Три поражения

      Она всегда добивалась того, чего желала. Не важно, что это было — новая сумочка, квартира, план засекреченной техники или само оборудование вместе с обслуживающим персоналом. Она знала, что и где нужно сказать, где следовало надавить, а где приласкать, прекрасно чувствовала ситуацию и всегда просчитывала даже случайности. При большом желании и умении можно использовать и их в своих целях.       Хельга Фогельвайде.       Баронесса Ольденбургская.       Графиня Анхальтская.       Хельга фон Фогельвайде.       Она прошла долгий путь становления достаточно влиятельной личностью и вместе с тем оставалась в тени. Не так много, как хотелось бы членам различных тайных сообществ, но и не так мало, как желали более влиятельным лордам и аристократам Германикуса. Она была молода, красива и невероятно умна. В конце концов, именно её умственные способности и свели в могилу двух её мужей. Было в ней что-то завораживающее, леденящее кровь.       Взгляд её был цепким и всегда подмечал малейшую деталь, и за любую провинность она наказывала так, как ни один самый жестокий господин не расправлялся с даже сильно провинившимся слугой. Её окружение включало в себя не так много людей, с которыми она разговаривала на равных, но и оно постепенно редело. Никому не хотелось чувствовать себя последним идиотом рядом с женщиной, пусть и красивой.       Кажется, впервые она об этом задумалась, когда обнаружила, что ей даже не с кем сыграть в партию го — её любимую стратегическую игру. Здесь был только холодный расчёт ходов и уверенные, отточенные движения руки при перемещении камней из вазы на деревянную доску.       — Если я пойду сюда, то можно будет перекрыть дамэ здесь. Мужчины такие властолюбивые, что женщина всегда должна быть под замком, и при этом его обожать, обслуживать, выполнять всю работу по дому и хорошо выглядеть. Это же глупо. Бессмысленно.       Она хотела жить так, как она того желала, но мужчины теперь не позволяли ей этого. Они говорили, что любят умных женщин, а на деле предпочитали тех, у кого мозг размером с куриное яйцо. Что же, если «игра» диктует условия, при которых ход по правилам невозможен, следует изменить тактику. В её конкретном случае ей надлежало… поглупеть. Как сама Хельга раньше не фыркала на легкомысленных девиц, однако, сейчас была вынуждена признать действенность такой стратегии. Особенно когда в её руках появился он — давно облюбованный посох Максвелла, больше похожий на скипетр ледяной королевы. Это была та единственная вещь, которую она не могла заполучить себе сразу при всей её сообразительности. Лишь включив «дурочку», невинно хлопающую ресницами, эта «волшебная палочка» утерянных технологий оказалась в её руках, выпуская наружу давно сдерживаемый Хельгой холод одиночества и отчаяния. И ей это понравилось. Понравилось, как корчились в ужасе эти «сильные» мужчины, как проклятия застывали на их чувственных губах, всего несколько минут назад шептавших ей на ушко какие-то нежности, как сами эти «вершители судеб» застывали скульптурами навечно и с каким приятным перезвоном соприкасались они с твёрдым полом, разбиваясь на тысячи осколков. Она чувствовала себя настоящей снежной королевой, которая нашла своё проклятое зеркало и теперь намеренно разбивала его, не желая собирать обратно. Зачем? Ведь это так скучно! Куда веселее было разбивать и крушить, невинно хлопая ресницами, обворожительно улыбаться и стрелять томным взглядом в своих жертв, которые не понимали до самого конца, что ловушка уже захлопнулась.       Однако и эта игра быстро приелась девушке. Как-то услышав презабавную историю о некой объявившейся «ледяной ведьме», которая, дескать, насылает свои проклятия откуда-то из башни, видит и знает всё, фон Фогельвайде решила — а почему бы и нет? Тем более что королеве всегда нужен был собственный замок. С рыцарями она решила не заморачиваться — пока её скипетр при ней, ни одно чудовище, ни один поганый, алчущий покорной женщины и силы мужчина, не желающий при этом что-либо делать, не проберётся к ней. Сказано — сделано.       — Эта Башня — один из образцов утерянных технологий, фройляйн.       — Пра-авда? Как интересно! А они работающие?       — Ну, конечно же… нет! Если бы они работали, душенька, цена была бы соответствующей. Да и он совершенно не подходит такой краса…       — Ой, а знаете? Я беру его! Он такой… стари-инный! Такой ми-иленький!       Ей было противно от самой себя, но сейчас на кону стояла цена за Башню и за всё оборудование, находящееся в ней. Продавец, похотливо облизнув губы, тем не менее, быстро что-то сообразил и согласился на её предложение. Да и как откажешь в этом такой очаровательной, но глупой женщине? Хочет она себе развалюху, пускай берёт!       