Госпожа Неудача. Шаг в Неведомое

Я попросила Джона донести меня до студии — требовалось выплеснуть скопившиеся эмоции, сбросить балластом боль, ответственность и вину, позволив им воплотиться чем-то более ценным — осмысленным — текстом и музыкой, которые, вероятно, станут однажды хитом. Вопреки ожиданиям, в студии не обнаружилось никого — даже Антон куда-то подевался, оставив недопитую чашку кофе и старые ноты, раскрытые на пюпитре. Влившись в уютный хаос своими в беспорядке разбредшимися вещами, я вставила штекер наушников в синтезатор. Пробежала пальцами по клавишам. Мир изчез. «Мир исчез, поглощённый тьмой, поглощённый до капли мной — я вернулась во мрак домой — изувеченной, но живой. Я вернулась домой, во мрак — это знак. И пустяк. Пусть так. Я — поникший бутон цветка — увядаю в руках пока». Несколько нот под пальцами смешались какофонией, я тряхнула ладонями, как бы желая развеять, разметать, позабыть эти жалкие, неуместные крупицы невольной фальши, и, едва не потеряв ускользнувший образ, запела вновь: «Я — струящийся тёплый бриз — ты со мною кружись. Держись. Будто только лишь в этом — жизнь. Ты со мною во тьме кружись. Ослеплённый, плыви, дрейфуй, обезумев, дыши, танцуй, рассыпайся на сто огней, Растворяясь Во тьме Моей». Пустота накрыла чёрно-белые клавиши мягким саваном. Я поднялась, потирая виски, сделала несколько шагов без цели и направления, голову склонила, бестолково шаря взглядом по скомканным проводам. «И однажды в осколках искр зародится другая жизнь, зародятся и жар, и свет, вереница других планет; зародятся и страх, и страсть — из рассыпанных пылью нас, из огней и бездонной тьмы, где когда-то исчезли мы. Это будет прекрасный дом — кто-то сможет смеяться в нём, мчаться ветрено, босиком…» Дверь с грохотом распахнулась. Споткнувшись, я на полуслове неуклюже выпала из вдохновенного транса в реальность, до краёв заполненную бесцеремонно жизнерадостным Алексом, и, показав ему неприличный жест, грозно насупила брови. — Ты каким ветром, Зайка? — Не, ну ты не перегибай… — проговорил с нарочитой обидой он. Увидел разбросанные листы, посерьёзнел. — Ох… прости, пожалуйста… Я и правда помешал. Думал, вообще, что тут Антон будет. И вот… пришёл… С пиццей Пепперони. — Не откупишься, но давай, — протянула голодные руки я. — Ну… это вообще для Антона… но бери. — Ты мне музу спугнул. Я злая. Корми, — отрезала я и, пройдя в другой конец помещения, щёлкнула электрочайником. Спросила уже серьёзно: — вы когда вернулись? — Вчера вечером. — Алекс занял освобождённый мною стул. — Отыграли концерт с иллюзией — и вернулись. Без Джейка вообще бессмысленно где-то оставаться. Кэт больше никто не сдерживает. — Ох, Алекс… — бурлящая вода создавала фон, и в сопровождении этом слова мои едва не утратили смысл и вес. — Он убил Луи. В ответ Алекс философски пожал плечами. — Рано или поздно это должно было случиться. С каждым случается. Луи хотя бы подонком был. — Но Джейк убивается. — Больно падать. — С неожиданно едкой обидой произнёс Алекс. — Осколки нимба царапаются. Он же всегда был лучше нас с Кэт — и сильнее, и сдержаннее, и благоразумнее. А теперь и он руки испачкал. — Ты жесток. — Я открыла сахарницу. Белые крупинки слегка искрились в солнечном свете. — Нет. Не жесток. — Алекс разглядывал свои ногти. — Я просто говорю, как оно есть. Джейк ставил себя выше нас. Такой высокоморальный… Ему бы пинка хорошего дать. Но не выйдет из меня моралиста. Хреновый я помощник тут и советчик. Особенно теперь. — А зачем к Антону пришёл-то? — перевела тему я, наблюдая за тем, как, вырываясь из носика, пар поднимается к потолку. — Вам ударник нужен, а нам теперь — гитарист. Временно. Вместо Джейка. — И