Перекрёсток миров

Время шло своим чередом, разговоры — за разговорами. — Вот уж не надо иронизировать над моей склонностью к мазохизму. — Над чем хочу, над тем и иронизирую, — с лёгкой усмешкой Родольфус провёл пальцем по её щеке. — Или предпочитаете нож? Его глаза стали серьёзны, но не от предчувствия издевательств. Словно бы он хотел что-то сказать и не делал этого. — Ножей… не надо, — Тонкс нервно сглотнула. — Что угодно, но не это. — Что угодно? — с лёгкой иронией спросил он, наклоняясь чуть ближе к её лицу… И целуя в губы — достаточно властно и твёрдо, но с долей нежности. — Я хочу провести этот вечер с вами. С тобой. — Конечно, проведу. Раз ты хочешь, — Тонкс улыбнулась, намеренно «тыкая», будто напрашиваясь на какую-нибудь резкость с его стороны. И смотрела чересчур самоуверенно — опять же, специально. Ему «понравится». Для него это было так… странно. Для цельной и не привыкшей сомневаться натуры. Одна часть его сознания призывала плюнуть на провокации, сдёрнуть их как обёртку, открыть то, что внутри… А другая шептала: а может, ничего внутри и нет? Только это вот… И торжество победительницы — второе было ближе. Пальцы, секунду назад гладившие её щёку, сомкнулись на подбородке, а вторая ладонь впечаталась с лёгким свистом. Лестрейндж хлестнул её по щеке, заставляя выступить слёзы и исчезнуть улыбку. Почти не думая. А думая только о том, что всё снова как надо. Где здесь место для чувств?.. Он остановился резко, глядя ей в глаза: — Это уже лучше ножа? Не забывайтесь. — Получше… — произнесла Тонкс глухо, но твёрдо. Она опустила голову, чтобы растрепавшиеся волосы скрыли лицо. Чтобы не видел раскрасневшихся щёк — не от удара, от обиды. Чтобы не видел слёз — не от физической боли, от душевной. Чтобы не видел сверкающих глаз — не от ненависти, от отчаяния. И только крепко вцепилась в его предплечья — не для равновесия, для поддержки. Однако скрыться от своего взгляда Родольфус ей не дал. Он отцепил её пальцы с рукавов — благо, что она была не так уж сильна. Вздёрнул вверх её подбородок, откидывая в то же время спутанные пряди с её лица. Он бросил на неё жёсткий, внимательный взгляд: — Ненавидите меня? Вот и отлично. И плевать, что на самом деле ему хочется слегка другого… Но иначе он совсем запутается. — Не ненавижу… — уже тоном обиженного ребёнка, но так же твёрдо ответила Тонкс. Она смотрела ему в глаза, чувствуя, как от внутреннего жара высыхают на щеках слёзы. — Спасибо, что поставили меня на место. Я иногда теряю субординацию. — Субординацию надо соблюдать, дорогая, — Родольфус усмехнулся, поворачивая её лицо, разглядывая со всех сторон. Ребёнок… Его девочка. С которой он, пожалуй, неразумно жесток. Тонкс, крепко сжав дрожащие губы, стоически терпела его взгляд, ждала, когда закончится осмотр. Глаза она всё же опустила — не могла на него смотреть, читать эту жестокую усмешку на любимых губах, видеть льдинки в глазах. Нет… Это слишком. Не заставит. Она всхлипнула при мысли, что этот деспот, тиран, Пожиратель, мужчина властен над ней и может заставить сделать всё, что хочет. — Не отводите взгляд, — приказал Лестрейндж. Остановиться не мог — что-то подстёгивало изнутри… Нужно сломать. Заставить забыть — ради неё же, хотя в основном ради себя. Несмотря на то, что при воспоминании о том вечере что-то тепло шевелилось внутри. Тонкс вскинула подбородок — пусть смотрит, если хочет. Пусть увидит эту смесь, которая бурлит сейчас внутри: безотчётный страх, отчаянье, безграничную нежность, благодарность, обиду, злость на несправедливость, благоговение, страсть и тихую любовь. Пусть видит, пусть распознает хоть что-то… Страх и обиду понять было легче