Путешествие в пространстве? Не беда! Постебемся как могут только русские!

      Себа на меня обиделся. Вселенская обида прям-таки. Не улыбается, не заигрывает и даже не говорит со мной! Все, это война! Меня и игнорить! На кол! Так что, я буду его доставать, бить, может быть даже спою, но не сегодня. Сегодня похороны Мадам Ред. Мне хорошо знакомы эти траурные наряды, слезы знакомых, запах сырой земли. Мы только что подъехали к церкви. Сиэль, одетый во все черное, держал ярко-алое платье. Сзади ехала повозка с алыми лепестками роз. Я тоже в черном. Платье мрачное, но элегантное. Черные перчатки, все черное. У меня в руках роза кроваво-красная, именно такой цвет преследовал Мадам всю ее жизнь. Мы молчим, слова сейчас излишни. Сиэль встает, собираясь покинуть карету, но я хватаю его за рукав плаща. Тот смотрит на меня с удивлением и вопросом.       — Подожди, — я встала и прикрепила розу к его костюму. Обняла и с улыбкой сказала: — Передай, пожалуйста, это Мадам Ред.       — Ты не пойдешь? — спросил Сиэль       — Нет, я постою тут. Я, в какой-то мере, виновата в ее смерти. В церковь не пойду, там слишком много народу, но не переживай, я буду с тобой, у ее могилы, — сказала я, опуская голову. Мальчик кивнул и пошел по направлению к церкви. Я остановилась рядом с Себастьяном.       — Себастьян, могу я задать вопрос? — спросила я, не глядя на него. И так как в ответ мне было молчание, я продолжила: — Ты же видел много смертей, да? За семь тысячелетий можно было насмотреться. Как давно ты привык к смерти? И грустил ты когда-нибудь из-за того, что человек умер? Хотя бы на миг задумывался, зачем живут люди? Ведь их век так недолог, мимолетен, секунда — по сравнению с вашей жизнью, — проговорила я, глядя на небо. Голубое-голубое, холодное, безразличное ко всему. Такие же глаза Сиэля. Хотя, они больше похожи на ночное небо в лунную ночь. Демон задумчиво мне ответил, тоже поднимая взгляд на небо.       — Ты запомнила сколько мне лет? Смешная ты. Я давно уже не сожалею о людской жизни.       Да, по-моему, никогда не сожалел, что убиваю. Ведь я распространил чуму, которая косила людей сотнями, тысячами. Жизнь человека — похожа на горение свечи. Пламя разгорается, жжется, но может потухнуть от малейшего дуновения, — сказал Себастьян, кладя руку в неизменной белой перчатке мне на плечо.       — Но каждый маленький огонек может превратиться в яростно ревущее пламя, пожар, — вздохнула я. — Себа, я знаю каждое твое движение, которое ты сделаешь, но все-таки я попрошу тебя об услуге, — взглянула на него я. Он устремил свой пронзительный взгляд светло-карих глаз, переливающихся на солнце от светло-карего, до багрово-красного.       — Услуге? — переспросил он, не прерывая зрительного контакта. Я твердо кивнула и упрямо посмотрела ему в глаза.       — Если со мной что-то случится, не бросай Сиэля. Будь с ним до конца. Он всего лишь ребенок, хотя хочет казаться взрослым, отчужденным от чужого горя. Но видно, что он играет. Ему не безразлично. Он… как будто загнанный в угол. Никого к себе не подпускает, опасается, пытается казаться сильным… Он очень хрупкий, как стекло, разобьется от любого неосторожного движения. Не предавай его, Себастьян Михаэлис, — сказала я. Тот смотрел с удивлением, но улыбнулся и сказал:       — Я буду с юным господином до самого конца… — я его перебила.       — Нет, я не о долге, контракте и о твоем вечном пафосе! Себастьян, будь ему наставником, другом, так сказать. Он всегда может на меня положиться, я все сделаю, если ему это будет необходимо, но я могу исчезнуть, испариться, переместиться в свой мир, а ты… Пообещай мне! Пообещай мне, Себа! Хоть ты и демон, Сиэль нуждается в поддержке как и любой человек, — а демон все более удивляется и удивляется.       — Наставником? Другом? Но я демон, мне это незнакомо. Но если ты просишь, хорошо, я обещаю, — поклялся Себастьян, преклоняя колено.       — Только давай без этого всего, ладно? — улыбнулась я, обнимая его. Дворецкий замер. — Спасибо, — прошептала я. Поднявшийся ветер подхватил алые лепестки, и они, словно при листопаде, полетели в церковь. Мы стояли с Себастьяном и наблюдали, как пляшут свой последний танец лепестки.       — Прощайте, Мадам Ред, — прошептала я, когда закрывали гроб и выносили зарывать его в холодной земле. Сиэль подошел к нам, и мы пошли вслед за толпой, к месту захоронения.       Солнце садилось за горизонт. Допевали свои песни птицы. Люди расходились, и вскоре мы остались одни. Сиэль стоял у надгробия и что-то беззвучно шептал губами. Я подошла к нему и обняла за плечи. Тот вздрогнул от неожиданности.       — Ника? Наверное, для тебя пока еще утомительно выносить такое, после того что произошло. Ты устала? Пойдем домой? — забеспокоился Фантомхайв. Я лишь покачала головой.       — Все со мной нормально. Не стоит так переживать. Тем более, нам надо зайти еще кое-куда, не так ли? — грустно улыбаясь, спросила я.       — Точно все хорошо? — усомнился граф.       — Точно. Сам-то ты как? — спросила я его. Тот мрачно ответил:       — Я в порядке, — голос подвел. Усмехнулась, горько, понимающе, и притянула к себе. Тот лишь безвольно уткнулся мне к шею.       — Не ври мне. Пойдем? Или постоим? — спросила я, успокаивающе гладя того по темным волосам. Тот промолчал. Значит постоим. Себастьян стоял неподалеку и с улыбкой за нами наблюдал. Ну только попробуй, дьяволюга, испортить момент! Кошки жаждут шаурмы! Я тебя им скормлю! Тот, будто прочитав мои мысли, усмехнулся и продолжил стоять.       — Идем. Ты права, нам надо еще кое-куда зайти, — отстранился Сиэль.       Мы пошли. Как и думала, могила жертвы-эмигрантки. На камне вырезаны имя, фамилия, дата рождения и смерти.       — Это.       — Моя последняя гостья, — сказал Гробовщик, стоявший сзади меня. — Случай с Джеком-Потрошителем.       — Она была эмигранткой, никто бы не позаботился о ее погребении, — проронил Сиэль.       — Поэтому добренький граф попросил меня украсить ее и приготовить могилку, — сказал Гробби, очерчивая контур лица Фантомхайва длинным черным ногтем. Я хочу такой маникюр!       — Гробби, где ногти делаешь? — поинтересовалась я и в ответ на удивленный-вопросительный взгляд жнеца, пояснила: — Тоже хочу.       — Это секрет, — захихикал Легендарный.       — Жадина, — обиженно сказала я. — Ну, может пойдем? Я есть хочу! — провыла я, глядя умоляющими глазами на Сиэльку. Тот ответил мне насмешливым взглядом. И тут у него заурчал живот. Я прыснула. Граф покраснел, шикнул на хихикающего Себу и глянул на нас с Гробби. Мы уцепились в друг друга и хохотали в голос. — Аха-ха-ха-ха!!!       — Вы точно не родственники? — поинтересовался Фантомхайв. Мы с жнецом недоуменно переглянулись, и новая волна хохота пронеслась по кладбищу. «Два придурка», — наверное думали те, кто проходил мимо. Кто ходит мимо по кладбищу? Ну да не важно!       — Идем уже! — рыкнул Сиэль, пылая алым развернулся и пошел к карете.       — Пока, Гробби, рада была повидаться! — обняла жнеца я, хотела было уйти, но развернулась и спросила: — Печеньку дашь?       — Держи, — милостливо разрешил Гробби, протягивая мне лакомство. Хе-хе-хе-е!       — Я тебя обожаю! Пока, еще увидимся! — помахала рукой я, убегая к графу, который уже нетерпеливо топал ногой, отбивая ритм.       — До свиданья, леди Вероника! — крикнул мне жнец, и что-то напевая, пошел вглубь кладбища.       — Поехали домой? — спросила я.       — Да, — ответил до сих пор красный Сиэль.       — Держи, — протянула ему половинку печенья. Граф засмущался, разглядывая печенюшку. — Бери уже, каракатица!       — Эй!       — Точно! Сиэль, а где наши два брата-идиота? — спросила я, вспомнив.       — Кто? — переспросил тот.       — Братья-алкоголики, по совместительству любовники и отважные защитники мужских прав. — Ответила я, глядя на сжавшегося Сиэльку.