Метаморфозы

Лорейн смотрит в зеркало, но не видит там своего лица. Вместо него — искривлённая змеиная морда. Длинный и гибкий раздвоенный язык высовывается из-за острого ряда клыков, и морда шипит. Шипение громкое, от него стекло идёт трещинами, сочащимися кровью. Змея насмешливо и хрипло смеётся, её треснутая и окровавленная пасть раскрывается. — Я — это ты. «Ты не можешь быть мной!» — хочется крикнуть Лорейн, но вместо слов из её горла вылетают только свистящие змеиные звуки, Лора хватается за шею и — просыпается. В спальне тихо и спокойно, за открытым окном привычно шумит город. На одеяле сидит сова цвета ядрёной фуксии и лупает глазами-плошками. Заметив, что Лора открыла глаза, птица любопытно склоняет голову набок и выдаёт вопросительное «уху». Лорейн в ответ корчит кислую мину. — Свали отсюда. Сова послушно вылетает в окно, оставляя после себя на одеяле фуксиевые перья и охапку ярко-зелёных листьев. Но Лора на миг зажмуривается, а когда открывает глаза — ничего этого уже нет. Что-то здесь определённо сходит с ума: либо город, либо сама Лорейн. Или, быть может, всё вместе. На совах и снах безумие не оканчивается. Зеркало — когда-то лишь обычный кусок стекла — теперь самый жуткий и грозный враг, потому что не говорит правды, потому что искажает черты, сочится страхом и кровавой ложью. В зеркале отражаются белая, известково-рыбья чешуя и глаза с вертикалями зрачков. В зеркале Лорейн видит жутковатую пародию на саму себя. Увидев её впервые, она разбила зеркало. А потом зеркало (уже склеенное) просто завешала, предпочитая расчёсываться и краситься наугад, тщательно ощупывая своё лицо. Никакой чешуи, никаких клыков. Эрна никаких змеиных глаз не замечает, и в этом Лорейн старается ей верить, хотя бы в этом, потому что Эрна почему-то удивительно наивна и слепа, потому что ей совы на кровать не садятся, Эрна не видит жутких снов. Или видит, но молчит, но это ничем не лучше, потому что именно поэтому Лорейн в своём безумии одинока. «Всё в порядке, — твердит она сама себе, склоняясь над раковиной от тошноты, мучительно вспоминая, как не шипеть, а говорить. — Тут всё спокойно и хорошо, нам ничего другого не надо» Лорейн повторяет это, как мантру, сама не особо понимая, что это за «другое», от которого хочется сбежать, но знает — оно существует, именно оно дерёт этот скучный и спокойный мир на клочки, именно оно превратило всякое ровное зеркало в кривое, именно оно скрутило лианами высотки и сжало их, точно тюбик с пастой. Лорейн не хочется знать, что будет, если «другое» захватит здесь всё. — Здесь что-то не так, разве ты не заметила?.. Эрна смотрит на стеклянную витрину, натёртую до блеска, отражающую каждый сантиметр реального мира. Эрна смотрит, а по её отражению медленно ползут ветви, обвивая лицо. — Что? Конечно нет! Тебе просто показалось! Лорейн резко разворачивает к себе Эрну, а глаза у той пустые, глупые жёлтые стекляшки тупым взглядом сверлят пустоту. Лора встряхивает подругу, но та безвольной куклой дёргается в её руках. — Ты ничего не видела, ясно?! — ревёт Лорейн Эрне в лицо, чувствуя, как зудят руки, по которым ползёт узор чешуи. — Ты. Ничего. Не видела! А Эрна осыпается в её ладонях ворохом сухих листьев. Воздух рвётся на части от звериного рёва, трескающего стёкла, Лорейн воет, расцарапывая своё лицо. — Хватит! Здесь всё должно быть в порядке! ХВАТИТ! А потом открывает глаза. Она лежит на ковре в собственной комнате с книгой по философии на лице. Неужели уснула за домашним заданием?.. Массируя веки, Лора бредёт в ванную и глядит в зеркало. В нём — она. Обычная, взъерошенная, веснушчатая и сонная. Лорейн передёргивает плечами — в самом деле, что ещё она может увидеть в зеркале? Подумаешь, уснула за книгой, за философией не уснёт только сверхразум. Потягиваясь, она идёт обратно в комнату и не чувствует никакого подвоха. Маленькие хитрые побеги вьюна пробиваются меж кафельных плит в ванной, но пока они так малы, что Лорейн не способна их увидеть. Лиловая сова пролетает мимо окна; Эрна, останавливаясь возле витрины, вдруг тянется пощупать своё лицо, но в стекле видит только себя, а пальцы чувствуют обычную человеческую кожу. Она продолжает свой путь, не замечая, что её следы остаются на асфальте отпечатками из мха. Битва на износ продолжается.