всего. Самые явные, самые читаемые с лица… И ещё — какой-то идиотский свет, которым она пыталась осветить его собственное лицо. Почему-то Родольфус воспринял это именно так. — Вы не смеете… — непонятно к чему — холодно выдохнул: —…не смеете это со мной… И всё равно он не мог не смотреть в глаза напротив, сжимая до белизны пальцы на её подбородке — с диким коктейлем злости, сожаления и нежности во взгляде. Наконец Тонкс разжала губы, чтобы только пискнуть: — Мне больно… Скорее она беспокоилась за подбородок в тисках его руки, чем за какой-то там пульсирующий орган где-то в груди. Он тоже болезненно сжимался, но этого он не увидит, потому что уже не смотрит. А вот на кровоподтёк на подбородке будет любоваться. Родольфус резко — так же резко, как и стискивал — разжал пальцы, словно бы теряя интерес. Отступил на шаг: — Вы свободны. Двусмысленная фраза. Усилием воли он удержался, чтобы не прикрыть устало глаза. «Доказал. Добился. Радуйся». Тонкс пошатнулась, потеряв опору — и сейчас, и будто в жизни. Упав на колени, она закрыла лицо руками. Плакать. Выплакать всю боль, горечь, обиду… Холодно. Пусто. Бессмысленно. Пару мгновений Родольфус просто стоял неподвижно — так быстро сменилась картинка. «Что с ней такое… Нервная девчонка». У него болезненно тянуло где-то в груди. И больше он не думал — присел рядом, обнял, спрятав её лицо на своём плече. Гладил по спине, по волосам… — Не плачьте. Прошу вас. Не надо… Не плачь. Девочка моя… Успокойся. В чём дело? Тонкс вцепилась в него, обхватив за талию — вот, теперь не отпустит, пусть хоть что с ней делает… Родной… Она жалась всем телом, тихо всхлипывая — держи меня, не прогоняй… Твоя… И голос срывался: — Свободна… не хочу… не могу… с тобой… только… умру… — Тихо… Тихо… Я здесь. Ты просто меня не так поняла. Он успокаивающе гладил её, пытаясь добиться того, чтобы она, наконец, расслабилась в его руках. Так почему-то спокойно и естественно это было. И даже то, что ткань на его плече намокла от её слёз, почти не мешало. И слова прозвучали будто бы сами собой: — Я люблю тебя. Тонкс подняла заплаканное лицо — чуть удивлённо расширив глаза. «Надо же… Не так поняла. Глупая… Он не уйдёт, будет рядом». Улыбнуться — найти в себе силы. Слабо, нежно… Взять его руку — прижать ладонь к своей щеке, пусть загладит красные следы, оставшиеся от его же пальцев. И посмотреть в его глаза — да, всё правильно. — Будь моим? Сейчас это было единственно правильным — и усилием воли Родольфус отгородил от сознания образы будущего, чтобы до поры не мешали. Если уж он это сделал… Его жёсткие пальцы неожиданно мягко гладили её подбородок и щёку, спускаясь постепенно на шею. Он поцеловал её глаза, чуть улыбнувшись — самую каплю. — А ты — моей. Моя маленькая глупая девочка… Закрыв глаза, она едва заметно кивнула. Не спугнуть мгновение… Когда комок в груди будто перестал сжиматься, дыхание выровнялось, прекратились судорожные всхлипы, ровнее и спокойней бился пульс… «Всё хорошо. Всё будет хорошо». И взять его за руку — ладонь в ладонь, крепко. Вот так, вместе. Родольфус почувствовал, что она успокаивается. Правильно, так и надо… Он коснулся губами её виска, на котором всё ещё слабо пульсировала жилка. А вот это с рукой… как по-детски, действительно. Он покачал головой. Тонкс улыбнулась чуть явственней, пытаясь по выражению его лица понять — что сейчас нужнее всего? Ей до дрожи хотелось сделать его счастливым — если сможет, она ведь не богиня, только его маленькая глупая девочка… — Просто побудь со мной. Будь здесь, — шепнул он, прижимая к себе крепче. Требовать от неё сейчас чего-то особенного не хотел. Да и не мог. Нужна фантазия, а в данный момент