Чужой

Если б я знал, как это трудно — уснуть одному, Если б я знал, что меня ждет, Я бы вышел в окно… (Сплин, «Двое не спят»)       Резкий свет бьет в глаза сквозь плотно сомкнутые веки, и кажется, что над головой простирается гигантская толща воды, на поверхности которой танцуют солнечные блики. Вода — везде. Она обволакивает усталое тело, надвигается непроницаемой стеной, заливается в уши и тугим комом — в легкие, обжигая их посильнее, чем белый огонь…       Холодные тропы Хумгата превращаются в размытую желтым дождем колею. Дождь идет вверх, и от этого кажется, что ноги вот-вот оторвутся от земли. Однако этого не происходит. Сквозь плотно сомкнутые пальцы убегают, растворяясь в пространстве, колкие голубые искры. Неизвестно, куда они держат путь — на поиски можно потратить не одну жизнь. Но нужно попытаться, иначе — зачем?..       — Что, поиграть решил, Вершитель? — насмешливо скалится гигантская черная воронка. На дне ее — прозрачный космос, огни которого напоминают зубы. Если бы Макс знал, что дорога между мирами окажется такой зловещей, никогда бы не сунулся сюда. Воронка усмехается и мгновенно проглатывает его с легким хлопком. Никаких ощущений здесь нет, но кажется, что его собственное тело тоже распалось на искры. Внезапно вокруг появляется какая-то комната. Маленькая, неуютная, грязная. В центре нее спиной к Максу сидит человек в серебристых одеждах. От его запястий к стене тянутся длинные цепи с толстыми звеньями. Человек поворачивает голову, и Вершитель с изумлением узнает Кеттарийца. Его лицо крайне изможденное и старое, в выцветших глазах отсутствует блеск. Когда он внезапно начинает смеяться, во рту не оказывается зубов.       — Я бы тоже хотел такой шанс! — доверительно говорит Охотник Максу и дергает цепь. Та не поддается.       — Что такое Хетти Шекх? Что это такое?! — Макс трясет его за плечи, ответ очень важен ему, но бывший шеф только мерзко хихикает.       — Думал, все так просто? — он таки соизволяет продолжить. — Идеальный способ убийства великих колдунов? — Джуффин снова смеется неестественным смехом. — Это шанс все изменить! — он с громким хрустом превращается в белую змею и уползает в незаметную щель в стене. Пространство схлопывается, превращаясь в черное удушливое ничто. Вершитель чувствует, что вот-вот потеряет сознание.       «Дыши, Макс», — раздается откуда-то сверху, и правую щеку обжигает хлесткий удар. Воистину, пошутить решило пространство, раз уже начинает отвешивать пощечины. Нужно его проучить… Макс прищелкивает пальцами, вызывая Смертный Шар, однако магия не срабатывает. Вместо этого на лицо обрушивается еще один удар.       «Это уже черт знает, что!» — думает Вершитель, судорожно хватая ртом теплый душистый воздух, возможный только в одном из известных ему миров. Он лежит в постели, укрытый ворохом одеял, над головой — светлый, смутно знакомый потолок. А на правую руку что-то давит так, что несчастная конечность ужасно затекла. Макс поворачивает голову и в немом изумлении глядит на большую жилистую ладонь, сжимающую его запястье. И на ее обладателя, который неподвижной белой горой с закрытыми глазами сидит у его изголовья, что-то монотонно бормочет и раскачивается в такт.       — Шурф?.. — имя чуть слышно срывается с воспаленных губ. Он открывает глаза, и до Макса доносится чуть слышный выдох облегчения. Это и впрямь сэр Лонли-Локли собственной персоной. В привычной магистерской мантии, с привычным отсутствующим выражением на лице. Но в глубине его больших серых глаз Макс видит такую боль и такую нежность, что тут же понимает, как тяжело дается Великому Магистру держать при себе свои чувства.       — Хорошего утра, Макс, — ровно говорит Лонли-Локли и выпускает, наконец, его руку. — Я рад, что ты снова в добром здравии.       — Это как посмотреть… — Макс приподнимается в постели, и друг тут же подсовывает ему под спину подушку. — Мне снился совершенно ужасный кошмар!       — Это был не сон. — Тихий голос Лонли-Локли звучит, как гром среди ясного неба. Макс смотрит на него с откровенным ужасом, и Великому Магистру приходится встряхнуть его за плечи.       — Все нормально, Макс. Постарайся не драматизировать. Мы только-только смогли убрать твой запах безумия.       