Мое сказочное недоразумение

      Юнги медленно ступал по сырым коридорам, освещенным пляшущими рыжими языками пламени, отбрасываемыми факелами. Шаги оглушающим эхом разносились вдоль туннелей, рикошетя от голых стен. Собственное сердце безумно быстро билось в груди, оглушая мага гулким стуком. Ладони вспотели от волнения, но Юнги лишь сжал руки в кулаки, продолжив свой путь. За темными ржавыми решетками в глубоком мраке копошилось пугающее нечто, но чародей проходил мимо. Ни к чему проявлять ненужное сейчас любопытство. Карман мантии оттягивал небольшой кинжал – запасной вариант на случай, если Чонгук не успеет вовремя.       Впереди – долгожданная балюстрада, а внизу – просторный зал с потрескивающим огнем в старинном камине. Пустая комната с минимумом мебели и высоким куполом. В центре, без сомнения, расположился хозяин замка, восседая в тронном кресле, а рядом с ним, низко склонив рыжую голову, сидел джинн, при взгляде на которого Юнги пробрало на дрожь. На шее, запястьях и щиколотках красовались кандалы, золотые, блестящие, сцепленные цепью, тянущейся до неприметного кольца в полу. Не выбраться и не сбежать. Из одежды на Чимине были, разве что, черные шаровары, остальные же участки тела предстали обнаженными, отливая соблазнительной бронзовой матовостью в отблесках пламени.       – Юнги? Ты как раз вовремя, – Хосок вскинул голову кверху, лучисто улыбаясь гостю, а затем махнул рукой, приглашая спуститься вниз. – Мы с Чимином соскучились по тебе, – стыдно признаться, но Юнги совсем позабыл о Чимине со всей этой нервотрепкой из-за Тэхёна.       Хосок демонстративно потрепал юношу по волосам, словно какую-нибудь собаку. Как опрометчиво – позабыть о том, кто тебе неравнодушен. Какая беспечность. А самое главное, что, похоже, Чимин исчез одновременно с Тэхёном. Стараясь не смотреть в сторону Чимина, чародей спустился вниз, становясь напротив чернокнижника, который внимательно наблюдал за каждым движением гостя, но кинжала, скользнувшего в рукав мантии, не заметил.       – Знаешь, я никак не мог успокоиться после нашего последнего разговора, – доверительно сообщил Хоуп. – Все думал, почему ты остался возмутительно спокойным даже после известия о том, что Тэхён умрет, а потом понял. Не он занимал твое сердце, точнее не самое значимое место в нем. И тогда меня осенило, – радостно хлопнул в ладоши колдун и поднялся с кресла, подходя вплотную к Юнги. Пальцы по-хозяйски скользнули по щеке, перемещаясь на шею. Страшная догадка озарила сознание, повергнув волшебника в ужас. – Наш Юнги влюбился, – вот он – кошмар наяву, животный страх за жизнь Чимина охватил Юнги. Представление, устроенное специально для него. Очередное. Хищный блеск в глазах напротив – прямое тому доказательство. – А Чимин очень даже симпатичный, мне невероятно повезло отыскать эту чудесную шкатулочку в сумке Тэхёна, – в руках мелькнула небольшая коробочка, та самая, в которой некогда жил Чимин. Внутренности сжались в тугой узел от осознания грядущей катастрофы.       – С чего ты взял, что я его люблю? – невозмутимость трещала по швам, но как же трудно было сдержать рвущийся наружу отчаянный крик. Только не Чимин. От слов, брошенных равнодушным тоном, джинн невольно вздрогнул, поверив сказанному и вмиг погрустнев, а вот Хосок недоверчиво прищурился. Чернокнижник не первый год знал мага, а потому изучил наизусть все уловки. – Неужели ты и вправду думаешь, что я стану отдавать предпочтение кому-либо после того, что ты устроил в прошлый раз? – в кошмарных снах до сих пор чудились вопли, полные боли. Когда горишь заживо, приятного мало. Сложнее всего удержаться от взгляда на неожиданно напрягшегося Чимина, который внимательно прислушивался к разговору и, кажется, разрывался на части от слов, вгрызающихся в кожу. Но пусть лучше так, чем лишиться юноши навсегда. – Тебе самому не надоело губить невинные жизни?       – А я не гублю их, Юнги, – тепло улыбнулся Хосок, наклоняясь к уху, в которое шепнул едва слышное: – Это делаешь ты своим ошибочным выбором. Раз за разом, предпочитая их мне, ты подписываешь невинным людям смертный приговор, а я ведь не раз предупреждал тебя, – глаза, полные сочувствия, а на самом деле – скрытой злобы, потому что волшебник в который раз резанул по больному. – Пора бы уже свыкнуться с мыслью, что твое сердце принадлежит мне, – какая-то жестокая шутка – влюбляться каждый раз не в того. Юнги убегал от своей судьбы, заставляя Хоупа убивать. Снова и снова, пока в нем не осталось ничего светлого. И все ради чего? Ради внимания, хотя бы крошечного взгляда, брошенного вскользь, криков с пожеланиями скорейшей смерти, таких жарких и желанных, потому что ненависть – чувство посильнее любви.       – О, по-твоему, так нужно добиваться меня: убивая тех, кто мне дорог? – не остался в долгу Юнги, недовольно поджимая губы и наступая на колдуна. – Думаешь, избавился от парочки конкурентов, и я сразу же рухну в твои объятья? Ты хоть понимаешь, почему я ушел от тебя, Хосок? – разговор на повышенных тонах не входил в его планы, но иначе просто не получалось. – Для тебя жажда власти и всеобщего признания стали важнее, нежели я и чувства, что нас связывали, а мириться с твоей алчностью и жестокостью по отношению к невинным людям я не намерен. Ты сделал свой выбор в сторону зла, я же предпочел добро. Все просто, Хоуп, и дело не в моей любви к кому-либо, просто я не приемлю насилие, – в алых зрачках колдуна вспыхнул недобрый огонек.       – Что ж, это существенно меняет дело, потому что я не планировал убивать Чимина, – улыбка Хосока не предвещала ничего хорошего, и сердце испуганно ухнуло вниз, посылая по телу слабые всполохи паники. Тихий облегченный вздох раздался со стороны Чимина, а после прогремел приговор. – Он прекрасно со всем справится и сам, не так ли, Чимини? – чернокнижник повернулся к джинну, в чьих глазах отразился ужас, а потом голова смиренно опустилась. Чимин тоже был жертвой обстоятельств, рабом, заточенным в музыкальную шкатулку и обязанным выполнять любой каприз своего хозяина. – Если проблема заключается лишь в том, что я убиваю своих конкурентов, Юнги, то как тебе такой вариант? Чимин, убей себя.       – Не вздумай, – Юнги бросился вперед, позабыв о притворстве, намереваясь остановить парня, но сильные руки Хоупа не дали ему этого сделать, сцепившись в замок на груди, вынуждая беспомощно трепыхаться в кольце из объятий, в то время как из воздуха в ладони джинна материализовался тонкий изящный кинжал. Чимин поднял глаза на волшебника и невесело улыбнулся тому, медленно поднося оружие к животу. – Нет, Чимин, не смей, – в отчаянии закричал, волшебник, но сделать ничего не мог. Невозможно ослушаться прямого приказа. Рука неумолимо приближалась, а пальцы подрагивали от волнения. Сопротивлялся, стараясь отсрочить неизбежное.       – Прости, – тихо прошептал Чимин, неожиданно роняя крупные прозрачные слезы себе на грудь. – Но я не могу остановиться, ты же знаешь, – губы тронула виноватая улыбка, будто это Чимин изъявил желание проткнуть себя лезвием, а не Хосок, и просил прощение за скорую смерть. Внутри что-то оборвалось, со звенящим гулом падая в бездну пустоты. Юнги впервые ощутил настолько дикий страх за чью-то жизнь. Впервые осознал, что боялся потерять кого-то по-настоящему.       – Останови это! – потребовал Юнги, разворачиваясь в стальной хватке и вцепляясь в ворот мантии Хоупа, что улыбался гаденько, смакуя очередную победу. – Слышишь меня? Останови это немедленно! – а в ответ получил невинное «Ничего не могу поделать, приказы нельзя отменить», и в глазах на миг потемнело от ярости, а затем щеку чернокнижника обожгла ослепительная боль от удара. Не дав тому отстраниться, Юнги дернул Хосока на себя, бормоча на грани истерики: – Почему? Ну почему ты постоянно стремишься причинить мне боль? – хватит этих игр, волшебнику надоело изображать жертву, заставляя страдать дорогих сердцу людей, заставляя страдать Чимина. Чаша терпения переполнилась, выливаясь через край кровавыми бороздами на лице. Если раньше и тлела слабая надежда на исправление, то сегодня Юнги окончательно понял: чудовище не остановить разговорами.       – Потому что я люблю тебя, разве это не очевидно? – Хоуп выглядел каким-то жалким, уязвимым, измученным, впервые настолько открыто встречаясь с яростью в темных глазах. Обнажил душу, надеясь на ответные чувства. Но на чужом несчастье счастья не построить, увы. К сожалению, Хосок об этом не знал. Он доверчиво приблизил свое лицо к лицу чародея, мягко выдыхая в приоткрытые губы: – Люблю, – нездоровое увлечение, загубившее столько жизней, а Юнги тоже хорош, плыл по течению, закрывал глаза на ужасы, происходящие вокруг него. До последнего убегал, отказываясь принимать жестокую и беспощадную правду. Мужчину не любили. Его пытались подчинить, как и остальных, завоевав, словно военный трофей.       – Дурак. Хосок, ты такой дурак, – шепнул Юнги, сокращая расстояние между ними и приникая к прохладным губам, что тут же ответили на поцелуй, охотно приоткрываясь навстречу. И не почувствовал ровным счетом ничего. Выжженная пустыня и отвращение с неожиданно накатившим приступом тошноты. Юнги хотел запомнить этот момент на всю оставшуюся жизнь, ибо то, что он собирался сделать, полностью перечеркнет прошлое.       Последний миг, когда чародей решил пойти на поводу у слепых надежд и бессмысленных ожиданий. Маг вложил в поцелуй те крохи любви, что еще сохранились под толстым покровом ненависти и злобы. Прощальный поцелуй. Незаметной тенью из рукава мантии выскользнул кинжал, обжигая холодной сталью ладонь. Объятья тесные, полные отчаяния и сожаления. Всего миг, чтобы решиться, а потом тихий удивленный вздох в губы и глаза напротив, полные непонимания. Острое лезвие вошло под лопатку, добираясь до сердца, а по телу внезапно прошлась обжигающая волна силы, растрепав волосы. Зал озарила яркая вспышка света, на мгновение ослепив.       – Это не любовь, а эгоизм. Теперь я это понял, – чернокнижник начал оседать в объятьях, и Юнги опустился вместе с ним на пол, до крови закусив губу, чтобы не расплакаться, потому что на его руках – кровь старого друга. Пытка, каким бы ужасным человеком Хоуп ни был. – Прости, – устало выдохнул он, получив в ответ растерянную улыбку, будто Хосок не верил, что у Юнги хватило духу. А затем алые глаза закрылись навсегда, тело обмякло, став невыносимо тяжелым. Великий злодей Королевства умер.       Минута на осознание содеянного, а после боковое зрение уловило размытое движение. Чимин, что по-прежнему продолжал сопротивляться до судорог в мышцах и тонкой алой струйки, скользнувшей от солнечного сплетения вниз. Пульс из-за страха подскочил к горлу, а Юнги, спотыкаясь, бросился к джинну, который ввел в себя лезвие уже наполовину. Выхватив из дрожащих пальцев клинок, маг извлек нож из тела, затыкая рану ладонью и обнимая парня за плечи, позволив, тем самым, облокотиться спиной на свою грудь.       – Все хорошо, я с тобой, – шепнул Юнги, оставив смазанный ободряющий поцелуй на виске, чем заслужил слабую улыбку, полную нежности. – Ты не умрешь здесь, Чимин, слышишь меня? – голос невольно дрогнул, потому что чары волшебника отчего-то не действовали. Кровотечение не желало останавливаться, заливая живот, руку и пол. Юнги зарылся носом в рыжую шевелюру, пряча лицо, преисполненное отчаяния.       – Потому что потом некому будет отстирывать кровь с твоей мантии? – неловко пошутил Чимин, с трудом переводя дух. Дышать становилось невыносимо сложно, а от живота по всему телу расползались волны боли, и только крепкие объятья Юнги не позволили ему расклеиться полностью. Небольшое заклинание – и золотые оковы упали на пол, больше не сдерживая парня.       – Потому что я люблю тебя, дурында, – слова, никогда не произнесенные ранее, сейчас обожгли нутро, стирая сомнения, а эмоции хлынули через край новым потоком слез. Сердце зашлось в безумном ритме, а на губах остался солоноватый привкус от поцелуя. – И я не дам тебе умереть, – пообещал Юнги, испытав небывалую легкость от признания, сорвавшегося с уст, несмотря на панику, поднимающуюся из глубины души, потому что Чимин по-прежнему истекал кровью и бледнел все сильнее с каждой минутой.       Тихий шелест крыльев прорезал тишину зала, а волосы растрепались от слабых порывов ветра. Маг поднял голову и увидел над собой Чонгука, что впервые предстал перед ним в демоническом облике. Спиралевидные изогнутые рога, огромные кожистые черные крылья, тонкие выступающие нити вен и алые глаза с вертикальными звериными зрачками. Он приземлился рядом с Чимином, прижимая к себе хрупкую фигурку Тэхёна, уставшего, но, без сомнения, живого. Сказочник удобно устроился на руках и зацепился за шею Чонгука с таким невозмутимым видом, будто катался так всю жизнь. Тревога, не отпускавшая долгое время, испарилась. Бережно поставив мастера слова на ноги, Чонгук опустился на колени перед Чимином. Пальцы коснулись раны, посылая по телу легкие электрические разряды, а порез с поразительной скоростью начал затягиваться прямо на глазах.       – Ну и видок у тебя, – не удержался от едкого комментария Юнги одновременно с тихим «Спасибо» из уст джинна. Он критичным взглядом окинул Чонгука, и тот несколько смутился, мгновенно выпрямившись и передернув крыльями. Демон и сам ощущал огромный дискомфорт из-за преображения, лопатки до сих пор ныли с непривычки, и точно сгорел бы со стыда от насмешки, прозвучавшей в голосе мага, если бы не прохладная ладонь на щеке, привлекшая его внимание.       – А мне нравится, – заверил его Тэхён, нежно улыбаясь и притягивая для мимолетного поцелуя, который тут же перерос в чувственный, приправленный крепкими объятьями, потому что иначе у них попросту не получалось. Залу прорезал обреченный стон волшебника в неизменном духе «Меня сейчас стошнит» и заливистый смех Чимина, не поверившего возмущениям вечно ворчливого Юнги, потому что тот буквально пять минут назад был таким же.       Но Тэхён не врал. Ему действительно нравился демонический облик Чонгука. Тэхён отстранился, чтобы восторженно провести кончиками пальцев по кожистым перепончатым крыльям, а затем переключился на рога, едва ощутимо огладив их шершавую поверхность, следом лоб, скулы и подбородок. Он мог любоваться им бесконечно. Плечи Чонгука от такой незамысловатой ласки заметно расслабились. Демон больше всего боялся, что покажется Тэхёну омерзительным, но тот не испытывал отвращения, восхищаясь обликом парня. Невозможно глаз отвести.       – Он мертв? – кивнув в сторону бездыханного тела Хосока, поинтересовался Чимин, привлекая к чернокнижнику внимание всех присутствующих в комнате.       – Думаю, да, – несколько неуверенно подтвердил Юнги, поднимаясь с пола и помогая встать джинну, что медленно восстанавливался после заживления раны. Регенерационные способности Чимина были не такими мощными, как у того же Чонгука. – По крайней мере, когда я проткнул его кинжалом, то ощутил странную волну тепла, а комнату озарила яркая вспышка, как от взрыва. Так что, думаю, проклятье в любом случае удалось разрушить.       – Странно, я ощутил ту же самую волну энергии, когда целовал Тэ, – нахмурился Чонгук, переплетая пальцы с мастером слова. – Боюсь, что это мы с Тэхёном сняли проклятье, а не ты.       – А может мы задействовали все имеющиеся у нас резервы и разрушили проклятье вместе, – не унимался Юнги, не желая признавать чью-то значимость, помимо собственной. – Ты вообще должен был спасти Тэхёна только от яда, – уязвленный до глубины души, он вошел во вкус, не собираясь отступаться от своего мнения.       – Давайте вы обсудите это по дороге домой? – устало зевнув, предложил Тэхён, и Чимин тут же согласно закивал, поддержав идею мастера слова. Чонгук даже спорить не стал, видимо решив исполнять любой каприз сказочника, поэтому молча подхватил того на руки, готовый отправляться в путь хоть сейчас. На душе было спокойно и легко впервые за долгое время, потому что любимый человек под боком разгонял по телу щекочущие стайки мурашек своим дыханием и порождал волны безграничного счастья. А большего демону и не требовалось. И это, наверное, единственное, в чем Юнги согласился бы с ним. Тяжело вздохнув, Юнги взял за руку Чимина и повернулся к остальным.       – Ну что ж, домой так домой.       

۞۞۞

      Тусклая серость каменных стен, холодный ветер, то и дело гуляющий по сводам величественного замка, и тихое потрескивание догорающих дров в камине, отбрасывающих на сырой пол дрожащие кровавые блики. Бездыханная фигура, лежавшая в неестественной позе на полу, неожиданно зашевелилась, едва заметно дергая пальцами на руке. Жадный глоток воздуха и неожиданная судорога, скрутившая все тело. Мужчина приподнялся на локтях, осматриваясь и морщась от боли в спине.       Картинка постепенно обретала четкость, а на губах появилась кривая усмешка. Рука кое-как дотянулась до лопатки и под сдавленное шипение сумела извлечь нож из тела. Хосок поднес оружие к глазам, задумчиво рассматривая гравировку на клинке, том самом, что он некогда подарил Юнги. Как символично и как опрометчиво со стороны Юнги вернуть такое законному владельцу. План мести медленно созревал в голове, угрожая вылиться во что-то грандиозное и не менее разрушительное, но пока что не время. Может, проклятье и было снято, но вот зло, наложившее его, не так-то просто уничтожить. Уж Хоуп знал об этом не понаслышке.