улыбнулся. — Куча мала какая-то у нас получается. Скоро забудем, чьи участники откуда торчат. Я обхватила ладонями чашку. — Нет. Не забудем, — подмигнула, уже успев живо представить рекламный постер с конечностями, беспорядочно торчащими из груды сложенных неаккуратной горой ребят. И себя, как на троне, сверху. — У нас уже свой ударник почти наклевался. — Изменяете. — Зашуршал бумажный пакет, и обещанная пицца появилась на столе вместе с пластиковыми приборами. Салфетки шлёпнулись рядом. — Приятного аппетита, — галантно поклонился Алекс, но так и не выпрямился. Продолжив крениться вперёд, врезался лицом в пол, на какое-то мгновение опередив мою реакцию. Я не умею ловить брошенные предметы. И падающие тела. Неожиданно падающие. Под ноги. Мне хватило самообладания на то, чтобы медленно поставить на столешницу полную кипятка чашку. Хватило самообладания для того, чтобы вынуть из сумочки телефон, хватило на два гудка но, когда вызов сорвался, и Джон исчез из зоны действия сети, я наконец сдалась, метнулась к Алексу, ничком лежащему на полу, обхватила бестолково, принялась по щекам хлестать: «Ал, Ал, пожалуйста!» — по его губам щедрым потоком струилась кровь, и я не знала, стало ли причиной тому падение. Я ещё несколько раз набирала Джона, отчаявшись — Джессику, Джейка и даже Кэт… ничто не менялось. Алекс дышал прерывисто, редко, слабо. Разворошив сумочку и аптечку, я едва не выплеснула ему в лицо флакончик нашатыря, бесцельно посветила в глаза ультрафиолетовым фонариком: «ну покушай, ну хоть немножечко», — стёрла салфеткой кровь… и в полной мере ощутила своё бессилие. Когда в дверь робко, боязно постучали, я тихонько подвывала на одной ноте, снова и снова встряхивая Алекса за обмякшие плечи. Что-то подсказывало: прямо сейчас он умирает. Прямо сейчас мне нужно хоть что-то сделать. Прямо сейчас я должна спешить. А в дверь тем временем постучали снова. И в третий раз. И четвёртый. Моё хриплое «открыто»… А в следующий миг я бросаюсь к Эдварду, благодаря все силы, какие только могу придумать. — Как же ты вовремя… Как же ты вовремя, чёрт возьми! К чести Эдварда, он не задал ни одного вопроса и бардак разводить не стал. Сел рядом с Алексом прямо на пол, прищёлкнул пальцами, заставляя его тело взлететь и повернуться к нему лицом, а потом застыл. — Жопа, — констатировал наконец. И повторил как бы поясняя: — это просто жопа. — Вынул из куртки мобильный. — Попробую дозвониться отцу. — Так что с ним? — ломала в бессилии пальцы я. Эдвард вместо ответа почти что взвыл: — Да возьми ты трубку! — и тотчас продолжил: — Помоги, пап. Да, срочно. Да, жизни и смерти. Не моей. Пожалуйста, прилетай быстрее. — Посмотрел на меня. — Он пуст как вёдрышко. Ему жить уже не за что. И один чёрт знает, как его подпитать. Он же перегоревший. Как живёт-то вообще? — Семья кормит, насколько я знаю, — нарочито спокойно пояснила я. — Хреново, значит, кормит. Или он просто разучился держать энергию и тупо её скинул. Всю. Сразу. — И что теперь? — Да не знаю я… — принялся нервно постукивать указательным пальцем по плечу Алекса Эдвард. — Я олух вообще, барьером на бытовом уровне владею. Не до того мне было. Просто… — Что тут у тебя произошло? — вклинился в разговор слишком знакомый голос. И четвёртым персонажем в студию ворвался растрёпанный Джон. Окинул онемевшую сцену быстрым взглядом, сменил потрясающую гамму эмоций на лице и, приняв какое-то решение, направился к Алексу первым делом, не преминув бросить ошарашенное: — Кристина, что ты тут? Как вы оба вообще?.. — Это вообще-то моя студия, — почему-то обиделась я. — И мой участник. И… ох… — в голове щёлкнуло, дар речи потрясённо удалился в неизвестном направлении. — Это мой папа, — с