Макс секунду смотрит на него, а затем начинает хохотать. Да что там хохотать — непотребно ржать, как загулявший портовый рыбак в день получки. Шурф с интересом наблюдает за ним, однако уголки его рта дергаются так, что совершенно ясно: он еле сдерживается. Макс с неожиданной силой хватает его за складки лоохи и валит на кровать рядом с собой. Обнимает так крепко, насколько вообще способен. Приникает лицом куда-то между ухом и шеей и шепчет:       — Я совершенно не желаю знать, как это вышло. Важно, что вышло — и все тут!       Лонли-Локли изгибает шею и касается сухими губами его разгоряченного лба.       — Узнать придется так или иначе. Но это подождет, — очень серьезно говорит он. Макс благодарно кивает и зарывается ему в волосы, вдыхая такой знакомый и такой любимый морской запах. От Вершительских слез они становятся солеными. Тяжелые горячие руки бережно ложатся ему на спину, успокаивая и защищая от беды, которая уже миновала, но все еще имеет власть над ними обоими. Макс вздрагивает и поднимает голову.       — Ты что, не дышишь?!       — Не могу, — сдавленно отвечает Великий Магистр. — Ты слишком крепко держишь.       — Дырку над тобой в небе! — Макс снова истерически смеется. — Сказал бы раньше!       — Не хотел. — Шурф теперь уже сам притесняет его к своей груди так, что ребра трещат.       Теплое солнце согревает максово плечо и окутывает ослепительным сиянием одежды Великого Магистра. Макс приглушенно вздыхает, прислушиваясь к себе. Ему пока что очень трудно поверить в происходящее, и он исступленно шепчет, обращаясь к внимательным понимающим глазам:       — Если это сон, то, пожалуйста, пусть я подольше не проснусь…       — Обещаю. — Со всей серьезностью отвечает Шурф, даже не начав привычных увещеваний. Лонли-Локли и сам прислушивается к себе, к размеренному биению сердца, к глубоким вдохам-выдохам на десять счетов. Он и сам помнит, что представлял из себя еще сутки назад — чего же ему ждать от своего чувствительного друга, в самом деле?..       «Сэр Макс, дырку над тобой в небе! Я знаю, что ты давно уже пришел в себя! — недовольный голос Джуффина Халли в голове заставляет Вершителя подскочить на метр (то есть, конечно, подскочил бы, но удерживающий его Шурф срабатывает, как якорь). — Жду вас обоих в Управлении через полчаса. Надо поговорить».       Ну надо же, будто бы и не было всех этих лет…       — Ты тоже это слышал? — с обреченным вздохом говорит Макс. Шурф кивает и надевает выражение глубочайшего смирения. Аккуратно проводит теплой ладонью по лицу друга, убирая с него последние следы болезненности.       — Ну вот, теперь тебя можно выпускать в приличное общество…       — Это шеф-то приличное общество? Пфф! — Макс выскакивает из постели, чувствуя себя легким, как пушинка. Они находятся в хозяйской спальне Мохнатого Дома, и это весьма кстати. Порывшись в шкафу, Макс напяливает первое попавшееся лоохи (лимонно-желтое и вышедшее из моды примерно лет десять назад), приглаживает волосы и поворачивается к Шурфу, чинно восседающему на кровати.       — Я готов!       — Нет. — Лонли-Локли укоризненно качает головой. — Уж прости, Макс, но если у сэра Халли еще хватит нервов при взгляде на твою неумытую физиономию, то у меня нет. — С этими словами он бесцеремонно берет Вершителя в охапку и несет в ванную комнату. Макс, вися на его плече, как белье на заборе, мстительно бормочет:       — Вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой, выбегает Умывальник и качает головой…       — В твоем Мире бывают живые умывальники? — бесстрастно уточняет его друг. — Странно, что я не замечал.       От хохота Макс скатывается с него — благо, что прямо в бассейн для омовения. Поспешно избавляется от тряпок и поднимает голову.       — На твоем месте я бы послал Джуффина в задницу и присоединился.       Шурф заинтересованно садится на край бассейна, снимает сапог и пробует воду ногой. Хитрый Вершитель, в мгновение ока оказавшись рядом, хватает его за пятку и утаскивает на дно. Правда, нужного эффекта (в виде возмущенных воплей и бултыхания) он не достигает — Великий Магистр просто укладывается на дно с таким видом, будто присутствует на светском приеме.       «Я все еще жду, пока ты приведешь себя в порядок» — напоминает он с помощью Безмолвной речи. Максу ничего не остается, кроме как начать выполнять его инструкции.       