А я и мой друг, Доктор наук, спорим в классическом стиле.
— Итак, Мастер, ты выбираешь первым. — Доктор был более напряжен, чем обычно, он уже морально готовился к незадавшемуся продолжению дня, и на его лбу проступили заметные морщины. Мастер элегантной походкой подошел к консоли Тардис и стал набирать координаты. Док вдохнул. Тардис затряслась, загудела и понеслась сквозь пространство и время. Ее пассажиров стало швырять из стороны в сторону, но, благо, в тот самый момент, когда Доктор был на грани того, чтобы свалиться под консоль, все затихло. Док выдохнул. Вообще, они слегка передохнули после встряски прежде, чем выйти из укрытия в какие бы то ни было, но явно отвратные реалии, которые ему хотел показать Мастер. После этого они открыли двери Тардис и вышли на улицу какого-то непримечательного городка первой половины девятнадцатого века. Все было, как обычно, спокойно: люди шныряли туда-сюда по улицам, на базаре неподалеку кто-то весело созывал всех купить его вкуснейшие овощи, птицы перелетали с крыши на крышу, редко пытаясь склевать что-нибудь из рук торговцев. Обычная антисанитария, обычные людские отношения, ничего такого. — И чем ты хочешь меня здесь шокировать? — Мы еще не дошли. Это я тебе так, для контраста. Ведь в тихом омуте всегда черти водятся… — Мастер взял Доктора за руку и повел в известном одному ему направлении. Тот украдкой оглядывался, пытаясь все-таки понять, что такого шокирующего происходило в это время. Вокруг их окружали разнообразные плотно сжатые домишки, где-то вдалеке виднелся дым, тянущийся за чем-то движущимся вдали. Ничего примечательного. Но вот они вышли за границу города и пошли по направлению к усадьбе, находящейся вдали, окруженной полем с одной стороны и мягко освещенным лесом с другой. К ней вела безлюдная песчаная дорога с выбитыми колеями, которая перед домом расходилась на две, одна из которых вела к воротам усадьбы, а другая куда-то дальше. Вдалеке Доктор увидел реку. Огромную реку. Покрытую пароходами, с длинным мостом, перекинутым через нее. — Это Новый Орлеан! Эту речищу я узнаю даже издалека! — Да-а-а, это он. Тысяча восемьсот тридцать четвертый. — Этот год что-то значил, но Доктор старательно не мог вспомнить, что. Или не хотел. — А теперь обрати внимание: Четыре, три, два, один… — дом начал медленно покрываться языками пламени: сначала из окна второго этажа вылезли красные хвосты, потом они захватили балкон и стену над ним, медленно переползли на крышу и вскоре незаметно покрыли весь дом. — Что? Что происходит? — Изнутри послышались крики. — Черт, Мастер, где мы?! Я должен им помочь! — Глаза Доктора широко раскрылись, пытаясь вылезти из орбит, губы напряглись, дыхание сбилось, и на лбу выступили предательские пульсирующие вены. Таким он предстал перед наслаждающимся этим зрелищем Мастером. — Ну иди. Но боюсь, ты не особо обрадуешься. — Мастер от чего-то издевательски ухмыльнулся, но Доктор этого не заметил, так как был очень взволнован. Его даже не заинтересовал тот странный факт, что Мастер спокойно отпустил его спасать ненавистных людей, и он стремглав бросился к воротам, быстро взломал отверткой старый замок и вбежал внутрь искать кричащих. Мастер спокойно ожидал его, зайдя за ворота усадьбы прохаживаясь взад-вперед перед горящим зданием. Чтобы скрасить скуку, он достал из кармана пачку сигарет, вынул одну и прикурил от перешедшего на деревья пожара. Доктор выбежал примерно через пять минут, бледный, ошарашенный, онемевший от ужаса. — Ты один? Никого не прихватил? — Мастер весело взглянул на него, ожидая реакции на свою шутку. — Я…я не смог. Это ужасно. Господи… Мари Дельфина ЛаЛори… — его глаза закатились, и он упал навзничь прямо перед горящим входом. Мастер чертыхнулся и, затушив сигарету и выкинув окурок в огонь, подбежал к Доктору, поднял обмякшее тело и понес в сторону Тардис, попеременно скрываясь от наезжавших машин полицейских и пожарных: — Вот же ж! Я же не думал, что ты такой впечатлительный… Надо было начать помягче… Через некоторое время он наконец доволок тело до Тардис, толкнулся плечом и ввалился внутрь. Доктор пришел в себя через полтора часа, и первое, что он сделал, вернувшись в сознание — это дернул за рычаг и переместил будку в далекую от этого момента времени и пространства часть космоса, словно спасаясь от заставшего его еще в сознании ужаса. — Ну что? Как тебе? — Мастер присел рядом с обессиленно осевшим на полу Доктором. Тот не отвечал. Просто бездумно уставился в одну точку. Он был явно не в себе: морщины на лбу словно застыли в немой маске ужаса и удивления, глаза выпучены, губы подрагивали, да