В удручающем состоянии Башни она сумела убедиться уже на следующий день, переехав в свой новый дом. Недовольно цокая языком, она пыталась восстановить хотя бы малую часть компьютеров, однако, увы, её знаний оказалось недостаточно. Оставалось только одно — найти людей, которые сумеют поднять в воздух эту махину. Она может заплатить и она заплатит за работу… если только эти люди не станут слишком много о себе думать. Тогда можно будет просто заморозить их и разбить. Не всех сразу, ведь одна она всё равно не сможет ничего сделать, но вот главного задиру нужно будет обязательно разбить. Для самоудовлетворения и для дополнительной профилактики… Если будут слишком много себе позволять. Но вначале даже таких людей нужно найти. Сделать это оказалось не так уж и просто — людей, хорошо знакомых с утерянными технологиями, было очень немного, но даже они, лишь кратко ознакомившись с работой, отказывались, ссылаясь на собственный недостаточный уровень познания. Чем дольше продолжались поиски, тем нервнее и злее становилась Хельга. И вот, когда она уже совсем отчаялась, к ней пришёл человек, облачённый полностью во всё чёрное. Казалось, будто он являлся самим воплощением ночи.       — Фройляйн фон Фогельвайде? — учтиво поинтересовался он, прижимая руку к груди и чуть кланяясь. Девушка, изогнув бровь в изумлении, чуть склонила голову набок, внимательно изучая незнакомца. Она только села, наконец, отдохнуть и сыграть в партию го, а теперь снова включать дурочку? И это после практически месячной работы в таком режиме? Её голова готова была взорваться от одной только мысли об этом. А лучше взорвать всё вокруг, чтобы разлетались ошмётки плоти, чтобы всюду были следы запёкшейся крови, чтобы в воздухе стоял запах горелой плоти, а лёгким вдохнуть не только этот запах, но и сам ледяной колючий воздух, заставляющий отхаркивать небольшие бледно-розовые кусочки лёгких. Однако делать нечего, есть такое слово -надо. Удивление, мысленное негодование и размышления заняли у неё не более нескольких секунд, заставившие её чувственно приоткрыть губы и невинно пару раз хлопнуть ресницами.       — Мы знакомы? — неотличимое от искреннего любопытство, подчёркиваемое определённым наклоном головы, было призвано скрыть её раздражение. Этот человек, удивлённо и, кажется, несколько одобрительно хмыкнув — мужлан, совершенно не отличающийся от себе подобных — сделал несколько шагов вперёд.       — Ещё нет. Моё имя Исаак фон Кемпфер. И я пришёл предложить Вам сделку.       — Сделку? Мне? Ох, как это ми-ило!       — Да, сделка заключается в некотором… обмене. Мы восстанавливаем Вашу башню и оказываем всяческую поддержку, а Вы, в свою очередь, вступаете в одну организацию. Как Вам такое предложение?       Ха, как ей такое предложение? Да совершенно абсурдное! Что за организация? Продажа девиц за рубеж в качестве товара для услады жалких, потных, извращённых своими безумными пошлыми фантазиями мужиков? Чтобы постоянно лежать под ними, стонать, когда им это будет нужно, кричать от боли, когда они особенно разойдутся, потом залечивать раны и снова ложиться под, одним словом, боровов? Вот уж дудки! Взгляд её кольнул холодом стоявшего мужчину, презрение скривило её пухлые губы.       — И что же это за организация такая, которая готова принимать людей в убыток себе?       — Орден Розенкрейцеров, фройляйн. Уверен, Ваши «снежинки» уже не раз и не два рассказывали Вам о нас. Я прав? Вижу, что прав. Тогда…       — Тогда пусть нас рассудит игра. Если выиграете Вы, я вступлю в этот Ваш… Орден. Если же выиграю Я, то Вы почините Башню без моего вступления в Орден. Договорились?       — Договорились.       Он хорошо знал эту игру, а также помнил, что нужно обладать немалыми способностями для её ведения. Всё или ничего, проигрыш или поражение — этим был хорош го. По умолчанию мужчина играл за чёрных, а она — за белых. Внешне такое решение казалось, объяснялось цветовым решением их одежд, но на деле всё было иначе. Хитрая, довольная улыбка тронула его лицо. Эта женщина со светло-русыми волосами заведомо поставила его на слабую позицию, показав, что она более сильный игрок. Судя по одним лишь слухам, графиня была крайне глупа, хотя и красива собой, а по другим сведениям, добытым из различных теневых сообществ, рассказывалось ровно противоположное, и теперь он видел всё своими глазами. Она была хищником, который всегда добивался поставленной цели. Она была тигром в нежной кроличьей шубке. И было интересно знать, как долго она сможет играть эту роль, как хорошо вжилась в неё и не подменила ли трусливая природа добычи инстинкты хищника? Он сам не скрывал своей природы, но понимал важность отданных ему приказов.       Игра началась довольно живо, и камни звонко ударялись о деревянную поверхность гобана. Им не требовалось много времени для того, чтобы выбрать наиболее удачный ход. Да и начало игры в целом позволяло действовать относительно спокойно. Лишь когда углы были заняты камнями, они оба перешли в наступление. Сейчас они должны были продемонстрировать своё мастерство, однако даже так Хельга продолжала ещё какое-то время глупо хихикать, хотя делать это становилось всё сложнее — её поглощал азарт. Уже очень давно ей не приходилось играть в го с кем-то кроме себя самой. Исаак не отставал, хотя он не забывал следить и за своей противницей. Она хорошо держала маску, но вместе с тем не боялась рисковать. Особенно, когда они перешли к заключительной части. Здесь даже небольшой просчёт, малейшая ошибка могла привести к грандиозному поражению. Выстраивая причудливую картину, они одновременно поставили камни на доску, хмуро оглядывая результат.       Ничья.       