***
Елена проснулась на «детском» икеевском стульчике от противно дребезжащего в сумке будильника. С опаской пошевелилась, фыркнула. Понадобилось где-то секунд пятнадцать, чтобы оглядеться и утихомирить панически бьющееся в грудной клетке сердце. Шея затекла, всё затекло. Но ничего страшного, это не смертельно. Она всего лишь снова заснула в прихожей, ей всего лишь снова снилось нечто невнятно-паранормальное и снова было страшно отчего-то. Со всеми же людьми такое бывает, правда? Это ещё не значит, что она закончит в палате, как её набожная до религиозного психоза мамаша. Так? Так. Елена подмигнула своему отражению в коридорном зеркале. На мгновенье показалось, что то подмигнуло в ответ с небольшой задержкой и издевательски дёрнуло уголком губ со смазанной помадой. Елена отпрянула. Отражение послушно отдалилось. Елена нервно хохотнула. Это всё — лишь запоздалые побочки от второсортных фантастических романчиков, что ей вчера принесли на редактуру. Когда-нибудь проклятое издательство, по-настоящему любимое детище отца, окончательно отправится на дно, утянув за собой и владелицу, но не сегодня. Сегодня она снова встряхнёт это сборище бездельников и идеалистов, не будь она Еленой Павловной Чертовской.Пролог
8 марта 2018 г. в 21:49
Всегда, когда она закрывает глаза, под веками распускается Тьма. Не наступает, не накатывает — именно что распускается. Там всегда кто-то есть. Если и не живой даже, то уж всяко способный двигаться. Слышно, как этот кто-то ходит, как шелестит по полу какая-то ткань.
— Елена…
Она не видит, как движутся губы. Она даже не догадывается, какой у говорящего голос. Просто знает, что он произносит именно это. Её имя. Её чёртово имя.
Но она не откликается, конечно. Мамочка с папочкой с детства приучили не говорить с незнакомцами. Они тогда ещё говорили что-то про «не пей и не кури», но это не так уж важно, правда? Во сне она такими вещами и не занимается — больно уж занята. А жаль.
— Елена…
Она бежит.
Всякий раз, без разбора, не понимая, для чего и зачем. Бежит отчаянно, рвано дыша, оступаясь на ровном месте, как только она, наверное, и умеет. Он идёт следом, не торопясь, но и не отдаляется даже на шаг. Не догоняет.
— Елена.
Дыхание всё глубже, жаднее, и что-то кисло-терпкое обволакивает глотку. Потом желудок выворачивается от приторно-ржавого запаха. Первое — вино. Она пила что-то такое в Мадриде, в одной из бесконечных командировок, помнит. Второе — кровь, догадаться не трудно. Она никогда не встречала её столько, чтобы чуять запах, но двадцать первый век или как? Из хорроров и не такое узнаешь.
Ещё пара метров — и ноги подкашиваются. Она падает, застывает на боку, схватившись за живот в тщетной попытке восстановить дыхание. К чёрту, к чёрту, к чёрту! Её мягкое тело не для марафонов создано. Она не собирается больше подниматься. Сдохнет так сдохнет. Это же. Грёбаный. Сон!
Шаги наконец начинают приближаться, сердце бьётся уже где-то в горле. Интересно, что если сплюнуть? Кто именно из её знакомых графоманов писал этот дерьмо-триллер? Поможет, аль нет? Отстанет ли этот воображаемый маньяк, или у него другие вкусы, и на чёрствое засушенное сердечко он не польстится?
Пожалуйста, встань! Прошу… Прошу… Прошу…
А, к чёрту.
Елена пытается. Честно пытается послушать трусливый внутренний голосок, усмирить дыхание, взять под контроль руки, оттолкнуться ими от пола… Да вот поздно ведь. Охотник нагнал свою жертву: лучше не рыпаться.
Запахи крови и вина смешиваются в его близком дыхании, касаются щёк, шеи. Она не двигается. Она труп. Разуму, запертому в ненастоящем теле, разрываемом ужасом, теперь спокойно и почти любопытно. Ну, что предпримешь, зверь? Сожрёшь? Давай, жри: с ней этого ещё никто не делал. Это будет интересный опыт, она уверена.
Нет. Не интересный…
Тоненький голосок печален. Его Елена отчего-то слышит чётко. Но лучше бы он выход предложил, чем вот так бесцеремонно расстраивать её страстную натуру.
Пойдём отсюда, Елена.
Так просто?
Конечно.
А там сигаретку найти можно будет?
Я… Я не уверена. Но ты можешь попробовать.
Она вздыхает. Охотник чуть отстраняется.
— Выкуси, — бросает ему пискляво. Такой голос у Елены, кажется, и был до того, как она его прокурила в студенческие годы. Жуть.
Тьма отступает резко, будто смял её кто-то и бросил в мусорку. Несуществующий свет слепит несуществующие глаза даже сквозь несуществующие веки.
Здорово.
— И куда это мы пришли? — спрашивает она непонятно кого.
Да в никуда, по-видимому. Тела ей для этого «никуда» тоже не дали. Глаза только одни — чтоб болели.
Совсем рядом раздаётся всплеск. «Глаза» летят на звук и застывают в недоумении.
«Это ты что ли, тоненький голосок?» — спросила бы Елена, будь у неё рот.
«Я», — наверное, ответили бы ей, не разучись собеседница говорить.
Но та разучилась и теперь тихо плыла по течению несуществующей реки. Длинные чёрные волосы колыхались волной, белое лицо с ангельскими чертами улыбалось, чуть приоткрыв пухлые тёмные губы. А рядом неслись, извиваясь рваными алыми лентами, потоки ангельской крови.
Примечания:
Елена, запечатлённая в наброске — https://vk.com/photo-136959656_456239130