и весь он дрожал, не в силах взять себя в руки. — Ну прости. Надо было начать с инквизиции. — Мастер теплыми руками обхватил исступленного Доктора и прижал головой к одному из своих сердец. — Давай, поделись, тебе легче будет, мне веселее… — Доктор попытался отшатнуться от объятий, но когда он почувствовал чужую заботу, ему стало немного легче, не надо было в одиночку утопать в своем страхе. Поэтому после слов Мастера он очень сипло и тихо подал голос, осторожно вспоминая то, что увидел в горящем здании: — Я…я вошел туда и увидел… это. Жуткий темный дом. Трупы и еще живые. Разбросаны гнить в разных частях горящего дома. И все изуродованы… Пришитые конечности. Оторванные части тела тоже валялись на полу. Они крючились от боли. Некоторые были разрисованы. Некоторые исполосованы. Кто-то горел. — Доктор на секунду остановился, и глубоко и громко вдохнул, сдерживая подступы истерики. — Боже, они все были там и мучились. Я даже не мог помочь. Я… я подошел к одному из них, и он сказал: «Только не спасайте меня. Я хочу умереть.» И я убежал. Это просто ужас. Кошмар. — Доктор уткнулся лицом в грудь своему бичевателю. Его успокаивал звук знакомых сердец. В этом звуке, казалось, можно было забыть все пережитое. Здесь, в другом времени в далеком космосе это казалось лишь каким-то сюрреалистичным кошмаром. Он просто попытался забыться и унять дрожь во всем теле в тепле знакомого, пока тот не откинул его куда подальше. Мастер был удовлетворен потрясением Доктора. Его беспомощностью и неспособностью хоть как-то повлиять на происходящее в том доме. На его жалость и сломленную веру в человечество. Он подумал, что Доктора еще можно перекроить так, как ему надо, и тогда даже можно взять его с собой в Тардис. Еще пара таких вылазок, и от прежнего Доктора не останется и следа. — Можно мне немного времени? Мне надо пережить это. — Сколько потребуется, Доктор. Только не заставляй меня ждать слишком долго, я не очень терпеливый. — Доктор отлип от чужой груди, встал и, немного шатаясь, удалился в одну из комнат Тардис. Мастер решил не ходить за ним, оставляя Доктора со своими мыслями наедине. Ведь безумие отлично развивается, когда рядом нет никого, кто может тебя поддержать.***
Через энное количество времени уже посвежевший и надевший на себя улыбку Доктор вышел в комнату с консолью. Мастер сидел на том же месте, где они расстались, а точнее, лежал, облокотившись на панель, и тихонько посапывал. Доктор аккуратно притронулся к его плечу, от чего посапывание резко оборвалось, глаза безумца раскрылись и зрачки уставились на Дока. — Ну, в общем, теперь моя очередь. — Разве я еще не выиграл? Ты выглядел сломанным. — Не думай, что один жестокий представитель изменит мое мнение обо всем человечестве. Я покажу тебе другого. — С решительным сосредоточенным видом он нажал что-то на панели, подергал за рычаги, и вот перемещение опять заставило их прыгать по комнате консоли, хватаясь за все вокруг. Вскоре балаган кончился, и они вышли на ярко освещенную летним солнцем современную улицу. — О, где же мы, Доктор? Объясни. — София. Вон то здание — он указал на огромную многоярусную постройку с зелеными и золотыми куполами, возвышающуюся над остальными зданиями. — собор Святого Александра Невского. — Хочешь показать мне попов? Нет, спасибо. — Нет, нам не внутрь. Тот, кто нас интересует, редко туда заходит, но часто стоит неподалеку… — Доктор пошел по направлению к собору, оглядываясь по сторонам, и, когда увидел того, кто его интересовал, резко повернул направо и двинулся в его направлении. В конце-концов он незаметно пристроился к одну из деревьев, покрывавших его тенью, и подозвал к себе Мастера. Тот с неохотой подошел и пристроился рядом. Все, что он увидел, посмотрев по направлению взгляда Доктора — это дряхлого сидящего на скамейке старичка в самодельной одежде, заросшего, сгорбленного и смотрящего куда-то вдаль. — И что прекрасного я должен в этом увидеть? — Ну, все прекрасное не так ярко, как отвратительное. Этого нищего старика зовут Добри. Почти каждый день он проводит неподалеку от этого собора. Ему приносят пожертвования, но себе он не берет из них ничего, отдавая все деньги либо храму, либо нуждающимся. Он спасает бездомных, детей, обездоленных, не ожидая награды и при этом ничего не говорит о совершенных им поступках… Вот такие люди бывают на этой планете. — Доктор повернулся и пронзительно посмотрел в глаза Мастеру, словно пытаясь передать взглядом всю глубины души добродеятеля, сидящего сейчас под полуденным солнцем с сосредоточенным, задумчивым лицом. Мастер упорно пытался победить в этом поединке