Крылья Ночного Всевидящего

      Что может быть лучше хороших друзей? Наверно, только увеличение их количества. Мору считал так столько, сколько себя помнил, и сейчас, сидя рядом с верной подругой Алу и интересными новыми союзниками, он в очередной раз убеждался в правоте своих взглядов.       История становления группы сопротивления тоже начиналась с дружбы. С дружбы девочки и ее собаки, с дружбы коллег по несчастью, с дружбы отвергнутых, изгоев, монстров. Каждому из них довелось потерять что-то невосполнимое — близких, шанс на нормальную жизнь, привычный облик. Но в этом горе они были не одни, и это стало их спасением, их отдушиной.       И в тот момент, когда Алу пересказывала о самых тяжелых моментах своей жизни, которые привели к встречи с ним, чувства Мору были смешанными. С одной стороны он искренне сочувствовал ее утратам, а с другой был благодарен случаю или судьбе за то, что им довелось встретиться.       Алу закончила свой рассказ на их встрече, и для Мору пришло время поведать о своей истории с тех времен, которые он мог вспомнить. И стоило начать говорить, как слова погрузили его далеко в прошлое…

***

      Это была типичная лаборатория со свойственным таким местам оснащением. Здесь работали довольно талантливые ученые. Порой даже знаменитые, но вдруг исчезнувшие из-под взора общественности и переставшие печататься в научных журналах. Некоторых из них привлекли для секретных исследований на благо общества, с таким достойным финансированием, что было невозможно отказаться. Но ведь всем известно, где бывает бесплатный сыр…       Среди всей этой стерильной чистоты и продуманного порядка выделялась, пожалуй, только одинокая небольшая клетка, затаившаяся на одном из столов среди стопок бумаг с заумными записями и заковыристыми формулами. Жилец ее был похож на многочисленных обитателей одинаковых клеток, расположенных в специально выделенном помещении, но все же отличался от них. С его места можно было издалека наблюдать, а главное ощущать запахи, следить за деятельностью этих странных больших животных, но сам он в ней не участвовал. Других его сородичей дергали в любое время, вытворяли с ними что-то. Даже со своего места он мог ощущать их страх и боль.       Его тоже порой хватала теплая добрая рука. Она держала очень крепко, так что не сбежишь, но от ее обладателя он не ощущал угрозы, хоть великан и вел себя очень странно. Разглядывал его, щупал, иногда тыкал чем-то щипающимся, как насекомое, и снова возвращал в клетку, где ждали безопасность и пища.       И одиночная клетка, и ее жилец принадлежали одному очень успешному и квалифицированному ученому. Случайно поймав — на самом деле просто прикормив — дикого мышонка, он таскал его из одного места работы на другое, как талисман. Холодный расчетливый разум в нем каким-то образом не заглушил голос доброго сердца. Ученому нравилось знать, что кто-то нуждается в его заботе. С его работой завести даже простых друзей было почти невозможно, а дружба в рабочем коллективе этого чересчур засекреченного учреждения не одобрялась начальством. Родители нашего ученого давно отошли в мир иной, и он радовался, что хотя бы одной маленькой живой душе можно посвятить свою заботу.       Однажды атмосфера в этой странной лаборатории изменилась. Владелец клетки излучал злость и страх. На него рычал незнакомец. Они появились тихо, но напряжение между ними делало воздух давящим, будто наэлектризованным. Конфликт дошел до крика и в какой-то момент неизвестный пихнул владельца клетки, и тот опрокинул на нее колбу. Незнакомец сразу ушел, не заметив этого, а ученый попытался отчистить клетку и ее обитателя от опасного секретного реагента. Он изучал его только неделю, но уже убедился в опасности и токсичности вещества, среди работников лаборатории прозванного просто мутагеном. А теперь от него пострадал маленький друг ученого. Очистить клетку кое-как удалось, но предотвратить заражение грызуна было уже невозможно. И все же малыш не был усыплен или причислен к объектам эксперимента. Ученый перенес клетку в свою комнату и больше никогда никому ничего не рассказывал о ее обитателе.       После этого случая все переменилось. На следующий день обитатель клетки, проснувшись, открыв глаза, встретил новый день. Впервые осознанно.       