Они одновременно победили и проиграли.       Пока Хельга задумчиво оглядывала результат, Исаак, удовлетворённый игрой, теперь перевёл взгляд на сидевшую перед ним девушку. Она была удивлена, раздосадована… и удовлетворена. Эта сложная игра принесла им обоим немалое удовольствие.       — Я предлагаю следующий выход из сложившейся ситуации, фройляйн, — учтиво начал фон Кемпфер, заставляя обратить девушку на него взгляд. — Мы просто выставим друг другу предложения. Допустим, я могу усилить Вашу совместимость с посохом Максвелла, а Вы…       — А я, в таком случае, разрешу не только починить Башню, но так же, допустим… использовать её этим самым пресловутым Орденом. Хотя право собственности всё равно останется у меня.       — С Вами приятно иметь дело, фройляйн фон Фогельвайде.       С улыбкой ответил ей мужчина, прикладываясь удивительно прохладными губами к её ручке, а после в прямом смысле этого слова практически растворяясь в густой тени. Это было её первое поражение. Она догадывалась, во что вляпалась, но её жизнь стала такой скучной и пресной, что о своём решении она нисколько не жалела. Особенно, когда увидела ЕГО.       Это случилось буквально через неделю после грандиозной игры. Она пришла по адресу, написанному аккуратным продолговатым почерком в небольшом письме — всё это время подготавливались необходимые документы, тщательно проверялись прочие бумажки и сведения, добываемые обеими сторонами — и там, буквально в дверях, её встретил Он. Облачённый в белоснежную форму, он нежно ей улыбнулся и помахал рукой. Первое её впечатление было, что она ошиблась адресом, однако заметив небольшой всполох тени рядом с голубоглазым и светловолосым мужчиной утвердил её в мысли, что пресловутый Орден находится именно здесь. Подумать только, известнейшая террористическая организация располагается в вызывающем здании, да ещё и на одной из центральных улиц. Ну, разве не смешно?       Прощупывая почву, она осознанно наступила на давно не заживающую рану — ей хотелось удостовериться, что вот это придурковато улыбающееся существо действительно достойно того, чтобы на него работать. И она удостоверилась. Огромная зала напоминала больше место бойни. Ещё несколько минут здесь стоял жуткий грохот, эхом расходившийся по коридорам замка. По стенам зала на пол стекало то, что осталось от проходивших мимо людей — кишки, остатки лёгких, частично запечённые мозги — с потолка капала кровь тех, кому не повезло проходить сверху. И всё это словно в какой-то сюрреалистической картине присыпалось легковесными белоснежными перьями. Хельгу тогда спасло только то, что она успела выставить огромную ледяную глыбу. Однако даже она не сумела полностью выстоять против такого удара. На лице этого существа царила всё та же мягкая улыбка, однако на этот раз она вызывала трепет и ужас. В Хельге же просыпался научный интерес.       Она хотела изучить этого мужчину с белоснежными крыльями.       Она хотела этого мужчину с улыбкой ангела.       Она хотела Каина.       Так как-то незаметно прошёл месяц, потом другой. Она привыкла к Ордену, Орден привык к её характеру и манере одеваться. Практически все члены Ордена считали, что она влюбилась в их главу и только и мечтала заполучить его в свою постель. Ха, как бы не так. Лишь Исаак знал её истинный интерес к их главе — она сама как-то обмолвилась об этом в ходе очередной внутривенной инъекции препарата, что улучшал её гены и повышал её синхронизацию с оружием. Она и сама чувствовала, что становится сильнее. Однако Хельга не была бы Хельгой, если бы в какой-то момент не поняла, что стала неким подопытным кроликом для фон Кемпфера.       Это её злило. Злило, что её используют в тёмную, пусть она и строит перед всеми эдакую дурочку, ничего не понимающую в том, что вообще происходит. Её злило выставлять себя истеричкой. Её злили изменения, что происходили с её телом, потому как понять до конца их природу она не могла. Её злила невозможность прикоснуться к желаемому объекту изучений. Последней каплей для неё стали волосы. Вначале она как-то не обращала на это внимания, однако когда после инъекции на следующий день волосы её приобрели приятный лавандовый оттенок, она решила — хватит. Ей понадобилось не так много времени, чтобы собрать необходимую информацию о генномодифицирующих препаратах, узнать их сильные и слабые стороны и решить, нужно ли ей это или же нет. Чаша весов склонилась ко второму решению, о чём она и сообщила фон Кемпферу. Наверное, именно тогда началась история её противостояния этому мужчине. Он ставил на ней свои опыты. Он не позволял ей приблизиться к желаемому объекту. И он же теперь пытался её контролировать. Глупый человечишка.       