взглядов, но не смог, что-то все-таки было задето внутри его души, и он отвел зрачки от Доктора, сказав: — Ладно, признаю, неплохо. — Доктор неимоверно обрадовался перемене в выражении лица Мастера и широко и добро улыбнулся, издав детский смешок. Маленькая победа, ведущая к великому будущему, по его мнению. Мастер же был не особо доволен. — Ну что, едем дальше? В ад? — Улыбка мгновенно исчезла с лица Дока, сменившись придавленным упадническим напряжением. — Да. — Обреченно выдохнул он. Итак, их странное пари продолжалось. Координаты устанавливались, дергались рычаги, выбрасывая спорщиков в разные углы времени. В дикие ее моменты, в потрясающие и красивейшие ее моменты. Прошлись по полному списку, начиная от зарождения письменности и пыток и кончая уходящим в будущее 2465 годом, годом самый гуманнейших правителей Вселенной. И сложно сказать, менялось ли мнение кого-либо из них от этих поездок. Скорее, нервы накалялись все больше и больше, Доктор с каждым новым увиденным ужасом словно белел, становясь похожим на скомканный пергамент, а Мастер при виде сотрясающего мир милосердия сдвигал брови все ближе друг к другу не то от злости, не от борьбы где-то глубоко в душе. Периодически, вместо того, чтобы отправляться в место события, они просто орали друг на друга имена и даты, прыгая вокруг консоли, вроде «Мать Тереза!», «Гитлер!» «тысяча девятьсот сорок первый!», чтобы выбросить из себя накопившиеся эмоции, что превращало пари скорее в бестолковую перебранку, чем в способ решения их взаимной проблемы. Через определенное количество поездок Мастеру это начало, в конце-концов, окончательно надоедать, брови было сложно сдвигать еще ближе, и он решил поставить жирную точку, означающую его ощутимую победу. Он молча ввел координаты, Тардис громыхнула, раскидала уже привыкших ко всему этому повелителей времени и утихла. — Ну что на этот раз? — с иронией и болью в голосе произнес Доктор. Он уже видел инквизицию, падающих со скалы спартанских мальчиков, казни Грозного, колы Дракулы, насильников, Эльзу Кох и, казалось, весь сущий кошмар, попеременно вспыхивавший в разных частях планеты. Он был настолько морально избит, что уже слабо реагировал на новые страшные картины, разворачиваемые Мастером. — О, это тебя впечатлит! — Мастер выглядел особенно торжественно в этот раз, правда, одновременно с этим еще и усталым. Одно дело — говорить об отвратительности человеческой расы, и совсем другое — погружаться в самые ее придонные участки. Он даже был рад, что Доктор показывал ему что-то успокоительно хорошее после каждого их захода. Но надо было завершить дело. — Давай, пошли. — Что-то у меня плохое предчувствие… — Мастер не смог не расхохотаться от такого заявления. Они вышли из дверей Тардис и попали в зеленое мягкое поле. Трава мерно и успокоительно колыхалась. Небо было ярко-голубого цвета, покрытое белыми тучными облаками. Где-то вдалеке слышались поезда, наверное, потому что рядом, недалеко от места их стоянки, находилась одинокая железная дорога. Мастер оглядывался вокруг, пока его внимание не привлекли, видимо, искомые им крики ребенка и чьи-то грубые восклицания. — О! А вот и они! Как по расписанию! Джон Венейблс, Роберт Томпсон и их маленький друг! — Доктор посмотрел по направлению криков и замер в оцепенении: его лицо исказилось в неестественной гримасе отчаянного ужаса, тело застыло, как у восковой фигуры, зрачки сузились до двух точек, наблюдающих за происходящим. Справившись с собой, он в гробовом молчании решился побежать в сторону детей, но сильная рука остановила его, схватив за кисть. — Нет уж, прости, Доктор, но ты не можешь менять ход истории. Это их выбор. — Доктор попытался высвободиться, но все было бесполезно, и он зажмурил глаза, стараясь скрыться от все нарастающего вопля ребенка. — Тогда, прошу, просто уведи меня отсюда. Просто. Уведи. Я не могу на это смотреть. Они же дети! — Мастер ехидно улыбнулся и посмотрел на Доктора, желая увидеть свою победу, но вместо этого увидел упавшего на колени, схватившегося за его руку Доктора, трясущегося, словно от жуткой боли, молящего о помощи своего врага и… плачущего. От вида текущих по лицу Доктора слез весь триумф Мастера ушел куда-то на задний план. Он хотел увидеть все, кроме этого. Это было слишком даже для него. Доктор не просто сдержанно плакал, как он иногда делает в пиках своего эмоционального разрыва, он рыдал, немыслимо содрогаясь в истерике, оставляя мокрые следы на рукаве Мастеровской толстовки и боясь оторвать от нее взгляд, чтобы не видеть происходящего. Мастер молча потянул Доктора вверх, заставляя его встать, и