ведь могла, когда хотела. Черные лорды пребывали в тишине. Черны были их души, черны были их мысли. Общий враг, смеявшийся над нею, над ним, над их детьми, прощал ему все его преступления перед ней, толкая Черную леди в объятия Черного лорда. Санса молчала, решив отложить слова на потом, и он, обольщенный ее тихим присутствием, чувствовал, что силы вернутся к нему в самом скором времени. Теперь они были вместе. Одна голова хорошо, а две еще лучше, тем более такие. Был бы он посильней, они бы сейчас славно потрахались назло железнорожденным, деснице и ублюдку Джону, с размахом отметив свое воссоединение, но, увы, не сегодня. Жаль. Железнорожденных жаль. Когда кошки нет дома, у мышей праздник. Ну ничего. Они ведь Болтоны, и за их страдания цена положена не железная, а кровавая. В ее руках его раны заживут еще быстрее, и вот тогда… Они пожалеют о каждом своем слове. Не сегодня. На сегодня хватит и тишины.