-~-~-~-
Он был рад, что день близился к концу. Нет, он был просто счастлив, поскольку ноги, по ощущениям, едва держали его. Он работал официантом, так что он буквально знал, что такое быть на ногах целый день, но сейчас от перенапряжения дрожала будто каждая мышца. Сегодня он собирал подписи на петицию о пересмотре решения, связанного с запретом на проведение ЛГБТ-парадов в штате, и обошел, кажется, миллион домов, постучал в тысячи дверей, увидел сотни незаинтересованных его словами или же разгневанных лиц и услышал десятки нелестных комментариев, но ему было все равно на это до тех пор, пока улыбающаяся активистка, принимающая у него листок с подписями, протягивала взамен денежную купюру. Вежливо поблагодарив и легко улыбнувшись ей в ответ, он развернулся по направлению к знакомому дому, испытывая штормовое по своей силе облегчение от того, что с этим, наконец, покончено. Да, особенно воодушевленные своим делом активисты платили добровольцам для участия во всем этом деле со сбором подписей, но дело в том, что сам он не чувствовал никакого воодушевления. Пускай цвет его собственной ориентации и был голубее голубого неба над головой, он был заинтересован в подписях на эту петицию только потому, что ему заплатят, а эти деньги были ему ох как нужны. Любая сумма сейчас не будет лишней для него, так что он просто в очередной раз схватился за едва замаячившую на горизонте возможность, потому что затраты последнее время были колоссальными и, черт, он едва тянул эту лямку. Это было не время для него быть борцом за справедливость и права геев Канзаса, поскольку его голова забита мыслями иного рода. Это была не его битва, а ее, этой активистки, и многих других, кому есть дело до гей-парадов и прочего. - Почему же ты не принес эту бумажку мне? Я бы подписал, - лучезарно улыбнулся ему Дин, когда они растеклись бесформенной массой по его дивану. Было чертовски жарко и душно в комнате, одежда неприятно липла к телу, но они все равно лежали, стараясь прижаться друг к другу всеми мыслимыми участками кожи. Тихое бормотание ведущей прогноза погоды по телевизору не нарушало этого волшебного спокойствия, что эфемерным куполом распростерлось над ними. Он закончил жаловаться Дину где-то с минуту назад, почти дословно процитировав каждое проклятие каждого гомофоба из тех, кто сегодня так неудачно открыл ему дверь. Грудь Дина, на которой он устроился своей щекой, все еще немного подрагивала от тихого смеха, пока Кастиэль лениво размышлял о том, что же нового, в самом деле, может сказать эта девушка в своем прогнозе? Жара как жара. Удушливая, невозможная, вчера, сегодня, завтра. Все же июль в Канзасе довольно беспощаден. Голос забавляющегося Дина даже не сразу добрался до его разморенного cознания. Кас насмешливо фыркнул. - Уверен, твой вклад в борьбу за право геев штата устраивать парады был бы неоценим. - Без ножа режешь, Кастиэль, - голосом, полным притворной обиды, прошептал Дин. Кастиэль поднял голову. На щеках Винчестера он обнаружил две аккуратные ямочки и сосредоточил свое внимание на них. Теряясь в небольшой субботней щетине, они двигались вместе с тем, как росла улыбка Дина. Кастиэль почувствовал, как споткнулось и сбилось с ровного ритма собственное сердце. Дин так красив. Что только он нашел в нем? Он обычный, самый обычный парень, с обычными синими глазами и темными волосами, которые всегда находятся в полном беспорядке. Дин говорит, это сексуальный беспорядок. Дин говорит, Кастиэль самый особенный из всех, кто попадался на его жизненном пути. Дин много чего говорит, стремясь пресекать его самоуничижительные порывы на корню, но как он должен в это верить? - Ты слишком громко думаешь, мой мальчик. Мой красивый, любимый мальчик. Как заставить тебя поверить, как сделать так, чтоб ты прекратил напрасно себя изводить? - задумчиво проговорил Дин, глядя на него. Кастиэль растерянно захлопал глазами. Он слишком громко думает? Добавим к списку предсказуемость. Дин укоризненно покачал головой, выражая недовольство, будто знал в точности, о чем он сейчас подумал, будто все его мысли и правда бегущей строкой проходят поперек лба. Кастиэль виновато