Эффект тогруты

- Ты введен в Совет, - сухо сообщил Винду. – Но мы не даем тебе звания магистра. - Что?!.. – задохнулся от возмущения Энакин. – Да как вы можете? Нельзя быть в Совете без звания магистра! - Успокойся, - осадил его Оби Ван. – Тебе оказана великая честь. Войти в Совет в столь юном возрасте еще никому не удавалось. - Они мне не доверяют, - пожаловался Энакин. - Они всецело тебе доверяют, - возразила Падме. - Что-то не так, Падме. Я не тот джедай, каким должен быть. Пожалуй, Оби Ван был прав, и ему бы радоваться стоило – но настроение было на редкость поганым. Хотелось убраться подальше от всех этих интриг, от Совета, от Храма… даже от Падме. Отвлечься. Побыть одному. Он мановением руки запер дверь и погрузился в Силу. Она была такой же, как и всегда в последнее время – похожей на серое грозовое небо. Раньше, до начала Войны клонов она напоминала яркое безоблачное небо, чистое и безмятежное. Может от того, что он вырос на пустынной планете, где синевы и солнца было с избытком, а облаков слишком мало, но Энакин находил в этом новом – сером, грозовом, клубящемся и готовом разразиться молниями состоянии Силы особую прелесть. Кто-то мягко коснулся его через эти серые тучи. Он узнал – и не узнал одновременно это прикосновение. Асока сильно изменилась после той истории с Бэррис, когда Совет, не разобравшись, едва не осудил ее на смерть. Да и не хотели они разбираться, честно говоря. Это было странно. И пугающе. Настолько пугающе, что Энакин потом еще долго искал покоя в медитациях – и находил его там, в самых серых, самых темных тучах Силы. Они как будто отражали саму суть той войны, что уже несколько лет клубилась над Галактикой – и его душевное состояние. Неужели кто-то в Совете мог всерьез поверить в виновность Асоки? Неужели она не доказала за все эти годы им свою преданность и честность? А может, все дело было в нем? Может, он сам был слишком непокорным – и воспитал такую же непокорность в своей ученице? Именно это не нравилось Совету? Поэтому они с такой готовностью приняли лежавшую на поверхности ложь, не пожелав разбираться? Энакин помнил, каких трудов ему стоило отговорить Асоку, когда она хотела уйти из Ордена. Он не винил ее. Слишком болезненным было предательство Совета – а то, как магистры повели себя, ощущалось именно как предательство для них обоих. Но и отпустить ее он не мог. Ей, так же, как и ему, некуда было идти. Ни семьи, ни родных, ни дома – вся их жизнь была привязана к Храму. Нет, он не сомневался, что Асока способна о себе позаботиться. Но связь между учителем и ученицей, скрепленная годами сражений бок о бок, была слишком сильна, и слишком болезненно было бы ее разрывать. На его сердце уже были шрамы, и ему совершенно не хотелось добавлять к ним новый. Ведь в каком-то смысле Асока была ему куда ближе, чем Падме – у них был общий, недоступный Падме способ восприятия реальности и… друг друга. Разумом он понимал, что должен уважать волю своего падавана, и что эта воля гонит ее прочь из Храма, подальше от боли и предательства. Но его сердце противилось. И он удержал ее силой. Не физической, нет – просто его собственная воля была сильнее воли его ученицы. И он этим воспользовался. Хотя по правде, если бы ему пришлось применить физическую силу – он бы и это сделал. Что-то в серых грозовых облаках Силы подсказывало ему, что его ждут еще многие потери. И он страстно хотел уменьшить их число хотя бы на одну. Но Асока не вырывалась. Он помнил, как стоял тогда, прижав ее к себе, под проливным дождем Корусанта – такую маленькую и хрупкую, и чувствовал смятение в ее душе. Она хотела уйти, убежать от своей боли – но ее пугала неизвестность, целый большой мир, лишенный привычных ориентиров, друзей, цели в жизни. Энакину стало немного обидно, когда он осознал, что Асока вовсе не думает о нем, об их связи в Силе, о том, каково ему будет без нее. «Что будет со мной без тебя, Асока?» - спросил он со свойственной ему прямотой. Маленькая тогрута удивленно уставилась на него огромными синими глазами, опухшими от слез. Ей ведь и правда не приходила в голову мысль, что ее учитель, такой большой и сильный, может всерьез нуждаться в ней, юной и неопытной. Тогда он крепче притянул ее к себе - и позволил почувствовать то, что всегда скрывал ото всех, даже от нее и от себя самого – настоящую глубину их связи. В силу ли сходства характеров, или после всех сражений и заданий, пройденных вместе, а может, то и