۞۞۞
Как ни странно, но домой Чонгук не вернулся. Не хотел встречаться с кем-либо, а потому до самого утра блуждал по лесу в тщетной попытке успокоиться и привести мысли в порядок. В голове не укладывалось увиденное. Чонгук ощущал себя преданным, брошенным и до невозможного несчастным. Сердце ныло и обливалось кровью, разъедая изнутри отчаянием, крутя на повторе одну и ту же фразу: «Как же так?». В таком состоянии ноги и принесли его к дворцу короля, точнее, к зимней резиденции, как любил называть ее Сокджин. Справедливо рассудив, что нужно многое обдумать, Чонгук решил задержаться здесь на пару дней. Он не вынес бы сейчас новой встречи с Тэхёном, а тот наверняка уже вернулся в замок. Уж лучше перебеситься, чем опять наговорить гадостей. Переосмыслить случившееся и определиться, как быть дальше. Им же жить под одной крышей придется. Вынести такую пытку Чонгук оказался не готов. По крайней мере, сейчас. Встретили демона довольно радушно. Джин сразу же упорхнул по королевским делам, сославшись на большую загруженность, а Намджун остался. Фей не стал задавать лишних вопросов, видя, в каком состоянии находился Чонгук, и молча проводил до спальни. Сил хватило как раз на то, чтобы рухнуть на кровать и забыться беспокойным сном. В последующие дни именно Тэхён взвалил на свои плечи обязанность по отвлечению Чонгука от мрачных мыслей. Нам ни о чем не спрашивал, не осуждал и не лез в душу. Наверное, поэтому Чонгук решился открыться ему, рассказав обо всем без утайки. Мужчина слушал внимательно, изредка согласно кивал и смотрел на демона с безграничной грустью. В его взгляде отражалась вечность: накопленные веками знания и горечь прожитых лет. Парень ожидал от Намджуна сочувствия и поддержки, но получил намного больше. Закончив рассказ, Чонгук замолчал, опустив взгляд на сцепленные в замок пальцы. Без сомнения, стало легче. Остался легкий налет тоски и сожаления, но дышалось свободно, и сердце не разрывалось на части, как прежде. С минуту в воздухе витала дымка тишины, а после Намджун заговорил, глядя куда-то вдаль. Там, за окном, простирался бескрайний черный лес, и блестела тонкая корка льда на озере. В небо взметнулась стая птиц, огласив окрестности беспокойным гомоном. – Иногда мне кажется, что зрение – самый бесполезный орган чувств, – удивленный Чонгук воззрился на фея, что ободряюще улыбнулся ему. – Оно ошибается гораздо чаще, чем сердце. Не стоит верить всему, что видишь, Чонгук. Порою то, что на первый взгляд кажется ужасным, на самом деле таковым не является, – Чонгук бы и хотел, но… – Слушай свое сердце, оно укажет разуму нужное направление, – Намджун говорил загадками, путая мысли в голове демона. – Когда я встретил Тэхёна впервые, он показался мне впечатлительным беспечным мальчишкой, – продолжал тем временем Намджун. – Но тогда, на нашей свадьбе, когда я увидел, насколько бережно Тэ обнимал тебя, пока ты был без сознания, мое мнение о нем кардинально изменилось. Парень не отходил от тебя ни на минуту и пытался сделать все от него зависящее, чтобы ты пришел в себя. На такое способен не каждый, уж поверь мне. Думаю, его намерения по отношению к тебе всегда были чисты, и то, что ты увидел, то, как все обернулось, в первую очередь заложено вот здесь, – мужчина ткнул пальцем в лоб Чонгука, заставив растерянно заморгать. – Твоя точка зрения – еще не целостная картина произошедшего, Чонгук. Тебе следует поговорить с ним и дать возможность высказаться, объясниться. Лишь тогда ты узнаешь наверняка, что испытывает к тебе Тэхён. Намджун, безусловно, был прав, но сам факт того, что сказочник мог оттолкнуть, растоптать чувства Чонгука, пугал