опустил глаза, не совсем понимая, за что чувствует этот легкий стыд. - Ну, ладно, - мягко сказал Дин спустя несколько мгновений тишины. - Как мама? Парень зажмурился. - Ох, может лучше еще поговорим о моей нищей самооценке, Дин? - почти умоляюще спросил он. - Через минутку, родной. Но сначала ответь на вопрос. Кастиэль уязвленно засопел, уткнувшись Дину в плечо. - Вчера была годовщина их с отцом свадьбы. Она всегда... плохо справляется в этот день, несмотря на то, сколько лет уже прошло с того дня, как он хлопнул дверью, сваливая в закат. Я всю ночь... слышал всхлипы. Она заснула в гостиной почти под утро. Дин крепче сцепил руки вокруг его талии. - Я приду на ужин в понедельник, - именно сказал, а не спросил он. Кастиэль улыбнулся, утыкаясь носом в шею парня. Дин придет на ужин, значит, вечером понедельника мама не будет пить. Вместо этого она будет громко смеяться над шутками Дина, шутить в ответ, радостно сверкая глазами, как всегда происходит, когда Дин приходит к ним и, памятуя об этом, он старается наведываться в гости как можно чаще. Кастиэль знает, что Дин нравится его маме. Бога ради, кому он может не нравится? Он по щелчку пальцев располагает к себе людей, всегда знает, что сказать, легко заполняет неловкие паузы в разговоре и непринужденно жестикулирует, сопровождая этим свой рассказ. Он чувствует себя в своей стихии будто бы везде, всегда; он свободно двигается по его кухне, легко находя ящик со столовыми приборами, когда мама просит передать ей вилку; он с почти профессиональной скоростью нарезает грибы, попутно рассуждая о завышенных ценах на вина, в которых, к слову, превосходно разбирается. При этом он словно ни на минуту не выпускает самого Кастиэля из поля зрения так, что парень постоянно чувствует на себе этот ласкающий, покровительственный взгляд. Эта невидимая связующая ниточка между ними, видимо, довольно осязаема для людей, разбирающихся в жизни. - Наблюдать за вами двумя крайне... занимательно, - однажды сказала им его мама, явно озабоченная правильным выбором слов. Вполоборота сидя за столом, ухмыляясь чему-то своему, она смотрела на то, как они перемещаются по кухне. - Вы двигаетесь, как единый механизм, - неожиданно проговорила она с озорным огоньком в глазах. Кастиэль недоуменно развернулся к ней. - Вы ни разу не наткнулись друг на друга, - голосом ученого, открывшего для себя интереснейшее явление, продолжила женщина, кажется, удивленная своими выводами не меньше, чем он. - Слаженно... Как магниты. Нахмурившись, он перевел взгляд на Дина. Винчестер улыбался так, будто не услышал ничего нового, и на мгновение Кастиэль почувствовал себя маленьким ребенком, рядом с которым взрослые ведут занимательные разговоры, потаенного смысла которых ему не дано понять в силу возраста. ...Как бы там ни было, мама счастлива, когда Дин приходит. Кастиэль счастлив, когда мама отвлекается от своих забот. Дин счастлив, когда счастлив он, Кастиэль. И это то самое, что больше всего не укладывалось в его голове.-~-~-~-
Все упиралось в деньги. Это не было новостью, но он так чертовски устал. У него опускались руки, и он ненавидел себя за бессилие, за жалость к себе, которой временами удавалось пробиваться на поверхность. - Это нормально - чувствовать, Кастиэль, - говорил ему Дин. - Ты подавляешь в себе эмоции, чувства, которые считаешь нежелательными, будто пытаешься починить систему в своей голове, но ты не можешь, Кас, просто потому, что она не сломана. Ты заботишься о матери и сестре, заботишься обо мне, ты работаешь на износ, тебя волнует судьба каждой собаки в округе, а в итоге получается, что ты думаешь обо всех, за исключением себя самого. Позволь себе просто чувствовать. Он всегда старается прислушиваться к словам Дина, но позволить себе чувствовать это он не может. Жалость означает слабость, и наоборот. Сегодня он получил звонок из больницы. Его вежливо поставили перед фактом: палата, в которой содержится Габриэль, теперь будет обходиться ему ощутимо дороже, и ему не надо переводить это с английского на английский, чтобы понять, что в больнице элементарно не хватает мест для людей, у которых, в отличие от его брата, еще