быстро завел внутрь Тардис, в злобе на самого себя громко захлопнув двери корабля. Затем он перенаправил ее в свободное плавание куда-нибудь подальше от этого места и направился к Доктору. — Прости меня, я не хотел заходить так далеко, но это нужно было прекратить. — Он пытался говорить успокаивающе, что не очень шло его гавкающему голосу. Мастер потянул руки к рыдающему красному взлохмаченному Доктору, чтобы прижать его к себе и успокоить, но во второй раз эта тактика не сработала. Доктор резко отшатнулся назад и с усилием посмотрел исподлобья красными гневными глазами на Мастера: — Отвали от меня! Я не в настроении поддерживать твою манию к безумию! — он посмотрел на двери, ведущие сейчас в космос и подумал о том, не вышвырнуть ли Мастера прямо здесь, чтобы больше никогда не видеть этого существа, способного ехидничать, видя то, что они видели, но его еще пока не умертвленные окончательно сердца подсказывали, что лучше этого не делать, и он просто убежал куда-то в одну из комнат Тардис страдать в одиночке, оставив Мастера со все нарастающим чувством вины стоять около консоли. А чувство вины Мастер ощущал. Ну, понимаете, как бы это объяснить… Конечно, он хотел, чтобы Доктору было больно. Но это скорее из мести за всю ту боль, которую принес ему Доктор. Просто боль за боль. Он бы и так смог завладеть Тардис, убив повелителя еще в тот момент, когда Доктор был настолько слаб из-за постепенной глубокой регенерации, что не мог вырваться у него из рук, но не сделал этого из глупого чувства мести. Возможно, он даже хотел надломить Доктора и вскрыть его тайные возможности, переманить на свою сторону, и тогда они бы спокойно могли сосуществовать вместе. Возможно, это даже был его изначальный план. Возможно, он даже любил Доктора. Очень любил. И поэтому все зашло слишком далеко. И поэтому же он остановил все, хотя мог бы просто морально уничтожить Доктора увиденным. И теперь он чувствует вину, потому что перешел границы и заставил самое дорогое для него создание кривляться в рыдательных спазмах где-то в бесконечности Тардис. До такого он еще ни разу не доводил. И, о Боже, это отвратительно даже по его меркам. Мастер со стоном сморщил лицо, ощущая себя самым хреновым повелителем времени всех измерений. Теперь он может с гордостью носить титул «смог довести Доктора до истерики». Он потер рукою висок, пытаясь унять нарастающий вместе с его замешательством бой барабанов, теперь, правда, не воинственных, а, скорее, обвиняющих. — Какой же я… — Он накрыл ладонью лицо, сжал его пальцами и отнял руку, словно оторвав маску того самого «урода». — Ладно, я должен все исправить. Как-то паршиво получилось…***
Он уже два с лишним часа бродил по нескончаемым коридорам, но комнаты, в которой находился Доктор, как след простыл. Бассейн попадался ему уже в третий раз, кухня в пятый, фитнес зал в восьмой. — О-о-ох, я никогда его не найду. — Мастер остановился, отчаявшись увидеть желанную дверь и страдальческим голосом прокричал, — Ну где же ты, Доктор?! Я хочу помочь! — Он трагически прислонился к стене, но вдруг то, что было стеной, странным образом испарилось, оставив только проход, в который Мастер с вскриком провалился и громко грохнулся на пол, покрытый ламинатом. Ругнувшись на заботливую Тардис, он встал и осмотрелся в попытках понять, что происходит. Вроде комната, как комната, ничего необычно: кровать, тумбочка, торшер, шкаф, фотографии на стенах. Доктора нет. Или… Мастер прислушался к звукам, носящимся по комнате. Откуда-то изнутри слышались негромкие всхлипы. — Доктор?! Доктор, ты здесь? Ответь мне! — Он стал ошарашенно шарить руками и взглядом по комнате в попытках понять, куда делся его Доктор, не невидим ли он вообще, не провалился ли куда. Бегая по кругу, он вдруг внезапно остановился у шкафа и хлопнул ладонью по лбу, изличая свою тупость. — Ну конечно… шкаф… — Он резко дернул за ручки шкафа и обнаружил сжавшееся в клубочек, скрытое от него под коричневым плащом и красными кедами дергающееся тело. — Тета… — Мастер не смог сдержать эмоций и упал рядом с Доком, обхватив его руками. — Тета… Тета… Тета, ты все это время плакал! — Он прижался щекой к горячему лбу Доктора и стал убаюкивать его в своих руках, нашептывая через боль. — Сета, прости меня… какой же я урод… Сета, прости… я не хотел… Сета, прошу, успокойся… — вдруг он перестал слышать всхлипы, а их место заменили подрагивающие посапывания, и горячая масса в его руках обмякла, навалившись на него своим весом. Мастер издал нечленораздельный рык в желании порвать себя самого. Он не хотел доводить до такого. Черт! Он смог сделать это