Восстановление Башни шло полным ходом, и за всё это время она отчего-то боялась в неё заглянуть. Хотя нет, скорее, она не хотела видеть внутри разруху и грязь. Хельга всегда предпочитала максимально чистую работу. Возможно, именно поэтому у неё до сих пор и не было мужчины? Ей иногда и самой становилось смешно — будучи дважды вдовой, она, тем не менее, ни разу не пробовала мужчину. Да, поцелуи и ласки были, однако дальше не заходило — эти боровы умудрялись испортить момент на корню, за что и расплачивались. Кто-то простой простудой, кто-то половыми заболеваниями от переохлаждения, которые в простонародье называли «немочью», а кто-то и собственной жизнью за особую назойливость и рукастость. Однако после очередной глупой миссии и ещё более глупых людей, перед которыми приходилось строить из себя невесть кого, она твёрдо решила вернуться в Башню. Пусть там грязно, пусть разруха, но главное, что это — её дом. Там родные стены, там хорошая звукоизоляция, так что никто её не потревожит. Там она сможет отдохнуть от назойливых мужланов, от глупого хихиканья и колыхания грудью — после этой чёртовой модификации она выросла как на дрожжах, будто мало было изменения цвета волос — и от похотливых взглядов со стороны. Благо, в Ордене этого практически не было, а откровенная форма с чулками в сеточку была призвана поймать вполне конкретное существо, которое рано или поздно просто обязано было попасться. Однако сейчас даже желанный предмет исследований не воодушевлял.       Практически в дверях Башни он столкнулась с тем, кто поддержит её идеи и кто встанет с ней плечом к плечу в своеобразной борьбе с Исааком. Бальтазар фон Нойманн. Если она правильно помнила, он был мафусаилом, увлекался музыкой и даже сделал её своей второй профессией, дирижируя оркестром в венской филармонии. Высокий, широкоплечий, статный, он невольно цеплял собой взгляд. Исключением не стала и Хельга, поначалу опешившая от такого, однако потом сразу же нахмурившаяся — он по-прежнему оставался мужчиной. Об этом свидетельствовал его взгляд, переместившийся сразу на её декольте. Она была практически уверена, что этот человек уже более чем опытный в делах любовных и давно привык к женщинам, однако каково было её удивление, когда она заметила на его щеках стыдливый румянец. Забавный.       Возможно, его удастся использовать в своих целях? Наверняка.       Так оно, в общем-то, и происходило. Он вместе с братьями — Каспаром и Мельхиором — остался в Летающей Башне. И если его братья частенько пропадали на заданиях или же в своих делах, то он старался всегда быть как можно ближе к девушке, расцветшей в прекрасную женщину. Его заинтересованность в Ордене заметили быстро и даже пробовали шутить про его влюблённость, что, мол, Хельга — девушка хоть и холодная, но особым умом не располагающая. Бальтазар их не слушал, а особо языкастым толково разъяснял, что говорить такое о Ледяной Ведьме, которая сильнее их всех — этот факт до сих пор не укладывался в головах многих — чревато последствиями. От него в первую очередь. Однако после как-то все разговоры стихли и особо не развивающиеся отношения на троих перешли в разряд дежурной шутки — Бальтазар бегал за Хельгой, Хельга бегала за Каином, Каин бегал от всех.       Хельга и сама понимала, что это неправильно, однако поделать с собой ничего не могла — годы шли, а её некоторый страх мужчин никак не желал проходить. Она по-своему боялась Бальтазара, но признаться в этом не могла даже самой себе. Тем более, она ведь была женщиной, которая всегда добивается желаемого. Разве может она отступить именно сейчас? Однако также она понимала, что без помощи она не сможет это сделать, потому иногда приходилось подпускать мафусаила к себе ближе, позволить ему прикоснуться к мечте, но не более. Бальтазар это списывал на влюблённость к Каину, но отступать не собирался, что по-своему грело самолюбие Ледяной Ведьмы.       Война с Исааком продолжалась, но и разговоры с ним не прекращались. Тем более что многие действительно важные вопросы касательно миссий между ними решались всё той же игрой в го. Только он один знал о её истинном интеллекте, для всех остальных она так и оставалась недальновидной дурочкой до поры до времени. Когда однажды вернувшийся в Башню Бальтазар увидел сидящих за одним столом Ведьму и Мага, едва не поперхнулся. Всем была известна взаимная ненависть между ними, но сейчас они не осыпали друг друга проклятиями, а спокойно клали камушки на деревянную доску. Он помнил, что это какая-то древняя игра, но вот смысла в ней всё равно не понимал. Знал только, что это какая-то заумная игра.       — Хельга, милая, тебе ведь не выиг… — начал было мафусаил, кидая взгляд на доску. Белые камушки, чёрные камушки. Одинаковое количество на доске, однако, позиции какие-то странные. Группками. Закончить фразу ему не дали возникшие буквально перед его носом тонкие изящные пальчики, сжимавшие небольшой камушек чёрного цвета. Фон Фогельвайде, облачённая в скрывающий всё её тело пушистый белоснежный халат, несильно покачала ими из стороны в сторону.       — Бальтазар, не мешай.       Тихо проговорила она, после чего хитро улыбнулась и опустила камушек на очередное пересечение линий. Исаак помрачнел, хотя после устало откинулся на спинку.       — Что же, признаю поражение. Ведите игру так, как считаете нужным. Однако соблюдайте осторожность. Борджиа невероятно умён, да и герр Авель тоже. Херувим должен быть…       — Герр Кемпфер, мы ведь договорились перед началом игры — если выигрываю я, я веду миссию так, как считаю нужным. Если выигрываете Вы — соответственно. Ваши предостережения я учла, однако теперь будьте так добры покинуть Башню.       