есть шанс. - Поймите меня правильно, вы наотрез отказываетесь отключать мистера Новака от приборов жизнеобеспечения, несмотря на то, что все вполне очевид... - Кастиэль просто кладет трубку, не в силах дослушать. По пути с работы он думал о том, что дома его не ждет ничего, кроме пьяных разговоров матери и выходок взбалмошной сестры. Он не был далек от истины. В дверях при входе в дом он столкнулся с Анной. - Куда ты? - устало проронил он. - Ты знаешь, - в ответ ухмыльнулась девушка, мотнув головой, и несколько длинных рыжих прядей выбилось из ее прически. - Но тебе не надоедает это, верно, старший братик? Прекрати свои попытки контролировать меня. Я не делаю ничего предосудительного. - И здесь, пожалуй, наши понятия о том, что можно осудить, расходятся. Назови мне хотя бы адрес, глупая девчонка, - почти не разжимая зубов, сказал парень, не имея более сил сдерживать гнев и раздражение. Он устал бороться с собственной сестрой. Но проскользнувшая где-то на задворках сознания мысль удивила его, и он отвлекся от своего гнева, ухватившись за нее, чтобы додумать: он только что назвал сестру глупой девчонкой, словно он старше ее на десятки лет? Парень ужаснулся. Он в самом деле превращался в коменданта для нее. - Глупая девчонка? - насмешливо переспросила Анна. Видимо, эта мысль в их головах развивалась в одном направлении. - Ты что же, почувствовал себя уж очень взрослым, умудренным жизнью? - девушка засмеялась, запрокидывая голову и выставляя на обзор фарфоровую кожу шеи, в нескольких местах покрытую темными пятнами засосов. - Тебе двадцать три! Не слишком ли много ты на себя берешь? Кастиэль устало прикрыл глаза. После всего, что случилось с их семьей, Анна так стремилась найти выход своим эмоциям и так долго бежала от них, что теперь и вовсе не помнит, от чего спасалась. Теперь ее жизнь представляет собой скорее движение по наитию, чем целеустремленный ход; она носит странные тряпки, прикрывающие едва ли половину самого сокровенного, пропадает на вечеринках и отказывается признавать, что у нее проблемы. И сейчас он стоял там, прожигая сестру злым взглядом, потому что вся ее напускная самоуверенность, нарочитая небрежность движений и неаккуратно наведенные красным губы не могли его обмануть. Он вдруг понял, что до безумия скучает по своей сестре, потому что это была не она. Не она настоящая, уже долгое время. - Послушай, Анаэль. Сдалась мне слежка за тобой, словно я и без того не знаю обо всем, чем ты занимаешься. Но, имея адрес, в случае чего я смогу помочь. Анна закатила глаза, но назвала улицу. Молча, они разошлись в разные стороны. Мать он застал на кухне, в темноте. - Мам? Женщина повернула к нему голову. Белая дорожка лунного света заливала стол, на котором она сложила бледные руки. Тонкие пальцы крепко сжимали чашку и, не обнаружив рядом бутылки со спиртным, парень на мгновение обрадовался, что в чашке любимый ею ромашковый чай. - Кастиэль, солнышко. Посиди со мной. Он улыбнулся, занимая соседний стул. - Анна больше не говорит мне, когда уходит. Я слышала хлопок двери. - Это я зашел в дом, мам. Анна в своей комнате. Тебе не стоит волноваться за нее, - соврал он, опуская глаза. - В самом деле? - удивилась женщина. - Пожалуй, я слишком строга к ней, - пробормотала она. - Слишком плохого мнения о моей девочке. Кастиэль не стал разубеждать ее. - Да, у нее все в порядке. - А у тебя? Он осторожно поднял глаза. Он был на минном поле. - И у меня. - В самом деле? - снова проговорила женщина. - Брось, Кастиэль, - голос ее зазвучал с новой силой. - Они оставили сообщение на автоответчике. Не держи меня за дуру. Он закрыл глаза, прижимая пальцы к переносице. - Мам, я просто не хотел, чтобы ты волновалась. - Ты просто не хотел, чтобы я узнала, что эти сволочи пытаются забрать у моего сына и без того призрачный шанс на жизнь, - она сделала большой глоток из чашки. - Я не знал, что они позвонят домой. Видимо, это потому, что я не дослушал и сбросил звонок. Я что-нибудь придумаю. Женщина печально улыбнулась. - Не ври мне, Кастиэль. Я знаю, что мы не можем платить больше. Я знаю, что ты и без того едва справляешься, сводя концы с концами. Я