۞۞۞

      Просторная ярко освещенная не одной сотней свечей зала, приятная мелодичная композиция, ласкающая слух, и толпа гостей, прогуливающихся по комнате, танцующих медленный вальс, счастливо смеющихся или смакующих вино в золотых и серебряных кубках, заедая алкоголь богатым ассортиментом закусок, расставленных на столах. Те были застелены белоснежными скатертями и расположены около кремовых стен, украшенных великолепными картинами. Весть о разрушенном проклятье быстро разнеслась по Королевству, и король на следующий же день закатил грандиозный пир, желая отпраздновать величайшее событие столетия.       – Нет, ну ей точно жить надоело, – недовольно пробурчал себе под нос Тэхён, скрипя зубами от злости и высматривая в толпе Чонгука, рядом с которым вертелась очередная разряженная дева, строя глазки и точно провоцируя на танец. Демон лучезарно улыбнулся ей, ощущая спиной прожигающий насквозь взгляд сказочника, и протянул руку ладонью вверх, приглашая потанцевать. Представление, устроенное специального для одного ревнивого зрителя. Самого любимого зрителя. – Вот же неугомонный, – раздосадовано шепнул Тэхён и постарался затеряться среди танцующих пар, впрочем, не упуская из виду демона.       Легкий щелчок пальцами – и партнерша Чонгука, тихо вскрикнув, чуть не упала в виртуозном па на глазах сотен гостей. Ах, какая незадача: сломанный каблук чуть не стоил ей вывиха. Довольный совершенной пакостью, мастер слова зашагал к столу закусок. С этими глупыми играми в устранение соперниц у него разыгрался зверский аппетит. И так увлекся поглощением пищи, что не заметил приближающейся опасности.       – Вот ты где, – Тэхён чуть бутербродом с рыбой не подавился, услышав этот голос, немного грубоватый, глухой, глубокий. Волосы на затылке встали дыбом, и кусок застрял в горле от неожиданности. Нельзя же так к людям подкрадываться, черт побери. – Наконец-то попался, – руки обвились вокруг талии, притягивая ближе, а теплые губы приникли к обнаженному участку шеи, запечатлев на ней смазанный поцелуй, заставив молодого человека задрожать отнюдь не от страха. – Потанцуешь со мной?       Снова, как тогда, запредельно волнительно, с томными нотками. Из-за проникновенного шепота по телу разлилась волна колючего тепла, поднимая тонкие волоски на коже, отдаваясь ощутимым покалыванием в кончики пальцев. Во рту неожиданно пересохло, с губ сорвался хриплый вздох, а голова невольно откинулась назад на крепкое плечо. А потом юноша вдруг вспомнил, где находился, и тут же напрягся в кольце рук. Отобрав у Тэхёна бутерброд, Чонгук развернул его лицом к себе, едва удержавшись от смешка. С набитыми щеками сказочник был похож на полевую мышь. Легонько чмокнув растерянного Тэхёна в нос, демон увлек его в медленный танец, неотрывно глядя в расширившиеся в испуге шоколадные глаза.       – Ничего не хочешь мне сказать? – предложил Чонгук, дождавшись, когда Тэхён проглотит полюбившуюся пищу. Он, по правде говоря, жутко устал за сегодняшний вечер, потому что все попытки выловить мастера слова из толпы гостей не увенчались успехом. Хотел побыть с ним наедине, но чертово мероприятие вновь нарушило планы.       – Не понимаю, о чем ты, – даже несколько растерялся Тэхён, пряча взгляд за густым веером ресниц, отбрасывающим дрожащие тени на скулы. Руки перекочевали на плечи демона, а на щеках выступил легкий румянец, выдавая юношу с головой. Кажется, коварство сказочника с легкостью раскрыли.       – Да ну? – охотно вторил Тэхёну Чонгук, включаясь в игру. – То есть девушки, изъявившие желание танцевать со мной, просто так ломали себе каблук, стоило лишь подойти к ним? – скептически выгнул бровь Чонгук, усиливая хватку на талии и получая в ответ удивленный вздох. Он точно знал, как следовало воздействовать на мастера слова и получать от этого максимум удовольствия.       – Обычная случайность, – Тэхён сам не заметил, как придвинулся ближе, вжимаясь своей грудью в чужую. Время будто остановилось, увязло в густой смоляной субстанции взаимного притяжения. Одного на двоих и такого головокружительного. – Ты же знаешь, какую нынче некачественную обувь делают сапожники, – не желал признаваться в собственной пакости сказочник.       – Но не пять же раз подряд, Тэхён, – с укоризной глядя на молодого человека, устало вздохнул Чонгук, а затем склонился ниже, доверительно шепнув на ухо: – Что скажешь в свое оправдание? – и этот вопрос на долгих пять минут выбил мастера слова из колеи, заставив судорожно соображать, что бы ответить и как бы не выдать себя.       – Я не умею ходить на каблуках, – наконец произнес Тэхён, невозмутимо пожимая плечами, делая вид, что не понимал, к чему клонил Чонгук. А внутри все сжималось в предвкушении чего-то грандиозного и волнительного. Приятная щекотка прошлась по горлу в грудную клетку, тревожа взбунтовавшееся сердце из-за потемневшего взгляда обсидиановых глаз напротив. Так близко от губ, по которым, будто дразнясь, прошелся кончик языка.       – Я не об этом, – не унимался Чонгук, медленно ведя ладонью по спине, а второй сплетая их с Тэхёном пальцы. Черта с два он теперь отпустит его. Разумеется, Чонгук заметил все те уничтожающие взгляды, что бросал на дам мастер слова, и демона, по правде говоря, забавляла реакция Тэхёна. Ему нравилось злить молодого человека, наслаждаясь красочным проявлением эмоций на выразительном лице. Вероятно, настойчивость возымела долгожданный эффект. Парень, признавая поражение, зарылся носом в изгиб широкой шеи, жадно вдыхая аромат, исходящий от кожи.       – Я просто не хотел, чтобы ты танцевал с ними, – Тэхён закусил губу от досады, цепляясь пальцами за алый камзол Чонгука, не видя счастливой улыбки, на миг мелькнувшей на устах демона, что не мог не умилиться такой детской искренности. Он слегка отстранился, пытаясь заглянуть в глаза сказочника, выглядевшего сейчас жутко милым с опущенной вниз головой.       – Тэхёна-а-а, – осторожно позвал Чонгук, подцепив пальцами подбородок мастера слова, вынуждая, наконец, взглянуть на себя, – можно вопрос?       – Смотря какой, – невольно нахмурился Тэхён, не понимая, к чему клонил тот. Сердце гулкими ударами отдавалась в уши и виски, разгоняя волнение по венам. Ладони неприятно вспотели, а от теплоты в черных глазах напротив перехватило дыхание. Он всегда на него так действовал, толкая на безумные поступки.       – Ты меня любишь? – страх острыми иглами вонзился в грудь и живот, а с лица схлынула краска смущения, выбелив то до неузнаваемости. К такому вопросу Тэхён оказался не готов, тут же выпалив испуганное «Нельзя», чем заслужил понимающую улыбку.       Нет, Тэхён, без сомнения, любил Чонгука, но при одной только мысли о том, что о чувствах следовало бы сказать вслух, его душила паника. Наверное, услышь Чонгук такое раньше, то, несомненно, обиделся бы, однако сейчас уже понимал, насколько трудно порою оголить перед кем-то душу. К тому же, демон и без громких слов знал, что Тэхён испытывал то же, что и он. Любил так же сильно, как и сам Чонгук. Они жизнь были готовы отдать друга за друга, проклятье разрушили, в конце концов.       – А, ну это много объясняет, – растягивая гласные в притворной обиде, пробормотал Чонгук и остановился, отстраняясь от сказочника. Возможно, того просто следовало немножко подтолкнуть. Чонгук отвернулся и зашагал прочь, однако не прошел и полметра, как тонкие пальцы впились в локоть, разворачивая лицом к перепуганному Тэхёну, что, не теряя времени даром, приник к его губам. С пылкостью, отчаянием и искренностью, вкладывая в поцелуй все невысказанные слова и наделяя рвущимися наружу чувствами.       Прикрыв глаза, Тэхён отдался на волю ощущениям, видя звезды под сомкнутыми веками. Нужно было так сделать с самого начала и не играть в кошки-мышки. Когда-нибудь Тэхён научится слушать свое сердце. У демона же пульс резко подскочил, застряв в горле от подобной смелости. Ладони легли на щеки, мягко огладив большими пальцами скулы, и Чонгук ответил на поцелуй, превращая тот в мерный, нежный, тягучий и безгранично сладкий, наплевав на сотни взглядов, направленных на них в момент слишком интимного единения. Пусть смотрят, он не против. А признание… Чонгук подождет, ведь слова – не главное. Главное то, что они вместе, а все остальное придет со временем.