С нежной улыбкой проговорила Хельга. Она устала — похоже, эти чёртовы препараты, что ей вкалывали в самом начале работы в Ордене, хорошо так сократили ей жизнь. Это никак не фиксировалось приборами, это не подтверждалось тестами, но сама она чувствовала, как жизнь теряет свои краски и как прохладное дыхание костлявой холодит её кожу. Исаак, выдохнув, лишь откланялся под ошарашенный взгляд Бальтазара, приложился к ручке Ведьмы в знак прощания и быстро ретировался — вслед за ним уже летел стул ревнивого мафусаила. Ведь ему она никогда не улыбалась ТАК, никогда она ТАК на него не смотрела. Снисходительно, иногда чуть презрительно, но никогда уважительно, никогда как к равному. Это был удар ниже пояса. Хельга, его Хельга, которую он едва ли не боготворил, с которой вместе противостоял Исааку, вот так просто играла с ним в камушки! Хельга же, ничего не говоря, лишь устало откинулась на спинку кресла. Да, стул был раритетным и красивым, но в Башне, благодаря финансовому благополучию Ордена, да и её собственным средствам, мебели было более чем в достатке.       Она устало прикрыла глаза, а после, почувствовав лёгкое колыхание воздуха рядом с собой и едва ли не испепеляющий взгляд, слабо улыбнулась. Что же, наверное, открыться Бальтазару можно. За столько лет он ни разу не думал отказаться от идеи добиться её расположения. Как и она от своего желания изучить тело крусника. Вот только фон Нойманн даже не догадывался о её чувствах. Может, стоит ему рассказать об этом? Нет, ещё рано. Нужно немного подождать. Но вот открыть ему своё настоящее лицо можно. Он не предаст. Теперь не предаст. И осознание этого заставило её чуть пухлые губы изогнуться в слабой улыбке. Медленно открыв голубые глаза, она спокойно и даже удивительно мягко посмотрела ему прямо в глаза. Лавандового оттенка волосы мягкими локонами лежали на её плечах, а некоторые непослушные пряди падали в глаза, мешая зрительному контакту. Это бесило Василиска, поэтому на этот раз он решил не спрашивать разрешения, а просто рывком убрал эти мягкие локоны назад, упираясь руками по обе стороны от её головы и не давая возможности сбежать. Его удивляло и раздражало её спокойствие. Он, мафусаил, ластился как глупый щенок перед этой терранской женщиной, а она…       — Наконец-то можно не притворяться… — устало на выдохе произнесла она, чуть приподнимаясь и на удивление мафусаила утыкаясь лбом ему в грудь. Однако уже в следующее мгновение он с гневным рыком отстранил Фогельвайде от себя — ну уж нет, он не позволит ей вновь обвести его вокруг пальчика, такого аккуратного и нежного. Как бы ему хотелось переломать ей ноги и руки, чтобы кости торчали наружу, полные её сладкой терпкой кровью, расцарапать её нежную бархатную кожу, слизывая быстро струящуюся алую жидкость своим чуть шероховатым языком, брать её спереди и сзади, в любое время дня и ночи, грубо и нежно, медленно и быстро. Главное — как можно болезненнее для неё, чтобы в её мыслях был только он, чтобы с её губ слетало только его имя. Пусть бы она ненавидела его, пусть проклинала бы, но, по крайней мере, она будет принадлежать лишь ему одному! А Хельга лишь рассмеялась. Легко, нежно, с чувственной хрипотцой, после чего мягко прижала его к своей груди. Мафусаил был ошарашен, а женщина, между тем, уже осторожно уткнулась носом в его волнистые волосы цвета любимых ею каштанов. Он слышал, как билась жилка на её шее, чувствовал, как вздымается её мягкая упругая грудь, как бьётся там, упорно и спокойно, её ледяное сердце. Нет. Обычное человеческое сердце, такое же горячее и такое же сильное. Вновь не принадлежавшее ему…       Между тем Хельга, некоторое время просидев в такой позе, поняла, что не испытывает отвращения, когда к её груди вот так прижимается именно этот мужчина. Может, это судьба? Она и сама не знала. Но, кажется, с ним она сможет перебороть свой страх.       Объяснить мафусаилу, что она вовсе не дура, какой её все считают, и уж тем более не девица лёгкого поведения, которая готова лечь в постель к любому и у которой также было множество мужчин, было нелегко. Вернее, с доказательством первого утверждения проблем не возникло, а вот со вторым выходила знатная заминка. В итоге, сорвавшись на крик и ещё раз у него уточнив, что девственную кровь он всегда сможет отличить, резким движением надрезала палец и предложила ему удостовериться лично. В её глазах полыхал гнев, а немного позднее вспыхнул ещё и стыдливый румянец, когда он, нетерпеливо, но удивительно нежно взяв её за руку, прикоснулся языком к ранке. Он не ошибался в крови. Никогда не ошибался. Но верить очевидному всё равно отказывался. Поэтому-то, испив немало её крови даже из такой маленькой ранки, лишь коротко фыркнул, ничего не говоря, и с шумом покинул Башню, стараясь осмыслить происходящее. Этим же вечером Хельга ушла на задание не Хельгой фон Фогельвайде, но уже давно забытым именем — графиней Анхальтской. Волосы её были убраны в элегантную причёску, на плечах лежал мягкий тёплый мех, обрамляющий выпирающую грудь, а на лице вновь царила маска «дурочки».       Антонио Борджиа.       