с девятьсот летним стариком, который видел столько, сколько не видело ни одно существо космоса. Сколько нервов и жизней может уничтожить такая профилактика! Его любимый, бедный, глупый Сета! Оторвав себя от сжимания по ощущениям полумертвого повелителя времени, он уложил его на кровать, совершенно обессиленного, немощного, выпалившего все свои нейронные окончания. Мастера разрывало от чувства горечи и нежности. Никакие барабаны не могли перекрыть эту часть его мировосприятия. Он тихо примостился рядом с Доктором, а затем обнял его и навалился немного сверху, словно пытаясь стать живым щитом между ним и окружающим его миром. Доктор тихо постанывал. Одинокие слезы иногда катились по его раскрасневшемуся лицу, оставляя темные мокрые пятнышки на подушке. Мастер внутри проклинал себя, все глубже нервно зарываясь лицом в каштановые волосы от каждого нового стона и поглаживая по шее и плечам иногда вздрагивающего от невольных конвульсий страдальца. Когда тот в бреду просыпался и что-то шептал, Мастер незамедлительно его успокаивал: «Все будет хорошо, Сета… Я с тобой, Сета… Все позади… Все хорошо…»***
С мучительным стоном Доктор открывает глаза от того, что ему дико жарко. Он чувствует себя слабым, убогим, старым, больным и избитым. Его левое ухо что-то щекочет, приятно, по-родному, и он понимает, что это теплое дыхание Мастера, от чего становится как-то жутковато, потому что до сознания доходит, что на него навалена еще и вся мощь этого исполина, которая и создавала адскую жару. — Мастер… — Он сипло выдавливает из себя имя обнимающего его демона и водит зудящими от слез зрачками в поисках последнего. — Доктор. Я думал, ты уже не проснешься. — Мастер говорит серьезно, даже без привычной издевки. — Доктор… — он виновато сжимает губы и подставляет свои грустные глаза под бегающий взгляд. — Прости меня. Док утомленно вздыхает, вздымаясь в его руках. Такой маленький и тощий, способный сейчас сломаться от слишком сильной хватки, и Мастер немного сползает с него, давая Доку пространство для маневров и дыхания. — Доктор, прости, я… я слишком много себе позволил… ты же знаешь… я не хотел… — Мастер с усилием щурится, чтобы не смотреть в глаза Доктору и выдавливает из себя слово за словом с нажимом, потому что такие проявления чувств для него слишком выпадают из роли, он ломает все воздвигнутые за годы их игры стены в одночасье, и это больно отдается в его висках. — И куда делся тот безумец, пытавший меня? — Доктор горько усмехнулся, внутренне забавляясь тем, каким жалким и ласковым может быть Мастер. Он уже и забыл за столько то лет их веселого бичевания друг друга. — Я… — голос Мастера дрожал, он не мог собрать мысли в одно. — Ты знаешь, что я с приветом. Но… — Тут ему стало совсем не по себе, слишком уж не в его духе говорить такое. — Знаешь, почему я тебя еще не убил? Сколько, ты думаешь, возможностей у меня было? — Приблизительно двести восемьдесят три, и еще около четырех часов, пока я спал… — Доктор нашел кадык Мастера и прижался к нему губами, успокаивая успевшими остыть губами разгорячившуюся кожу дергающегося с видом утопленника в порывах вины Мастера. — Думаю, ты и так все понял… — Мастер успокоился, втайне поблагодарил Дока за возможность ничего не объяснять, уткнулся головой в его шевелюру и поцеловал в макушку настолько нежно, насколько позволяла недельная щетина и легкое безумие в глазах. Так протяжно, сладко, тихо. — Нет уж, ты скажи. — Доктор цепко прикусил кожу на кадыке, как звереныш, заставив Мастера охнуть от неожиданности. — Ты требуешь! Вот это да. — Я жду. Наступило неловкое молчание. Мастер искал выход из ситуации и не находил. — Ладно, признаюсь. Ты мне дорог. — Да. Очень мощно. Я тебе почти поверил. — Доктор укусил еще раз, теперь за кожу на впадинке между ключицами, и потерся носом об чужую шею, одновременно больно оттягивая нежную кожу. — Гх-х-х, ты еще поплатишься за это. — Мастер втянул воздух в легкие, словно перед прыжком. — Я... люблю тебя, Сета. — Он выпалил это быстро, бестолково, как будто он не тот самый Мастер, который вытворял с Доком такое, от чего нормальный порядочный гражданин умер бы на месте, а девственник на своем первом свидании с красоткой класса. — Своей извращенской любовью. Но ты это и так знал. Зачем заставлять меня мучаться и говорить это? — Я слышу это от того, кто заставлял меня смотреть на самые жутчайшие моменты человеческой расы? — Доктор расцепил хватку зубов и стал глумливо зализывать образовавшиеся ранки, от чего по спине Мастера поднимались почти незаметные довольные мурашки.Я и мой друг,доктор наук, все,как всегда,пропустили.