знаю, что каждый вторник и четверг ты моешь туалеты в каком-то пабе на углу Делавэр-стрит, а по воскресеньям - тарелки; у тебя постоянные смены в баре у Эллен, и один Бог знает, где еще ты подрабатываешь, потому что дома тебя почти не бывает и, зная тебя, вряд ли ты отводишь себе хотя бы день в неделю для отдыха. И не нужно смотреть на меня такими большими глазами, дорогой, - добавила она, словив его потрясенный взгляд. - Да, я знаю обо всех твоих подработках. Знаю давно. Лишних денег нет ни цента, а я просто просиживаю дни дома, ожидая, пока наш диван в гостиной будет детально повторять форму моей задницы. Кастиэль потянулся, чтобы сжать свободную руку матери. Самоуничижение в ее голосе было хуже всего. - Это не правда. Никогда не говори так. Я в состоянии позаботиться о вас с Анной, о Габриэле. Мы будем в порядке, - убежденно сказал он. - Все мы. Как только тяжелый период для тебя пройдет, ты снова возьмешь свою жизнь под контроль. Я в это верю, ясно? Женщина снова отпила из кружки. Потянувшись, чтобы тоже сделать глоток, он наткнулся на ее напряженный взгляд. Парень опустил руку. Не стоило большого труда догадаться, что содержимое кружки все-таки оказалось не благоухающим ромашковым чаем, далеко от этого. И даже после всего, кажется, он все еще был способен чувствовать разочарование. - Я буду в своей комнате, - обронил он, подхватывая ключи со стола. Тихий оклик, прилетевший ему в спину, разбился о напряженную осанку и остался без ответа. Это был долгий день. Он чувствовал внутреннее напряжение каждой клеточкой тела и не знал, как найти выход накопившимся эмоциям. Все, чего он хотел, - это позвонить Дину. - Ты можешь приехать ко мне, если хочешь, - минуту спустя говорил ему голос Дина в трубке. - Нет, - тихо ответил парень. - Тогда мне приехать к тебе? - Нет, - снова односложно сказал он. - Просто поговори со мной немного. - Хорошо, - легко согласился Дин, ни на чем не настаивая, но Кастиэль знал, что его парень с первых слов почувствовал натянутые канаты и стальное напряжение в его голосе. - Прямо сейчас, чем ты занят? - Лежу в своей комнате. - Кастиэль, знаешь, о чем я сейчас думаю? - неожиданно поинтересовался Дин, едва ли позволив ему договорить. Кастиэль, как по команде, подобрался на кровати, настораживаясь. Он знал эти нотки в голосе Дина: обычно они предвещают ему секс. Что тут скажешь? Они с Дином вместе давно. Так давно, что он досконально изучил весь калейдоскоп чувств, весь спектр эмоций и арсенал жестов, на которые только Дин был способен и обязательным бонусом к которым шла палитра выражений лица - от самовоспламеняющейся ревности до самой настоящей ребяческой радости. Так и не разобрав связи между вопросами Дина, он замешкался с ответом. - Не знаю? - О тебе, - в голосе Дина чувствовалась улыбка. Кас уже было немного расслабился, как Дин начал... - О твоих сладких губах. О твоих пальцах, - ...вдаваться в подробности? - Знаешь, иногда я думаю, что твои пальцы - немного личный фетиш для меня. Еще, по-моему, тебе следует знать, как часто я думаю о твоих губах и пальцах одновременно. Обо всем том, что ты вытворяешь с их помощью, забывая о природной стеснительности. Ты всегда открыт мне, когда мы в постели, и это, мой ангел, нравится мне едва ли не больше самого процесса. Я был твоим первым и остаюсь единственным... Ты хотя бы осознаешь, как это возбуждает? - голос Дина сошел на шепот, и Кастиэль внезапно осознал, что вот уже некоторое время не дышит. - К слову, я собираюсь убедиться, что это не измениться никогда, - оповестил его Дин. - И ты до конца своей жизни будешь задыхаться от страсти и похоти только подо мной, и никто другой так и не узнает, где и как правильно нужно прикоснуться, чтобы твои бедра начали безотчетно толкаться навстречу. До конца своей жизни или скорее до тех пор, пока нам обоим будет позволять здоровье, - поправил себя Дин и тихо засмеялся, довольный своей шуткой. - И, когда я называю тебя своим, в нашем случае это не просто слова и не заявление прав. Ты и правда мой. Возвращаясь к пальцам... Обычно, я люблю самостоятельно тебя растягивать, но вот, например, как было на днях... - Дин, - Кастиэль