Шёпот Серого Мира

Он сходит с ума. Он больше не похож на себя. Временами он и вовсе не похож на человека. Но даже так, он ведь по-прежнему остаётся тем, кого я когда-то любила, и я его не оставлю. "Помнишь, как однажды мы гуляли по пустым улицам в предрассветной тишине? Не помнишь. А я помню до сих пор." Странная ситуация - внезапно оказаться в гуще событий, как будто начать читать книгу не с начала, а сразу с середины. Начало истории остаётся только в воспоминаниях, а "сейчас" надо решать, как быть дальше, как выйти из уже сложившегося положения. Из воспоминаний: мы решили собираться в пустом, но весьма удобном офисе, когда у нас есть свободное время. Мы - компания взрослых людей, решивших вспомнить школьные годы и посидеть "как тогда". И даже неважно, что учились мы в разных школах, каждому было что вспомнить и чем поделиться. А мне даже повезло, я встретила своего бывшего одноклассника, и не просто кого-то, а именно Его. "Помнишь, как однажды мы..." Или не повезло. Он ведёт себя так же, как и в школе, этот ходячий рассадник позитива и солнечных улыбок. А я изменилась, но снова начала влюбляться в него. И стена между нами всё на том же месте, как и тогда. "Извини" - сказал он в тот раз и улыбнулся, чтобы утешить. Вот и теперь, как бы я не намекала, что хочу стать ему больше, чем просто знакомой - всё равно продолжаю упираться в это самое "извини". Было шоком узнать, что он болен. Что он сходит с ума. Было шоком увидеть это своими глазами. Когда человек вдруг начинает вести себя неадекватно, будто при белой горячке, хотя ещё минуту назад он был вполне нормальным, а заканчивается всё это истошным воем, доносящимся из-под стола или попыткой выпрыгнуть в окно. Некая болезнь фактически пожирала его мозг, постепенно лишая его человеческого облика. И это было неизлечимо. И вот мне надо было решить, как быть дальше. И я решила, что я его не оставлю. "Нет, не помнишь. А я помню." Когда он вновь становится собой, он ведёт себя так, словно ничего и не было. Он продолжает улыбаться, как ни в чём не бывало. Похоже он вообще не запоминает эти приступы, а может и вовсе не подозревает о своей болезни. Он не знает, кто вытаскивал его из-под стола, помогал слезть с подоконника, успокаивал, чуть ли не укачивал, как маленького ребёнка. И когда всё хорошо, я продолжаю биться лбом в очередное "извини", а когда всё плохо - продолжаю сражаться с его безумием. Я не могу его бросить. - Может пообедаем вместе? - А? Ну не знаю... А кто ещё собирается? - Никто. Вдвоём. - Мм... Может, в другой раз? Извини. - Ладно, тогда я пойду. ...Он умолкает на середине фразы, а потом взвизгивает и начинает скакать по комнате, переворачивает вещи, выкрикивает несколько бессвязных слов. Красивое лицо кривится в неприятную гримасу. Началось. Когда я подхожу к нему, он пугается и отбегает. Приходится приближаться медленно, выставив руки перед собой ладонями вперёд. Чтобы мои шаги не были слишком громкими, приходится снять туфли. - Смотри, я не причиню тебе вреда. Всё хорошо. Ну? Успокойся. Давай, ну же, успокойся, всё хорошо. Сантиметр за сантиметром сокращая дистанцию, я поддерживаю непрерывный зрительный контакт. Продолжаю спокойным негромким голосом говорить, что всё хорошо и бояться нечего. Наконец мне удаётся подойти к нему вплотную. Он позволяет взять себя за руку (и о боги, даже сейчас, какие же красивые у него руки! Сильные, но изящные), увести и уложить спать. Позволяет даже погладить по голове, и я с наслаждением перебираю пальцами мягкие светлые пряди. А потом он проснётся и ничего не вспомнит... - Привет. Не занят сейчас? - Нет, свободен, а что? - Хочешь сходить прогуляться? - Эмм... не знаю... - Не хочешь? - Ну не то, чтобы... Извини, мне тут надо кое-что сделать. - Ладно, тогда пока. ...Спрятавшись за кресло, он орёт и машет руками. Особо отчаянный взмах - и моя заколка отлетает в сторону, а аккуратно уложенная причёска превращается в растрёпанный ком. Мне снова удаётся его утихомирить, и как бонус для себя, обнять, провести руками по крепкой тёплой спине. Когда буря утихает, коллеги осторожно заходят в помещение. Они никогда не вмешиваются. Я пыталась обсудить это, но дискуссия вышла какой-то скомканной и неловкой. "Если бросаться всей толпой, будет только хуже". Да, действовать должен кто-то один, и так уж вышло, что я сама выбрала себя на эту роль. Никто меня не просил помогать ему. Думаю, теперь всем уже ясно, что я к нему неравнодушна, хотя я предпочла бы