— Outrun — Outrun — Outlast — Outlast — Hamilton. An american musical.
В одночасье мир сошел с ума. Две новости одного дня окончательно разрушили видимость порядка и мирной жизни — побег из-под ареста разжалованного майора гвардии Дмитрия Черепанова и переполох в крепости, учиненный заочно разжалованным коллежским секретарем Юлием Чернышевским и госпожой Елизаветой Герцен. События связали моментально. На всех фонарных столбах и досках объявлений появились изображения троих беглецов с пометкой «живыми или мертвыми». Машина инквизиции тут же нацелилась на поиск сообщников любого рода. К вечеру стража во главе с инквизитором Гурамом Нарманией — первым помощником генерал-майора Горностаева в делах арестов — ворвались в трактир «Русское застолье». — Какого хрена? — рявкнул хозяин заведения, никогда не питавший добрых чувств к представителям закона с оружием. Строго говоря, Юрий Хотулёв любых представителей закона не жаловал, если они не собирались заплатить деньги за выпивку. А эти ребята даже не пытались скрыть своих вредительских намерений. — Приказом императрицы Александры мы арестовываем Юрия Хотулёва, известного владельцем сего трактира, дабы сопроводить его в Петропавловскую крепость для разъяснения участия в заговоре против императрицы! Дважды повторять хозяину трактира не пришлось. Он быстро смекнул, куда подул ветер. Спокойно кивнул, нарочито медленно снял еще новый фартук — только утром принесли из стирки, — перекинув его через стойку. — Господа, — его резкий громкий голос заставил обернуться даже самых пьяных посетителей. — Мы закрываемся на неопределенный срок! Фраза сработала ровно так, как трактирщик и планировал — сакральные слова «мы закрываемся» сработали для основного контингента его заведения как красная тряпка на раненого быка. Самой простой мишенью для затуманенного алкоголем разума стали, несомненно, чинные инквизиторы, а сам Хотулёв, хлебнув напоследок драгоценного твирина, рванул на выход. Не на общий выход, разумеется — в его заведении для подобных случаев существовал запасной выход в подсобном помещении. Там же — в подсобке — имелось припрятанное на черный день ружье. Зазвенели бутылки, заревела ругань, послышались предупредительные выстрелы в потолок, прямо на инквизитора Нарманию перевернулся стол с джентльменским набором алкоголя для большой компании — и под этот шум трактирщик вынырнул во внутренний двор собственного заведения. Все же сомнительная кондиция и положение его постояльцев были вещью ценной в некоторых случаях. Из дворов — на Большую Морскую, оттуда — снова во дворы. Кое-что Хотулёв умел и умел хорошо — а именно, скрываться от преследования. Навык никогда не пригождался и вечно находящийся в твириновом дурмане трактирщик подрастерял былую прыть, но оторваться от попавших впросак инквизиторов все равно не составляло особого труда. Но куда дальше?.. Ответ при взгляде на Мойку напрашивался сам собой. За все время своей жизни в Санкт-Петербурге — Петрограде, как теперь переименовала его новая власть, — Юрий никогда не считал Васильевский остров привлекательным местом для жизни, а уж тем более — для торговли. Особенно с момента, как на него массово погнали навных существ, у коих денег никогда не водилось. Но в данный момент Хотулёв планировал спасать свою шкуру всеми доступными способами. С такими, как он, инквизиторы никогда не церемонились. А уж если они так легко вышли на его невольное участие в изначально провальном плане Чернышевского и Герцен, то установить происхождение будет еще легче. Тогда пиши пропало. — Господин Хотулёв! Сюда! В некоторой мере голос Юрия Нестерова сейчас оказался довольно приятным символом, не возвещавшем о требовании новых выплат по счетам. Жестом титулярный советник позвал следом за собой сквозь дворы. Он знал причины побега Хотулёва. Вечером, когда Герцен и Чернышевский уже объявили предателями и революционерами, побелевший Тихомиров с чемоданом наперевес примчался к Нестерову домой. Оставил список имен личностей, которых могут привлечь к ответственности за случившееся. В числе тех самых «личностей» оказались указаны трактирщик Юрий Хотулёв, лодочник Никита Михайлов, ювелир Илья Абдулов, хозяин станции Эльдар Тукай, журналист Денис Васильев и все семейство аристократов Шпагиных. Получив от Юрия обещание помочь, Руслан покинул его дом, под отчаянные рыдания своей невесты запрыгнул на судно господина Михайлова и отбыл на Васильевский остров. Стоило благодарить навных существ за столь спокойное укрытие «революционеров». — Так значит, я теперь персона-вне-закона? — поинтересовался Хотулёв, когда экипаж Тукая, управляющий которым активно помогал чиновнику в укрывательстве особо опасных преступников, остановился около причала на Смольной набережной. — Очевидно, так… Господин Михайлов доставит вас на Васильевский остров в безопасности. Нестеров говорил с некоторой дрожью в голосе. Официально сейчас он разъезжал по должникам, развешивая приказы о выселении в случае неуплаты налогов. Во что он ввязался? Что случится с его семьей, если что-то пойдет не так? Однако назад пути уже не было.***