тепло глушит все её проявления. — Хорошо… Ей действительно было хорошо. Так, как давно уже не было. Что-то такое случилось… прекрасное. Тонкс легко коснулась улыбкой его губ. Тепло. Вот что он тогда имел в виду. * * * — Я внимательно слушаю. — Слушай, слушай, — Лестрейндж медленно кивнул, чуть усмехнувшись, и занимая привычную позицию у стены. — Что следует узнать следующим — в нашей жизни немалую роль играет умение решать. Решать — это не совсем то же, что выбирать. Выбор в классическом смысле представляет собой развилку между двумя вариантами. И каждый из них неизбежно несёт на себе отпечаток разрыва. Решение же — в некотором роде синтез, но одновременно — нечто, подходящее именно тебе, как если бы на перекрёстке пройти чуть дальше, за разделяющий две тропы камень. Умение решать — тоже искусство, и оно приходит с опытом, идя следующей ступенькой за умением выбирать. Иногда помогает прислушиваться к течению жизни — небольшие намёки могут подсказать способ действий, который будет решением. Вопросы? — Никак нет, — Тонкс смущённо мотнула головой, чувствуя себя курсантом аврората. — В принципе, всё понятно… — Неужели? — плавным движением он оказался ближе, чуть приподнимая пальцами её подбородок. — Ну да… Кажется, интуитивно я догадывалась, что дело обстоит именно так. Но так чётко выразить словами не смогла бы, — произнесла она с благоговением в голосе и взгляде. — Ты хороший учитель. — Многие интуитивно догадываются. Но как раз в вербализации заключается подлинное понимание. Мир есть Слово, — Родольфус усмехнулся, проводя пальцем другой руки по её щеке. — И если действительно у меня неплохо выходит передавать свой опыт — я рассчитываю на… благодарность. — Ну… э-э… спасибо. — Просто «спасибо», боюсь, будет мало… — он коснулся пальцем края улыбающихся губ. Не преминув лизнуть его палец, она уставилась на него, ожидая, что же он всё же от неё хочет. Он провёл пальцем по её губам — будто бы из чистого любопытства — и посмотрел прямо в глаза, чуть прищурившись: — Ты ведь догадливая девочка… — Вот возьму и не догадаюсь… Буду строить из себя дурочку, а ты будешь мне популярно объяснять… — она легкомысленно улыбнулась, ничуть не заботясь, что раскрыла все карты. — Тем хуже для тебя. Не хотите по-хорошему — ваши проблемы… Это была его вполне продуманная и подтверждённая работой позиция. По-хозяйски Родольфус притянул её за талию вплотную к себе. — А может, строить и не приходится, а это и есть твоя сущность? И проучить тебя способна только сила? — его издевательский шёпот, взгляд в глаза, которые сейчас так близко, и более жёстко сжавшиеся на её подбородке пальцы. — Значит, по-твоему, я дура? — Тонкс удивлённо и немного испуганно расширила глаза, не замечая уже ничего, кроме его пристального взгляда. — Но ты же говорил, что с такими не водишься… И… какого рода силу ты намереваешься применить? — она немного нервно улыбнулась. — Может, непослушную девочку нужно отшлёпать? — А это ещё надо проверить, — Родольфус жёстко усмехнулся. — Может быть, я действительно решу, что ты не стоишь моего внимания… — он пожал плечами с видимостью равнодушия, тем не менее, прижимая её столь же близко. — А в применении силы я далеко не так банален, как ты подумала. — То есть как это… — теперь уже Тонкс внутренне паниковала. И не только из-за того, что он наверняка придумает какой-нибудь изощрённый способ надругаться над ней. Но и из-за того, что он может решить окончательно избавиться от неё. От этого человека можно ожидать чего угодно… — А может… не надо? — Очень просто, — он почти откровенно наслаждался прорывавшимся в её глазах страхом. Он любил эту власть. И теперь не желал