feel me

— Говорят, Люцифер пал, потому что любил Бога больше всех остальных, — а глаза у Тэхёна такие пронзительные, а взляд — в саму душу. — Наверное, именно поэтому я знаю, что-то, как я люблю тебя, и меня разрушит. Чужие руки Тэхён держит крепко, не отпускает, несмотря на все свои слова. Юнги думает над ответом долго, подбирает слова тщательно, в голове столько всего, что сказать хочется. Но говорит лишь: — Ты что, Библию читал? Серьёзно? *** У Тэхёна волосы блекло-рыжие, тусклые, а взгляд такой глубокий, дикий даже иногда. Понять его — невозможно. Попытаться почувствовать — попробуй. Юнги пробует. Ещё тогда, когда видит этот дикий взгляд в тени — то ли на улице, то ли ещё где. Не помнит. Не важно. Юнги цепляет, вштыривает не по-детски. Но он уходит, сопровождаемый этими глазами. Дикими и не от мира сего. А потом Юнги видит их везде, куда бы ни шёл. Ему или кажется, или он и правда их видит. На улице — темень давно, ни души, но взгляд чувствует спиной, оборачивается и видит его в тени фонаря. И смотрит. Долго так смотрит, едва дышит и замечает, что он, тот парень с диким взглядом, не моргает. Юнги сглатывает и делает шаг вперёд. В бездну. Парень делает шаг тоже. И срывается вниз Юнги тогда, когда он — слишком близко, воздуха не хватает, а ноги слушаться отказываются. Правильно. Не надо было идти. — Смотри, — говорит хрипло, глухо, тихо, а его безумные глаза ещё темнее и безумнее кажутся в этом хреновом освещении, которого и нет почти. — Я схожу с ума, видишь? А потом парень моргает, подходит ближе, давит Юнги на затылок ладонью и жмётся лбом к своему лбу, заставляя теперь уж точно не отрывать взгляда. Резко. Дико. Безумно. — Да уж, заметил, — хмыкает Юнги и зачем-то тянется ещё ближе вперёд — к чужим губам. А взгляда не отрывает всё равно. *** — Я Ким Тэхён, — говорит, переплетая свои пальцы с пальцами Юнги, — и я не хочу влюбляться в тебя, ну что ты делаешь? Он почти скулит, но всё равно жмётся, а руку сильнее сжимает. Глупый, глупый Ким Тэхён. — Мин Юнги. И думать надо было раньше, — озвучивает свои мысли Юнги и отворачивается, не в силах уже смотреть. Тонуть. Оставляет его Юнги где-то на остановке: садит на автобус и не говорит никакого обнадёживающего «пока» или «увидимся», потому что не нужно. Юнги смотрит на уезжающий автобус, а потом и на дорогу долго, прикуривает даже — чисто по привычке — и стоит так ещё немного. Ведь идти домой не хочется. Но и стоять тут — тоже. На часах — за полночь далеко, телефон сел, а такси мимо не проезжают совсем. До дома далеко. Юнги чертыхается, шипит себе под нос и, расправив ворот пальто, идёт по пустынным и, кажется, не очень благополучным районам Сеула. Юнги мог, безусловно, сесть тогда в автобус с этим Тэхёном, но Юнги деньги или не взял, или потратил — не помнит. А ещё не сел, потому что там был Тэхён. Мин хмыкает своим мыслям и почти чувствует прикосновение к шее — даже не руками, а губами. Да вы что. — Идиот ты или притворяешься? — срывается с губ резкое, Юнги хочет оттолкнуть, выругаться, но чувствует, как его обнимают со спины, и смягчается. Что с этим ребёнком не так? — Я, — говорит, — тебя в окно увидел. Давно ещё. Может, около года назад. И сейчас увидел. И подошёл. Предложения у Тэхёна обрывистые, странные, короткие. Но такие точные, что и в противовес ничего не скажешь. Они стоят так, пока Юнги не начинает жаловаться, что у него руки замёрзли и онемели. Тэхён тогда разворачиевает его к себе, хватает руки чужие в свои и дышит на них. А дыхание у него ужасно горячее. Настолько, что мурашки по коже и волосы дыбом. Но Юнги так не может. Юнги отталкивает Ким Тэхёна от себя и уходит, не оглядывается. Потому что всё это неправильно, так не должно быть. Нетнетнет. Нет. Юнги уходит, а Ким Тэхён смотрит в его спину, пока тот не скрывается меж зданиями, в переулке. И Ким Тэхён не идёт за ним. Ким Тэхён стоит до рассвета и не мёрзнет. Потому что Ким Тэхён. *** Жизнь входит в привычное русло? Да чёрта с два. Юнги чувствует себя чёртовым параноиком: оглядывается так часто, потому что так часто чувствует