К концу ноября Петербург погрузился в смятенный хаос. Черные экипажи попеременно останавливались то около одного, то около другого дома. В первую очередь арестовывали тех забулдыг, что в злополучный день помешали аресту Хотулёва. Трижды после побега Тихомирова таскали на допросы бедную Настеньку Шпагину, которая продохнуть не могла от нервных истерик. Привыкшая к беззаботному образу жизни девушка не выдерживала давления, которое на нее оказывали. И порой сама со страхом осознавала: расскажи ей Руслан чуть больше, чем о его побеге на Васильевский остров, о котором и без того знали, тайны не остались бы нераскрытыми. Во время одного из таких допросов в штабе инквизиции Анастасия познакомилась с Дарьей Черепановой. Женщина переносила давление со стороны инквизиторов с холодной стойкостью. Это внушало минимальную веру в хорошее, давно пропавшую у Шпагиной. Покуда власти не вынесли вердикт о домашнем или, гораздо хуже, тюремном заключении, женщины сдружились. Одиночество и вечное ожидание новых допросов скрашивали друг другу визитами в театр и рестораны. — Я устала думать, что все обойдется, — поделилась как-то Шпагина со своей новой знакомой, когда они во время прогулки пересекали Манежный сад. — Нет никаких вестей, а постоянный надзор инквизиторов выбивает из сил. — Нельзя опускать руки, дорогая, — строго заявила Дарья. — Я уверена, они делают все, чтобы вернуть спокойствие и порядок. — А что, если они сгинули там, на Васильевском острове? — в голове Анастасии звучали невыплаканные слезы. — Мне с каждым днем все страшнее. — Нельзя уповать на худшее, — Черепанова покачала головой. — Ни в коем случае. Иначе сквозь умы людей это худшее и настанет. — Да… Должно быть… Должно быть, вы правы, — Анастасия поджала губы. — Мне не стоило так говорить… — Я понимаю ваши мысли, дорогая, — Дарья ободряюще улыбнулась. — Но, готова поклясться, мы вновь встретимся с ними, когда вокруг будет мир. Шпагина кивнула в ответ на эти слова. Незаметно, но проросшее было отчаяние покидало ее сердце в присутствии той, что была готова подать руку поддержки. Они покинули Манежный сад, когда Шпагина неожиданно обратила внимание на странное оживление недалеко от них. — Смотрите! Что там происходит? — она осторожно потянула Дарью за рукав манто. Через дорогу — около тридцать пятого дома по Итальянской улице — взлохмаченный, нервный человек пытался справиться с городской стражей. — Вы не можете этого сделать! — казалось, мужчина уже охрип от крика. — У меня жена и дочь! На улице зима! Куда нам идти?! — Построишь дом из своих игрушек, мастер, — насмешливо фыркнул возглавляющий рейд инквизитор. Несчастным был художник по дереву — мастер Андрей Хрусталёв. Дарья знала ремесленника через мужа, который заказывал у него свой лакированный стол со столешницей по личному эскизу. — Вы не можете так поступить… — беспомощно повторил мужчина, придерживая на носу разбитые очки. — Согласно директивам под номерами шесть и семьсот тринадцать, ремесленники, не уплатившие в срок уведомление о сборе налога, караются конфискацией всей недвижимости. Холодный ответ резал по ушам. Анастасия и Дарья с неподдельной жалостью смотрели на семейство Хрусталёвых. Дочь плакала. Жена старалась держать себя в руках. Глава семейства опустился на холодную мостовую, обхватив голову руками, вцепившись пальцами в волосы. В былые времена торговля ремесленника шла на «ура». Изящные столики с росписью, игрушки, картины, комоды, шкафчики, стулья. Знакомые и постоянные клиенты Андрея обращались порой за любой мелочью, вплоть до полочек и вешалок в гардеробную. Деятельный и общительный мастер принимался за работу моментально, попутно рассказывая нелепые истории и забавные небылицы. Порой совершенно глупые, но не лишенные какого-то своего очарования. Как только стража скрылась в помещении — описывать имущество — Анастасия приблизилась к семейству. — Мы… Мы можем вам чем-нибудь помочь? — тихо спросила она у женщины. Та медленно обернулась. Пустой взгляд, лишенный выражения, медленно концентрировался на маленькой аристократке. — Помочь?.. — Д… да… Деньги… Временное жилье?.. — Настенька сделала шаг назад, немного испугавшись столь медленной реакции. В холодном предзимнем воздухе повисла тяжелая тишина. Госпожа Хрусталёва вздохнула, а после заплакала, присоединившись к слезам дочери.***