Он еще не понимал, кто он, но отличал себя от всего прочего. Понимал, что он думает, а предметы вокруг него нет. Он стал осмысленным существом, и это повергло его в шок. Он еще не знал о понятии «время», но уже ощущал его течение как что-то движущееся мимо, когда он неподвижен. Но время было неосязаемо в обычном понимании.       А вот то, что он осязал — улавливал кончиками шерстинок колебания воздуха — и слышал, видел и чуял, было монументально знакомо, и в то же время по-новому остро. Когда в новом помещении, где теперь располагалась клетка, появился ученый в белом халате, обитатель клетки был взбудоражен, рад и напуган предчувствием перемен, чего-то хорошего и плохого.  — Ну, как ты тут, Мору? — обратился ученый к своему питомцу.       Для обитателя клетки произнесенные звуки были бессмысленны, но он почувствовал, что они обращены именно к нему.       Ученый открыл клетку и потянулся к ее жильцу. Он замер, разглядывая сквозь прутья это огромное мыслящее существо, обнюхивая его лишенную меха поверхность, поймал взгляд больших добрых глаз и не стал сопротивляться, когда его подхватило и вынесло из привычного убежища. Ученый не причинил мышонку вреда, только взял анализ крови и замерил параметры. Человек в белом халате все время разговаривал со своим питомцем, то обращаясь к нему, то просто озвучивая свои мысли. Он делал так и прежде, но теперь его мышонок Мору не суетился, пытаясь сбежать, а сидел почти неподвижно и наблюдал за ним, то и дело подергивая своим крохотным носиком.       Первые дни изменения замечались только в поведении мышонка, но потом ученый стал отмечать физический рост. Подрастая, Мору вел себя все более несвойственно для мыши. На второй день он не просто смотрел на то, как человек записывает свои наблюдения, а подошел близко-близко к его руке и, привычно принюхиваясь, внимательно осмотрел, как он держит ручку. Потом Мору замер и посмотрел прямо в глаза ученому. Тот снова продолжил писать, а мышонок внимательно наблюдал за странными действиями этого умного, но такого загадочного существа. В итоге Мору ухватился за письменный прибор, и ученый позволил мышонку утащить ручку в клетку.       В остальном, день за днем, человек наблюдал рост тела Мору, а самого мышонка в это время поглощало невероятное любопытство. Большой, сильный и непонятный человек прежде казался ему просто пугающим, а теперь он стал кладезем любопытных открытий. Особенно интересными были неиссякаемые, по своему мелодичные звуки, которые издавал человек. Теперь мышонок чувствовал, что в них вложен какой-то смысл, но не мог понять, какой.       Через неделю все переменилось. Умещавшийся когда-то в ладони, мышонок был теперь размером со взрослую кошку и свободно гулял по комнате ученого — в клетку он уже никак не влезал, да и необходимость в ней отпала. Мору спал в постели, ел из тарелки на столе и на небольшие расстояния ходил вперевалочку на удлинившихся задних лапах. Это было странное зрелище, но все же такое подражание льстило.       Попытка ходить на задних лапах была не единственным, в чем Мору подражал ученому. Однажды за ужином Мору, который уже настолько вырос, что теперь тоже сидел на стуле с подложенными для высоты книгами, заинтересовался столовыми приборами ученого. Сам мышонок по привычке брал еду своими когтистыми лапками.  — Что такое, малыш? Тоже хочешь есть как человек? — обратил внимание на интерес питомца чуткий мужчина.  — Че-ловек, — пискляво вырвалось из ротика с большими резцами.       Сначала ученый изумленно замер, а потом даже прослезился так, будто впервые заговорил его собственный сын.       Мору необычайно быстро учился. Новые слова, название вещей и мест, действий и чувств впитывались им мгновенно. Детский лепет за неделю превратился в осмысленную речь. Мору стал называть ученого отцом, вызывая в нем трепетную родительскую нежность. Он читал мышонку сказки перед сном, приносил из редких выездов в командировки игрушки, из которых Мору быстро вырос, и книжки, которые быстро теряли актуальность.       