Напиши свое имя на моем сердце

Шерлок просыпается во время сердечного приступа. По крайней мере, ему так кажется, потому что его грудь сдавливает тисками, а тело словно горит. Нельзя сказать, что это состояние ему незнакомо. За годы кокаиновой зависимости он несколько раз уже чувствовал себя подобным образом. Дважды он стоял на пороге смерти, но не переходил за него. Именно так Майкрофт описал это, использовав редкую метафору, которая каким-то образом сопротивлялась всем попыткам удаления. Память Шерлока — странная вещь. Он может вспомнить эту самую метафору, свои прежние передозировки, но ему никак не удается вспомнить причину, которая вызвала эту ошеломляющую тяжесть в груди. Хотя… Полностью придя в сознание, он открывает глаза и понимает, что лежит на кровати, — он не помнит, как оказался в ней — и чья-то рука находится у него на груди. Владельцем этой руки оказывается Джон, что довольно неожиданно. Когда и почему Джон забрался на его кровать, он понять не может. Но еще более странным ему кажется тот факт, что они оба обнажены. Шерлок не против такого развития событий, но это выглядит подозрительно, ибо он совсем не помнит, как они оказались в таком положении. И это отсутствие данных, так же, как и тяжелая рука Джона, становятся невыносимыми. Отстраняясь, он садится на край кровати, его ноги твердо стоят на полу, но разум остается неустойчив. Быстрый взгляд на часы даёт понять, что сейчас почти семь часов утра. Последнее его воспоминание — это как в начале второй половины дня он лежал на диване с головной болью, достаточно сильной, чтобы Джон начал беспокоиться. Очевидно, что все остальное произошло после этого… И одна из этих вещей имела сексуальный характер, судя по тени дискомфорта, настолько минимального, что Шерлок и не заметил бы, если бы не ощущал свое тело так хорошо. Это объясняет, почему он и Джон обнажённые в постели, но, боже, как же они перешли от друзей до любовников всего за несколько часов?  — Ванная, — бормочет Джон позади него, и эти слова действуют, как электрошокер. Шерлок чуть не вскакивает на ноги.  — Что? — спрашивает он, несмотря на неожиданно появившуюся сухость во рту. Глаза Джона остаются закрытыми, но он быстро отвечает после широкого зевка.  — Иди в ванную. Посмотри на свою руку. Потом на свою грудь в зеркале. А затем возвращайся в кровать, потому что еще чертовски рано, чтобы вставать. Это не имеет никакого смысла, и Шерлок собирается сказать об этом, но внезапно замечает что-то на внутренней стороне левой руки. Под слабым светом будильника он не может ничего рассмотреть, кроме большого и темного пятна на своей бледной коже. Нахмурившись, он встает и идет в ванную комнату. Из-за непривычно яркого света ему приходится моргнуть несколько раз, но вскоре он смотрит на свою руку и видит, что пятно — на самом деле татуировка. Сперва он думает, что это ужасно. Все эти глупости, которые совершают на теле… Потом он замечает, что татуировка уже зажила. Нет ни покраснений, ни припухлостей. Она пробыла там какое-то время. Значит, о ней нельзя сказать, что она новая. Но как такое возможно? До сегодняшнего дня у него не было никаких татуировок. Далее приходит осознание того, что это его почерк. Он не может не узнать его. Для него почерк является такой же отличительной чертой, как и лицо. А это значит, что он сам написал эти слова и дал их тату мастеру, чтобы тот вывел их точно там, где они сейчас есть. Последним Шерлок понимает значение самих слов. Хотя, может, он прочитал их изначально, но, будучи в замешательстве, не стал задумываться над их смыслом. Нельзя их игнорировать. Не тогда, когда они являются началом объяснения происходящего. Тату на руке гласит: Мне поставили диагноз — антероградная амнезия. Он пробегает пальцами по словам, одновременно обращаясь к своей медицинской библиотеке в чертогах разума. Библиотека находится там же, где и должна быть, как и все остальное из того, что он видит, но что-то не так, и он не может определить, что именно. Это чувство неправильности похоже на укол у основания черепа, там, где он чувствует себя наиболее уязвимым. Шерлок всеми силами пытается игнорировать это ощущение и найти определение антероградной амнезии. Он уже знает, что это такое, но ему нужны слова, нужно найти их в своем сознании, чтобы преобразовать страх в информацию. Антероградная амнезия — это потеря способности создавать новые