*** Дарья довольно долго настаивала на том, чтобы Хрусталёвы заняли пустые комнаты в особняке семейства Черепановых. И глава семейства готовился принять предложение до момента, пока не задумался об особенностях сбора налогов. Сегодня они принимают любезное соглашение, а завтра и хозяйку особняка выставляют на мороз, заставив платить за всех квартирантов. Нет. Пользоваться человеческой щедростью не запрещалось, но в такой ситуации стоило проявить сочувствие к ближним. — Вы уверены, что это ваше последнее решение? — с сомнением голосе спросила тогда Дарья Андрея, когда тот вновь ответил отказом. — Да, — ремесленник кивнул со всей серьезностью. — Мы не можем рисковать вашим спокойствием. Не беспокойтесь за нас — мы наверняка найдем ночлег. — В таком случае, — строго произнесла Дарья. — Вам следует встретиться с моим мужем. — И где же… Находится ваш муж?.. Нева только подернулась тонкой пленкой льда, когда судно господина Михайлова доставило на Васильевский остров очередных беглецов — семейство Хрусталёвых. Встретили новоселов достаточно тепло. Полковник Громов, требующий называть себя не иначе, как Большой Русский Командир, приказал для мастера Хрусталёва выделить комнату в бывшем постоялом дворе на время, пока не подберется подходящий домишко. Самому мастеру велел пройти по острову, чтобы выбрать место обитания. Пристанище беглецов процветало — в известном смысле. Навные удивительно тепло приняли бежавших от разного рода репрессий. Васильевский остров постепенно становился городом в городе. До того, как Неву окончательно сковал лед, Михайлов, ставший уже настоящим паромщиком для обедневших беглецов, перевез при помощи титулярного советника Нестерова около сотни человек. Последними оказалось семейство ювелира Абдулова, удивительно долго державшее оборону от добивающихся выселения властей. Первый рейд пришел к ним через неделю после побега Чернышевского и Герцен. Но встретили их ювелиры не самым приятным образом: Илья тут же схватился за охотничье ружье, а Ирина за раскаленную кочергу. Инквизитор приказал брать дом штурмом, но выстрел солью по толпе стражи, а после дробью поверх их голов, вместе со страшными ожогами от кочерги на руках, отвадили на некоторое время суровых представителей власти. Второй рейд вверял семейству уже не только уклонение от уплаты налогов, но с десяток дополнительных статей и директив, включающих хранение оружия и боеприпасов, причинение вреда представителям власти, вооруженное нападение на представителей власти и, отдельно, вооруженное нападение на представителей инквизиции. Однако за несколько часов до рейда титулярный советник Нестеров предупредил, что арестовывать идут с разрешением стрелять на поражение. Ювелиры поспешно собрали самые важные вещи и бежали дворами к спасительному причалу на Смольной набережной. Инквизитор со стражей, прибыв к будущим арестантам, решили действовать без лишних разговоров: подожгли мастерскую. Вот только жечь уже было некого.***
*** Слишком спешно менялся город. Старые жители боялись изменений. Не знавшие старого порядка — не замечали. Из таких был прибывший в середине ноября безфамильный Олег, крестьянин, идущий от Старого Оскола с сыном конюха черноглазым Мишкой, задержался в пути. Во всех крупных городах приходилось искать недельные работы, чтобы накопить денег. Спали как попало, питались еще хуже, похудели, облезли, как собаки бродячие. Еще и степнячку бродячую подобрали. Но Олег по доброте душевной не смог отказать рыжей Невесте, которая уж больно жалостливо просила забрать из Торжка, куда ее вместе с несколькими беспризорницами доставили с целью продать в эскорт. Жили все трое в крохотной комнатушке, которую бесплатно нашли на Васильевском острове. Объявление обнаружил Мишка в первый день их визита. Хозяйка, проживающая на Петроградской стороне, даже не вышла лично — ключи сбросила из окна, добавив, что жить могут, сколько угодно. И даже денег не платить. Олег почувствовал неладное, но Мишка и Юля — как звали степнячку — оказались убедительны. Переехать можно было и потом. Тем более, что на острове и работа тут же нашлась. Хозяин единственной