держать это в секрете. Статус "безответно влюблённой" мне не нужен. Впрочем, это было уже не важно. А важно было то, что ему становилось всё хуже. Приступы длились всё дольше, передышки - всё короче. Я начала уставать от всего этого. И начала потихоньку злиться. В перерывах между приступами я снова выслушивала одно "извини" за другим, а потом мне снова приходилось быть психологом, нянькой и экзорцистом в одном лице, словно больше никто не смог бы сделать это вместо меня. Словно я была ему не "просто знакомой", а его женой. "В горе и в радости, в болезни и в здравии". Верная жена, она же и сиделка. Спину жгли десятки сочувствующих, жалеющих, снисходительно-растроганных взглядов. - Слушай, я серьёзно! Если я тебе хоть немного нравлюсь, дай мне шанс, а если нет - так и скажи! В ответ молчание и слегка виноватый (нет, сочувствующий, сожалеющий) взгляд. Не "нет", и не "да". - Может у тебя уже кто-то есть? Если есть, я отстану. - Нет... - Влюблён в кого-то? - Нет... - Я тебе просто не нравлюсь? - Не совсем... Ты приятная девушка и вообще хороший человек, но... - Но? - Я не знаю. Извини. Мне хотелось побиться головой о стену. Или об стол. Вместо этого я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. - Ладно, проехали. ...Телефон пролетает в сантиметре от моего лица. Улетает куда-то на стол. Со стола что-то падает. Глубокий вдох. Медленный выдох. - Успокойся. Время шло. Я всё больше выгорала. Усталость начала переходить в раздражение. Его припадки стали тяжелее. Это было неприятно. Он сам начал становиться неприятным. Как-то незаметно я пропустила момент, после которого он вообще перестал возвращаться в нормальное состояние. Мне казалось, что я несу на себе тяжёлый крест и ещё немного - и я не выдержу. Перед тем, как успокаивать его, мне нужно было успокоиться самой. Это было хуже, чем целая сотня "извини". Пусть бы лучше извинялся и снова делал вид, что не знает меня, но хотя бы был нормальным, а не размазывал сопли по обоям. Это было уже не просто тяжело - это было невыносимо. Он был уже не просто неприятным - он был отвратительным. Это был уже не "Он", а какое-то животное в его теле. Даже его физическая привлекательность исчезла, ведь он постоянно корчил такие мерзкие рожи, что его с трудом можно было узнать. Мне уже было тяжело даже просто находиться с ним в одном помещении, видеть его перекошенное лицо, слышать его звериные вопли. Но я не уходила. Я всё ждала - вдруг он вернётся. Вдруг случится чудо, болезнь отступит и он станет прежним? Нет, чуда не случилось. У меня тряслись руки, временами дёргался глаз, иногда я не могла решить - себя придушить или его, вместо нежности и желания помочь и защитить он стал вызывать лишь усталость, раздражение и некую брезгливость, а ещё через какое-то время - отчаяние, омерзение и с трудом контролируемую ярость. Это был не тот, кого я когда-то любила. Мне даже сложно было назвать "это" человеком. Сложно было испытывать к "этому" даже жалость, не говоря уже о чём-то большем. Хотелось, чтобы "это" побыстрее уже сгинуло. Но почему-то я по-прежнему не могла уйти. ...Младенческий рёв в исполнении взрослого парня звучит жутко. Другого слова не подобрать. Жутко. Мне кажется, я сама сейчас свихнусь. Или его убью, или себя. - Ну-ну, тише. Ш-ш-ш-ш, всё хорошо. Я пытаюсь обнять его, его глаза прямо напротив моих. Мутные, безумные. Ни единого намёка на присутствие того человека, которого я когда-то... Глубокий вдох. Медленный выдох. Не помогло. - Да успокойся ты уже, а! Заткнёшься ты в конце концов или нет?! ...А потом его кулак с силой впечатался мне в солнечное сплетение. Сгибаясь пополам, я думала, что с невменяемым нужно обращаться предельно осторожно - неизвестно, что тому взбредёт в голову. Задыхаясь и давясь кашлем, думала, что ни в коем случае нельзя кричать на невменяемого и вообще проявлять какую-либо агрессию. Резко выпрямляясь и замахиваясь в ответ - пыталась вспомнить, ради чего я вообще во всё это ввязалась. Кажется, замахивалась я просто ладонью. Но ударила всё-таки кулаком. "Извини". А потом нас растащили. Друзья-коллеги решили всё-таки вмешаться, не ждать, пока это выльется в настоящую драку. Вот теперь всё. С меня довольно. Я делала всё, что было в моих силах, пока могла, но теперь пусть "это" навсегда скроется с глаз моих! Да, я возненавижу себя за это решение, но своя шкура дороже. А "это" уже не спасти, ему уже ничем не помочь. Поэтому я просто развернулась и пошла прочь. Извини. И прощай.