***
Наоми Солас была необычной женщиной. Она была красивой, умной, талантливой, а еще обладала поистине чарующим голосом. В свои тридцать шесть лет она была все еще свежа и популярна среди мужчин. Стоит ли говорить о том, насколько она была популярной в юности, когда ее красота цвела и благоухала? Помилуйте, у нее был роман с самим богом солнца, результатом которого стало рождение ее прекрасного сына с золотыми волосами отца и ее голубыми глазами. И этот самый сын сейчас сидел за столом, уткнувшись невидящим взглядом в стену, и бездумно перемешивал хлопья с молоком в тарелке. Женщина прекрасно понимала, что с ее сыном что-то происходит, но ей хотелось, чтобы он рассказал ей об этом сам. — Солнышко, если ты продолжишь перемешивать это молоко с тем же усердием, то совсем скоро взобьешь его в масло, — мягко сказала она, садясь на стул напротив сына. — Ох. — Уилл помотал головой, избавляясь от странного оцепенения. — Я просто задумался. — О чем? — спросила Наоми. — О многом, — обреченно выдохнул Уилл. — Например? — упрямства Наоми было не занимать, ведь именно от неё Уилл его и унаследовал. — Ну, меня в Лагере уже нет три дня. А за эти три дня в любом случае прошла игра в захват флага. И, конечно же, не обошлось без травм. Кто-то наверняка что-нибудь себе сломал, кто-то что-то вывихнул, а если в этом участвовал малыш Харли, то я не удивлюсь, если по возвращению узнаю, что бедняге Паоло опять оторвало руки. — У вас и такое бывает? — с ужасом спросила женщина. — Ага. Не волнуйся, мы уже приноровились по-быстрому пришивать оторванные конечности, — улыбнулся матери Уилл. — И это все, о чем ты думаешь? — Наоми не дала улыбке сына увести ее от первоначальной цели разговора. — Ты и раньше приезжал домой, но никогда не был таким задумчивым и отстраненным. Что изменилось? Уилл отвел глаза, скрываясь от проницательного взгляда матери. Женщина видела, как в нем борются желание рассказать все и нежелание делиться чем-то сокровенным. — Давай-ка я облегчу тебе задачу, солнышко, — она накрыла его руку своей и тепло улыбнулась сыну. — В этот раз твое поведение связано не с чем-то, а с кем-то. Я права? — От тебя возможно хоть что-то скрыть? — удивленно спросил парень. — Скрывать что-либо от матери — это настоящее преступление, молодой человек, — притворно строго ответила Наоми. — А теперь, мне хочется узнать об этом человеке побольше. Если ты, конечно, хочешь поделиться со мной этим. Женщина встретилась с его взглядом и немного опешила от того, каким уязвимым казался ее мальчик сейчас. — Просто появился один человек в Лагере, которого я не хотел оставлять одного, — только и сказал Уилл. — Этот человек особенный? — мягко спросила Наоми. — Да. Очень, — ответил Уилл и тут же смутился своего ответа. — Он такой ранимый и чувствительный, но силится доказать всем, что ему нет дела до того, что о нем думают другие. А я вижу, как он боится не понравиться людям, как он боится сделать что-то не так. И от этого мне становится хреново. — А почему он боится? — Из-за глупых предрассудков. Он — сын Аида, и некоторое время народ в Лагере побаивался его. Конечно, он же сын самой Смерти. Он может вызывать армии скелетов из-под земли и путешествовать по теням, вызывать призраков и перемещаться между нашим и подземным мирами. Но он не понимает, что люди боятся не его, а скорее того, кем является его отец. И из-за этого он закрывается в себе, не желая делиться своими чувствами ни с кем. А еще этот засранец совсем себя не бережет! — неожиданно громко восклицает Уилл, удивляя мать. — Видела бы ты его, когда он только вернулся в Лагерь. Кожа да кости, и вдобавок ко всему этому катастрофическое истощение всего организма и вагон и маленькая тележка не залеченных до конца травм. Ты даже не представляешь, сколько усилий пришлось вложить, чтобы он просто согласился начать лечение. Я почти неделю проверял, какую еду он ест, пока он сам не понял, что нужно питаться правильно. А как мы исправляли его режим сна. Но больше, чем физически, он был искалечен душевно. Он почему-то вбил себе в голову, что никто никогда не захочет с ним дружить, никогда его не поймет и никогда