останавливаться. — Надо. Ты должна твёрдо усвоить, что ждёт излишне дерзких девчонок. А уж потом я решу, избавиться от тебя или до поры оставить… Тонкс задрожала, и он, тесно сжимающий её в объятиях, наверняка это почувствовал. Она искала в его лице хотя бы ничтожную каплю проявленной жалости… и не находила. Разумней всего посчитала не рыпаться — иначе точно будет хуже некуда, и только напряглась всем телом, а так покорно проговорила: — Ты властен делать со мной всё, что пожелаешь… — Всё? — опасный шёпот ей в лицо. Проворные пальцы срывали пуговицы с её блузки, не трудясь расстёгивать. Дрожащая, растерянная, она была так жалка… и так желанна. Жжение страсти накладывалось на стремление подчинить, рождая опасную смесь. — Так я сделаю. Рывком — к её губам, впиваясь жестоко, без нежности, неласково, зло. До крови, до боли… Вскрик или отрывистый стон — и она уже упирается ладонями в его грудь, пытаясь отстраниться, не понимая, что этим делает себе ещё хуже… Его губы — притягательные и такие… холодные, чужие. Потому что жестокие. «Ну уж нет. Не сбежишь…» Она будет здесь, пока он этого хочет. И даже ближе, чем здесь. Родольфус усмехнулся, слизывая очередную каплю крови с её губ. Отбросил её руки, как препятствующий мусор, и отнюдь не слегка сжал ладонью грудь, сминая. Другой рукой надёжно держал за талию — правда, чуть забираясь пальцами под джинсы. — Спина уже совсем зажила? Если да, то пора подновить. От боли у Тонкс выступили слёзы, но она ещё старалась держаться. Пусть скрывать ужас уже не получалось. И её кровь на его губах… Тонкс расслабилась, отдаваясь — лишь бы только не ещё больнее. Но спину инстинктивно выпрямила, болезненно натягивая кожу. — Нет, не зажила… — А может быть, ты лжёшь? Надо проверить. Его голос был уже мягче, но так же холодно Родольфус коснулся её губ, словно бы проверяя осадок от неправдивых слов. С треском ткани он стянул с неё блузку, неожиданно отталкивая, заламывая руки за спину и поворачивая к себе как раз спиной. — А ведь и правда лжёте… Его пальцы пробежались по ещё видимому следу. От неожиданности Тонкс дёрнулась, от чего сустав в плече вызвал нестерпимую боль. Она заплакала — отчаянно и несдержанно… Но боль — ещё полбеды. Только бы он не подумал, что это движение она сделала намеренно, чтоб освободиться. И прикосновение его пальцев к недавней ране тоже причинило боль, но слабую и зудящую. На её движение Родольфус среагировал, дёрнув обратно. Если это и имело последствием вывих, что далеко не факт, — его это не волновало. Его пальцы сильнее прижались к коже, очерчивая контур раны. — И как же наказать тебя за враньё? Думаю, одного кусочка на этот раз будет мало, — холодный, отстранённо-рассуждающий голос. — И не смей плакать. Акцио, нож номер шесть. Это было доступно ему и без палочки… Лестрейндж усмехнулся. — Я… я не лгу! Тонкс сделала усилие над собой, чтобы унять рыдания. Попытка провалилась. Дрожь в теле усилилась, вызывая вибрацию — ты чувствуешь? Она ещё теснее прижалась к нему спиной, будто прося защиты. А одна мысль о ноже заставила сердце сжаться — это явно лишнее… Это чересчур страшно. — Я сделаю всё… Не совсем понимая, зачем — Родольфус коснулся губами кожи между её лопатками. Так, на пробу — осторожно, нежно, словно бы не он только что терзал её губы. Пресловутый нож номер шесть холодил пальцы. — Нет, ты лжёшь… Лживая, лицемерная девчонка… Я больше не намерен тебе верить. Лезвие коснулось её кожи — ещё не раня, предупреждая. — Делай, — спокойная усмешка появилась на его губах. — К примеру? Тонкс замерла, боясь даже шевельнуться. Казалось, даже сердце перестало биться. Только ресницы вздрагивали, как бы крепко