воспоминания после события, которое является причиной амнезии. Болезнь приводит к частичной или полной неспособности вспомнить недавние события, в то время как долгосрочные воспоминания остаются нетронутыми. Его знания в области медицины в порядке, поэтому он с облегчением вздыхает. Закрыв дверь библиотеки, он перемещает себя на веранду и выбирает случайное растение. Чёточник молитвенный. Он перечисляет для себя симптомы отравления, идя в другую комнату, пока информация фильтруется в его сознании. Еще пять комнат в его чертогах. Еще пять различных разделов с информацией. Едва ли этим можно доказать что-то, но это указывает на то, что его долгосрочная память не повреждена. Мне поставили диагноз — антероградная амнезия. Его послание самому себе, очевидно, очень точное. Вспоминая слова Джона, он задумывается, как давно тот их произнес? Около пяти минут назад. Некоторые люди с антероградной амнезией забывают события практически сразу, как только они происходят, но Шерлок может вспомнить, как проснулся с рукой Джона на своей груди, помнит, что он сказал. Сколько времени должно пройти, прежде чем он забудет? Шерлок опускает голову вниз и смотрит на свою грудь. На ней другая татуировка, но слова отзеркалены. Он встает напротив зеркала и вглядывается. Это снова его почерк. Три строчки. Последняя, как он полагает, новее двух предыдущих, так как края все еще немного выпуклые и красные. Ни о чем не думая, он касается имени Джона. Его дыхание полностью выравнивается. Он фиксирует слова в памяти, прячет в музыкальной комнате своих чертог, где каждая строчка представлена страницей музыкальных нот, установленных на крышке рояля — глупо, на самом деле, если диагноз верен, но это то, что он делал с важной информацией большую часть своей жизни, и он не может просто остановиться. Потом Шерлок внимательно оглядывает себя в попытке найти еще одну татуировку, еще одно сообщение, но ничего не находит. Затем он касается своей головы кончиками пальцев, исследуя каждый дюйм, ища шрамы или углубления. Ничего. Чувствуя холод из-за долгого пребывания в ванной без какой-либо одежды, он решает принять душ и дрожит от ледяной воды несколько секунд, пока она не становится теплой. Он просто стоит там, опустив голову, снова погружаясь в свои воспоминания. Первой причиной амнезии может быть черепно-мозговая травма, но он не нашел каких-либо доказательств того, что с ним что-то произошло. Шок или сильное эмоциональное расстройство также могут быть повинны, но Шерлок отказывается думать, что он позволил эмоциям нанести ущерб своему мозгу; никогда больше. Гораздо менее распространенной причиной для антероградной амнезии, хоть о нём и не слышно, является энцефалит. И последнее, что он предельно четко помнит — головная боль. Предположительно, была ещё и лихорадка. Покидая душ, он насухо вытирает себя полотенцем и тянется к халату, висящему на двери. Он возвращается обратно в спальню и включает свет, прежде чем приблизиться к кровати. Джон издает протестующий звук и накрывает голову подушкой.  — Джон, — резко говорит Шерлок. — У меня энцефалит? Поэтому такое произошло? Когда это было? Но Джон не отвечает. Шерлок сдергивает подушку с его головы, хватает за плечо, едва замечая шрам под своими пальцами, и переворачивает на спину. — Джон, проснись! Мне нужно, чтобы ты сказал мне… Он забывает, что именно хотел спросить, когда видит три строчки на груди Джона — ответ на его собственные. Они не инвертированы. Не предназначены для чтения в зеркале. Они для Шерлока. Первые две татуировки — шрифт в стиле печатной машинки. Последняя — немного нечеткая. Несмываемый маркер, а не татуировка. Почерк Джона. Они гласили: Да. Ты сделал это. Я не буду. Шерлок отпускает плечо Джона и вместо этого дотрагивается до незамысловатых надписей. Джон накрывает его руку своей собственной, плотно прижимая к сердцу. — У тебя есть вопросы, — говорит он уставшим голосом, прищуриваясь из-за света, — но мы спали только три часа, и мне этого, если честно, недостаточно для того, чтобы нормально функционировать. Твой дневник лежит на диване. Дай мне поспать еще пару часов, прежде чем мы снова начнем этот разговор, хорошо? Шерлок оцепенело кивает. Он пытается вытащить свою руку, но Джон держит ее, подносит к губам и целует в центр ладони, прежде чем отпустить. Прикосновение кажется непривычным и в то же время странно знакомым, и из-за него Шерлоку