***

— Сколько нам ещё ждать? — Мэйера, ведь уже неделя прошла… Неужели этого недостаточно? — Может, вы лучше заткнётесь и не будете мне мешать? Девочка моя, подай мне вон тот амулет. Девочка (на самом деле Каренн, которую своё прозвище почему-то не смущает) с готовностью подаёт слепой знахарке какой-то камень, опутанный тонким шнурком. Мэйера обвязывает им свои пальцы и раскачивает маятником над телами мутно-зелёный амулет. В глубине минерала загорается голубой свет. — Если вы думаете, что всё так легко — лечите сами. — А что лечить-то? У них ни одной раны! — Вот именно. У них там, — Мэйэра многозначительно постукивает пальцем по виску. — Что-то не в порядке. А залезть в чужую голову дело не двух минут, особенно если эта самая голова сопротивляется. — В каком смысле?.. — В прямом. Сопротивляется и всё тут. Будто их разумы… Отуманены чем-то, что и стало причиной комы. И пока я не пойму, что произошло — их не разбудить. — Черт может, нам стоило остаться в Эль? Мико бы провела ритуал Януса-Геба… — Она бы не провела. — Что?.. Мэйера с задумчивым хмыком утирает струйку крови, тянущуюся из ноздри. Амулет, покрытый трещинами, тут же откидывается куда-то в гущу высокой травы. — Уж не знаю, что их зачаровало, но это что-то пытается убить каждого, кто пытается пролезть. Мне везёт, потому что я с Эрной одной крови, а ваша… Мико вряд ли бы отделалась простой носокровью. — Зачаровало… — Эзарель недоверчиво косится на тело Лорейн. — Когда бы успело? Они отключились сразу после драки. — Ослабшие тела — отличная наживка для духов, — Мэйера вытягивает из складок платья очередной амулет. — Любая тварь могла пролезть и спрятаться. А может именно она их и стравила. Как по-вашему, стали бы они драться друг с другом сами по себе? — Вряд ли, — Невра качает головой. — Лора, конечно, злая, как собака, но Эрну она бы не тронула. Да и Эрна никогда бы не дала ей сдачи. Драться… Совсем на неё не похоже. — Она бы скорее смотрела на Лору с каменной миной, пока та не успокоится, — Эз фыркает, закатывая глаза. — Невра прав: совсем на них не похоже. Невра и Эзарель замолкают, наблюдая за качающимся над телами девушек амулетом-маятником. Когда они везли их в лес, то ждали, что всё разрешится быстро и легко, но… Но у Лорейн и Эрны только зажили все раны. А ещё у Эрны (это Невра заметил сам) дыхание стало легче. Но не этого он хотел, совсем не этого. Драка, духи, кома… Лорейн сказала бы, что всё становится «чудесатее и чудесатее». Она сказала бы, да не может. Невре порой действительно не хватает этой крикливой змеюки. — Ну хватит киснуть, — ласково ворчит Мэйера, ероша руками чёрную и синюю шевелюры. — Мы вытравим эту тварь. Выкурим и прикончим.

***

Лорейн снится, что её душат. Лорейн снится, что белые змеи обматывают её тугими кольцами, сжимаются на шее, шипят в уши и давят-давят-давят. Лорейн задыхается, пытаясь проснуться. Глаза распахивает, но удушье не пропадает, тесные чешуйчатые петли окрашиваются в насыщенный зелёный. Это не сон. Это лианы душат её. В горле застревает полный ужаса крик. Пальцы впиваются в скользкие толстые побеги, но те только сильнее стискивают шею, ломают рёбра, выворачивают запястья. Лорейн задыхается, давится затхлым духом гниения, воздухом и собственной кровью. В лёгких булькает, хрипит, гудит на все лады, но никто не слышит этого. Никто не приходит к Лорейн на помощь. Она захлёбывается слезами, злая на саму себя за беспомощность, но в конце концов в голове не остаётся ничего, кроме боли, а затем — темноты. А потом Лорейн просыпается во второй раз. Подскакивает на кровати, точно ударенная током, и хватает ртом воздух по-рыбьи, сжимая бока там, где мгновение назад трещали под натиском лиан рёбра. Холодные капли пота катятся по скулам и вискам, Лорейн утирает их и глядит на мокрые пальцы так, будто впервые видит их. Она поклясться может, что всё, что случилось только что, было так же реально, как и она сама, — она до сих пор чувствует на коже склизкие зелёные тиски, но не видит красных полос-следов. Лора робко касается шеи, а затем смотрится в экран телефона. Никаких следов удушья, только веснушки, веснушки и веснушки. Лорейн обессиленно валится обратно на влажные простыни. Мир перед глазами то мутнеет, то становится чётким до рези, и Лора покорно опускает веки, думая, что это всё от пережитого ужаса. Она не знает, что её зрачки искривляются, будто в гнутом зеркале, то круглея по-человечески, то вытягиваясь в угрожающие змеиные иглы. На другом конце города просыпается Эрна, не понимая, откуда у неё смутное ощущение того, что кто-то был удушен её руками.

***

— …Не получилось, да? Мэйера с глухим стоном массирует виски. Крохотная капля крови катится из ноздри по губе, и дриада утирает её ладонью, шипя сквозь сжатые зубы. Рядом с ней лежит обруч, что только что был снят с седых волос. Камень на нём растрескан в стеклянное крошево. — Я пробовала убить эту тварь руками Эрны… Духовными руками, так сказать. Но… Не знаю, что произошло. Эрна… Засопротивлялась?.. Странное дело. — Значит, этот метод не работает, — заключает Эзарель, и кидает обруч куда-то в глубину густой крапивы. — Значит, не работает, — соглашается Мэйера и хмурит брови, почёсывая подбородок. — Но есть много других способов. — Так… Что будем делать? — Выкуривать. — А разве мы сейчас… Не тем же самым занимаемся? — В буквальном смысле, остроухий. Зови девочку, собирайте травы. Будем надеяться, что от дыма эта гадость задохнётся.