Падший возлюбленный

Только вырвавшись из плена нежных объятий, бесконечного взгляда и тихого голоса, Велиан понял, на что же подписался, и ведь не откажешься уже никак! Точнее, можно отказаться и стать не только бревном в этих глубоких демонических глазах, но еще и трусом. А ведь сам Шед терпел и не такое. Исследователь ждал следующий день с ужасом, пронизывающим до самого костного мозга... Тревожный вечер плавно перетек в ужасную, почти бессонную ночь и расползся пасмурным, действительно тяжелым утром, когда выныривать из-под одеяла совсем не хотелось, когда даже поцелуй чернокрылого не смог вернуть улыбку на некогда беззаботное лицо нашего растяпы. Он не умел врать и скрывать свои чувства, так что лерментису даже не пришлось вглядываться, чтобы заметить, как взволнован и расстроен его желанный мальчик. Но Шед просто сделал вид, что ничего не происходит, будто сегодня самое обычное утро, и приготовил Велю обыкновенный завтрак, ловко нарезая его любимые бутерброды и улыбаясь при этом в своей привычной манере. Юноша тоже эту тему не затрагивал, но и не щебетал за столом, как прежде. Так что впервые за несколько дней завтрак проходил в пугающей тишине, которую лишь изредка нарушали неразборчивые крики с улицы и задорное пение птичек за окном. Вот наконец-то наш терзаемый ужасными предчувствиями герой уныло поплелся к рабочему столу, а Шед просто удалился из комнаты. Он, как ушлый местный житель, прекрасно разбирался в особенностях торговли Орена и мог накупить продуктов, довольно хороших за небольшую цену. И при этом покупал их добросовестно, не потратил и не присвоил ни одной лишней монетки, честно расписывал для Веля, что, где и за сколько он приобрел. Но наша доверчивая тетеря ни на один этот своеобразный отчет даже не взглянула. Книга не писалась, хотя материал лежал перед носом, но слова упорно не складывались в предложения, потому что ни о чем, кроме как о собственном изнасиловании, а именно так и представлялся сегодняшний вечер, Велиан думать не мог. Прошел не один час тишины и тупого созерцания страниц, но на свет не появилось ни строчки. Златокудрый просто потуплено смотрел на черновики и почти что ревел от безысходности. Лерментис же в свою очередь все чувствовал, все понимал, и его извращенное сердце обливалось кровью, когда утро не осветила ни одна улыбка желанного мальчика. А также он понимал, что этот страх вечен, что его надо просто перешагнуть, испробовать неизведанное удовольствие и потом наслаждаться новой жизнью, полной страсти и нежности. Да и улыбаться удовлетворенный и счастливый Вель будет намного чаще. А значит, и его книженция станет писаться с большим энтузиазмом. Сейчас же Шед шустро, как и всегда, прошелся по своему привычному маршруту, затариваясь в излюбленных лавках, и, конечно же, он не забыл прикупить кое-что для предстоящего вечера, подходя к выбору тщательно и скрупулезно. По возвращении нашего оперенного героя ожидала совершенно невеселая мина его любимого юнца, на которую он снова не реагировал, делая вид, что все в порядке. Как ни в чем не бывало чернокрылый занялся разбором покупок, не обращая никакого внимания на тусклые, лазурные глазки. — Шед, я… Нет, ничего. — Вель уронил голову и тяжело вздохнул: — Я не могу работать, не могу сосредоточиться. Мне страшно, понимаешь? И с каждым часом все страшнее. — Понимаю, ты хочешь отказаться? — Чернокрылый говорил спокойно, размеренно, чуть улыбаясь, он даже не обернулся, отдав все свое внимание купленному провианту. Реакция исследователя была вполне ожидаема, ведь этот растяпа совершенно неопытен, еще и наслушался всяких небылиц, боится до смерти ужасной боли и унижения. Глупыш даже не представляет, какой сладкой может быть боль в руках мастера. — Да нет же! Я… Я предлагаю не ждать вечера! — Юноша вскочил из-за стола и сумбурно принялся стаскивать с себя одежду, чуть не запутавшись при этом в собственной рубашке и не упав. Он дрожал от неприятного страха, краснел за собственное тело, неказистое, как ему казалось, а потом просто запрыгнул на кровать, улегшись, словно настоящее бревно, вытянув руки по швам. — Что? Я же бревно, ты сам сказал. — Вель говорил с укором, обидой в голосе, и даже его детские лазурные глаза поблескивали, словно вот-вот в них появятся слезы. Только Шеда эта картина умилила до самых кончиков его черных, переливающихся перьев, и чтобы любимое бревнышко не заснуло, ему пришлось пошевеливаться со своей охапкой снеди. Зато, убрав последнюю булку хлеба, чернокрылый повернулся к своему дрожащему юнцу и, хищно улыбаясь, принялся раздеваться. Да, его одежда весьма небогата, залатана и на вид даже убога, но теперь под ней скрывалось настоящее