— Да ладно, местами тебе даже было интересно, признай. — Доктор сурово свел брови и напрягся, но затем расслабился и сказал: — Поехали на Карнеглафф. Там лучшее джакузи во всей девятой Вселенной. Мне надо забыться. — Все, как пожелаешь, моя принцесса. — Мастер повеселел от того, что дорогой ему повелитель был даже на удивление вменяем и готов хоть к каким-нибудь действиям. Не зря он провел эти девять часов рядом с ним на кровати без сна.***
Они сидели в небольшом бассейне посреди пустой овальной комнаты светло-голубых оттенков, покрытой чем-то, издалека напоминающим кафель, но очень далеким от земного аналога. Пузырики покрывали ярко-красную целебную жидкость, в спину отдавало приятной вибрацией, а в руках располагались бокалы с чем-то, содержащим нехилый градус и хорошо развязывающим язык. Сначала они просто молча глотали содержимое, периодически пополняя бокалы, но, наконец, градус начал действовать, и жизнь стала выглядеть гораздо приятнее. — Знаешь, — вдруг ни с того ни с сего начал Доктор, словно они и не прерывали какой-то давний разговор. — Мы с тобой и вправду не такие уж и разные. Я ведь тоже такой урод. А эти поездки что-то окончательно во мне убили... — О, я уж не думал, что ты когда-нибудь догадаешься… Сколько раз я тебе это говорил? — Доктор метнул из-под бровей недовольный взгляд на Мастера, но решил не реагировать на эту подколку. — Ну, мы все-таки не прям одинаковые. Твоя помешанность сгущает краски. Но если так подумать, ведь еще до этой встречи с тобой я потерял свою маску благородства и добра. Еще тогда, со спутницей… — язык немного заплетался, создавая легкую инверсию в построении предложения, но мысль понять было можно. — О, даже интересно. Что же там произошло такого? — Да я взбесился не на шутку. Опять неведомые гости решили, что именно они те самые, кто может подобрать себе под руки все мироздание. Ну, я и шуганул их… легким геноцидом. Прямо у нее на глазах. Оу… — он виновато потупил взгляд в красную жижу, отражающую его лицо. Мастер рассмеялся. — И я тут еще главный злодей. Ну ничего, оставлю тебя в покое от себя… не буду на тебя плохо влиять… где-нибудь здесь, если хочешь. Ты тут вроде много с кем знаком. — Только попробуй! Ты мне должен за мою сломанную психику! Из-за тебя даже мне стало на Земле мерзко! — Мастер удивленно раздвинул брови. Даже Доктор сам удивился от своего высказывания, но сказать, что это неправда, он не мог. Его действительно теперь подташнивало от людей и их гадости и грязи, которая так разом вскрылась перед ним. Хотелось сбежать от того знания, которое ему предоставили на блюдечке и после насильно впихнули, хотя нет, он же добровольно на это согласился, даже думал, что это неплохая идея. — Ого, что я слышу! Даже жалко… почти. Теперь придется находить новый способ подшучивать над тобой. К примеру, так. — Он неожиданно плеснул содержимым своего бокала в лицо Доктору, и, пока тот в непонятках завертел лицом, прижал его плечи к углу бассейна, затем надвинулся на него своей грудью, еще сильнее прижимая, и стал слизывать горючую жидкость с щек жертвы. — Что ты делаешь? — Доктор оказался в легком шоке, что искрометно выветрило всякий градус из его головы, и теперь он уже осознанно понимал, что его облизывает в джакузи друг детства, с которым он борется уже не первое столетие, и который, походу, скоро заведет его своими действиями, потому что, уж не понятно, от алкоголя ли или нет, но выглядел его желанный друг действительно сексуально. А еще он был голый, доступный, как всегда, развратный и чувствующий вину, что возбуждало еще больше. — Пугаю тебя. — Мастер как раз облизывал кончик его носа или, если точнее, эрогенную зону, от чего дыхание стало сбиваться на еле слышимый хрип. — Да? — Доктор разлепил слипшиеся от сладкого алкоголя глаза и уткнулся взглядом во взгляд Мастера. — А похоже на домогательство. — А ты боишься? — Мне страшно, как девочке на ее первом балете! — Доктор растянул уголки рта в гадостной, но доброй усмешке. — Ну только если это можно назвать балетом… — Мастер укусил Доктора за мягкую скулу, и тот озлобленно рыкнул. — Боже, как же ты заводишь, когда ты такой… другой.