она ни зажмуривалась. Обидно, несправедливо… Почему он так говорит? Она не такая… — Всё, что пожелаешь. Что захочешь. Что прикажешь. — Правильно, никаких вольностей. Думаешь, сказка о чувствах даёт тебе на них право? Родольфус наклонил голову к плечу, на секунду забыв, что она не может его видеть. Тёмная волна внутри успокаивалась, и интуиция подсказывала, что нож будет уже крайней мерой, а она и так уже побеждена. И всё же перед тем, как он отбросил нож, лезвие успело легонько чиркнуть, оставив сочащуюся царапину — на память. — Сядь. На пол. — Я не сказочница, — сказала она очень тихо. Не протест — слабое оправдание. Пусть не услышит, не различит в голосе даже крупицы той боли, которую причиняет своими словами. Тонкс села на пол у его ног, опустив голову, не смея поднять глаза. Казалось — легко отделалась… — Вот о чём и речь — сочинять получается плохо, Родольфус усмехнулся. Он чувствовал странное безразличие. Опустил ладонь ей на голову, слегка сжимая пальцы в её волосах. — Я не сочиняю. Тонкс отрицала уже на автомате, понимая, что её слова для него ничего не значат… Почему-то. И любое, что бы она ни сказала, — пропало бы впустую. Молчать — лучше. Так не очень больно. И почувствовав его пальцы в волосах, только приникла щекой к его колену. Жаль, через ткань брюк он не почувствует, какие эти щёки горячие и влажные. Родольфус почувствовал укол тёплой нежности от такого простого прикосновения. «А какая, собственно, разница». Ему нужно, чтобы она была рядом, а почувствовав явную фальшь, оттолкнуть и уничтожить он всегда успеет. Присел рядом, не прекращая гладить волосы, стирая пальцами следы слёз с её щёк. — Моя хорошая. Девочка моя. Не поднимая глаз, она просто взяла его руку, отнимая от своего лица. Сжала, стиснула в своих ладонях — бессознательно, но до боли. Так выражала всю обиду, которая накопилась. Складывалось впечатление, что ему нравилось пугать её до полуобморока, чтобы потом на контрасте выразить нежность. Ну да плевать… Хотя бы так. Он обнял её крепче, уже не говоря ни слова. На судорожное стискивание своей ладони почти не обратил внимания — только как на факт. Он положил щёку ей на плечо, а она всё ещё дрожащими пальцами погладила его волосы. Осторожно, ласково. Лицо Тонкс было предельно серьёзным, как ни пыталась выдать хотя бы подобие улыбки. Он просил, чтобы чаще улыбалась… Возможно ли после таких переживаний? Столько сил на это тратилось… Оставалось только на то, чтобы вздохнуть и закрыть глаза. Родольфус потянулся к этой ласке — как к последнему, что осталось в жизни. Может быть, действительно — последнее… Ещё чуть ближе, хотя двигаться не хотелось, а хотелось сидеть рядом, обнимая её, чувствуя её дыхание и целуя — как сейчас поцеловал в подбородок. — Прости. Я люблю тебя… Она повернула голову, нашла его губы своими. Какие эти слова на вкус? Кажется, солоновато… Или это от ещё выступающей крови? Тонкс зарылась пальцами в его волосы, ещё теснее прижимаясь. Вот так, теперь родной… Ему было хорошо — так хорошо, как не было уже давно. Он целовал её нежно, долго, со вкусом — как дегустируют дорогое вино. Гладил плечи, сам закрыв глаза. Нежность переливалась, хлестала через край… Тонкс казалось, что она сейчас утонет… Нечем дышать… Она оторвалась от его губ, жадно вдыхая, и потом облегчённо выдохнула вместе с воздухом: — Спасибо тебе. — За что? — он непонимающе взглянул ей в глаза. Держал за плечи по-прежнему крепко и надёжно. — За то, что ты у меня есть, — она ответила взглядом, нежным и любящим. И обняла его за талию, доверительно прижимаясь. — Разве я есть? Вот в этом ты точно ошибаешься, девочка моя. Родольфус покачал головой. Не