парня до чертиков. Глупо, конечно, переживать из-за такого после стольких месяцев, проведенных вместе, после тех поцелуев, запомнившихся, казалось, на всю оставшуюся жизнь, после вечеров, которые они коротали в компании друг друга, после стольких неприятностей, через которые пришлось пройти, но ничего не поделаешь. – Чем дольше ты будешь тянуть с этим, тем меньше у тебя шансов, – вырвал из задумчивости голос Намджуна. – Я всегда считал тебя смелым демоном, не заставляй меня менять свое мнение. Борись за счастье, пока не стало слишком поздно, – как в воду глядел, ужасая проницательностью. От последних слов внутри все будто похолодело. Червь беспокойства неожиданно закопошился в груди, а сердце пустилось вскачь. Да что же это он, в самом деле, так легко сдался? Не дожидаясь ответа, фей поднялся с насиженного места и растворился в искрящемся изумрудном облаке, оставив Чонгука наедине с ураганом мыслей. Минута на раздумья, а после Чонгук вскочил на ноги, бросившись к входной двери. Нужно было спешить домой.۞۞۞
Погода выдалась пасмурной и ветреной. Мороз пробирал до костей, заставляя выстукивать зубами мерную дробь. Чонгук прибавил шагу, стараясь поскорее добраться до дома. Сердце в груди оглушающе тарабанило по ребрам, дергая за тонкие натянутые нити нервов. Ему не терпелось увидеть Тэхёна, объясниться со сказочником, поговорить нормально, без повышенных тонов. К несчастью, надежды не оправдались с самого начала. У дверей замка поджидал Юнги, беспокойно нарезая круги из стороны в сторону. Завидев Чонгука, он пулей бросился к нему, чуть ли не сбивая с ног. Бледный, измученный, растрепанный и какой-то помятый, будто два дня не спал. – Где Тэхён? – вместо приветствия тут же спросил маг, заглядывая демону за спину. Увы, там никого не было, кроме, разве что, голого леса. Вцепившись в ворот короткого тулупа, Юнги притянул Чонгука к себе, злобно сверкая глазами. Кончики пальцев нервно подрагивали, а сам чародей находился на грани нервного срыва, что, несомненно, насторожило. Неужели Тэхён умудрился испортить новую сказку и без постороннего вмешательства? – Понятия не имею, – честно признался Чонгук, а затем немного раздраженно добавил: – Последний раз, когда я его видел, он целовался с Глиндой, той ведьмой, что мы спасли в Северном Графстве, в деревне, – Чонгук ожидал чего угодно, но никак не того, как обессиленно опустятся руки волшебника. Юнги отшатнулся, с недоверием глядя на него. Мужчина надеялся, что ослышался. – Где целовался? – севшим бесцветным голосом поинтересовался Юнги. – С какой еще Глиндой? Что ты несешь? – яростно зашипел маг, полагая, что демон смеется над ним. Тэхён с ума сходил по этому оболтусу, а он шутки шутить вздумал. – Где Тэхён, я тебя спрашиваю? Не говори мне, что ты оставил его одного в лесу, – захрипел волшебник. Страшно представить, если Тэхён умирал где-то в одиночестве. – Никого я нигде не бросал, – огрызнулся Чонгук, задетый до глубины души. Внезапно накатило раздражение. Почему-то стало обидно, что его считали во всем виноватым. – В последний раз я видел Тэ два дня назад в деревне. Он целовался с Глиндой, ведьмой, которую мы… – Чонгук, – перебил парня Юнги, вымученно глядя на демона. Тот мгновенно замолчал, неловко переминаясь с ноги на ногу. От взгляда чародея ему почему-то стало дурно, а по спине пронеслась стайка мурашек, ведь Юнги никогда еще не поднимал такую шумиху на пустом месте. Тогда в чем подвох? – В нашем Королевстве нет ведьмы с именем Глинда, – Чонгук мгновенно нахмурился, не понимая, как такое вообще возможно. С губ сорвался нервный смешок. – Очень смешно, я сам лично довел ее до деревни, – скрестив