Мутировавший питомец был по-детски любопытен, во время бесчисленных бесед с отцом поток его вопросов не иссякал. Мышонок интересовался и природой, и искусством, и физикой, и литературой, и даже работой самого ученого. Но больше всего Мору были интересны люди, их поступки, мысли и чувства.  — Отец, а о чем вы спорили с тем злым мужчиной, когда на меня опрокинулся мутаген? — однажды за ужином спросил мышонок у отца.       Они сидели рядом, на обычных стульях, и Мору не уступал ученому во владении столовыми приборами.  — Тот мужчина… — ученый задумался, потом тяжело вздохнул и продолжил. — Тот мужчина, начальник нашего научного отдела, уполномоченный правлением «Сомбреро» контролировать работу и направлять исследования к нужному корпорации результату, — объяснил отец, но мышонок все так же внимательно с ожиданием смотрел, и, снова вздохнув, человек продолжил: — Тем утром я пытался выяснить, как на самом деле корпорация пытается использовать мутаген.  — На самом деле? — удивился Мору.       Отец в третий раз тяжело вздохнул, и мышонок пожалел, что затеял этот разговор.  — Я рассказывал тебе, над чем я работал для «Сомбреро»? — отложив вилку с надкусанным кусочком лосося, ученый повернулся к сыну.  — Над антидотом к опасному реагенту. — кивнул своей удлиненной мордочкой Мору.  — Именно этот реагент работники базы и зовут между собой мутагеном. — глаза мышонка расширились от удивления, а ученый продолжил. — Когда меня приглашали на эту работу, они уверяли, что я буду разрабатывать антидот: лечение для пострадавших от этой опасной субстанции. В тот день я узнал, что в нашей группе исследования направлены только на изучения свойств мутагена и его воздействия на живые организмы. В других группах все обстояло так же. Когда я попытался выяснить что-то у начальства, мне пригрозили увольнением.       Все это было для Мору не очень понятным и он переспросил:  — А ты хотел работать именно над антидотом? Для его разработки ведь тоже нужно тщательно изучить реагент.  — Изучить. — подтвердил ученый. — Но не проводить новые эксперименты! Не создавать новых… — эмоциональный порыв прервался, и отец, замявшись, продолжил спокойней. — Мутантов.  — Потому что это неэтично. — и спрашивая, и утверждая, согласился мышонок.  — А еще не этично давать людям… мутантам… Тем, кто пострадал от мутагена, ложные надежды. Я сам слышал однажды, как их убеждали, что работа над лечением идет полным ходом. А на самом деле корпорация просто проверяет, можно ли держать под контролем мутантов.       Ученый снова вздохнул, но на этот раз из-за длинного разговора. Он поставил локти на стол и стал массировать указательными пальцами переносицу под очками. При этом мужчина так устало сутулился, будто держал на плечах тяжелые тюки.  — А их много, отец? — через некоторое время прервал тишину размышлений мышонок.  — Кого?  — Мутантов. Таких, как я. — объяснил мышонок.  — Тех, что были…? — мужчина запнулся. — Мутировавших животных почти два десятка, но они не похожи на тебя. — в его глазах таилась теплота.  — В чем непохожи? — не понял Мору.  — Они… — ученый в очередной раз замялся, подбирая слова. — Их тела изменились, но их разум остался как у животных.  — Но чем я отличаюсь от них? — удивился мышонок.  — Так вышло, что все испытания проводились только на взрослых особях, а с возрастом у большинства организмов способность к обучению очень снижается.  — Значит я умный, потому что маленький? — улыбнулся Мору.  — Да. Как бы это парадоксально не звучало. — усмехнулся в ответ ученый.       После ужина Мору с отцом немного почитали и устроились спать. Ученый лег на свою одноместную кровать, а Мору у него в ногах. Кровать была узковата для них обоих, но в маленькой комнате ученого оставалось недостаточно места для еще одной кровати. Да и незаметно пронести сюда еще какую-то мебель было бы сложно. Отец и так рисковал, каждый раз пронося мышонку новые вещи. Ученый уже давно спал, а Мору заснуть не мог. Он все думал о других мутантах, которые были простыми животными. Мышонок не встречал ни одного живого существа, кроме отца, с момента, как стал осознавать себя, но он отдаленно помнил сородичей из лаборатории. Он помнил их страх и спокойствие, которыми будто был пропитан воздух. Они были другого вида — кажется, это были крысы, но Мору чувствовал какое-то родство с ними. Даже сейчас, когда разум мышонка так изменился, он с теплом вспоминал о жителях лаборатории, которых вблизи никогда не видел. И те животные, на которых тестировали мутаген, может, тоже грустили и радовались, были напуганы и не понимали, что с ними происходит.       