Через полчаса, образцово чистые и высушенные, друзья уже сидят в кабинете сэра Джуффина. За шесть лет в помещении не произошло никаких перемен, словно ничего и не было. Однако сам глава Тайного Сыска выглядит усталым и изрядно потрепанным. Глаза запали, черты заострились, вокруг рта — скорбные складки, а на лбу — глубокие озабоченные морщины. Впрочем, прыти шефу по-прежнему не занимать: на столе уже стоят кувшины с камрой и тарелки со всякой вкусной снедью из Обжоры Бунбы.       — Ты, Макс, сначала поешь, — первым делом говорит Джуффин, и по тону ясно, что это, скорее, приказ, чем дружеское предложение. Впрочем, Макса это вполне устраивает. Пока он со скоростью тайфуна уничтожает припасы, Джуффин со вкусом набивает трубку. Шурф сидит с идеально прямой спиной, аккуратным домиком сцепив пальцы, и ждет начала разговора.       Несколько бесконечно долгих минут спустя сэр Халли все же соизволяет заговорить.       — Прежде всего я хотел бы выразить мое глубочайшее восхищение вами обоими, — тихо произносит он, и его глаза, по обыкновению хитрые или смеющиеся, теперь полны печали. — Я знаю, через что вам пришлось пройти. И хочу попросить прощения, хотя это не сможет ничего исправить.       Макс давится остатками камры. Прочувствованная речь шефа никак не вяжется с его представлениями о личности сэра Джуффина. Последний раз похожее выражение он видел на его лице в день их расставания в Тихом Городе.       — Не думаю, что в произошедшем есть ваша вина, — резонно замечает Лонли-Локли. Джуффин нетерпеливо кивает.       — Моя вина заключается в том, что я, не обладая должными знаниями, лишил вас обоих надежды… — он бросает быстрый взгляд на Макса. — Знаю, знаю, чему тебя учил этот старый лис Махи: надежда — глупое чувство. В основном. Но в некоторых, особо выдающихся случаях, она может быть единственным средством для спасения. Мне самому пришлось в этом убедиться.       — Что ж, как видишь, я плохо усваиваю уроки, — Макс кладет ладонь на напряженную руку Лонли-Локли и тихонько поглаживает, пока та не расслабляется. — А теперь давай-ка ближе к делу, Джуффин. Расскажи нам, как нам удалось спастись. Потому что я, при всем желании, понять этого не могу.       — Все очень просто оказалось, — Джуффин откидывается в кресле. — Когда Каменный Цветок во второй раз выстрелил своим семенем в сэра Шурфа, произошел обратный процесс. К нему вернулась память о его прошлой — настоящей, то есть, — жизни. Его тело материализовалось в Ехо. А ты оказался рядом, поскольку принял решение следовать за ним из Хумгата.       Макс некоторое время переваривает услышанное. Поверить трудно, при всем желании. Ладно, со временем утрясется.       — Однако я не превратился в новорожденного младенца и не начал проживать свою жизнь заново, — флегматично замечает Шурф. — Не то чтобы я не рад этому, но логику процесса я понять пока не в состоянии.       — Логика в том, что пресловутый яд Хетти Шекх никого не убивает. — Джуффин обводит присутствующих усталым взглядом. — Чтобы убедиться в этом, мне пришлось отправиться в долгое и изнурительное путешествие вместе с леди Сотофой. Вдвоем мы дважды пересекли Мост Времени, отправившись на зарю времен, в то зыбкое прошлое, которое нигде толком не задокументировано. В то время магия была более плотной и текучей, из нее вокруг Сердца Мира буквально на глазах создавались различные объекты, которые являются такими привычными для нас сейчас. Тогда еще у Мира не было Темной Стороны, как таковой, а была лишь дверь на изнанку самого ядра. То, что мы называем Каменным Цветком, оказалось одной из основополагающих тайн Мира Стержня. В старые времена он назывался Выбором Мира. Это шанс, который дается в дар тому, кого Мир выбрал в качестве счастливчика. И дар, и проклятие одновременно, тяжелейшее испытание, которое выпадает только самым сильным и достойным, с точки зрения Мира, возможность заново понять самого себя… И сделать выбор.       — Ну вот, а я-то всегда думал, что это я самый главный любимчик этого Мира! — сварливо говорит Макс, чтобы как-то разрядить чересчур напряженную обстановку в кабинете и заодно отвлечься от собственных тяжелых мыслей. Сам-то он так не думает, на самом деле.       Вот кому сейчас на самом деле плохо, так это сэру Шурфу Лонли-Локли. Несмотря на то, что выражение его лица после джуффиновых слов совершенно не меняется, Макс видит, какая буря разворачивается в его душе, подливая масла в огонь внутреннего безумия. Кем кем, а любимцем Мира Шурф себя считает меньше всего. Что-то в его глазах подсказывает, что он балансирует на опасной грани, и Макс поспешно сжимает его руку.       «Шурф, дыши».       И Лонли-Локли словно просыпается. Бросает на друга короткий взгляд, преисполненный благодарности, и начинает ритмично дышать на шестнадцать счетов.       — Зачем? — тихо говорит Макс. Шеф пожимает плечами.       — Этот вопрос логичнее было бы задать на Темной Стороне, Макс. Для чего-то это было нужно. Не только Шурфу, но и тебе.       — Но зачем нужен этот выбор? Для чего? — с нажимом переспрашивает Макс.       — Я знаю лишь то, что сам я многое отдал бы за такую ценность. Впрочем, я и так немало вынес из нашего путешествия. Многое следует обдумать. И я был бы рад все-таки отправиться домой… — Джуффин поднимается из-за стола, и Макс только сейчас осознает, что его старый друг, на самом деле, только-только вернулся в этот мир. И первым делом бросился приводить в порядок их состояние. Сердце Вершителя наполняется благодарностью. Джуффин тепло улыбается.       — Вам во многом еще придется разбираться. Но, в любом случае, все самое страшное уже позади. — Он внезапно делает широкий шаг вперед и крепко обнимает их обоих. А затем исчезает Темным Путем — уж что-то, а излюбленных привычек у сэра Халли не отнимешь, в каком бы состоянии он ни был!       — Идем, — Макс мягко берет друга за руку и уводит на крышу Мохнатого Дома. Там, в тишине, наедине с ветром и умиротворяющим видом на Ехо, они долго пьют кофе и курят и молчат каждый о своем.       — Макс, — наконец говорит Лонли-Локли, — я ведь так и не сказал тебе спасибо за все.       — Пожалуйста. — Вершитель поворачивается к нему и несильно толкает плечом. — Впрочем, признайся: я здорово тебе крови попортил, да?       Шурф пожимает плечами.       — Скорее не мне, а Чарльзу… Даже не думал, что в вашем Мире могут жить такие безнадежные мечтатели. Безнадежные в том смысле, что каждый день осознают свое бессилие в том, что не могут исполнить самое заветное…       — И долго у тебя было такое настроение? — тихо спрашивает Макс.       — Недолго. В двадцать лет я связался с дурной компанией и подсел на наркотики на несколько месяцев. Довольно интересные ощущения, надо сказать, — что-то сродни тому, что было когда-то с Рыбником… — Великий Магистр слегка улыбается. — Но это были всего лишь детские игры, Макс. Я многое не осознавал тогда.       — В этом моя вина. Не следовало бросать тебя.       — Да, не следовало. Но не потому, что я творил глупости. А потому что их мог натворить ты.       — Почему ты так считаешь? — Макс кладет голову ему на плечо. Лонли-Локли тяжело вздыхает и обнимает его рукой, придвигая поближе к себе.       — Потому что теперь я совершенно точно, со всех сторон знаю, как ты ко мне относишься. И что должен был чувствовать. Я вел себя жестоко.       — Перестань корить себя. Ты вел себя единственно правильным для себя образом. Как видишь, это закончилось хорошо.       Некоторое время они молчат. Солнце постепенно клонится к закату. Ветерок, дующий на крыше, становится прохладным, и Великий Магистр высвобождает полу своего бело-голубого лоохи, чтобы накрыть ею своего друга.       — Значит, ты отправишься на Темную Сторону и задашь ей вопрос? — интересуется Шурф, когда Макс достает для него чашку дымящегося глинтвейна.       — Незачем. Я прекрасно знаю ответ.       Лонли-Локли изумленно молчит, переваривая услышанное, и Макс считает нужным пояснить.       — Помнишь, когда-то давно я сказал Чарли, что ты это всегда ты? В любом теле, в любом времени, с любой памятью… — Вершитель прижимается щекой к его острой скуле. — Это и был мой выбор. Быть с тобой, что бы это ни значило.       — Я давно догадывался… — хрипло отвечает Лонли-Локли, и Макс готов поклясться, что он покраснел до корней волос, хотя и не смотрит сейчас на его лицо. — Что наши с тобой отношения представляют для Мира интерес. Но никогда не думал, что он захочет вмешаться в них, чтобы проверить…       — Как грубо и беспардонно с его стороны! — усмехается Макс и ловит губами губы Шурфа. Тот отвечает ему отчаянно и жадно, и это разрушает последние недоговоренности между ними. Магистерская мантия оказывается прекрасным одеялом, уютно укрывая их обоих от взгляда любопытных небес.       — И все же я понял это немного раньше, — задумчиво говорит Шурф в перерывах между ласками. — Когда, будучи малышом, увидел тебя около нашего дома. В тот миг я понял, что всегда любил тебя.       С этим убийственным аргументом не поспорить.