руки на груди и скептично выгнув бровь, возразил Юнги Чонгук, а тот обреченно закатил глаза. – Хочешь сказать, нам обоим почудилась девчонка? А целовался с ней Тэхён, по-твоему, у меня во сне? – начал злиться парень, наступая на мага, недовольно поджавшего губы. – Я, черт побери, не шучу, Чонгук. Никакой Глинды у нас в Королевстве отродясь не существовало, а вот Хосок, который любил поразвлечься, околдовывая странников обманчивым девичьим образом, присвоил себе этот псевдоним лет эдак сто назад, – Чонгук, пораженный сказанным, дернулся в сторону, однако цепкая хватка на плече не позволила ему сдвинуться с места. Волосы на затылке зашевелились, а по шее скользнул холодок ужаса вместе с пришедшим осознанием сказанного. Если никакой Глинды не существовало, то, получается, Тэхён… – Нет, нет, – замотал головой Чонгук, задыхаясь от паники, словно заведенный, бормоча одно и то же слово, как мантру. Он отказывался верить в то, что самолично толкнул Тэхёна в руки убийцы. В горле пересохло, а живот будто проткнули острым крюком, выворачивая наизнанку внутренности. Получается, все это время Чонгук накручивал себя впустую, беспочвенно обвиняя Тэхёна в якобы холодности. Какой же Чонгук беспросветный дурак. А Тэхён и не отрицал ничего тогда ночью, принимая как должное те гадости, проглатывая обиду. На ослабевших ногах демон опустился на промерзшую землю, хватаясь за голову. – Чонгук, почему Тэхён пошел в деревню? – но демон молчал, бездумно глядя прямо перед собой. Мужчина склонился над Чонгуком, почуяв неладное. Нехорошее предчувствие резануло по грудной клетке. – Что ты ему наговорил, Чонгук? – зашипел Юнги и ощутимо встряхнул парня, вынуждая обратить на себя внимание. – Я… – Что ты ему наговорил? – сорвался на крик, Юнги, с трудом сдерживаясь, чтобы не вмазать демону. Голос гулким эхом разнесся по поляне, вторя ударам беспокойно бьющегося сердца. Страх в глазах напротив – взаимный, полный отчаяния и боли. – Он не вернулся домой, Чонгук, не вернулся, – устало вздохнул волшебник, садясь рядом, подливая масла в огонь самоуничижения Чонгука. – Много чего, – с трудом выдавливая из себя слова, пробормотал демон, пряча глаза за челкой. – В последнее время он сильно от меня отдалился, и я подумал… – И ты подумал, какой бедный и несчастный, почему тебя никто не любит? – горько рассмеялся Юнги, и от этого ломкого смеха Чонгука пробрало на дрожь. Он согласно кивнул, получая в ответ взгляд, полный какой-то вселенской грусти и сожаления. – Ну так знай, что ты сказочный идиот, потому что ни один человек на свете не любил, да и не полюбит тебя так же сильно, как Тэхён, – Юнги измождено провел рукой по лицу, убирая налипшие на лоб пряди, и вновь взглянул на Чонгука, что выглядел, как побитая собака. – Ты правда думаешь, что Тэ ничего к тебе не испытывает? – маг пораженно покачал головой. Юнги облизал пересохшие губы, а затем, видимо, решил добить окончательно. – Тэхён никогда не простит меня за то, что я нарушил клятву, данную умирающему, – Чонгук испуганно вскинул голову вверх, жадно ловя каждое слово, слетающее с уст чародея. Ему ведь не послышалось? Умирающему? – Что ты хочешь этим сказать? – сипло выдохнул Чонгук, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы сдержать панический крик, угрожающий вырваться наружу. «Нет, нет, нет», – пульсировало в голове, до боли сжимая виски. Сказочник не умирал же. Ведь не умирал? – Юнги? – взмолился он, в отчаянии хватаясь за чужие запястья. – Не молчи, черт бы тебя побрал, – срываясь на хрипы, потребовал Чонгук. – Ты такой дурачок, Чонгук, – шепнул Юнги, и первая неосторожная слезинка все же скользнула по его