А еще Мору думал о тех людях, что также стали жертвами экспериментов с мутагеном. Они ведь не просто выросли в размерах и немного изменились. Мышонок не мог представить, каково из человека превратиться в животное, но он был животным, и мысль о том, чтобы однажды утром проснуться и понять, что он стал человеком, его… пугала. Он очень любил отца, ему нравились люди (по крайней мере, то, что отец — человек, ему нравилось), но перестать быть мышью — это будто перестать быть собой, перестать быть именно такой личностью, перестать быть.       Не сумев заснуть, мышонок осторожно, чтобы не разбудить отца, сполз с кровати на пол и забрался под нее. Опустив полог покрывала, он все еще мог видеть все тускло серым, но нащупал рядом кемпинговый фонарь и щелкнул выключателем. Небольшое пространство осветилось, и Мору тут же поправил свисающее покрывало, чтобы не выпускать свет.       Мышонок осмотрел свою маленькую норку: теплое одеяло на полу для мягкости, небольшая подушка, фонарь, несколько книг и альбом с карандашами. Не то, чтобы ему хотелось прятаться от отца, но что-то глубоко внутри тянуло забираться куда-то в маленькое закрытое место.       Из книг здесь лежал полюбившийся Мору «Маленький принц». Каждую неделю, по субботам, они с отцом смотрели новый фильм. Фильм про Маленького принца, его автора и маленькую девочку, которой нужен был друг, очень понравился мышонку и тронул его до глубины души. Тогда он попросил у отца эту книгу. Это была невероятная поучительная история, очень необычное путешествие.       Еще в убежище мышонка была «Алиса в стране чудес». Эта чудная книга никак не могла надоесть. Странная девочка Алиса, путешествуя по странным местам встречает странных существ… Для Мору его новая жизнь часто казалась таким же странным путешествием.       Но больше всего, в последнее время, Мору уделял внимание книге «Преображение» Кафки. Читая в самом начале, он даже подумал, что это история о тяжелом дне гигантского жука, и когда понял, что на самом деле человек стал насекомым, то почувствовал, как короткая шерстка по всему телу встает дыбом. Когда-то Мору тоже был кем-то другим, но теперь мысль о том, чтобы однажды утром проснуться каким-то иным существом казалась немыслимой. Мышонок спросил, и отец заверил его, что в реальном мире такие превращения не происходят внезапно без веских причин. Это немного успокоило. И к тому же отец торжественно пообещал, что если однажды утром Мору проснется огромным жуком, то отец будет заботиться о нем как следует, чем положено кормить и прикладывать все силы на то, чтобы вернуть ему прежнее тело мыши-мутанта.       Пролистав в очередной раз тоненькую книгу, Мору наконец выключил фонарь и свернувшись клубочком в своей импровизированной норке, все думал о разуме и превращениях тела, пока его не сморил сон.       Резко вырвавшись из сна, мышонок, напрягшись всем телом, подпрыгнул так, что ударился спинкой о нижнюю часть кровати. В дверь комнаты отца страшно стучали.  — Открывай немедленно!!! — раздавались гневные возгласы из коридора. — Слышишь?! Открывай!       Холодок пробежал по позвоночнику. Мору был настолько ошарашен и напуган, что так и замер в напряженной позе шипящей кошки.  — Сиди тихо и не высовывайся, хорошо? — отец приподнял покрывало, заглядывая к мышонку и тот кивнул. — Чтобы ни случилось, ни в коем случае не выходи! Понял? Чтобы ни случилось! — наказал мужчина, попутно запихивая под кровать некоторые детские вещи, лежавшие на виду.       Мышонок снова кивает и, наконец расслабив напряженное тело, заползает за образовавшуюся кучу вещей. Теперь, даже если заглянуть под кровать, его не увидят. В дверь продолжают громыхать, и она уже, кажется, готова слететь с петель, но владелец комнаты наконец ее открывает. Мору только слышит, как топают несколько пар ног и приближаются гневные голоса. Один из них мышонок узнает — начальник отца. Это с ним отец спорил в тот день. Теперь начальник казался еще более злым, и мышонок в своем укрытии вздрагивал от резких нот его голоса.       