Это был интересный экземпляр, однако он вызывал внутреннее содрогание Ведьмы, стоило ей только почувствовать на своей груди очередной похотливый взгляд со стороны этого напыщенного принца. Играя роль дурочки, она, тем не менее, не забывала просчитывать случай. Именно он позволил ей беспрепятственно войти в Ватикан, сочинив легенду о «муже, ушедшем в Новый Ватикан», увести оттуда священников в Одессу, там проявить чудеса изворотливости и меткости. В конце концов, она на этот раз выступала посланником Ордена, поддерживавшим дʼЭсте. Исаак провалил своё задание, ей же ударять в грязь было просто неприлично, пусть даже её ранг и был ниже. Эти постоянные сравнения, да плюс чёртов казанова-кардинал… вести двойную игру было нелегко, но она хотела закончить свою жизнь максимально эффектно. Она решила рискнуть, использовать другую стратегию, отличную от той, которую использовал Кемпфер, потому в нужный момент, строя из себя всё ту же дурочку, по-своему и защитила, и попыталась избавиться от назойливых букашек по имени Авель Найтроуд и Антонио Борджиа. Первому от этих пулек ничего не сделается, ведь он такой же, как и Каин, а второго просто хотелось действительно прибить. Её стратегия была разыграна, как по нотам, однако как когда-то её и предупреждали, её острый ум и стал тем, из-за чего всё в итоге повалилось. Глупая ошибка стоила ей миссии.       — Вы сказали, что не знаете Альфонсо. Тогда как вы узнали, кого связывать? Я сказал вам связать Херувима. И вы без колебаний начали его связывать. Как такое может быть? Только если вы не с самого начала знали Альфонсо или Херувима. Разве я не прав?       — Идиоты. Я очень старалась играть этот жалкий спектакль, но вы и вправду идиоты.       Она сумела уйти красиво, благо, со своей палочкой она никогда не расставалась. Вот только результат её не порадовал.       — Значит вот он какой — «Крусник»? Это и есть «враг всего мира»? Ты просто жалок!       Она даже не предполагала, что могла серьёзно ошибиться с этим противником, недооценив его. Возможно, даже лишилась бы жизни, если бы не защита Бальтазара. Используя возможности Зигелинды, он очутился в этом месте, остановил крусника и, властно прижав к себе Хельгу, переместился в знакомое им всем место. Орден.       Разумеется, ему вместе с Зигелиндой пришлось уйти, а его быстро сменил более чем довольный Исаак. Она в итоге провалила задание. Херувим был упущен. Такое не прощалось, и она это отчётливо знала. Исаак разливался тягучим соловьём, снисходительно указывая на ошибки и недочёты Ведьмы, разъясняя ей всё как глупой девчушке, после чего неизменно растворился в тени. На этот раз Бальтазар появился как никогда вовремя, подхватывая её тело. Она устала, так сильно устала…       Он понял всё без лишних слов. Просто подхватил её на руки и как величайшее сокровище отнёс в Башню. Хельга не возражала. Эта мышиная беготня с Новым Ватиканом здорово ударила по ней. Она чувствовала — её силы на исходе. Отчего-то в голове возникла паническая мысль, заключающаяся в страхе смерти. Её дыхание уже ощущалось ледяным касанием к её шее, хотя там было всего лишь ожерелье, и только крепкие горячие руки Василиска, его горячее сердце позволяли бояться не так сильно. Она невольно прижималась к его груди, сжимая крепче руки вокруг его шеи.       Кажется, она нашла себе маленькую цель, которую обязана достигнуть до своей смерти.       Она хотела, чтобы именно этот мужчина стал её первым. Чтобы именно этот мужчина стал её единственным. Именно поэтому, когда он заботливо уложил её на постель и наклонился поближе, чтобы что-то сказать, она, нежно улыбнувшись так, как никому другому, мягко притянула к себе, увлекая в поцелуй. Это не было их первым поцелуем, но почему-то в этот раз он ощущался как-то по-новому. Особо чувственным, особо пылким. Шумно вдыхая, она вздрагивала, когда его руки прошлись по её плечам, едва задели грудь, более ощутимо прошлись по талии и сжались на её бёдрах. Упершись коленом в постель, одной рукой он продолжал водить по её телу, другой же уже подхватил её со спины, прижимая к себе крепче.       Как долго он этого ждал! Его поцелуи становились более пылкими, более жаркими, более жадными. То же касалось и его движений — они становились рваными, грубыми. Осыпая поцелуями губы и лицо Ведьмы, он после опустился на её тонкую шею, иногда ощутимо прикусывая её нежную кожу, стараясь не ранить, но оставить свои метки. Чтобы каждый в этом треклятом Ордене знал, что она теперь только его женщина. Грубо сдёрнув с её плеч меха, рукой, что покоилась на её спине, он опустился до её упругих ягодиц, крепко сжимая в своей руке, другая же поднялась к её груди, также грубо сжимая, оставляя на нежной бархатной коже белые полумесяцы. Когда ему захотелось почувствовать её тело, он в нетерпении просто разорвал её платье, выбрасывая ненужную ткань в сторону. Никто и ничто не смело теперь вставать между ними, даже одежда.       Хельга задыхалась от страсти. Она видела эту животную похоть в глазах Бальтазара, и она её пугала. Однако отчего-то не хотелось, чтобы он прекращал. Эта страсть заводила её сильнее, заставляя прогибаться в его сильных властных руках. Её мелко дрожащие руки выдавали в ней неопытность. Она не любила проигрывать, Василиск это знал, потому ждать, пока её дрожащие пальчики закончат борьбу с тугими пуговицами, не стал, ловко сам расправился со своей одеждой, откидывая её также в сторону. Раньше он мог об этом только мечтать, и лишь в своих снах мог себе позволить такое поведение рядом со своей богиней, однако сейчас был не сон, а реальность. Один лишь этот факт напрочь сносил ему крышу.       