щеке вниз, расчертив прозрачную линию. Чародей впервые плакал, и это пугало даже больше той правды, угрожающей свалиться на ошарашенного Чонгука. – В тот вечер на свадьбе тебя спасло не мое зелье, – а вот и первый удар. Прямо в солнечное сплетение. У Чонгука перехватило дыхание, и в ушах зазвенело. Демон одновременно хотел и противился тому, что собирался сказать Юнги. – Стрела, поразившая твое плечо, содержала в себе яд с кровью Хосока. Ни одно мое зелье не спасло бы от него, но Тэхён он… – маг запнулся, тяжело вздыхая. – Он смог, Чонгук. Благодаря предшественникам, наделившим Тэ иммунитетом к чарам чернокнижника, Хосок не смог его убить, – казалось бы, вот оно – облегчение, но нет, даровав благую весть, Юнги растоптал надежды. – Но у него был запасной козырь – ты. Хосок предложил Тэхёну сделку: твоя жизнь в обмен на жизнь мастера слова. Думаю, тебе известно, какой выбор сделал Тэ, – невесело улыбнулся Юнги. – Он просил не рассказывать тебе. Знал, как отреагируешь, и не хотел, чтобы ты винил себя в его смерти. У Чонгука перед внутренним взором всплыл образ. Измученная натянутая улыбка, глаза, полные боли и сожаления, блестящие от невыплаканных слез, залегшие под ними тени усталости, дрожащие уголки губ и шепот, тихий, срывающийся на окончаниях: «Мне жаль… Мне очень, очень жаль». Извинялся за причиненные страдания, когда это следовало делать Чонгуку. Из последних сил держался, чтобы не выдать страшной тайны, убивающей день за днем. Тэхён. Его хрупкий чудаковатый Тэхён не задумываясь променял свою жизнь на жизнь демона. Демона, который не оценил по достоинству жертву, повел себя как самый настоящий эгоист. Как-то горько вдруг стало, и что-то до удушающих хрипов сдавило грудь. Никакие признания и не требовались. Поступок, сделанный от чистого сердца, не нуждался в громких словах. Если это не доказательство любви, то Чонгук ничего не смыслил в чувствах. Чудовище. Он самое настоящее чудовище. Заставил любимого плакать, а ведь в тот вечер Тэхён наверняка пришел проститься. Чонгук зажмурился, вспоминая все то ужасное, что успел наговорить. А главное так и не сказал. И, казалось бы, нужно корить себя за случившееся, но Чонгук и без сожалений горел заживо. Сколько можно медлить и молчать? Чонгук распахнул глаза, глядя на вымученное лицо чародея, всегда такого собранного и невозмутимого, сейчас же – потерянного. Горе иссушило черты, подчеркнув то, что скрывалось за маской юности, – печаль старца. – Сколько? – демон поднялся с земли, чувствуя внезапный прилив сил. Решимость наконец-то вернулась к нему, подарив утраченную смелость. Юнги несколько растерянно взглянул на Чонгука, не понимая, к чему тот клонил. – Сколько Хосок дал ему времени? – безумное сердце угрожало выскочить наружу от волнения, сломав клетку из костей. Только бы у него был шанс все исправить… – До первого декабря, Чонгук, – дата оглушила, заставив на мгновенье потерять самообладание, однако Чонгук не хотел больше сомневаться. Довольно этих игр. Жизнь Тэхёна стояла на кону. Жизнь, которую сказочник отдал за него. И самое меньшее, что мог сделать демон, это отплатить добром за добро. – Куда ты собрался? – Юнги поднялся следом, хватая за руку Чонгука, что зашагал в сторону леса. – А разве это не очевидно? В замок к Хосоку. Я не позволю Тэхёну жертвовать своей жизнью ради меня. Я того не стою, поэтому ты, если хочешь, можешь пойти со мной, но останавливать не смей. Я не прощу себе, если с Тэ что-то случится по моей вине, – шепнул парень в черноту голых крон, боясь смотреть магу в глаза, но тот оказался настырным. – Что ты чувствуешь к нему, Чонгук? – вопрос волновал Юнги не меньше возможности спасти мастера слова, потому что, если Чонгук сумел побороть зелье сомнений, кипящее в крови, у них был шанс. Возможно, раньше бы демон и замешкался с ответом, но не сейчас, когда каждая минута на вес золота. – Я люблю Тэхёна, и я пойду на все, чтобы спасти его, – не задумываясь выпалил Чонгук, и впервые за вечер напряженная складка на лбу чародея разгладилась, а на губах мелькнула слабая тень улыбки. – Что ж, это существенно меняет дело.۞۞۞