шумно втянул воздух носом. Он услышал достаточно, чтобы чувствовать себя будто одновременно дезориентированным в пространстве и позорно возбужденным. - Дин, что ты делаешь? - собравшись с мыслями, он все-таки задал вопрос. Парень был уверен, что Дин веселится над его озадаченностью. - Ничего. Это разве похоже на что-то? - ответил Дин. - Да, думаю, похоже на что-то, - многозначительно сказал Кастиэль. - Дин, сейчас совсем не подходящее время... - Тшшш, Кастиэль, не перебивай меня, пожалуйста. Я не договорил. Благо я помню, на чем остановился. Я говорил о твоих сосках, вспоминаешь? - почти промурлыкал Дин, и примерно в этот момент Кастиэль понял, что этот поезд уже не остановить. - Знаешь, почему твоим соскам всегда перепадает так много ласки от меня? Все потому, что ты просто восхитительно дрожишь от этого и елозишь подо мной. Ты дрожишь так же сладко, когда я покусываю твой загривок. Или засасываю кожу на твоих запястьях, повторяя языком контур каждой венки, и пульс бьется на пределе... - Дин. - Твои крики удовольствия. Воистину, ты кричишь подо мной просто восхитительно, - Кастиэль изумленно выдохнул в трубку. - Не говори, что не знал об этом. В смысле, неужели ты совсем себя не слушаешь, когда я внутри? Музыка для моих ушей, - интимно поделился Дин, продолжая. - Стоны на высокой ноте и совершенно бессвязные слова, которые, кажется, должны были оставаться мыслями, но ты словно был слишком отвлечен, чтобы следить за этим, и проболтался в процессе; ругательства, эти отчаянные просьбы надломленным голосом и то, как беспорядочно все это вырывается из твоего рта... - Дин, - вот теперь он задыхался, без шуток. Его бастион долго не простоял. Он чувствовал напрягшийся в штанах член и теперь не знал, что с этим делать. Он не хотел дрочить, когда Дина нет рядом, и ему пусто и холодно на своей кровати одному. - Мой сладкий мальчик, - ответил ему Винчестер, мягко перекатывая ласковое обращение на языке. - Хочешь этого? Хочешь меня? - Да, - беспомощно отозвался парень. Дин одобрительно хмыкнул. - Знаю, что хочешь. Но вот, в чем дело: прямо сейчас ты не можешь получить всего меня, - от этих слов дрожь глухого отчаяния прокатилась по телу, - прямо сейчас у тебя есть только мой голос, - и прекратилась. Потому что голос Дина для него - это уже довольно много. - Держись за него и делай то, что я скажу, сможешь это для меня? - Да, - он заерзал по кровати, поглядывая на дверь, но на самом деле все происходящее за пределами этой иллюзорной оболочки, в которую их поместил Дин, было уже не важно. Он чувствовал желание и умиротворение, на сегодня ему больше не нужно было думать за других и думать вообще. Он знал, что Дин позаботится о нем. - Соски. Я хочу, чтобы ты прошелся по ним ногтями, можешь погладить ареолы пальчиками. ...Сделал? - Д-да, - выдавил парень, пересиливая желание громко и откровенно застонать. Все же дверь в комнату даже не была до конца прикрыта, и хотя его мать, конечно, женщина широких взглядов и свободно принимает их с Дином отношения, но вряд ли ей стоит быть настолько посвященной в детали. Он поморщился, когда понял, что думал о маме, пускай и всего на мгновение, в то время, как Дин ласкает его по телефону. - Теперь проскальзывай пальчиками под резинку боксеров, мой хороший, - снова вернул его в реальность голос Дина. - Сожми член и начинай движение вверх-вниз. - Дин, - выдохнул он. - Тшшш, Кас, ну же. Вверх-вниз, это все, что я прошу от тебя. Знал бы ты, как мне хочется сейчас лежать рядом, делая это своей рукой, но будем довольствоваться тем, что есть, да, мой ангел? Кастиэль обхватил член рукой, коротко простонав. Он закусил губу, чтобы быть тише, и задвигал рукой в точности так, как хотел от него Дин: сжимал покрепче, когда Дин говорил сжать покрепче и обводил большим пальцем головку, когда Дин говорил обвести ее большим пальцем. Он слушал его голос и понимал, что удерживать телефон у уха становиться все сложнее. Удовольствие все больше концентрировалось в паху, постепенно размывая границу с реальностью и подтачивая само его желание быть тише, как набегающие на берег морские волны подтачивают стены песочных замков до тех