хочется вернуться обратно в постель и задать вопросы, которые имеют мало общего с амнезией… Но вместо этого он подбирает с пола свои пижамные штаны и покидает комнату, снова выключая свет, почти спотыкаясь о собственные ноги, когда слышит, как Джон бормочет: — Спасибо, любимый. Он не помнит никого, кто, называя его так, подразумевал бы именно это. И он никогда не представлял, как здорово это может быть. Дневник, про который говорил Джон, оказался простым синим блокнотом, с виду ничем непримечательный, не считая слов, крупно написанных на обложке. Снова почерк Шерлока: Прочти меня. Шерлок присел и открыл первую страницу. Первое же предложение отвечает на те самые вопросы, которые он задавал Джону. Второго июня мне был поставлен диагноз — острый энцефалит. Он продолжает читать записи о больнице и лечении, но отвлекается на заметки на полях. Это по-прежнему его почерк, но чернила уже синего цвета, а не черного. НЕ ОБСУЖДАЙ болезнь с Джоном. Он испытывает вину за что, что не выявил ее на ранней стадии и винит себя за ее последствия. 29/6 Другие строчки, написанные на несколько строк ниже, гласят: Пытался убедить его, что в этом нет его вины. Получилось плохо. 29/6 И еще ниже: Пытался снова. Джон все еще непреклонен. 14/8 В целом, заметки на полях говорили Шерлоку столько же, сколько и сам дневник. Его болезнь, лечение и восстановление занимали два листа и семь записей. Далее шло краткое объяснение того, когда он может ожидать очередной потери памяти. Метафора несовершенна, но все еще работает. Если моя долговременная память — это жесткий диск, то кратковременная — оперативная память. Жесткий диск доступен к прочтению только после болезни. Новая информация хранится в оперативной памяти и может быть использована только пока я в сознании. Сон «выключает» и очищает оперативную память, возвращая систему к тому состоянию, в котором она была до болезни. Одна из пометок на полях говорила о том, что однажды в августе Шерлок дошёл до того, что не спал девять дней. В другой говорилось, что Джон пригрозил ему насильно заставлять его спать, если он когда-либо попытается бодрствовать более трех суток. В последней было сказано, что они обсудили эту тему, и теперь, во время особенно важных расследований, Шерлоку позволено не спать около пяти дней, но только при условии, что Джон будет следить за работой жизненно-важных органов, а Шерлок — сразу же сообщать о своих галлюцинациях или признаках паранойи. Следующая страница — полностью о музыке, о том, как Шерлок сочинил три композиции с момента заболевания, на одну из которых у него ушло несколько недель. И хоть он и не может вспомнить ни одну из этих мелодий, эта информация все равно его успокаивает. Другие несколько страниц описывают, как знакомые Шерлока реагируют на его состояние и ограничения, с советами относительно того, что стоит или не стоит говорить, чтобы свести к минимуму все утомительные моменты ненужной сентиментальности. После этого, блокнот действительно больше напоминает дневник, как Джон его и назвал. В нём описываются разные расследования, которые они раскрыли, и Шерлок бегло пробегает взглядом по некоторым из них, прежде чем пролистать дальше. Многие пустые страницы все еще ждут, чтобы их заполнили, но есть кое-что, о чем в дневнике не написано вообще. Не считая небольших заметок на полях, в нем ничего не говорится о Джоне: ни о том, как он мог оказаться в кровати Шерлока, ни об их татуировках. Видимо, есть какая-то причина, по которой эта информация отсутствует, и она должна быть довольно серьезной, так как он почти каждый день заполнял свой дневник. Последний случай датирован 14 ноября. Заметив свой телефон, лежащий на столе, Шерлок поднимается, чтобы взять его и проверить сегодняшнее число. 