знал, как объяснить, и стоит ли объяснять… Но прижатое к нему гибкое тело действовало вполне определённым образом. Он гладил её спину, её плечи и руки — а пальцы потянулись к застёжке её джинсов. — Ты… хочешь? Тонкс не поняла, почему он утверждает такие странные вещи… Ведь вот он. Здесь. Она явственно это чувствует… Для убеждения себя Тонкс ощупала его плечи, сунула руки под рубашку. Он что-то путает, видимо. Но спрашивать не стала, только улыбнулась: — Я? Хочу… — и приникла к его губам в поцелуе. Застёжка на этот раз поддалась быстрей. «Да, это определённо легче, чем рвать платья…» Воспоминание, больно кольнувшее его изнутри, отогнал — сосредотачивая внимание на маленьких ладонях, чуть остужающих разгорячённое тело, на губах под его губами… Родольфус оторвался от них, шепнув ей в лицо: — Девочка. Моя маленькая любимая девочка… Прижимая за плечи к полу — на который всё-таки был настелен тёплый ворсистый ковёр, он расстегнул и свои брюки, накрывая её своим телом. Расстегнув его рубашку, Тонкс стянула её с плеч. Тело обожгло прикосновение его кожи. Желание… Сильное, горячее, страстное. Заботливо — удобно тебе? — раздвинула ножки. И руками скользя по спине, она притягивала его ближе. В распахнутых глазах — огонь… Родольфус сжал плечи, целуя её лицо, прижимаясь к ней всем телом. Погладил по внутренней стороне бедра, прежде чем толкнуться в неё, ощутить, какая она горячая и ждущая — там… «Да, дорогая, мне очень удобно…» Тонкс выдохнула, выгибая спину, принимая его в себя… Прекрасное чувство наполненности. Смыслом? Да, в нём — весь смысл. Чувствовать его, дышать его дыханием, ловить его пульс… Ещё глубже, ещё полнее… Он словно отмечал её собой. Поймал губы, а руки шарили по её телу, лаская, чувствуя мягкую кожу в бисеринках пота… Ритмичные стоны в его губы. Целовать, кусать — чтобы не крикнуть… И руками — жёсткий массаж на его спине, влажной и напряжённой. И бёдрами — в такт. Мысли — куда-то… То ли вглубь, то ли вдаль… Дыхание давно и безнадёжно сбито, с резкими вздохами перемежаются стоны. Ему было несколько страшно ощутить, что не может заставить себя не быть нежным с ней сейчас… Он наращивал темп, позволяя мыслям уноситься из головы порывом ветра. «Не сдерживайся, любимая…» Родольфус приник к её шее рваными, горячими поцелуями. И наконец она издала протяжный крик, сходящий на нет в стоне… Оставила на его плече следы ногтей — такие же протяжённые. И резко распахнула глаза — вспышка оргазма, ослепляющая и прекрасная, застыла в них. Она подстроилась под его бешеный темп — ещё, милый… У Родольфуса мелькнула мысль заставить её ответить за царапины — но как-нибудь потом, не теперь. Теперь он хотел подарить ей всё наслаждение, какое способен, а потом… Потом будет потом. Отнюдь не яркое и не счастливое, потому что в этот раз он не повторит ошибок и ударит первым. По-настоящему ударит. А пробные нужны, чтобы не распознала… И жестокость стали мелькнула на миг в обжигающих страстью глазах. Тонкс улыбнулась — ярко, счастливо. И слёзы покатились из широко открытых глаз. И будто стараясь загладить вину, она гладила его плечи — мягко, нежно трогая пальчиками. Немного справившись с дыханием, шепнула: — Я люблю тебя. — Я знаю. Он кивнул, сцеловывая солёные капли с её щёк и глаз. На улыбку старался не смотреть, лежал на ней, дыша расслабленно и удовлетворённо. Пока её пальцы порхали бабочками, Родольфус прикоснулся, легко погладив, к ней внизу — ощутить, запомнить, да и просто слегка успокоить… — Сладкий мой… — Тонкс блаженно закрыла глаза, принимая его ласки с благодарностью. И сама перебирала его волосы, иногда едва касаясь шеи. Вот так вот бы вечно… — Чего бы тебе