какой-то детской непосредственностью прояснил ситуацию невинно хлопающий глазами Эдвард. — Он точно поможет. — Да уж не сомневаюсь, — то ли разозлилась, то ли расхохоталась я. Как тесен мир. И как, однако же, тесен Лондон. — Вы откуда вообще знакомы? — поднял сосредоточенный взгляд на Эдварда Джон, и по тому, как напряжено было его лицо, я поняла, каких усилий стоила ему передача сил. — А вы? — ответил вопросом на вопрос Эдвард. — Что с моим братом?! — едва не вынесла стекло, врываясь в распахнувшееся окно не то разъярённая, не то испуганная Кэт. — Господи, балаган какой, — тихонько вздохнула я. С Алексом всё теперь точно будет нормально. А у меня остывает чай. И пицца Пепперони. И песня, вообще-то, в хаосе. *** Вечер спускался с неба туманными тропами мягкого, трепещущего в ветреных проулках газовой тканью сумрака, расстилался-разливался реками горьковато-дымной, отрешённо-бархатной тишины и как будто вытягивал свет из всех окон, что ему на пути встречались. Нашу студию он обокрал мгновенно — в углах посилилась тьма, и я поспешно потянулась энергетической ниточкой к выключателю, заполняя пространство густым, уютно-жёлтым электрическим светом. Напротив меня прямо на полу расположились Джон и Эдвард, немного поодаль, на составленных в рядок стульях дремал Алекс, подле, недвижной статуей, замерла Кэт. — В том, что ты встретила Эдварда, есть какая-то ирония, — произнёс Джон, постукивая выключенным фонариком по раскрытой ладони. — Видимо, так было нужно. Я надеюсь, упрекать меня моральностью ты не станешь. — Да, в общем-то, это не моё дело… — как-то неловко поёжилась я. — Сын на стороне — не самый страшный грех. — Эй… я всё ещё тут… — Эдвард пощёлкал пальцами. — Я рад, — сделав вид, что не заметил его, ответил мне Джон и, буркнув: «пойду покурю», — Эдвард покинул студию. — Эдвард не плохой парень. Не всегда серьёзный, упрямый, порывистый, но не плохой. Я кивнула: — знаю. Хочу попробовать взять его в группу. — Бери, — развёл руками Джон. — Чего уж там. Я когда-то говорил, что музыка у тебя не плохая. — И, бросив взгляд в сторону Алекса, поманил Кэт пальцем. — Иди к нам. Поговорить нужно. Нехотя покинув своё место около брата, Кэт приблизилась, но осталась стоять, нависая над нами угрюмым мстителем: — Говорите. — Алекс умирает, — без предисловий проговорил Джон. Ни одна мышца на лице Кэт не дёрнулась. Она бесстрастно кивнула: — Да. — Он разучился держать энергию и сам поддерживать свою жизнь не сможет. Ему нужна круглосуточная подпитка. Не оставляй его больше, чем на полтора часа, постоянно следи за его энергетическим состоянием. Даст бог, несколько месяцев вы ещё выгадаете. Самообладание наконец подвело Кэтрин. — А что потом? — дрогнула она, опускаясь на пол. — Он разучится принимать энергию. И всё. — Но можно же что-то сделать? — её рука поднялась, бессильно сжались и тут же разжались пальцы. — Не для вас. Вы не можете обратиться к высшим силам. По законам вы оба не имеете права жить. — И, поднявшись, Джон протянул мне руку. — Пойдём, Кристина. Нам больше нечего здесь делать. Мы ничем не поможем. Но прежде, чем я успела набросить куртку и выйти, в свободную руку мёртвой хваткой вцепилась Кэт. — Это твоя вина, — прошипела одними губами. — Когда он умрёт, я найду тебя. По спине пробежал холодок. Дёрнувшись, я отскочила, полной грудью вдохнула холодный весенний вечер и в каком-то почти паническом порыве нагнала тёмные фигуры Джона и Эдварда, чтобы молча пристроиться между ними. — Ты домой? — повернулась к старшему Смиту. Он, грустно улыбнувшись, кивнул: — Да, домой. Но, знаешь, это сегодня не для тебя. Давай-ка заброшу тебя к сестре. Отдохни, как следует. Завтра у нас будут ещё дела.