не полюбит. И все потому что он такой-сякой, ужасный и угрюмый, пугающий и страшный сын Аида. Чушь собачья! — Наоми снова подпрыгивает от его громкого возгласа. — Он очень хороший. Он добрый, отзывчивый, заботливый. Он никогда не обидит незаслуженно, всегда защитит тех, кто в этом нуждается. Пусть и в своем стиле, с ехидными шуточками и подколами, но все же. Он сыграл одну из самых важных ролей в обеих войнах, но продолжает думать, что не достоин чего-то хорошего. — А как зовут этого нелюдимого сына Аида? — успевает спросить женщина сына, который был готов разразиться новой возмущенной тирадой. — Нико. Нико ди Анджело, — отвечает Уилл. — И ты заботишься о нем только из врачебного долга? — Наоми внимательно изучает сына, наблюдая за его реакцией. Уилл сначала зависает на пару секунд, а потом прожигает мать взглядом. — МАМ, ТЫ ВООБЩЕ СЛЫШАЛА ТО, ЧТО Я ТОЛЬКО ЧТО ГОВОРИЛ? — почти кричит Уилл. — Если бы я волновался о нем только как врач, то мы не болтали бы мы тут с тобой о моих проблемах! Но вместо того, чтобы возмутиться такому поведению сына, Наоми начинает громко смеяться. Она смеется почти минуту, а Уилл наблюдает за матерью ошалевшим взглядом. — Что смешного? — спрашивает он мать, когда та перестает смеяться. — Да так, ничего, солнышко. Не думала я, что ты от отца унаследуешь не только умение врачевать, но и склонность влюбляться в мальчиков, — уже серьезно отвечает Наоми. — Влюбляться? — неверяще переспрашивает Уилл. — Да, сынок. То, о чем ты сейчас мне рассказывал, называется любовь. Ну, если я все правильно поняла. — Но… А как же… Что значит… Уилл что-то бормотал себе под нос, пытаясь осознать происходящее. Наоми молчала. Она знала, что мальчику нужно время, чтобы разобраться в том, что он чувствует на самом деле. Уилл выглядел таким потерянным, что она не выдержала. Наоми встала, пересела на стул рядом с сыном и крепко его обняла. — Ну как, в голове совсем каша? — спросила она. — Совсем, — с грустью ответил Уилл. — Ничего, человек не сразу понимает, когда влюбляется, — утешила его мать, гладя по волосам. — Хочешь, я испеку блинчики? — Хочу, — кивает Уилл. — Я быстро сбегаю в магазин и вернусь. А ты пока обдумай все. В любви нет ничего страшного, солнышко, — женщина поцеловала сына в лоб и встала. — Я побежала, не скучай.***
Нико уже несколько минут стоял со шлангом в руке, не в силах решиться поговорить с Уиллом. «Ди Анджело, ты ломаешься как девчонка перед первым свиданием. Соберись!» — мысленно прикрикнул он на себя и включил шланг. Он направил струю так, чтобы лучи солнца проходили сквозь нее. Получилась мини-радуга, в которую Нико закинул драхму. — О, богиня радуги, прими мою жертву, — пробормотал он, сгорая от непонятного смущения. И тут он вспомнил, что не знает адреса дома Уилла. Он пару раз проклял свою дырявую голову, но решил испытать удачу. — Дом Уильяма Соласа, сына Аполлона, — сказал он, уже не надеясь увидеть Уилла. Несколько секунд ничего не происходило. Но тут вместо радуги стали проявляться очертания небольшой комнаты. Это была кухня, Нико понял это по блестящей белой плите, огромному количеству ножей, лопаточек и других приборов, необходимых для готовки. Кухня была одновременно столовой, так как посреди нее стоял деревянный стол. И на этом самом столе лежала до боли знакомая светлая макушка. Нико на пару мгновений забыл, что нужно дышать. Он глубоко вздохнул. — Привет, Уилл, — поздоровался он не к месту охрипшим голосом. Светлая макушка мгновенно оторвалась от столешницы, являя миру удивленное лицо Уилла, озиравшегося по сторонам. Когда Уилл, наконец, понял, что произошло, то сначала очень удивился, а потом безумно обрадовался. — ПРИВЕТ, НИКО! — заорал Уилл, остервенело махая ему рукой. Нико опешил от такой реакции, но не смог удержать улыбки. Он действительно скучал по Уиллу. И сейчас, видя его довольную физиономию, он понял, насколько сильно. — Я так рад, что ты связался со мной! Я просто идиот, не додумался захватить с собой несколько драхм, чтобы мы могли поговорить. Прости, что бросил тебя на три дня. И я надеюсь, что ты нормально ешь и спишь, потому что в противном случае я наваляю тебе