– Быстрее, быстрее, быстрее, – без конца повторял Чонгук, перепрыгивая сразу через несколько ступеней. Казалось, коридорам-лабиринтам не было конца и края. Легкие горели от недостатка кислорода, в ушах гудел рваный пульс, но он продолжал бежать, наплевав на одышку. Тэхён. Ему требовалось найти Тэхёна. Только бы успеть. Только бы суметь отыскать раньше, чем подействует яд. Чонгук не вынесет такой потери. Сойдет с ума или умрет вместе с ним. – Ну где же ты? – обреченно поднимая глаза к каменному своду, шептал демон и возобновлял поиски, не позволяя отвлекаться на отдых. Они разделились с Юнги у центрального входа. Маг взял на себя нижние этажи с подземельями, намереваясь, в случае чего, перехватить Хосока. Новый этаж и волна отчаяния, разрывающая изнутри. «Где же ты?», – безмолвный посыл без надежды на ответ, а затем раздался глухой звук падения чего-то тяжелого об пол, который уловил чуткий демонический слух. Соревнуясь по скорости с ударами собственного сердца, Чонгук бросился бежать. Не разбирая дороги, он то и дело не вписывался в повороты, тихо бормоча под нос ругательства от боли, что не имела сейчас значения. Чонгук чувствовал: Тэхён где-то здесь. Уже близко. Наконец-то впереди показалась деревянная дверь, за ней арка и маленькая стеклянная оранжерея, в центре которой лежало хрупкое тело. Не помня себя от страха, Чонгук бросился к сказочнику, бледному, жутко исхудавшему, едва дышащему. – Тэхён? – зашептал Чонгук, беря на руки пугающе легкого Тэхёна. – Тэхён-а, боже мой, не молчи, прошу тебя, пожалуйста, – взмолился Чонгук, стараясь докричаться до парня. Его душили слезы, угрожающие хлынуть в любой момент, и липкий страх заструился по позвоночнику, потому что Тэхён не отвечал. Неужели не успел? А потом лиловые веки едва заметно дрогнули, и демон был готов разрыдаться от облегчения, встречаясь с мутным взглядом. Холодные пальцы едва ощутимо коснулись щеки. Самое драгоценное прикосновение. – Чонгуки, – и от одного этого голоса сердце разорваться на части готово, лишь бы слушать его вечность. Чонгуку пришлось наклониться ниже, чтобы разобрать сказанное, безжизненное, произнесенное на последнем издыхании. Страшно. До безумия страшно осознавать то, что должно произойти. В носу защипало от нежной и такой знакомой улыбки. – Ты пришел, – и столько облегчения и радости было в голосе мастера слова, что Чонгук разрыдался, понимая, что все-таки опоздал. Глаза напротив закрылись навсегда, а Тэхён обмяк в объятьях, повиснув безжизненной тряпичной куклой. – Нет, нет, Тэ, – сорвался на крик он, поднимая голову молодого человека, холодеющего с каждой минутой все больше. – Боже, нет, пожалуйста, только не это, – захлебываясь отчаянием, хрипел Чонгук. – Сейчас, подожди, сейчас, – бормотал Чонгук, пытаясь передать свою энергию мастеру слова, но та не возымела никакого эффекта. Разрывающая грудную клетку боль и нечеловеческий вопль. За спиной развернулись черные перепончатые крылья, вспарывая лопатки, а голову прорезали изогнутые рога, являя миру истинный облик Чонгука. – Ну же, давай, это должно сработать, – если не энергия, так сущность. Никогда ранее не используемая, но пригодившаяся сейчас. Пусть