эти прожигающие глаза на своей спине. От этого у Юнги мурашки по коже и ночи бессонные. Чёрт. Чёрт. Чёрт! Юнги бросает работу, Юнги закрывается в своей квартире, как позорная крыса. Потому что комфортнее в разы. Но даже дома он чувствует на себе эти чёртовы глаза. И от этого страшно по-настоящему. Он зашторивает все окна, плотнее и на все замки закрывает дверь и не выходит никуда. Не отвечает на звонки, на сообщения — выключает телефон, чтобы никто и никогда. Но взгляд чувствует всё равно. Будто этот Ким Тэхён внутри него самого. Юнги страшно до чёртиков, ему кажется, что вот ещё минута — и он сойдёт с ума. Закутывается в одеяло с головой и тихо, от безысходности скулит. А потом чувствует прикосновение к своему плечу сквозь одеяло и всё. Увозите. Юнги орёт как истеричка, подскакивает на кровати, ударяется больно чем-то обо что-то и видит Тэхёна, сидящего совсем рядом. И не понимает ничего. — Как ты?.. Почему?.. Как ты здесь оказался?! У Тэхёна взгляд глубокий, но не понимающий. Словно то, что он тут — само обой разумеещееся, почему ты не понимаешь, Юнги? А у Юнги в голове — психбольница. А, может, и не в голове. Но явно психбольница. Тэхён мягко касается чужой кисти своей ладонью, а Юнги как током прошибает. Он видит много чего. Видит в своём мозгу картинки, слышит слова и удивительно хорошо всё это чувствует. Особенно боль в боку, когда в голове — человек, лежащий на земле, задыхающийся, а над ним — Тэхён. Чёртов Ким Тэхён, сжимающий руку человека так крепко, а Юнги чувствует боль и эту хватку так сильно, что неосознанно понимает, что этот человек — он сам. «Нет! Не умирай снова! Прошу тебя! Я не вынесу этого! Я не смогу опять…» «Не плачь, ты же не должен плакать, — смеётся Юнги тогда хрипло-хрипло, а от этого так больно. — Найди меня снова и там, обещаешь?» И не слышет уже это тихое, ужасно уверенное «обещаю», потому что уже не дышит. И Юнги тут дышать не может тоже, потому что: — Что это, чёрт возьми… И Тэхён впервые ему улыбается, подвигается ближе и переплетает с Мином пальцы. — Может, ты не поверишь, но ты говоришь мне это примерно в сотый раз. И Ким Тэхён смеётся. А потом Ким Тэхён целует Юнги, который всё ещё ничего не понимает. Прижимается губами сильно-сильно, а после резко раздвигает чужие губы языком, врываясь нагло в чужой рот. И Юнги прошибает током снова, потому что он, кажется, всё понимает. Юнги льнёт к нему сам, перенимает инициативу и крепко прижимает измученного Тэхёна к себе, массируя пальцами кожу его головы. Тэхён почти скулит, когда его язык прикусывают, обнимает Юнги за шею и прижимается сильнее. Потому что Мин Юнги для него — воздух, без которого всё это время он задыхался и медленно погасал. *** — Боже мой, — Юнги судорожно выдыхает, обессиленно падая на подушки, счастливо улыбаясь и прижимая такого же обессиленного и счастивого Тэхёна к себе. — Боже мой… И сколько ты ждал в этот раз? Юнги интересуется осторожно, играясь с больно уж яркими волосами Тэ. Он снова не может поверить и снова чувствует огромную вину на себе за вновь оставленного Кимтэ. — Я… — Тэхён запинается, хмурится и продолжает: — В этот раз — сто три года. Почти рекорд. Тэхён усмехается горько, а Юнги хочется его всего укрыть, обнять и, главное, больше никогда не заставлять ждать. Но последнее нереально почти. Потому что Мин Юнги всего лишь человек. А Ким Тэхён — всё пекло. Ким Тэхён — если не сам Сатана, то что-то очень близкое. У Тэхёна в глазах больше нет той бездны, которую Юнги видел ещё до того, как вспомнил. Теперь там — одно счастье, которое, Тэхён знает, продлится всего пару десятков лет, а потом — ожидание, ожидание, снова ожидание. И Тэхён подождёт его снова, снова заставит вспомнить и снова влюбится в него — нового, но всё ещё его. А пока Тэхёну хватает того, что он рядом. Он счастлив, а пока это главное. *** — Ким Тэхён. Ты мой личный ад. И я готов сгореть заживо и сдохнуть, лишь бы быть с тобой, знаешь? — Хён, — счастливо смеётся Тэхён, обнимая Юнги за шею, — это ты мне тоже говоришь примерно в сотый раз. — Я помню, Тэ. Помню и говорю снова.