Чужие имена, чужие лица

Он приходит каждую неделю. В один и тот же день, в одно и то же время, на которое Люси не планирует других клиентов. Этот особенный. Он всегда резко распахивает дверь комнаты и неизменно мягко прикрывает. Люси кажется, он предпочел бы замок, стальную толстую задвижку, но заведение Мариэллы и без того ценит уединение клиентов. Никто не побеспокоит их в ближайшие несколько часов. Он никогда не остается до утра. И не торопится. В отличие от многочисленных мужланов, готовых снять штаны, едва переступят порог. Этот может долго беседовать, прежде чем дойти до дела. Хотя что значит — «беседовать»? Чаще всего Люси молчит. Она давно знает, когда мужчине нужен собеседник, а когда просто та, кто выслушает. Вместе с ним в маленькую комнату Люси приходит буря. Темный вихрь со дна его глаз. Неугомонный, никогда не успокаивающийся. По-своему безумный и желающий оставаться таким. Бурлящий поток, прихваченный сверху льдом. Иногда Люси немного боится. Чаще ей нравится. Она жмурится, когда запускает пальцы в его густые темные волосы. И едва слышно вскрикивает, когда он рывком укладывает ее на кровать и входит. Грубо, властно. Люси знает, каким будет секс. Каждый раз похожий и совсем разный. Он хочет, чтобы ей было хорошо. Люси даже иногда вспоминает, что секс может быть чем-то иным, помимо механической работы, за которую ты получаешь деньги. Иногда она почти вспоминает прошлую жизнь. Гость говорит, у него нет прошлого. И в то же время, это единственное тонкое полотно, за которое он всегда цепляется. Рвет в неистовом желании сохранить. Люси кажется, из своего прошлого он черпает ярость. Иногда он говорит о боге. Направляя свой огонь на него. Однажды он сжигал небеса, но, похоже, это не принесло должного удовлетворения. Люси знает, что не сможет дать покоя. Но она уверена, что есть куда больше интересного, чем ярость и боль. Она только давно забыла, как этим делиться. Она смотрит на его горящие глаза. Ощущает, как перекатываются мускулы под кожей, когда она прикасается к ней подушечками пальцев. На кончике ее языка перекатывается солоноватый вкус пота, когда Люси проводит по его шрамам. Она слышит шепот, но не пытается разобрать слов его внутренних демонов. Она вздрагивает от веса, когда он вжимает ее в кровать. — Ты веришь в бога? — Мой единственный бог — я сама. И прямо сейчас — еще ты. Пару раз он становится почти человеком. Таким же, как большинство, хотя все равно особенным. Утыкается в плечо Люси после того, как кончает, и говорит, говорит, говорит… Люси слушает. Внимательно, каждое слово о его прошлом, о том, что было когда-то, о давно забытом доме и шелесте кленов. О том, как невозможно спасти всех, кто тебе дорог. Люси давно не берет с него денег. И когда гость уходит, только вздыхает. И надеется, что он хоть ненадолго забывает о том, что давно мертв. И шелест адского песка под ногами пусть даже на миг, но напоминает, что он — все еще — человек.