другое – они были похожи, как две половинки головоломки, сливающиеся в нечто единое, рубящее и сметающее врагов, защищающее друзей, создающее резонанс в Силе. И для Асоки, он знал это, эти темно-серые облака ощущаются так же органично и естественно, как и для него. Оба они были рождены для сражений. И она осталась. Не в Храме – рядом с ним. Но это уже не была прежняя Асока – дерзкая и неугомонная. Нет. Она превратилась в легкую тень, неслышно скользящую среди древних стен. И резко, как будто в один день, повзрослела. Впрочем, и сам он стал относиться к ней по-другому. Сама их связь в Силе стала меняться. Из ребенка, за которого он нес ответственность, ругал и одергивал, она превратилась в друга и партнера – может, чуть менее опытного, но равного. Ему больше не хотелось доказывать, что он – главный, а она должна слушаться. Ей будто враз расхотелось убеждать его, что она уже не ребенок. Ему больше не нравилось называть ее Шпилькой. Зато очень нравилось, когда она зовет его по имени. Слово «учитель» стало для него почти ругательным. А еще, завершив ничьей постоянное мнимое соперничество, подколки и перепалки, они стали гораздо лучше ощущать друг друга в Силе. Вот как сейчас – она как будто почувствовала его смятение. «Иди ко мне», - позвал он. Долгих десять минут… Он отпер дверь таким же мановением руки, едва почувствовав, что она уже близко. Тихо, как всегда, Асока скользнула внутрь и села рядом на коврик для медитаций. - Тебя что-то тревожит, - это было утверждение, не вопрос. - Канцлер назначил меня своим представителем в Совете. Они приняли меня в свой состав, но без звания магистра. Асока помолчала. - Ты так хочешь быть магистром? Он повел плечами. - Я знаю, джедай должен быть скромным, и все такое. Но разве я так уж мало сделал? - Твоя слава бежит впереди тебя, это правда, - кивнула Асока. Энакин посмотрел ей в глаза. И закусил губу. А правда, хотел ли он быть магистром? Хотел ли он вообще быть членом Совета – того самого, который едва не убил его ученицу… нет, его самого близкого друга? Того, который отвергал его с самого начала, не желая принимать в Орден? Хотел ли он быть там? Или просто по-прежнему силился доказать, что он не хуже других, что он тоже – достоин? Асока положила ладонь ему на плечо – такой простой жест, но ему сразу стало легче. Почему-то ни Падме, ни Оби Ван до этого не додумались – только убеждали в том, какая великая честь ему оказана. Вот уж… - Странно как-то получается, Асока, - он помолчал, размышляя. – Я вроде как в Совете, но я там как… мальчик. На побегушках. Как чужой. Или… Он замолчал. Палпатин ввел его в Совет. Как своего представителя. Энакин был в восторге, потом негодовал, потом огорчался… и за всей этой бурей эмоций как-то не увидел истинное положение вещей. Асока сумела успокоить его. И теперь ситуация стала совершенно отчетливой. - … шпион, - закончил он. - Шпион Канцлера, - добавила тогрута. Теперь ему вдруг стало стыдно – из-за того, что он так разбушевался в присутствии Винду. Он учился у джедаев и у Верховного Канцлера одновременно. И они, и он учили его, по сути, одному и тому же: контролировать эмоции - значит обеспечить себе преимущество. Сегодня он это преимущество потерял. Но вернет его вновь. Он поднялся, взяв Асоку за руку, и потянул ее за собой к окну. Где-то вдалеке, почти за гранью видимости занимался рассвет. Он осторожно прижал к себе хрупкую тогруту и уткнулся носом между полосатых «рожек». Ему вдруг пришла в голову шальная мысль, что магистр Ундули, пожалуй, упала бы в обморок, увидев, как вольно он ведет себя с падаваном. Его это позабавило. - Как хорошо, что ты осталась со мной… - пробормотал он. Асока избавила его от смятения. Теперь ему хотелось сделать что-то, чтобы она тоже почувствовала себя лучше. Она по-прежнему ощущала себя изгоем в Храме. Впрочем, так же как и он теперь. Да, они определенно друг другу подходят. Учитель и ученик. Одинаково отверженные. Асока обняла его в ответ и погладила по спине. Да, Луминара определенно впала бы в кому от такого поведения. Энакин ухмыльнулся. Ему очень хотелось окутать Асоку Силой, словно целебным покрывалом, чтобы снять мучившее ее напряжение. Она взглянула ему в глаза и легонько улыбнулась, словно почувствовав этот порыв. - Что-то меняется в течении Силы, - тихо сказала она. – Скоро все будет по-другому. - Да, - едва слышно ответил он. – Нас ждут большие перемены. И ты должна быть рядом со мной. Не уходи далеко.