сокровище. За эти несколько дней некогда худое и безнадежное тело с облезлыми крыльями превратилось в тело, которое могло принадлежать разве что божеству, особенно если сравнивать с обычным худоватым мальчишкой, коим и являлся Велиан. Лерментис высок, хорошо сложен и грациозен одновременно, будто создан обнимать крепко и страстно и при этом сгибаться в невероятные позы. Никаких родимых пятен на нем не было, а уродливые шрамы исчезли полностью, так что светлая и гладкая кожа теперь казалась невероятно привлекательной, идеальной. Крылья, черные, как самая зловещая ночь, и переливающиеся перламутром, абсолютно здоровые, гладкие, величественные, из которых перо просто так уже не выдернешь, больше не смотрелись жалкими тряпками, они, как изысканная оправа, оформляли этот сказочный образ, заставляя сердечко Веля биться безумно быстро. Вчера его лерментис был немного не таким, но сегодня он… полностью восстановился и стал настоящим богом в его огромных влюбленных глазах. Богом запретного и таинственного, богом порока. У Велиана дыхание перехватило, стоило только обнаженному любовнику подойти и наклониться к его лицу, почти касаясь локонами кожи. — Нравлюсь? — поинтересовался Шед, хитро улыбнувшись. — Ты мне и раньше нравился, а теперь ты... Так, похоже, придется переписать еще пару абзацев. — Не надейся, Вель, сбежать к своей книженции. Теперь ты только мой до самого вечера, а ей придется немного погрустить без тебя. — Шед прошелся языком по шее златокудрого мальчика, оставив влажный след, внимательно наблюдая за реакцией паренька. — Ты собрался меня облизывать, а я думал, что… — Мы куда-то торопимся? Я хочу найти все твои самые чувствительные места. Найти именно твой ритм и твои «струны». Ты изучал мое тело для своей науки, а теперь настала моя очередь. — Чернокрылый говорил тихо, вызывающе, очаровывая своим голосом. — Хорошо, а мне-то что делать? — немного озадаченно поинтересовался раскрасневшийся малец, повернув голову набок и позволяя более тщательно ознакомиться со своей шеей. — Ты — невероятно наивное и чистое чудо, — Шед усмехнулся, и снова смачно прошелся языком, почти задевая желанные губы, — тебе ничего не надо делать, кроме одного — расслабиться. Я чувствую твой страх и напряжение, будто ты ждешь удара. Юноша обиженно выдохнул, но спорить не стал. Он действительно попытался исполнить наказ любовника и даже глаза закрыл, отдавая свое тело во власть чернокрыла. А тот в свою очередь старательно и не торопясь изучал своего девственника, облизывал его родинки, считая их невероятно милыми, стараясь запомнить каждую, плавно спускался ниже, пока не коснулся кончиком языка правого соска, вполне невинно даже, а потом уверенно очертил влажный круг и вовсе припал губами к этой соблазнительной пуговке. Велиан распахнул удивленные глазки и не успел поймать свой тихий сладкий стон, смутившись. — О, ты боишься собственных стонов? Это мило. Значит, надо заставить тебя кричать от блаженства, — ехидно заметил лерментис, приподнимаясь слегка. Место его жарких губ заняли тонкие умелые пальцы, они ласково и бережно мучили соски Веля, который раскраснелся от происходящего, собственных чувств и бесконечного демонического взгляда черных глаз. — Довольно... странно и приятно. — А мои соски, наоборот, не любят, когда их трогают, уж больно часто с ними вытворяли черт-те что. — Надо запомнить, — прошелестел Вель и вновь застонал, когда любовник покрутил невинные горошины так, что по телу разлилась теплая и приятная волна, в которую так и хотелось окунуться полностью. — Ты — чувствительный. С тобой легко работать. Вель ничего не ответил, он потянулся к ангелу-искусителю и робко, совсем неумело закопался в его черные локоны, словно тоже хотел сделать что-то и не чувствовать себя бревном больше. Шед прикрыл блаженные глаза, но ладошку перехватил, покрыл поцелуями и мягко положил на место. — Сегодня ты — мой принц, ты только наслаждаешься, вкушаешь новое и принимаешь удовольствие. Тебе не нужно стараться, Вель. — С этими словами чернокрылый двинулся ниже, покрывая неспешными поцелуями и ласками живот, бедра и член своего мальчика. Пенису достались наиболее похотливые и смачные облизывания, от которых златокудрый просто не мог не застонать, запрокидывая голову. — О, а ты снова потек, мне это тоже нравится. Мне нравится смотреть на твоего развратного малыша, с которого сочится смазка, пока его хозяин так смущенно полыхает. От пошлостей Велиан чуть не возмутился вслух и покраснел до самых ушек, только сказать ничего не успел, потому что его ловко перевернули на живот, да еще и подушку подложили, чтобы попка оказалась вздернута и доступна ласковым рукам и голодному взгляду…