Но отец тоже был очень напуган. Начальник обвинял его в сокрытии каких-то важных данных о мутагене, кричал, что это кража интеллектуальной собственности компании, что мутаген собственность компании, и только начальству решать, как им распоряжаться. Отец пытался защищаться, говорил, что политика компании неэтична, что уважающий себя ученый не будет до такого опускаться. Он говорил вещи, в которые верил, но которые не надеялся донести. Мору и раньше слышал рассуждения отца об этом, но тогда его голос не дрожал от страха.       Начальник отца стал говорить чуть тише, зато намного страшней. Если бы не этот угрожающий голос, мышонок решил бы, что спор затихает.  — Лучше тебе предоставить свои исследования, или мне придется их конфисковать. — шипел начальник.  — Нечего мне отдавать, я все уничтожил. — будто сквозь сжатые зубы звучал ответ отца. Раздался резкий звук удара, мышонок даже вздрогнул. Что-то громоздкое упало. На пару мгновений повисла тишина, а потом начальник выругался. Таких слов Мору еще никогда не слышал, но интонация говорила сама за себя. Снова повисла тишина. Начальник топтался на месте, а отца вообще не было слышно.       Затем начальник вышел, и тут же вошла толпа, топали человек пять. Начальник отца тоже был среди них.  — Вынесите тело и обыщите все! Мне нужны эти данные! — рыкнул начальник и покинул комнату.       Оставшиеся люди засуетились, затоптались, потащили на выход что-то тяжелое. Мору был шокирован, но осознал, что пора уходить, ведь когда начнут обыскивать комнату, его наверняка найдут. Неизвестно, что случилось с отцом, но оставаться нельзя. Мышонок медленно выполз из кучи вещей под кроватью, постоянно прислушиваясь, ни на секунду не расслабляясь.       В нос ударил противный запах, и Мору не сразу понял, что это. В комнате не было особого беспорядка, только на полу бросалось в глаза багровое влажное пятно. Угол стола отца тоже чем-то краснел. Мышонок машинально побрел к решетке вентиляции и только дойдя запоздало понял, что это красное — это кровь. Воображение не подкинуло никаких ужасных картин произошедшего, только сердечко мутанта почувствовало — папа больше не вернется. Совсем не думая, что делает, будто голова наполнилась ватой, Мору вытряхнул папины ботинки из тонкой сумочки для обуви на тесемках. Туда он положил бутылку воды, две пачки печенья, часы отца, которые тот, заходя в комнату, оставлял на столике у входа, и их единственное совместное фото в рамке. Мышонок даже не потрудился закидывать этот рюкзачок на плече, просто дотащил по полу до вентиляционной шахты, отлепил решетку, протолкнул сумку и пробрался сам.       Металлический тоннель обхватил прохладной и теснотой. Хотелось прямо там, у входа, лечь и больше не шевелиться. Мору ощущал себя сдувшимся воздушным шариком. Но в голове звучал наставляющий голос отца и мышонок заставил себя сделать все как надо: прикрепил обратно решетку и пролез дальше в тоннель. А потом снова лег рядом с рюкзаком. И лежал.       Это была идея отца. Он специально отвинтил решетку вентиляции, расположенную над полом, и закрепил ее магнитами. Отец почти каждый день говорил о том, что надо делать, если в комнату кто-то ворвется. Повторял и повторял, что ему надо убегать. Незаметно и быстро, не оставляя следа. Чтобы, если их комнату осматривали, никому бы не пришло в голову, что кто-то ушел в вентиляцию. Отец знал что так будет, иначе зачем все это. Он знал, и мышонок тогда понимал зачем все эти планы побега, но не хотел об этом думать, гнал тяжелые мысли. А сейчас они уже были ни к чему.       Дома, в их комнате, было так хорошо, спокойно. Пахло ужином, разными вещами, и кровью. Мору лежал на кровати и листал книжку. Шум охладительной системы компьютера перекрывал легкий цокот нажимаемых кнопок клавиатуры и периодическое шуршание бумаг.  — Ты не должен позволять кому-то другому тебя увидеть. — заговорил отец. — Если я задержусь на несколько часов, ты не должен колебаться! Беги!  — Папа, почему ты всегда это говоришь? — не понимал мышонок.  — Я не хочу, чтобы с тобой поступили так же, как с другими мутантами. — сокрушенно отвечал отец.  — Другими? Им плохо?  — К ним относятся как к вещам, механизмам, чье строение нужно изучить. Инструментом для достижения целей. Понимаешь? — эмоционально объяснял мужчина.  — А почему ты им не поможешь? — не понимал Мору.  — Я больше ничего не могу сделать. Если другие служащие корпорации поймут, что я иду против них, я больше не смогу работать над антидотом. А мы уже так близки…  — Мы? — не понял мышонок.  — Я и Ранг.  — Отец, ты работаешь с другим ученым? Он тоже хочет помочь мутантам, которые были людьми?  — Он тоже такой мутант. — ответил отец.  — Он был человеком? — уточнил Мору.  — Да, он был ученым, как и я. Из-за… несчастного случая он мутировал и его сразу заперли в клетку. Среди коллег я доверяю только ему. Мы договорились вместе разработать антидот, он знает, где я храню все данные.  — А мне ты не расскажешь? — полюбопытствовал Мору.  — Путь туда сложно описать на словах и, к тому же, для тебя это слишком опасно.       Для мышонка это было немного обидно и таинственно, но отец сказал, что так надо, и Мору принял это, как данность. Вдруг запах крови ударил в нос и к нему примешался какой-то резкий, похожий на папин одеколон, но другой. Мир вокруг как будто потемнел.  — Мы должны найти данные по мутагену! — прозвучал очень серьезный голос отца. Мору не мог его видеть, но чувствовал, что он очень взволнован.  — Эти данные нужны, чтобы закончить эксперимент. Без тринадцатого контейнера только они могут помочь вернуть утраченную информацию. — звучал в темноте совершенно незнакомый голос.       Мору резко открыл глаза и встал на все четыре лапы, но тут же осел на жестяной пол, стукнувшись о низкий потолок. Воспоминания о том, где он находиться и почему, молниеносно заполонили голову. Мышонок снова лег на прежнее, успевшее нагреться место и свернулся клубочком. На глазах выступили слезы и он их закрыл. Больше некуда идти, нет больше уютной комнаты, которую он называл домом. Отца больше нет.  — Вы все поняли? Обыщите каждый сантиметр, но чтобы достали информацию! — звучал отдаленно голос неизвестного.       Вот почему отец просил во сне найти информацию — это все голос этого человека и от него пахнет кровью и одеколоном. Отца больше нет! Он не приходил к нему во сне, не просил бежать и заботиться о себе. Это все просто сон… Или нет?       Мору снова открыл глаза и привстал. Начало сна вызывало странное чувство — это уже было. Однажды у них с отцом был этот разговор, но для мышонка тогда он ничего не значил. Тогда он не задумывался о бегстве и о том, что делать после. Кто такой этот Ранг и как его найти? Что делать теперь? Нужно было раньше спросить у отца. Почему он не сказал, что делать теперь, не пришел во сне на самом деле и не сказал, что делать? Как быть Мору без отца?       Время, казалось, стояло на месте. Наверное, потому что в этих металлических туннелях ничего не менялось. Шум внизу стих, а с того направления, откуда Мору пришел, вообще звуков не доносилось. Было почти темно, света, пробивающегося сквозь редкие решетки, совсем не хватало, чтобы заполнить тоннель. Через неопределенный промежуток времени — мышонок, кажется, успел ненадолго задремать — из коридора внизу снова послышался шум.  — Ну что? Нашли что-нибудь? — осведомился знакомый голос.  — В комнате ничего нет. — сухо отчеканил низкий голос. Начальник отца выругался и что-то грохнуло.  — Осмотрите его лабораторию! — гаркнул начальник. — Где он еще бывал? Мору прислушался. Вдруг они упомянут что-то о том самом Ранге. А ведь мышонок даже не знал, в какое существо мутировал этот ученый, как он выглядел.  — По камерам видно, что он посещал клетки с мутантами. Возможно, он мог заставить одну из этих тварей спрятать что-нибудь. — заискивал низкий голос.  — Так обыщите все клетки и зоны выгула! — приказал начальник.       Холодок пробежал под шерсткой у мышонка. Они будут обыскивать жилье мутантов, может, и того самого Ранга. Если они найдут то, над чем работал отец, значит, он зря так рисковал. Он зря…       Мору подскочил и понесся по туннелю, часто-часто перебирая лапками. Было привычно и легко передвигаться так. Желание помешать злодеям и найти Ранга раньше них подгоняло вперед. Мышонок бросал взгляд через каждую вентиляционную решетку. Коридоры, коридоры, коридоры, комнаты, комнаты, комнаты, коридоры, комнаты, подсобные помещения… Похоже, на этом этаже только жилые помещения. Мору неуверенно подошел к одному из вертикальных тоннелей. Чтобы осмотреть другие этажи, нужно было спускаться по нему. Он никогда не лазал прежде… Хотя нет, он ведь должен был проделывать такие трюки до мутации. Может, тело тоже вспомнит, как было с бегом на четырех лапах.       