۞۞۞

      Они вернулись домой поздно ночью и все никак не могли расстаться у дверей спальни Тэхёна. Сказочник, по правде говоря, давно потерял нить разговора, заворожено глядя на губы демона и размышляя над тем, какой же все-таки трусишка, раз до сих пор не решился переступить черту, открывшись ему. Без сомненья, стыд затмевал остальные чувства, потому что такого с ним еще никогда не было. Так далеко Тэхён даже с девушкой не заходил, а тут парень, да еще тот, при одном взгляде на которого в животе разливалось странное тепло, заставляя сердце трепетать от волнения. Чонгук – особенный, а Чимин, кажется, оказался прав, рассказывая симптомы влюбленности. Вот только Тэхён, похоже, заразился каким-то опасным вирусом, от которого еще не придумали лекарство. Наверное, поэтому схватил Чонгука за руку, когда тот собрался уходить, поцеловав на прощание в щеку. От такого поцелуя остался странный налет неудовлетворенности. Чонгук, удивленный, обернулся, выжидающе глядя на мастера слова.       – Не уходи, я… – Тэхён запнулся, закусив губу, а затем выпалил на одном дыхании, боясь, что еще чуть-чуть – и решимость оставит его навсегда. – Я хочу, чтобы ты остался, – Чонгук поначалу даже не понял, что имел в виду Тэхён, а когда сообразил, зрачки невольно расширились. Уж не послышалось ли? Сердце учащенно забилось в груди, а горло стянуло от волнения. Неужели? Он как-то робко, почти неуверенно притянул к себе такого хрупкого и тонкого Тэхёна, будто боялся, что юноша сбежит в любой момент, и, склонив голову, шепнул прямо в приоткрывшиеся губы, неотрывно глядя тому в глаза:       – Ты уверен? – не то чтобы Чонгук не хотел близости со сказочником, наоборот, жаждал ее больше, чем что-либо иное, просто ему казалось, что еще не время. Парень едва привык к тактильным проявлениям чувств, а тут сразу такой шаг. С ним следовало обращаться очень аккуратно, чтобы не оттолкнуть от себя своей навязчивостью или, не дай боже, испугать чрезмерной грубостью и нетерпеливостью. Ладони легли Чонгуку на грудь, а сам Тэхён потянулся вперед, невесомо касаясь своими губами чужих. Медленно, неуверенно, будто целовался первый раз в жизни и не знал, что делать. Безмолвное согласие как посыл к решительным действиям.       Пути назад уже нет, хватит бояться. Едва заметно улыбнувшись, Чонгук перехватил у него инициативу, решив, что так молодой человек будет испытывать наименьший дискомфорт, вжимая того в стену. Язык дразняще прошелся по губам, а зубы едва ощутимо прикусили соблазнительную мягкость, упрашивая впустить внутрь и получая в награду первый судорожный вздох. Руки сместились на шею, притягивая демона ближе, и Тэхён, осмелев, ответил на ласку, зарываясь пальцами в смоляные пряди и, кажется, окончательно теряя голову. По телу разлетелся табун мурашек, когда ладони проникли под камзол, огладив кожу через тонкую ткань рубашки, и парень ощутил ноющую боль под ребрами от переполняющих его чувств, завязавших нервы в тугой узел внизу живота.       От тихого стона, сорвавшегося с губ Тэхёна, Чонгука будто обухом по голове приложило, а с трудом сдерживаемые гормоны взяли вверх, заставив безвозвратно потерять контроль. Мир поплыл перед ним, четкими гранями выделяя только раскрасневшееся лицо мастера слова с глазами, подернутыми дымкой страсти, наполненными чем-то чарующим, загадочным, безумно притягательным. Затем Чонгук вновь прижал к себе парня настолько тесно, что тот сдавленно охнул и самостоятельно вовлек в поцелуй, глубокий, несдержанный, страстный, бормоча что-то неразборчивое, но чертовски соблазнительное. В спальню они ворвались сплетенным клубком, тут же падая на кровать. Матрац под ними мягко прогнулся, очертив контуры их тел.       Камзолы полетели прочь, а пальцы запутались в крошечных пуговках рубашки, и Тэхён счастливо засмеялся явно чему-то своему. Чонгук отстранился, заглядывая тому в глаза, и нежно провел тыльной стороной ладони по щеке. Тонкая линия шеи, лучистый открытый взгляд, направленный только на демона, безумно притягательные губы с чувственным изгибом и тепло, которое разливалось электрическими разрядами по телу от одного только осознания, насколько сильно Чонгук любил этого юношу. Тэхён мягко улыбнулся и подставился под ласку, не чувствуя ожидаемого страха. Лишь легкий налет волнения, но он был вполне объясним.       Чонгук медленно склонился над ним, запечатлев на губах ленивый тягучий поцелуй, а затем сместился ниже, покрывая ими лицо, спускаясь на шею, осторожно прикусывая тонкую полупрозрачную кожу с выступающей нитью голубых венок, пробираясь руками в ворот рубашки и открывая для себя новые участки кожи. А когда несчастный клочок ткани полетел прочь, оставив Тэхёна по пояс обнаженным, парень внезапно оробел, пряча взор за вновь отросшей челкой. Чонгук, уловив перемены в настроении сказочника, подался вперед, невесомо потеревшись своим носом о чужой, и шепнул осязаемое, но такое важное сейчас:       – Не бойся, я не сделаю тебе больно, – взгляд глаза в глаза, полный щемящей нежности, тепла и любви, и осторожные прикосновения ниже, пробирающие на дрожь в конечностях. Рот приоткрылся в немом стоне, и Тэхён с жадностью глотнул воздуха, услышав слова, от которых сердце было готово разорваться на части: – Доверься мне, – дыхания слились воедино в смазанном поцелуе, поверхностном, успокаивающем, пылком.       