Он мечтал овладеть ею медленно и нежно, пытать этой сладостью, но в итоге лишь грубо и жадно сминал её тело в своих руках. Грудь, талия, живот, ягодицы, бёдра — он уже чувствовал этот сладковатый мускусный аромат, исходивший от неё. Это лишило его последней капли разума, и он с глухим рыком буквально вжал в себя женщину. Болезненно тугая и горячая, он не хотел останавливаться, как бы больно ему ни было. Он не обращал внимания на то, как упиралась в его плечи Хельга и как она кричала со слезами на глазах. Лишь когда в воздухе аромат мускуса смешался с необычным запахом крови, он опомнился, ненадолго останавливаясь.       Лицо Хельги, гневное, выражающее высшую степень оскорбления, было залито слезами, губы искусаны в кровь. Но не она пахла так приятно. Этот запах исходил и не из маленьких ранок, оставленных его клыками и когтями. Опустив взгляд ниже, он кратко ухмыльнулся. Ну конечно, как же он мог забыть? Его милая Ледяная Ведьма была девственницей, а он так нехорошо с ней поступил. Впрочем, он считал это достойной оплатой за все те годы, что он пытался её добиться. Пусть она почувствует его страдания. Хотя учитывая, что это именно она начала, было бы слишком жестоко, если бы она возненавидела его. Он не смог бы жить теперь без её тела. Именно поэтому, подавшись немного вперёд, он мягко снял её слёзы языком, зализал ранки, после чего аккуратно выскользнул из девушки. На её гневный взгляд он лишь коротко фыркнул, а когда она попыталась подняться и отвесить ему пощёчину, уверенно и властно сжал её руки над её головой. Неужели она всерьёз рассчитывала, что теперь так легко сможет от него отделаться? Глупая женщина. Его женщина.       Снисходительно ей улыбнувшись, он мягко и чувственно поцеловал её вновь, проглатывая в себе возмущённое мычание. Она пыталась его ударить, хотя и понимала, что противопоставить ему ничего не может. Ещё и эта тупая ноющая боль… чёртов мужлан. Кажется, она слишком погорячилась, решив, что хочет попробовать мужчину. Он… он…       Меж тем Василиск, одной рукой всё также держа её руки, другой вновь прошёлся меж её аккуратных грудей с затвердевшими вишнёвыми бусинами, мягко провёл по её животу, ненадолго зарывшись в редкие лобковые волосы, погрузился в её разорванное им же лоно, полное крови и терпкой смазки, начиная двигать там пальцами. Болезненный всхлип донёсся до его ушей, а содрогнувшееся в болезненном спазме тело заставило довольно ухмыльнуться. Она получила своё наказание сполна, теперь можно погрузить её и в наслаждение. Отпустив её руки, он, вынув пальцы, опустился ниже, после чего, крепко схватив её за бёдра, чуть приподнял её, приникая губами к ней.       По идее, это он должен был сделать в самом начале, но ведь теперь он мог почувствовать и собственный вкус в ней, удостовериться, что она по-настоящему его. Слизывая с внешней стороны бедра натёкшую кровь из разодранных мышц, он после стал аккуратно проникать языком внутрь, слизывая кровь вперемешку со смазкой. Хельга ещё какое-то время пыталась сопротивляться, однако тело обмануть не удастся никому. Он чувствовал это, когда её мышцы стали вновь сокращаться, сжимая внутри себя его длинный язык. Он двигался быстрее, задевая тёмную бусинку, а после принимаясь чуть потягивать и посасывать её до очередного выделения терпкой смазки, которую он вновь слизал без остатка, вновь погружая в женщину язык.       Фон Фогельвайде сама не ожидала, что из её груди мог родиться столь громкий стон, что её обычно практически нечувствительное тело окажется охвачено жаром, а сама она, запустив пальцы в его волосы, сжимала его волнистые локоны, вжимая в себя и даже подаваясь ему навстречу. То, как чувственно она начала двигаться, как порой жалобно хныкала, прося большего, заставляло зверя внутри него вновь едва не сойти с ума. Когда первый в её жизни оргазм накрыл тело ведьмы, он с жадностью сжал крепче её бёдра, не давая ей уйти от него и слизывая всё без остатка. Этот вкус был лучше, намного лучше всех тех вин, что ему доводилось пробовать. Оторвавшись от её сладкого лона, он вновь приник к её губам, придавая их поцелую лёгкий солоноватый вкус, после чего вновь вознамерился овладеть её телом, как неожиданно почувствовал упирающуюся в его грудь ладошку. Недоумённо взглянув в глаза Хельги, несколько недовольно цыкнув языком — неужели она до сих пор не усвоила урока? — он после не без удовольствия двинулся также вперёд.       Причина была проста. Хельга, его милая Хельга, стыдливо отведя взгляд и продолжая тяжело дышать, произнесла своим томным голосом с придыханием всего три слова:       — Пожалуйста, будь нежнее.       От одного только звука её голоса он едва вновь не озверел, но, памятуя недавний оргазм, всё же кивнул головой, увлекая её в новый поцелуй. У него-то в отличие от Ведьмы было немало женщин, его опыт был куда более обширен и он намеревался его использовать для того, чтобы заставить мучиться Ведьму на костре их чувств, сгореть в них без остатка.       