возьмет всю, без остатка, но живет. Господи, он должен жить! «Лишь приняв самих себя, мы обретаем крылья. Лишь переступив через собственный эгоизм, мы можем даровать счастье другим. Лишь жертвуя самым дорогим, мы спасаем любимых, деля одно сердце на двоих. Лишь признав свои страхи, мы становимся сильнее. Лишь говоря правду, мы разрушаем оковы. Оковы зла, непонимания и эгоизма...» – Пожалуйста, забери мою силу, забери мое сердце, забери мою жизнь, но живи, умоляю, живи, – тихо всхлипывая, бормотал Чонгук, сжимая в своих объятьях бездыханное тело Тэхёна. Тонкое и ужасающее мертвенной бледностью. Безмолвием. Будто заснул навсегда. Больше никогда он не услышит заразительного смеха. Больше никогда не ощутит вкус его губ. Больше никогда не заглянет в теплые лучистые глаза. Больше никогда не увидит лучшую в мире очаровательную улыбку. Больше никогда не согреет в своих ладонях холодные тонкие пальцы. Больше никогда не насладится бархатным низким баритоном. Больше никогда… – Прошу тебя, не уходи, не бросай меня здесь одного. Прости, я такой идиот. Я был так слеп, увяз в сомнениях настолько, что не увидел очевидного. Главного, – давясь рыданиями, бормотал Чонгук, уткнувшись в ледяную шею. А после отстранился, всматриваясь в неживые, посеревшие восковые черты лица, и произнес самое сокровенное: – Я люблю тебя, Тэхён, – демон обнял ладонями пергаментно-белые щеки и приблизил свои губы к чужим. – Я так тебя люблю, что просто не представляю, как мне теперь жить без тебя, – неосторожная юркая слезинка сорвалась с ресниц, размытой кляксой разбившись о скулу. А после Чонгук стер все барьеры, прижимаясь к посиневшим устам, будто сказочник мог ответить на этот поцелуй. Прощальный. Чонгука трясло и рвало на части от осознания случившегося, от чувства вины и всепоглощающего отчаяния, но он упрямо продолжал целовать Тэхёна, ни на что не надеясь, просто боясь вновь взглянуть на уже мертвеца. Страшно. До чего же страшно понимать фатальность последней встречи. Роковой, уничтожающей лучше всяких зелий и проклятий. Как дальше жить с пустотой в сердце? Уж лучше умереть здесь с ним рядом. И странное колючее тепло обожгло их губы, прошлось щекочущей волной по телу, разнеслось ослепляющей вспышкой света по замку, игривым ветром развевая волосы и оседая звездной пылью на влажных от слез ресницах. Жадный вздох – тонкие хрупкие руки обвились вокруг шеи. Тело под Чонгуком зашевелилось, прижимаясь ближе, теснее, как раньше, заставив его испуганно отстраниться, встречаясь с сонным взглядом Тэхёна. Живого и здорового Тэхёна, что смотрел на Чонгука с не меньшим удивлением, растерянностью и легкой улыбкой на вновь розовеющих губах. – Если я умер и попал в рай, то мне здесь определенно нравится, – прохрипел сказочник, жадно впитывая в себя родные черты, что боялся больше не увидеть, а в следующий миг задохнулся в медвежьих объятьях, в которые его заключил Чонгук, без конца повторяя: – Ты жив, боже, ты жив. Жив! – словно не верил собственному счастью. И столько в этом шепоте было отчаяния, надежды и испуга вперемешку с облегчением, что Тэхён невольно задрожал, осознав масштабы случившегося. Из глаз хлынул неконтролируемый поток слез – парень наконец-то понял, где они находились, почему лежал на полу и каким образом остался в живых. И тот факт, что он все-таки воскрес, а не почил жертвой яда, говорил о том, что… – Я люблю тебя, – Чонгук на мгновение отстранился для того, чтобы сказать это, заставив, несомненно, вновь заведенное сердце затрепетать от восторга, а затем приник к губам сказочника, растянувшимся в счастливой улыбке. И на этот раз мастер слова ответил на поцелуй.