хотелось? — Мне… Родольфус задумался на минуту, переворачиваясь на бок и свободно, как нечто принадлежащее ему, обнимая её. Близкая, родная, знакомая, как книга, которую каждый раз перечитываешь с интересом, хотя буквы те же. — Мне ничего не хотелось бы, — и всё-таки почему-то сказал правду. — Ничего так ничего… — легко согласилась Тонкс, пряча улыбку у него на шее. И так было хорошо, без каких-либо «ещё». Теперь бы уснуть в его объятиях — и жизнь можно считать прекрасной. — А тебе? — спросил он неожиданно. Ему самому не хотелось по той причине, что хотеть можно выполнимого, а не мечты. Не считая просто банальное нежелание чего-то хотеть. Мысли Родольфуса слегка путались, даже ещё больше, когда старался поймать их за хвост. Он погладил её по спине — отдыхай, моя хорошая… — Хочу быть с тобой. Тонкс лизнула его шею, следом зацеловывая. И гладила его грудь, и дышала размеренно и тепло. Тепло… Она вдруг выхватила из воздуха любимый оранжевый плед. Так лучше. — Ты и так со мной, — заметил он, укрывая себя и её этим пледом и невольно чуть улыбнувшись. — Ты тёплая. А это одеяло для тебя что-то значит, наверное? — Нет, хочу долго… навсегда… — ответила она абсолютно серьёзно куда-то в его плечо. Просто констатация факта. Значит ли это что-нибудь для него — лучше не знать. — Этот плед? Да, значит… Ты ведь говорил, что любишь тепло. А это одеяло я впервые сотворила для тебя. Помнишь? В таверне, ты заснул… Не знаю, почему так получилось. И теперь оно мне дорого — ассоциируется с тобой и теплом, и счастьем. — Глупая… Навсегда нельзя. Законы логики… — он прикоснулся губами к её макушке, словно бы так вот, ласково, старался выгнать лишние мысли, и кивнул слегка. — Да, я помню. Это было так неожиданно… Так ново. Только ассоциации у тебя не те… — он чуть усмехнулся. — Я — не тепло и не счастье… — Законы можно и нарушить… — безмятежно заявила Тонкс, будто давно уже решила так и сделать. Терять ей было нечего, а приобрести можно многое… Она потёрлась носом о его щёку, чуть приподняв голову, и легонько коснулась его губ своими. — А для меня ты — счастье, чтобы ты ни говорил. — Нельзя. На то они и законы. Нерушимы и неумолимы… — Родольфус усмехнулся, воздушно целуя в ответ. Как она не понимает… Но её упрямство начинало казаться приятным. — Интересные у тебя представления о счастье… — Законы соблюдают только порядочные люди. А мы будем делинквентами, в таком случае… Как он не поймёт, что если она захотела — сделает назло всему. Сам ведь учил, что желания должны побеждать обстоятельства… Ещё один дразнящий поцелуй в губы: — Ну и что… Что я могу сделать… — Какая же ты глупая, моя маленькая девочка… Делинквентов всё равно ловят, и они своё получают. Мне ли не знать, — Лестрейндж усмехнулся. Она, видимо, хочет возбудить его ещё раз… Что ж, посмотрим. Поцеловал её нос. — Ты можешь уйти. Пока не поздно. — Прекрати называть меня глупой… Если быть достаточно осторожными, то не поймают. Уж тебе ли не знать, действительно. Тонкс устало опустила голову вновь на его плечо. Эти споры — вот что действительно было глупо… И ужасно бессмысленно. Только расстройство одно. Она обняла его крепче. — Не уйду. И не надейся. — Не прекращу. Но ты не всегда такая… По большей части ты умная и рассудительная. Но со мной ты иногда теряешь эти качества… — он погладил её по волосам, целуя висок. Успокойся… Будет рядом. — Не надеюсь я. Ты нужна… А я предлагаю. — Не теряю, это тебе так кажется. Ты перестаёшь воспринимать мои слова всерьёз — вот и всё… — она коснулась губами его шеи, ниже, ключица, грудь. Устроилась удобней, щекоча его дыханием, и пробормотала: — А предложения у тебя неправильные какие-то…