открытой таверны — шепелявый человек по имени Юрий — взял талантливого повара в оборот. Платил едой. А большего пока не требовалось. Конечно, почти сразу они заподозрили неладное. Васильевский остров жил очень странной жизнью, и больше всего Олега поразило обилие нездешних существ. Он не сразу признал их, но когда признал — немало удивился. Покойная нянюшка нередко рассказывала ему истории про Навь и Явь, и про обитателей Нави особенно, но встретить их так близко было весьма удивительно. Второй странной вещью были настроения людей. Олег нередко видел, как люди плакали, ссорились и тут же мирились. Юрий пояснил — недобрые времена настали, и их троица очень неудачно прибыла в Столицу. «Новая власть, — говорил, — совсем зажралась. Вот мы и выживаем как придется.» Третьей странной вещью — но она оказалась понятна после крепкого разговора с Хотулёвым и мастером по дереву Хрусталёвым — это недостаток света и тепла. Раньше Олегу представлялось, что уж Столица должна жить в достатке. Хрусталёв тогда сказал, мол, Столица действительно живет в достатке, а вот Васильевский остров — нет. Хорошо хоть Мишка с Юлей нашли себе компанию — у степнячки здесь оказались добрые знакомые. И Олег, скрепя сердце, надеялся, что рано или поздно все обойдется.***
*** — Какие у нас планы? — Дмитрий Черепанов стоял около Большого Русского Командира и навного Балыка на стрелке Васильевского острова. — Я бы сказал, заставить Горностаева и Бельковскую ответить за все перед людьми. В этом году столица, в следующем другие города… — мужчина чуть задумался. — Но тогда нас точно запишут в революционеры и придут со всех сторон арестовывать. — Сделать так, чтобы не пришли, — глухой голос навного заставил Большого Русского Командира широко улыбнуться. — Да… Именно так… А дальше, — мужчина рассмеялся. — А дальше и свои счета должникам выставим. — Звучишь грандиозно, Громов, — Дмитрий хмыкнул. — А когда было иначе? — Командир в ответ хитро улыбнулся сквозь бороду. — Или мы победим, или мы падем, — но подумав, добавил: — Но это не точно. Навный издал непонятный звук, схожий с некоторым осуждением и долей разочарования. Он, казалось, ждал совершенно другого ответа. Черепанову настрой внушал некоторую неуверенность. Смерть не виделась страшным наказанием, однако и без нее можно было прекрасно обойтись. — Командир! — голос Шпилёва заставил всех троих обернуться. — Ее отгрузили, — во взгляде бывшего подполковника горел недобрый огонек. — Кого? — за всех спросил Черепанов, не обращая внимание на едва ли не подпрыгнувшего от счастья Громова. — Сейчас узнаешь. Большой Русский Командир поспешил к пристани, где Михайлов и Тукай с огромной осторожностью сгружали бочки с различными отметками, твердившими одно: «Опасно. Кислота». HNO3. H2SO4. — Что вы удумали? — чуть нервно спросил Дмитрий. В ответ Громов и Шпилёв только загадочно улыбнулись.***
*** Лошади нервно перестукивали копытами по Английской набережной. В воздух поднимался прозрачный дымок от зажженных сигарет. На скамьях пристани, где обычно дожидались проходящих мелких паромов те, кто хотел в жаркий летний денек срезать путь по мостам и набережным, чтобы добраться до Петроградки, Выборгской стороны или Васильевского острова, сидели двое. Паромщик и извозчик вглядывались в темноту раскинувшегося спрутом Васильевского острова. Новые замыслы людей, укрывшихся там, в точности теперь совпадали с клеймом правительства: революционные. Несколько литров опаснейшего груза, доставленного сегодня, сулили большие проблемы. Лишь темнота противоположного берега чуть успокаивала. В такой темени невозможно работать со столь опасными веществами. Впрочем, никто не мог сказать точно о планах бывшего полковника. Он и сам свои планы представлял крайне смутно. — Ты видел когда-нибудь его лично? — нарушил молчание Тукай. — Кого? — Михайлов отвлекся от созерцания темной панорамы. — Горностаева… Я видел… И знаешь, сдается мне, что дело тут и не в нем вовсе, — Эльдар откинулся на спинку скамьи. — Мерзкий он тип, не спорю. Но ты посмотри на этих новых офицеров, титулованных Бельковской! Ни одного приличного лица… Один Неверов чего стоит. Ух! Или господин Артемьев, который недавно меня за нетрезвое вождение к инквизиторам потащил… — Не знаю… И думать не хочу, — вполголоса признался Никита, вновь вглядываясь в дома противоположного берега. Едва различимый огонек забрезжил в переулке. Будто кто-то одинокий, истязаемый бессонницей, щелкнул выключателем, подавая знак, что Васильевский остров готов подать голос.