- Он страстно выдохнул горячий воздух в шею Дока и стал медленными движениями подниматься вверх, проходя губами и языком по натянутой от напряжения коже. Говорил он на выдохе, придавая словам особо пикантное звучание. — Не сопливый Доктор, а злой, уставший Доктор. Доктор, который видел не только планеты и сказки, и мучается не из-за вины по Галифрею, а от брезгливости к любимой планете и любимому повелителю времени. — Мастер шептал каждое слово, покусывая мочку уха уже скулящего под ним Доктора. — А еще от своих предрассудков по поводу чистой любви, которые придется сломать… Потому что у него уже конкретно встал от моих ласк. — И действительно, в зад Мастера упиралось нечто настойчивое и упругое, а резиновых уток они явно с собой не приносили. — Заткнись… — Доктор выстонал это, выгибаясь от того, что чужие теплые руки стали гладить его сквозь воду по соскам и ребрам, медленно, задевая каждую чувствительную клетку и натирая ее. Местами нежность переходила в царапанье кожи, и Доктор, не отрывая взгляда от глаз Мастера, выламывал шею и мучительно стонал, будучи сверхчувствительным в этот момент, елозя своим тазом и ногами по сиденью и вызывая этим у своей эрекции еще больший позыв к продолжению. — Да когда же ты меня поцелуешь?! — Он нетерпеливо задал этот вопрос куда-то вверх сквозь очередной лакомый горловой звук, и, благо, он не мог видеть, каким блаженным от этой унизительной просьбы сейчас было лицо пытающего его стойкость Мастера. — О, какие мы податливые стали. — Мастер приблизил свое лицо к Докторовскому, прильнул своим лбом к его, но, когда тот наивно попытался уцепиться за его рот поцелуем, резко отвел свои губы и стал ерошить губами, покрывать засосами и оттягивать кожу на выступающем угле нижней челюсти желанного объекта его деятельности, лизать и кусать его, вызывая непрерывные пошлые восклицания и всхлипы, раздражая чувствительную и уязвимую после их приключений нервную систему. — Ты нравишься мне все больше и больше. — Мастер просто шипел от блаженства. Доктор попытался под водой обхватить его своими руками, прижать к себе, но Мастер схватил его запястья, разводя чужие руки над водой в разные стороны. — Ни-ни, даже не думай, что ты владеешь ситуацией. — Мастер стал мстительно елозить по распаленному горячему паху своим тазом, теребя крайнюю плоть и заставляя Доктора изрыгать новые стоны и слегка грязные ругательства, понятные только жителям Галифрея. В дополнение к этому его язык отправился в путешествие по чужой груди. Руки Доктора он сложил крестом и придавил своими мышцами, а сам стал искать ладонями два красных торчащих напряженных сосочка и, когда нашел, вцепился в них и начал аккуратно выкручивать, заставляя тело под ним биться в истерике. — Мастер! Так нельзя! — Доктор изогнулся всем телом от очередного прилива похоти и наслаждения, создаваемого трущимся о его чувствительные точки телом. — Что это мне нельзя? — Я… Вот черт, хочу тебя, прямо сейчас! — О-хо-хо, много же ты захотел! Какой неугомонный и властительный! А я ведь только вошел в раж! — Мастер внезапно вопреки своим словам прекратил свою пытку, чем скорее неприятно удивил разгоряченного, желающего выхода своему возбуждению Доктора, тянущегося к отстранившимся рукам. Но отстранение было лишь стратегическим ходом, нужным для оценки ситуации и выбора наилучшей позы. Буквально через пару мгновений Мастер резко и цепко схватил Доктора за руку, грубо вгрызаясь в нее ногтями, и болезненно выкрутил, заставив того развернуться спиной к себе в попытках избежать боли, после чего схватил вторую и завел жертве за спину. Затем он напер своим мускулистым телом Доктору на поясницу, толкнул его, и тот резко стукнулся об угол бассейна ребрами, а лицом шлепнулся на мокрый от брызг пол. Теперь Доктор был в самом что ни на есть неудобной позе больно прижат к стенке водоема: ему было трудно дышать, в рот попадала вода, а задница беспомощно, но осмысленно открылась перед предметом его мечтаний. Зато какой вид на его спину открывался Мастеру. Тот даже цокнул от умиления. Но это было не самое страшное. Вибрация воды теперь ощущалась в несколько раз сильнее, отдавая по торчащему набухшему члену, вызывая новые и новые подводящие к оргазму волны возбуждения и оставляя Доку только беспомощно биться и клацать зубами, все сильнее раздражая и распаляя себя. Мастер занимал теперь все пространство сзади Доктора, притесняя его все сильнее к импровизированному вибратору, а сам нежился на стонущем в предоргазменных муках милашке, оставляя укусы на лопатках и линии хребта, водя по ним носом и щекоча. Он медленно притеснял Доктора все ближе пахом к стене, все усиливая ощущения. Когда он окончательно вдавил беднягу пахом в стенку и