так, что ты пожалеешь об этом. Как твои дела? Уилл продолжал тараторить, не давая Нико и слова вставить, но Нико не жаловался. Он просто наслаждался его болтовней и кивал в нужных местах, дабы удовлетворить любопытство Соласа. — У нас все хорошо. Только вчера Оливия устроила переполох в домике Афродиты, перемешав всю их косметику. Криков было, я чуть не оглох, — Нико улыбнулся воспоминаниям. — А Тревис и Коннор только и рады. Говорят, что теперь им есть на кого оставить Лагерь, когда они поступят в колледж. Больше ничего интересного не происходило. — А я-то уже успел надумать всякого. Даже маме рассказал про то, какие у нас ужасы бывают во время захвата флага, — усмехнулся Уилл. — Ты про оторванные руки Паоло? — Про них, — рассмеялся Уилл, и Нико присоединился к его смеху. Нико услышал звук открываемой двери, а через секунду увидел, как в кухню к Уиллу зашла женщина. Это была его мама. Нико понял это сразу. Уилл был полной копией матери, если не считать цвета волос. Густые каштановые волосы миссис Солас были заплетены в толстую косу, лежащую у нее на плече. Ее глаза были точно такими же, как у Уилла: яркими, большими, красивого голубого цвета. Лицо, покрытое легким загаром, было украшено веснушками, которых было особенно много на носу, который Уилл также унаследовал. Женщина будто совсем не удивилась, увидев у себя на кухне голограмму незнакомого мальчика. Она только поставила пакеты на стол и приветственно улыбнулась ему. Нико смутился. — О, мам, познакомься. Это Нико ди Анджело, о котором я тебе рассказывал. Нико, это моя мама, Наоми Солас. — Здравствуйте, миссис Солас. Приятно познакомиться, — выдавил из себя Нико. — И мне приятно познакомиться, Нико. Наконец-то я увидела человека, из-за которого Уилл не хотел из Лагеря приезжать, — с улыбкой ответила Наоми. — Мама! — возмущенно воскликнул Уилл, краснея. Нико был удивлен. Удивлен тем, что Уилл рассказывал своей маме о нем. Удивлен словами миссис Солас. Но больше всего он был удивлен реакцией Уилла. Уилл покраснел настолько сильно, что его веснушки исчезли под румянцем. — Не мамкай! — прервала сына Наоми. — А ты, Нико, просто в следующий раз приезжай с Уиллом. Я буду очень рада, если ты погостишь у нас, — с теплой улыбкой обратилась она к Нико. — Большое спасибо, миссис Солас, — отозвался Нико, чувствуя небольшое смущение от ее радушия и гостеприимности. — Ладно, пойду я. Не буду вам мешать. До встречи, Нико. — Женщина помахала ему рукой. — До свидания, миссис Солас, — попрощался он. Наоми ушла, а Уилл чувствовал себя преданным. Только его мама могла выдать своего сына с потрохами. Одно радовало — маме Нико понравился. Он понял это сразу. — Твоя мама очень добрая и милая, — сказал Нико, отвлекая его от внутренних возмущений. — Ага, — рассеянно отозвался Уилл. — Что-то не так? — спросил Нико, заметив странное настроение Уилла. — Нет-нет, все прекрасно! — тут же отозвался Солас. — Я просто задумался. — О чем? — О том, когда ты сможешь погостить у меня дома. Нико удивленно вытаращил глаза. — А ты думал, что моя мама пошутила? — рассмеялся Уилл. — Если она сказала, что хочет видеть тебя у себя в гостях, значит, это рано или поздно произойдет. В твоих интересах, чтобы это произошло раньше и на твоих условиях, ди Анджело. — Это особенная черта Соласов — добиваться всех поставленных целей? — спросил Нико, отойдя от легкого шока. — Естественно, — самодовольно улыбается Уилл. — Внесите еще одну драхму, чтобы продолжить разговор, — послышался механический голос. — Черт! — выругался Уилл. — Слишком быстро. — У меня больше нет драхм, Солас. — Нико собрался духом и улыбнулся Уиллу. — Возвращайся скорее, Уилл. Я скучаю по тебе. — Я тоже скучаю, Нико, — только и успел сказать Уилл перед тем, как изображение Нико исчезло. Уилл откинулся на спинку стула, чувствуя, как по всему телу разливается тепло и приятная легкость. Нико сказал, что скучает по нему. Уилл глупо заулыбался, вспоминая лицо Нико, когда он говорил эти слова. От бесконечного прокручивания в голове этого момента его отвлекает звук открывающейся двери и голос матери. — Так что, мне уже можно называть Нико зятем? — МАМА!