пор, пока они не разрушатся под этим натиском. Исчезали очертания комнаты, оставался только глубокий голос Дина, и казалось, что ему больше не удержать в горле звуки, потоком рвущиеся наружу. - Ты там что, закусываешь губу, чтобы стонать тише? - бога ради, как он только узнал? - Не делай так, Кастиэль, - властно оборвал его попытки заглушить стоны Дин. - Я хочу слышать. Кастиэль позволил себе простонать. - Дин, пожалуйста! - О чем ты просишь, мой мальчик? Просишь меня ускориться? Кастиэль слабо всхлипнул. - Да. - Нет. Прости, но ты забрал у меня возможность увидеть твое лицо сегодня, не захотел приезжать ко мне и не разрешил мне приехать к тебе, так что я намерен сполна насладиться хотя бы твоими стонами и этими сладкими хрипами, которые, по всей видимости, тоже должны были превратиться в стоны, если бы ты не пытался душить их в себе. - Прошу, пожалуйста... пожалуйста... - слабо попытался парень еще один раз. На один удар сердца в трубке повисла тишина. - Моя любимый, сладкий мальчик, - спустя это мгновение прошептал Дин так, что бедра Кастиэля задрожали сильнее. - Ты так хорошо справляешься для меня, ты знаешь об этом? Двигайся. - Кастиэль коротко простонал, вбиваясь в свой кулак. - Вот так. Ты кончишь для меня, уже вот-вот. Кастиэль не мог набрать полные легкие воздуха. Сколько бы вдохов он не делал, воздуха все равно было мало, его не хватало, и он задыхался от этого, задыхался от всего, ему просто нужно было, пожалуйста, пожалуйста.... - Знаешь, я ведь до сих пор не сменил постельное белье после вчерашней ночи. И твои беспомощные стоны и всхлипывания в трубку, один за другим, говорят мне, что к дорожкам нашей спермы на простынях сегодня добавится еще порция, потому что я буду дрочить в постели, вспоминая, как ты... - и в этот момент звезды взорвались перед глазами. - Дин..! - он вскрикнул, тут же зажимая себе рот рукой, слабо мыча и постанывая в ладонь от крупной дрожи чистого удовольствия. Звезды все продолжали хаотично мелькать перед глазами. - Дин... - Прямо здесь, ангел, - довольно прошептал Дин в ответ. - Я никуда не уходил, вслушиваясь в каждый звук, Кастиэль. Кас часто заморгал, твердо намереваясь вернуть себе способность ориентироваться в пространстве. Потянувшись за одной из домашних футболок на стуле, он обтер руку и лег назад. - Дин, - снова позвал он. Казалось, он не мог перестать звать его по имени. - Да? - Спасибо, - он улыбнулся, осознавая, что больше не чувствует себя подавленным и раздраженным. Теперь это покой, наполняющий каждую клеточку тела теплом, и легкость, что всегда дарит ему Дин. - Все это, ну... То, что... - он взмахнул рукой в пространство, будто Дин мог видеть его, стараясь изловчиться в подборе слов так, чтобы не прозвучало... - Ты говоришь о случившемся только что у нас сексе по телефону? - услужливо подсказал Винчестер. Чтобы это не прозвучало. - Дин! - воскликнул он. - Что? - Дин громко рассмеялся. - Момент твоей раскованности прошел? Как жаль. Мне нравились эти стоны, которые ты только минуту назад... - Дин, - перебил парень, тоже засмеявшись. - Хватит шутить, я пытаюсь поблагодарить тебя. - Ты вроде бы уже поблагодарил, хоть я и не совсем понимаю, за что, - тепло ответили ему. - Неужели думаешь, я сам не получаю удовольствия, когда ласкаю тебя? - Нет, я... - Кастиэль глубоко вздохнул, прогоняя картинки, появившиеся перед мысленным взором от этих слов. Он совсем не то хотел сказать. - ... не об этом. Ты ведь затеял все это, этот секс, специально, - наконец добрался он до сути. - Ты с самого начала разговора почувствовал, что я не в порядке, и... - И становится очевидно, что ты знаешь меня не хуже, чем я тебя, Кастиэль, - засмеялся Дин в ответ. Кастиэль светло улыбнулся. - Златоуст. - Лучше? - коротко спросил Дин. - Да, - и это была правда. - Спасибо, - еще раз искренне поблагодарил он. - Ты будто всегда знаешь в точности, что мне нужно. - Тебе не нужно благодарить меня за это, - ответил Дин. - Мне нужно, чтобы ты был в порядке, и я всегда сделаю все, чтобы так и было. Это не утруждает меня, я счастлив заботиться о тебе. И это то самое, что больше всего не укладывалось у Кастиэля в голове.