почувствовал, как долгие болезненные стоны заменились на хриплый крик, Мастер сделал окончательный ход: он, одновременно действуя обоими руками, одной, щекоча, провел между ягодицами Доктора, затем неожиданно просунул средний палец в тугое анальное колечко, вызвав новый крик, и надавил им на простату, чувствуя, как плотно сжимается вокруг него сокращающаяся мышца, а другой обхватил основание пульсирующего члена, параллельно этому действу укусив Доктора за кожу на ребрах. И… Сначала он подумал, что Доктор задохнулся от его сладких объятий, потому что сначала Док замер, сжавшись, а только потом блаженствующий крик вырвался из горла Дока с опозданием в несколько секунд после того, как член, а заодно и все его тело сначала сократились в судороге, а потом расслабились и стали бить дикими пульсирующими волнами. Но вот Доктор даже не застонал, а закричал в голос какую-то неразбериху от прилива наслаждения, но его голос не выдержал все больших подступающих волн оргазма, осип, и он просто молча стал глотать воздух, зажмурив глаза. Но Мастеру этого было мало, и он заставил Доктора растянуть удовольствие, жадно прильнув к его рту своими губами, мешая дышать и давая словить от этого еще больший собачий кайф и все так же прижимая к вибрирующей волне, сжимая член. Лишь когда Доктор в изнеможении уже не мог отвечать на его поцелуй, он отстранился, давая Доктору отринуть от стенки и вылезти из воды на холодный пол, чтобы отдышаться и охладить горящее тело, замедляя ритм бешено колотящихся сердец. Мастер в душе рассмеялся от нелепого вида распаренного, еще конвульсирующего от приятных ощущений Дока, раскинувшегося звездой на мокром полу и периодически ерзающего, не зная, куда себя деть от этих новых впечатлений. Но на лице его лишь виднелась слегка заметная довольная гримаса, он все так же находился в воде, неподалеку от места преступления, тоже красноватый и мокрый. Но вскоре он вылез и подошел к своему недолюбовнику, чтобы посмотреть на это чудо с другого ракурса. — Ну как? И даже не говори, что тебе не понравилось! Я такого заводящего оргазма давно не видел! — Доктор не мог покраснеть еще больше физически, но, казалось, он все же это сделал и смущенно стал бегать глазами, пытаясь избежать взгляда Мастера. Но тот не дал ему такой возможности, усевшись Доку на живот и несильно сжав в своих ладонях его лицо. Доктор скривился в стыдливой гримасе, но выбраться было некуда: его руки были прижаты, ноги сбиты оргазмом, а губы даже не могли протестовать, потому что были сжаты ладонями в бантик. — Да что же ты такой милый?! Еще разок хочешь? — Нет, подожди, не надо! Я от твоих сладких пыток сознание потеряю. — прошепелявил еще слегка осипший Доктор сложенными губками, но эта была жалкая попытка. — Ну давай еще чуть-чуть… пока тепленький… — Мастер склонился к животу Доктора и стал медленными пожирающими поцелуями покрывать его живот, поднимаясь все выше, между ребрами к груди, ключицам, вылизывая мокрую и немного соленую кожу, прошелся по выпирающим вздувающимся венам на шее и закончил томительным вторгающимся в рот поцелуем, в котором каждый пытался урвать свое, терзая языком внутренние стороны щек и чувствительные точки на небе, деснах и сосочках. Когда он наконец оторвался от своей сладости, чтобы они могли подышать, Доктор сказал: — Знаешь, пока я обильно кончал в чужой бассейн, я заметил красную мигающую лампочки там в углу. — Он приподнял брови и указательно кинул свой взгляд на камеру наблюдения, висящую под потолком и пристально лупящуюся прямо на них. — Я заметил ее, как только мы вошли… — Вот ты сучонок… — Доктор расплылся в улыбке, как объевшийся сметаны кот и захохотал. — На то, чтобы добраться до нижнего этажа, у них уйдет сорок секунд. Еще около пятидесяти на вызов трех охранников, которые зададут нам взбучку, потому что на этой планете такие отношения вне закона. Минута на вскрывание запертой мной двери… У нас еще даже есть время на примирительную записку, счет то мы не оплатим… Они дружно вскочили и с детским азартом стали натягивать свои манатки, чтобы, как самые настоящие придурки, удрать, пока их не заставили ответить за содеянное.***
На двери только осталась записка. «Доброго заката четырех солнц! Передавайте „привет“ всем, кого увидите! Д. и М.» Больше никого в тот момент, когда вскрыли дверь, не оказалось, только одинокое тихое «вруп-вруп» укатывалось куда-то в тишину…Какой это кайф - когда ты неубиваемый!