Неуверенный кивок в ответ: Тэхён доверился, отбросив всякий стыд и отдаваясь на волю умелым рукам, что, наконец стянув мешающуюся одежду, мерно гладили возбужденную плоть, давили и заставляли задыхаться от восторга. Комната заполнилась щекочущим ноздри ароматом масла. Чонгук. Его чуткий и внимательный Чонгук, который точно знал, как доставить наибольшее удовольствие, отвлекая от неприятных ощущений растягивающих изнутри пальцев жаркими поцелуями, не оставляя без внимания каждый миллиметр безумно чувствительной кожи.       Тэхён и сам не до конца понимал, что чувствовал. По ощущениям было не противно, скорее, несколько дискомфортно от странной непривычной заполненности. И уже через мгновение он поклялся бы, что ошибся, потому что подушечки прошлись по чему-то глубоко внутри, заставив выгнуться в спине до хруста позвонков и несдержанно застонать, умоляя сделать так еще. Понимающе хмыкнув, Чонгук послушно выполнил просьбу, проглатывая в поцелуях гортанные стоны парня, что нетерпеливо начал подмахивать навстречу, самостоятельно насаживаясь на пальцы. Такой открытый и честный в своих эмоциях, что демона невольно закоротило от переизбытка чувств.       Чонгук растягивал сказочника долго и методично, опасаясь, как бы проникновение не вышло болезненным. Спешка им не требовалась, несмотря на то что собственный член изнывал в нетерпении, сгорая под ласками тонких пальцев мастера слова, Чонгук хотел, чтобы их первый раз запомнился Тэхёну надолго. Тот бесстыдно шептал на ухо, насколько ему хорошо, делился впечатлениями от наслаждения, угрожающего вылиться через край, и заскулил, ощутив странную пустоту из-за пальцев, покинувших растянутую мышцу.       Тихий вскрик от нового проникновения и жесткий поцелуй, принимающий всю невысказанную боль на себя, потому что теперь внутри было слишком тесно и горячо из-за пульсирующей плоти, что осторожно толкалась глубже, преодолевая сопротивление тугих стенок. Первая шустрая слезинка скатилась из уголка глаза, которую демон тут же поймал ртом. Потому что слишком много всего. К такому Тэхён оказался не готов, и только чарующий голос Чонгука не давал ему окончательно потерять контроль над собой.       Чонгук неожиданно остановился, позволяя привыкнуть к разрывающей изнутри заполненности, руками оглаживая тело, дразня набухшие бусины сосков, рисуя языком узоры на солоноватой коже шеи и оставляя свои метки. Ладонь накрыла истекающий природной смазкой член Тэхёна, легонько надавив пальцем на головку и срывая с губ новый стон, на этот раз наполненный томными страстными нотками. Лишь когда парень под ним окончательно расслабился, Чонгук позволил продолжить начатое, выбирая нужный угол и сцеловывая сорванные вздохи. Медленно, осторожно, считывая по глазам весь спектр эмоций. Так проникновенно и интимно, как ни с кем ранее, потому что Тэхён для него – особенный, самый лучший и безгранично любимый.       Однако к низкому гортанному стону оказался не готов. Его самого будто подбросило на кровати, и он вновь толкнулся в сводящую с ума тугую узость, опираясь на локти по бокам от лица не менее удивленного сказочника, получая в ответ ободряющий вскрик наслаждения и глубокие борозды царапин на спине. Время для Тэхёна в этот момент словно остановилось, растягиваясь в бесконечно долгие минуты. Они никогда раньше не целовались так: несдержанно, пылко, властно, глубоко и влажно, задыхаясь от восторга, сминая под руками простыни и теряясь в ощущениях, наплевав на стыд. Казалось, сорванные вздохи Тэхёна оглушили Чонгука напрочь, и он подумал, что готов слушать их целую вечность.       И свое имя на повторе. Хрипло, протяжно, с умоляющими нотками на тягучих окончаниях. Потому что уже сам Тэхён просил глубже и с напором, отвечая на ласки с несвойственной ему страстью. Разводил ноги шире, закидывая их на влажную от пота поясницу, изнывая в нетерпении. А получал дразнящий медленный ритм, ровный, провокационный, от которого низ живота сводило судорогой и голова невольно откидывалась назад на подушку, рисуя под сомкнутыми веками ковер из ярких блестящих звезд, получая взамен новые поцелуи вдоль соблазнительного изгиба шеи.       Тэхёну хотелось кричать во всеуслышание о том, насколько сильно он любил Чонгука, но вместо этого мир взорвался калейдоскопом искр, погружая молодого человека в сладкую негу оргазма. И пришел в себя в тех же волнующих сердце объятьях, отвечая на воздушные поцелуи и смущенные улыбки. Послушно отправился вслед за ним в купальни, чтобы смыть следы несдержанной страсти, а после засыпал в кольце из крепких рук, согретый мерным дыханием, щекочущим лицо, обещая обязательно признаться Чонгуку завтра в том, что на самом деле испытывает к нему.       Вот только проснулся сказочник поутру в своей комнате в Сеуле.