Мышонок еще разок осмотрелся, принюхался и протиснулся в туннель вниз головой. Он уперся всеми лапами и спинкой и понял, что надежно зафиксировался. Спуск действительно давался легко, хоть к тому моменту, когда Мору достиг нижнего этажа, лапы дрожали от перенапряжения. Немного отдохнув, мутант снова побрел по туннелю, но уже намного медленнее. Стремление спасти работу отца, двигавшее им прежде, теперь все больше казалось неосуществимым. Мышонок понятия не имел, насколько велико здание. Туннель, по которому он спускался, вел еще ниже, неизвестно на сколько этажей. Это здание, особенно отсюда, казалось бесконечным лабиринтом. Правда, отец говорил, что такие, как Мору, могут хорошо ориентироваться в лабиринтах.       И вправду, когда мышонок случайно свернул не туда и оказался в тоннеле, по которому уже проходил, он отчетливо ощутил собственный запах. Будто проходы были отмечены. Изучение нового этажа было труднее. Через вентиляционные решетки мышонок чувствовал совсем другой запах, нежели в жилых комнатах. Порой воздух был резким и насыщенным ароматом паров, а порой совсем пустым и сухим. Мору все чаще вспоминал старые времена, когда он жил в клетке в лаборатории, где работал отец. Сейчас он, наверное, даже не узнает ту лабораторию.       На этом этаже располагались лаборатории, и мышонок обнаружил только нескольких мутантов, запертых в клетках, видимо, для экспериментов. Ничего не оставалось, как спускаться дальше. Еще на полпути, в вертикальном тоннеле, Мору понял, что нашел нужный этаж. В вентиляции ясно ощущался характерный животный дух. Мышонок не помнил, каких зверей ему доводилось встречать до мутации, но без труда распознал запах кошачьей и собачьей шерсти. Через первую же решетку Мору увидел огромное помещение, в котором среди лабораторных столов располагались большие стеклянные отсеки. Он видел помещение через прозрачные стенки одного из отсеков. Защищенная прочными клапанами вентиляция была подведена к каждой стеклянной клетке. Между отсеками ходили несколько людей в белых халатах.       В стеклянной клетке, через которую мышонку было видно помещение, находился какой-то необычный зверь, наверняка мутант. В брюках цвета хаки и черной футболке. Пахло от него… опасностью. Через вентиляционные щели Мору мог видеть только человеческий силуэт на полу, похоже, он отжимался. Четко и размеренно, лишь немного чаще дыша. Существо явно было сильным. Позади мощного торса поднимался и опускался за владельцем прямой хвост в красно-черную полоску. Черный кончик нервно подрагивал. Мимо этого стеклянного отсека проходили трое людей, но только один из них был в белом халате. Через стекло было почти не разобрать, но видно было, что человек в белом халате говорит что-то двум другим, жестами показывая то на одну часть лаборатории, то на другую. Когда эти люди проходили совсем рядом со стеклом, Мору приблизился к решетке, надеясь хоть что-то расслышать. Решетка едва слышно скрипнула под напором, и у фигуры внизу на макушке дрогнуло ухо.       У мышонка шерстка встала дыбом, но мутант внизу продолжал отжиматься в том же ритме. Мору, затаив дыхание, всматривался и прислушивался, пытаясь понять, что происходит. Человек без халата подошел к стеклу с той стороны, похоже, заинтересовавшись тренирующимся мутантом. Тот вдруг повернул голову набок и стрельнул в сторону вентиляции янтарным глазом. Мору вздрогнул от неожиданности. Он точно смотрел прямо на него. А мутант повернулся обратно, не прекращая своего занятия.  — Тебе нечего тут делать. — отчетливо услышал мышонок хрипловатый баритон.       У человека за стеклом глаза расширились от удивления, он сказал что-то, обращаясь к мутанту, но через стекло было не разобрать. Работник в белом халате увел любопытного человека от стекла, а Мору засеменил по вентиляции, намереваясь послушать совета спортивного мутанта.