15 ноября. Видимо, последнюю запись он сделал всего пару часов назад. И все же, когда он думает о ней, читает описания жертвы и места преступления, которые написал собственной рукой, то ничего не может вспомнить. Такое ощущение, словно он читает роман — и, точно так, как если бы он читал роман, он догадывается о личностях преступников задолго до конца. В какой-то момент ему даже кажется, что он помнит разгадку этого дела — но нет, он просто применил свои дедуктивные способности. Было бы намного легче, если бы он записывал только действительно важную информацию, ведущую к разгадке преступления, без всех этих ложных наводок, которые писатель мог бы внести исключительно с целью отвлечь внимание читателя. Лежа на диване, он кладет блокнот себе на грудь и начинает внимательно осматривать свой телефон. Иконка на главном экране помечена как «ВАТИКАНСКИЕ КАМЕИ». Открыв ее, он видит короткое сообщение: ВАЖНО: если ты только что проснулся, и Джона нет рядом с тобой, то немедленно звони ему. Если он не отвечает, звони Майкрофту. ЗВОНИ, а не пиши. ШХ Закрыв файл, Шерлок просматривает свои смс-сообщения, которые выглядят вполне обычно. Все его диалоги с Лестрейдом - только о работе. Те, что отправлены Майкрофту - как всегда язвительные и ребяческие (о, слава Богу!). Сообщений Джону отправлено не так уж много, и Шерлок догадывается, что это потому, что, чаще всего, Джон находится рядом с ним. Дважды - «Галлюцинации», один раз — «Сонный». И каждый раз тот моментально отвечал ему: «Уже иду» или «Жди меня». Отложив телефон и дневник в сторону, Шерлок складывает свои пальцы домиком под подбородком и пытается расслабиться перед тем, как погрузиться в чертоги разума. Ранее, в ванной комнате, он сделал всего лишь быструю проверку, использовав кратчайший путь. Теперь же он полностью погружается в свое сознание и мысленно подходит к крыльцу, проверяя, точно ли все находится на своих местах. Три листа бумаги, которые он до этого оставил на рояле, все еще там и так же легко читаются. Дотянувшись до своего телефона, Шерлок оставляет себе сообщение: 15/11. Оставил три листа с музыкальными нотами на рояле в чертогах. Они все еще там? Убрав телефон, он снова закрывает глаза и возвращается в музыкальную комнату. Одна комната за другой, он исследует свои чертоги, проводит полную инвентаризацию, спустя какое-то время смутно осознавая, что в квартире появились какие-то звуки. Шум воды. Шаги. Чайник. Фарфором по дереву. Все это так знакомо и совсем не привлекает его внимание. А вот голос Джона - да. Или, скорее, это не столько сам голос, сколько его пальцы, нежно пробегающие по волосам Шерлока. — Чай или кофе? — Занят, — отвечает Шерлок, наклоняя голову так, чтобы Джон не мог ее касаться. — Я… — Проверяешь свои чертоги разума, да, — Джон тихо вздыхает. — Ты поверишь мне на слово, если я скажу, что там все находится на своих местах? Ответом служит молчание. Нет, ты никогда не поверишь. Часть Шерлока хочет возразить, что он не будет знать наверняка, пока не проверит. Но ведь в словах Джона тоже есть смысл, не так ли? Шерлок уже делал это раньше. Вероятно, неоднократно, поскольку это его первый инстинкт. Результат вряд ли будет отличаться от предыдущих, и если бы он нашел что-то неправильное, Джон, несомненно, знал бы об этом. — Кофе, — произносит, открывая глаза, чтобы посмотреть на Джона. Он закутался в свой махровый халат, плотно обтягивающий грудь. Шерлок жалеет, что не может снова увидеть слова на его коже... Джон кивает и, слабо улыбнувшись, идет на кухню, возвращаясь оттуда с двумя кружками. Шерлок садится, чтобы взять свою, и с лёгким смущением наблюдает, как Джон присаживается на другом конце дивана, коротко приподнимая его ноги, чтобы разместить их у себя на коленях. Его пальцы остаются на правой лодыжке, собственнически обвивая, прямо как и его рука на груди, когда Шерлок проснулся. Сделав глоток кофе, Джон говорит: — Вперед. Я знаю, что у тебя есть вопросы, и тебя всегда раздражает, если я отвечаю на них прежде, чем ты спросишь. Он смотрит прямо перед собой, не глядя на Шерлока. Почему? Не для того, чтобы спросить что-либо, скорее всего он что-то обдумывает. — Почему о тебе ничего не говорится в моем дневнике? Джон кивает так, словно ожидал этого вопроса. — По моей просьбе. Я не думаю, что ты должен узнать о нас со слов на странице. Предпочитаю рассказывать тебе все самостоятельно. Нас. Слово так легко перекатывается на языке Джона. Почему это заставляет Шерлока чувствовать, как его внутренности танцуют? Ещё один вопрос, который так и останется без ответа. — Как давно ты и я превратились в «мы»? — спрашивает он вместо этого. Лёгкая улыбка касается губ Джона. Он прячет ее за кружкой, прежде чем ответить. — Пятого сентября. Вспоминая о том, что он прочёл в блокноте, Шерлок делает два заключения. В тот день было раскрыто очередное убийство, и именно тогда Джон разрешил ему не спать до пяти дней. Но как эти случаи связаны между собой, он не может догадаться. — Именно тогда ты… — он не знает, как это озвучить. Как