На этот раз он двигался медленнее, куда нежнее и заботливее, толчки его были максимально выверены и точны. Она была по-прежнему, слишком узкой для него, да и всё ещё сжимавшиеся после оргазма мышцы не давали расслабиться, но их совместная смазка, а также его опыт позволяли теперь максимально избежать болезненных ощущений. Он заставлял её отвлекаться на поцелуи, на укусы, даже на боль с внешней стороны бёдер, крепко сжимая их своими руками. О, Великая Мать, эта женщина сводила его с ума! Тем более что в этот раз он позволил ей стать руководящей, в какой-то момент неожиданно перевернувшись на спину и оказавшись под женщиной.       Её спутанные лавандовые волосы мягкими локонами обрамляли её точёное лицо, заплаканные голубые глаза с лёгким прищуром и недоверием смотрели на него сверху вниз, а вздымавшаяся в тяжёлом дыхании грудь в укусах и алых отметинах лишь прекрасно завершала картину. Он направлял её, придерживая за бёдра и не давая соскочить, хотя она и пыталась это сделать множество раз, иногда даже срывался, грубо насаживая её на себя. Ну что за упрямая женщина, почему она не хотела просто сдаться ему? С другой стороны, ведь именно это и привлекало его внимание помимо её красоты?       Ему нравилось чувствовать себя в ней, чувствовать её взгляд, её дыхание и понимать, что никто, кроме него никогда не видел и не увидит теперь навсегда только его Хельгу. Именно поэтому он старался оставить на ней как можно больше алых отметин и позволить ей почувствовать свою настоящую власть над ним и его власть над ней. Лишь только ближе к утру, когда и она, и он испытали по несколько оргазмов — если он исторгался и в неё, и на неё во время самого секса, то её он доводил ласками, пальцами и языком — он позволил ей покинуть кровать. Ну, как покинуть — он отнёс её в ванную, омыл её тело, осыпав алые отметины ещё раз легковесными поцелуями, после чего отнёс обратно в постель. Василиск был счастлив, как удав. Обвив её тело руками, он бережно, но крепко сжал её в своих объятиях, утыкаясь носом в макушку.       Это была его победа.       Это было её второе поражение. Неимоверно болезненное, невероятно приятное, но всё-таки поражение. А где второе, там и третье.       Она знала, что ей осталось немного, и прекрасно знала, кого за это стоит благодарить. Она уже просчитала, что выйти победителем в этой схватке невозможно — все её инстинкты кричали о провале затеянного предприятия, но отказаться от этого она не могла. Тем более что здесь находился мужчина, сделавший окончание её жизни по-настоящему фееричным. Ей даже было немного жалко Бальтазара, но, увы, поделать ничего не могла. Василиск был наверняка уверен в том же, что после случившегося ночью она никуда от него не денется. Ей это не позволит даже боль от разорванных мышц. Он, конечно, с лихвой компенсировал это, но факт-то оставался. Возможно, именно поэтому его объятия и не были во сне столь крепкими, и именно поэтому ей удалось тогда уйти. Мужчина, обнаруживший пропажу, с глухим озлобленным рыком подорвался с кровати. Его одежда пострадала куда меньше платья Ледяной Ведьмы, потому, быстро одевшись, он тут же отправился на её поиски. Кто же знал, что всё произойдёт вот так?       Она всегда добивалась того, чего желала. Не важно, что это было — книги по философии из библиотек Ватикана, географические и тактические справочники из Империи, шахматы или же новые знания. Она знала, что нужно сказать в определённой ситуации, где следовало надавить, а где приласкать. До этого момента она прекрасно чувствовала ситуацию и всегда просчитывала даже возможность случайности, ведь при большом желании можно использовать и их в своих целях. Но в этот раз, только в этот единственный раз она захотела поступить спонтанно.       Так глупо.       Мафусаил не сразу, но всё же услышал звуки битвы. Она началась не так давно, но, несмотря на это, была более чем яростной. Когда он пришёл на источник звуков, уже всё закончилось. Его Хельга лежала на зелёной лужайке и мягко улыбалась, раскинув в разные стороны руки.       Нет, не руки. Обрубки, которые уже догрызали чёрные демоны Мага, оставлявшие на её теле отвратительные раны. В её красивой груди, прямо там, где не так давно только для него билось горячее сердце, была обширная рана, откуда упругим ключом била кровь. Фон Кемпфер, мрачно глядящий сверху вниз на женщину какое-то время, прихрамывая и прижимая руку к пробитому огромным осколком льда плечу, скрылся с места происшествия раньше, чем фон Нойманн понял, что вообще произошло.       В утреннем воздухе смешивался чудный запах молодой травы, медовый аромат полевых цветов и металлический привкус крови. Он понимал, что уже бессмысленно звать медиков — раны были несовместимы с жизнью. Всё, что он мог сделать для неё теперь — это отогнать от её изуродованного тела демонов. После, уложив её голову себе на колени, он принялся гладить по её лавандовым волосам, всегда убранным в аккуратную причёску, а теперь спутавшимся в ходе битвы, и шептать ей на ушко так ненавистные ей нежности до тех пор, пока она не закрыла глаза, и нежная улыбка на её губах не угасла.       Это было её третье и последнее поражение…