***
Когда на небо выплыла полная луна, старая Морна вышла из дома, оставив дверь приоткрытой. Соседи заметят, что старуха в лохмотьях перестала появляться на улицах, они придут проведать ее, а там приедет и внучка с правнуками, встревоженная странным письмом, написанным настоящими чернилами на желтоватой бумаге — так пусть двери ее дома будут для них открыты. Она шла по пустынным улочкам, смотрела в темные окна, мысленно махала им всем рукой на прощание. Морна прошла мимо дома, на котором красовались медные тюлени, даже не собиравшиеся спрыгивать с фасада и ползти к морю, улыбнулась им совершенно молодой и беззаботной улыбкой, и поковыляла дальше, мимо причала, к морскому берегу, где из пенных волн выходили шелки, подставляя широкие лица свету полной луны, пересмеиваясь и распевая свои протяжные длинные песни. Морна медленно брела, сбрасывая с себя ненужную отныне одежду — сперва на камни упала изъеденная молью шаль, потом потрепанная кофта, потом юбка с порванным подолом. Она сняла потертые туфли и зачем-то поставила их рядом с большим камнем, как делала всегда, когда входила в свой дом, теперь оставленный навсегда. Она не оборачивалась и не смотрела на город, в котором родилась и жила так долго, как почти не живут простые смертные люди. Она шла, ступая костлявыми старческими ногами по камням, она распустила седые косы, и волосы укрывали ее иссохшее тело тонким плащом. Она зачем-то прикрыла руками высохшие груди, свисавшие до самого впалого живота, и, прежде чем шагнуть в морские волны, осторожно потрогала воду большим пальцем ноги — не слишком ли холодна. Ежась, Морна вошла в море, и шелки замолчали, расступаясь перед ней. Она чувствовала на себе их теплые взгляды, и от этого ей становилось спокойнее. Море омывало ее утомленное тело, из костей уходила вечная боль, грудь дышала все легче и чище. Иннис смотрел, как старуха идет, с каждым шагом погружаясь все глубже, и чувствовал, как начинает дрожать всем телом. Чем дальше она уходила в море, тем быстрее менялся ее облик. Тело разглаживалось, наливалось силой, волосы темнели и становились все гуще, скрюченная спина выпрямлялась, и лицо становилось все моложе и моложе. Иннис ждал, вздрагивая, он стоял по горло в расплавленном лунном серебре, его старшая сестра Морна шла к нему, протягивая руки, с которых уже исчезли безобразные наросты, и с каждым ее шагом его мир становился тише и глуше. Он уже почти не слышал, как сонно дышит город, как в глубине играют рыбы. Но он молча и решительно ждал, и когда Морна — юная шелки по имени Морна, с ясными глазами и пятнышками на добром круглом лице — взяла его за руки, мир замолчал окончательно. Вода была холодной. Ветер — тоже. Иннис вдохнул полной грудью, попытался сделать шаг и чуть не упал. Двигаться в воде было тяжело, волны, качавшие его на своей груди с самого детства, теперь пытались сбить с ног. Морна отошла с его дороги, опустив глаза, и он неуклюже выбрался на берег сам. Обнаженный и вздрагивающий от ночного холода, он встал в лучах лунного света, посмотрел на тех, кто уже не был его народом, и увидел то, от чего его сердце оборвалось. Башня на острове Иннис-Мюир была темной и мертвой. Он стоял и смотрел, не веря своим глазам, но огонь так и не загорался. Он краем уха слышал, как шелестяще переговариваются между собой шелки, видел, как на берег к нему торопливо выбирается Иннес, в глазах у него кипели бессильные слезы, он смаргивал их и снова смотрел, надеясь, что слабые человеческие глаза его обманывают. Огня не было. — Я-а отнесу-у тебья-а туда, — подбежавшая Иннис дотронулась мокрой рукой до его плеча, и он впервые удивился тому, как странно она говорит. — Мо-ожшет, он усну-ул и забы-ыл про ого-онь? Мы его-о разбху-удим! Мы… Иннис ничего ей не ответил. Ему казалось, что земля под ногами угрожающе накренилась и вот-вот обрушится. Иннес обняла его, и он уткнулся лицом в ее мокрые волосы. Мир стал молчаливым, пустым — и непонятным. Он подумал о том, что будет, если двери домика на острове окажутся запертыми, и вскорости там появится совсем другой человек. И… что потом? Где он найдет Джейми в огромном человеческом мире? Что с ним случилось? Он зажмурил глаза, крепко прижимая к себе всхлипывающую Иннес. Шелки на берегу заговорили громче и беспокойнее. Иннис встревоженно поднял голову и увидел, как по серебряному морю медленно плывет маленькая лодка. Сердце в груди ударило с такой силой, что стало больно дышать. Он стоял, не двигаясь с места, обнимая Иннес, и смотрел, сам не зная, на что надеяться. Слепой и глухой, он мог только ждать. Лодка ткнулась носом в прибрежный камень. Иннис отстранил сестру и пошел, неловко оскальзываясь, подворачивая слабые ноги. Он оперся руками о неструганный деревянный борт и увидел на дне безмятежно спящего человека. Длинные светлые волосы укутывали его с ног до головы. Иннис осторожно протянул