правило, Шерлоку нет дела до подобных заявлений, но что-то внутри него ноет при мысли, что эти слова действительно были произнесены, а он даже не может вспомнить этот момент. Бездумно он касается своих татуировок на груди и этим привлекает внимание Джона. — В тот день я произнес эти слова, да — сказал Джон тихо, но не настолько, чтобы Шерлок не смог уловить небольшую заминку в его голосе. Шерлока ужасно злит тот факт, что ему приходится спросить: — И что случилось дальше? Выражение лица Джона приобретает забавный вид. — Случилось то, что ты куда-то пропал на три часа. Я начал чертовски беспокоиться и даже позвонил Майкрофту, чтобы попросить его разыскать тебя. В конце концов, ты вернулся раньше, чем ему удалось тебя найти. И у тебя было это, — отпустив лодыжку, он протягивает руку и проводит пальцами по первым двум строчкам на коже Шерлока. — На груди. Ты сказал, что хочешь, чтобы они были там, потому что эта информация важна для тебя так же, как и твой диагноз, и ты никогда не должен забывать ее. Все еще дрожа от короткого прикосновения Джона, Шерлок смотрит вниз, на слова. Объяснение действительно звучит как что-то, что Шерлок мог бы сказать, поэтому он охотно верит ему. — Так... ты произнёс... ты произнес это. И я просто сбежал? Не сказав ни слова в ответ? Джон улыбается чуть шире. — В тот момент тебе не пришло в голову, что я предпочёл бы услышать от тебя что-то, нежели смотреть, как ты убегаешь. Ты идиот. Сколько раз Джон уже рассказывал эту историю? Всегда ли он заканчивал ее так, называя Шерлока идиотом? Это ужасно — не помнить ничего из этого. Ужасно и то, что он не знает, как звучал голос Джона, когда он произносил те самые слова, или какое у него было выражение лица, или как его глаза всегда прищуривались, когда он говорил о… — А что насчет Мэри? Он начинает жалеть о своём вопросе прежде, чем он слетает с губ. Улыбка Джона исчезает, вместо нее появляется страдальческое выражение лица. Ожидая ответ, Шерлок мысленно делает заметку, что нужно будет написать в дневнике, прежде чем отправиться спать: «Никогда не упоминай Мэри.»  — Мы расстались, — произносит он тихо, теперь уже смотря на свой кофе. — Наши отношения уже буквально трещали по швам, и тогда… По тому, как Джон напряженно повел плечами, Шерлок прочёл слово. Болезнь. Она и являлась причиной, по которой «трещащие по швам» отношения пришли к окончательному распаду. Он чувствует, что извинение, возможно, было бы оправданным, но также это было бы совершенно неискренне. Он никогда не любил Мэри, ему никогда не нравилось то, как мало времени они с Джоном проводили вместе после её появления, и он абсолютно уверен — эта неприязнь была взаимной. Джон простил его за то, что он подделал свою смерть, — пускай ему и потребовалось время для этого, — но Мэри всегда находила повод, чтобы напомнить об этом. — Я хочу услышать, как ты скажешь мне это, — резко говорит Шерлок, выпрямив спину и скрестив ноги. — Я не могу представить, как они звучат твоим голосом, и меня это раздражает. Улыбка Джона возвращается, немного изогнутая и более мягкая, чем раньше. Он поворачивается лицом к Шерлоку, усаживаясь боком, и одна его нога остаётся на полу, а другую он подгибает под себя.  — Не-а, это так не работает. Я усвоил урок. Ты услышишь от меня эти слова только после того, как сам произнесешь их. Глаза Шерлока расширились от удивления. — Ты что, шантажируешь меня? Джон усмехается. — Какой же это шантаж, если у тебя написано об этом на груди? Взглянув на свою грудь снова, Шерлок касается второй строчки, пробегая пальцами вдоль слов слева направо, как если бы он их произносил. Я сказал Джону, что люблю его. Его щёки горят, когда он поднимает глаза и встречает взгляд Джона. — Я никогда… никогда и никому не говорил этих слов. Он никогда и не хотел, пока не встретил Джона, но даже тогда он упустил шанс сказать это — или, по крайней мере, ему так кажется. Джон забирает у Шерлока из рук кружку и ставит ее на пол рядом со своей. Затем, он придвигается немного ближе, рукой касаясь его шеи. Это чувство кажется ему странно знакомым. — Ты произносил это уже множество раз, — говорит Джон. — И так же часто слышал. Но ты, счастливый мерзавец, можешь услышать их снова, так, будто слышишь их впервые. Готов? Горло Шерлока сжимается, и он кивает. Джон склоняется еще ближе, так, чтобы прошептать эти слова ему прямо в губы. — Я люблю тебя.