руку, отвел с лица пряди и чуть не вскрикнул от радости и облегчения. Тот, ради кого он оставил море навсегда, лежал перед ним и мирно сопел во сне. Иннис потряс его за плечо. Джеймс открыл глаза, сонно поморгал и смущенно улыбнулся. — А я думал, ты уплывешь на семь лет и ни разу не выйдешь на берег, — сказал он. — Я еще гадал, как буду искать тебя на морском дне… Он единым гибким движением поднялся в лодке и встал в полный рост. По потемневшей обнаженной коже змеился узор из крупных темных пятен, на предплечьях выступали пока еще небольшие плавники. Иннис сморгнул. Потом сморгнул еще раз. Потом закрыл глаза, потер их кулаками, открыл — но пятна и плавники никуда не исчезли. Над берегом висела тишина, не нарушаемая даже шумом волн. Казалось, само море затаилось и прислушивалось. И тогда Иннис рассмеялся. Он хохотал, хлопая себя ладонями по бедрам, сгибаясь пополам, закашливаясь до слез. Джеймс стоял, обиженно моргая светящимися глазами. — Меня чуть не смыла долбаная волна, а тебе смешно? — непонимающе спросил он. — Я почти утопился, потом лазал по каким-то камням, рвал кровавую траву, чуть не превратился в хорошенькую такую лепешку ради тебя, а ты, значит, смеешься? Рядом, не сдержавшись, фыркнула Иннес, и ей в ответ засмеялась Морна. Остальные если и посмеивались, то совсем себе под нос. — А мне холодно, мокро и слишком тихо, — сквозь смех выдавил наконец Иннис. — И тоже, между прочим, ради тебя!***
Маячная лампа разгоралась медленно, будто была обижена на то, что ее так бросили. Джеймс виновато покосился на нее, что-то пробормотал и вернулся в дом, где Иннис сидел в кресле, закутавшись в плед по самый нос. Рядом с ним на столе стояла чашка с горячим чаем и блюдце с яблочным вареньем. — И ты так жил столько лет? — спросил Иннис, шмыгая носом. — Слепым, глухим? Я не думал, что это… так. — Зато теперь я слишком много всего слышу, — мрачно отозвался Джеймс, присаживаясь на подлокотник и обнимая теперь уже своего человека рукой за плечи. — С ума можно сойти. Все время в голове что-то жужжит. Надо было уточнить у старой ведьмы, что входит в комплект к этому долбаному бессмертию. Впрочем, с ней вообще не надо было связываться… — Я однажды читал рассказ одного человека, — сказал Иннис и потянулся к чашке. — Кто-то забыл книгу на лавочке у дома с тюленями. Там была девушка, которая отрезала волосы, чтоб купить своему мужу… какой-то подарок. Не помню уже, какой. А он… — Продал часы, чтоб подарить ей гребни для волос, — кивнул Джеймс. — Но с волосами и часами все гораздо проще. Я не понимаю, что теперь делать, Иннис. Что нам с тобой теперь делать, а? И чертова Майред как сквозь землю провалилась. — Она обняла свой остров и спит, — Иннис пожал плечами. — То, что она с тобой сделала… Я и не думал, что такое возможно. Это отняло у нее много, много сил. Она будет спать еще очень долго. — Я… — он сглотнул и коснулся губами пушистых волос бывшего шелки. — Я же все это затеял, чтоб… найти тебя. Быть с тобой всегда. Глупо как-то звучит, да? А теперь у меня есть только чертовы плавники, я могу дышать под водой и поднимать волны, топнув ногой — правда, не уверен, что от этого что-то не обрушится. — А у меня по жилам так быстро бежит кровь, что даже страшновато, — проговорил Иннис, будто прислушиваясь к новому себе. — Я все чувствую, слышу, вижу иначе. И не понимаю. Ничего не понимаю. Будто я только что родился. — Два новорожденных идиота, — фыркнул Джеймс. — Орут, болеют, пачкают пеленки и совсем ничего не понимают. Лучше б я утопился. — Не лучше, — серьезно сказал Иннис. — Тогда бы пришлось топиться и мне. Море бы подавилось и выплеснуло нас обратно. По крайней мере, я бы так сделал на его месте. — Скорее уж выплюнуло, — пробурчал он, почесывая один из плавников. — Хотя какая разница. Я тут подумал… по крайней мере, ты теперь не зависишь от своей шкуры, а я могу вызывать дождь и даже шторм. Наверное. Мы можем оставаться здесь сколько угодно — вряд ли меня уволят за оригинальный внешний вид. А там я смогу сделать что-то посерьезнее дождя, как думаешь? И тогда… — И тогда плавники отрастут у меня? — прищурился Иннис, смешно морща нос. — А будешь издеваться, вообще отращу тебе жабры! И хвост! — Джеймс сгреб нахала в охапку вместе с пледом, притискивая к себе Тот уткнулся носом в его плечо и глубоко вздохнул: — Тогда я пойду к морской ведьме и попрошу у нее стройные ножки в обмен на… — И ведьма окончательно запутается, кто мы и что нам нужно. Море недовольно ворчало за окном, засыпая под мерное пение ветра. В домике на острове погас свет, шелки исчезли в темных волнах, и Майред из Финфолкахим перевернулась на мягком ложе, погружаясь в сладкую дрему. Она знала, что рано или поздно ее разбудят камушки, сыплющиеся с потолка, потому что новоявленный морской колдун непременно вызовет землетрясение, пытаясь утихомирить грозу. И это будет весело.