На тонком льду

      Отпечаток маленькой детской ручки алел на щеке. И, если бы это был след от удара или просто пятно на коже, молодой человек, идущий под руку с маленькой девочкой, злился бы чуточку меньше. Люди удивлённо поглядывали на Накахару Чую и подолгу задерживали заинтересованный взгляд на его лице, а он, в свою очередь, смотрел на прохожих с такой неподдельной ненавистью, что они с испугом делали шаг в сторону.       Алый отпечаток ладошки девочки был ничем иным, как меткой. Ярким, заметным и унизительным клеймом, подобное которому в былые годы можно было найти разве что на ферме у крупного рогатого скота. Оттого Чуя и был зол, что сам себя сравнивал с покорным животным, которому ничего не оставалось, кроме как подчиниться пастуху, вертящему в руке кнут.       Пастухом была девочка, идущая под руку с Накахарой, заинтересованно оглядывающая полную людей улицу, но ни на чём не заостряя внимания. Она была ниже Чуи, с её худенькой ручки до сих пор капала кровь, и время от времени она поднимала взгляд на молодого человека, оглядывала метку на его щеке и торжествующе улыбалась. В её внешности ничто не было симметричным, что только лучше подчёркивало двойственность характера маленькой девочки.       — Я проклинаю тебя, Накахара Чуя, — медленно, едва слышным шёпотом говорит Юмено Кюсаку, держа парня под локоть. Её миниатюрная ручка дрожала от боли. — Поиграй со мной.       Чуя понятия не имел о том, как нужно вести себя с детьми, и, видя замешательство в его лице, Кью умилялась и тянула его за собой следом. В их маленькой игре Чуя был послушным животным, Кью — пастухом, а кнутом ей служила уродливая, смеющаяся тряпичная кукла, которую она прижимала к телу свободной рукой. С этой девочкой невольно становилось жутко даже тем, кто её не знал, Кью отталкивала от себя людей своим поведением. Впрочем, она не печалилась по этому поводу. Карты её маленькой жизни легли так, что человеческих существ она любила только в том случае, если они были мертвы. Люди, как говорится в одном из священных писаний, были созданы по образу и подобию Бога, а Бог, как сказал человек из Гильдии, ненавидит Кью. Кью проглотила слёзы, вновь вспомнив те злые слова, которые до сих пор отзывались эхом у неё в ушах: «Бог существует, просто он не любит тебя». Но ничего. Кью тоже не любит Бога. Кью не любит людей, созданных Богом. Кью не любит этот город, эту планету и себя.       — Накахара Чуя, ты проклят, — хихикая, повторяла девочка, ведя довольно раздражённого и озлобленного молодого человека следом за собой.       Кью мало чего боялась. Она не обращала внимания на прохожих, на едущий на неё транспорт и даже возмущённым упрёкам Накахары она не вторила. Странная пара несколько раз чуть не была стёрта с лица Земли из-за ребячества девочки, которой приспичило поиграть в догонялки на проезжей части. Кью была полезна мафии, убивать её запрещалось, да и против Догры Магры бессильна даже Смутная печаль.       Чуя не знал, куда его ведут, да и сомневался, что у Кью есть какая-либо цель. В любом случае, он не был готов к чему-то хорошему и безобидному. Мировоззрение Кью извращённое, нездоровое из-за бесконечной череды смертей и частого использования способностей, она могла привести Чую куда угодно. На кладбище, на скотобойню или в крематорий — Чуя был бы не удивлён. Что его на самом деле поразило, так это то, что Кью привела его в парк аттракционов.       Приторно-сладкая атмосфера веселья наполняла тёплый весенний воздух запахами сахарной ваты, жареной рыбы и шоколада. Дети сновали под руку со взрослыми, и в этой толпе Чуя и Кью смотрелись как обыкновенные отец и дочь. Нет. Чуя презрительно фыркнул, злясь на себя за такую мысль. Он не настолько стар. Они выглядят как брат и сестра, страшно непохожие друг на друга.       — И ради этого ты привела меня сюда? — с пренебрежением спрашивает Накахара, пытаясь отдёрнуть руку, но Кью сжимает его предплечье только крепче. — Да прекрати прижиматься! Могла бы и попросить, — продолжает сквозь зубы Чуя. — Я бы и без проклятия с тобой сходил.       — Не верю, — хихикнув, нарочито медленно отвечает Кью, только больше раздражая Накахару своей игривостью. Чем больше пытался Чуя отстранится от девочки, тем сильнее она к нему прижималась. — И без моего проклятия нам было бы совсем невесело играть.       Чуя скрипнул зубами, услышав это.       — Ладно. Что тебе нужно?       Кью молча указала маленьким пальчиком на колесо обозрения. Металлическая громадина медленно двигалась, вознося людей на головокружительную высоту и опуская на землю. Издалека Чуе казалось, что колесо страшно скрипит от своего неторопливого вращения, хотя единственными звуками, что доносились до его слуха, были детский смех, говор людей и весёлая музыка из динамиков. Кью повелительно потянула его за рукав рубашки. Даже для маленькой, худощавой девочки она была довольно сильна, и Чуя едва не охнул от резкого рывка в сторону. Кью побежала к колесу, расталкивая людей явно недовольным Чуей, который, придерживая на голове шляпу, желал поскорее отделаться от этого маленького кошмара.       Чуя не знал, зачем понадобился Кью, но мысли безумцев, как и пути Господни, неисповедимы. Чуя думал, что Кью, в виду своего детского возраста, стесняется купить билет, в то время как сама девочка держала парня под руку, стоя с ним в очереди и наслаждалась теплом его тела. В её вечном одиночестве и ненависти прикосновение к кому-либо вызывало мурашки по всему телу и страх, ведь Кью уже успела свыкнуться с мыслью, что прикосновения всегда причиняют боль.       — Эй, ты, — с плохо скрываемым раздражением спрашивал Чуя. — Тебе купить что-нибудь?       Вопрос так сильно порадовал Кью, что на несколько секунд она не сдержала плач. Накахара фыркнул, отведя взгляд от этой радостной улыбки, выдавленной сквозь тяжёлые слёзы благодарности. Пускай, он был довольно жестоким человеком, и убивать ему приходилось не раз, но слёзы ребёнка всё же смогли расшевелить грусть где-то в глубине его сердца. Вновь фыркнув, он приобрёл два билета на чёртово колесо, наслаждаясь молчанием Кью, устав от её тонкого голоска, без конца повторявшего «Ты проклят, Накахара Чуя».       — Ты хороший, Накахара Чуя, — пробурчала себе под нос девочка, но парень явно её не услышал. Он вёл её за руку, а она прижимала к сердцу смеющуюся куклу и решила повторить громче. — Ты хороший, Накахара Чуя!       Парень остановился и смерил Кью злым, раздражённым взглядом.       — То, что я отправился с тобой погулять по принуждению, ещё не значит, что я буду относиться к тебе хорошо в дальнейшем, — он стиснул зубы. — Зря тебя вообще выпустили в общество. Нужно было раздавить твоё сердце сразу после того, как ты перестала приносить пользу.       Он ожидал какой угодно реакции, но только не тихого, покорного молчания. Кью опустила голову; кукла едва не выпала из её руки, когда они садились в кабину на колесе обозрения. Она не смотрела по сторонам, и лишь сжимала худыми ручками подол платья у себя на коленях и едва не рвала его.       — Я не просила об этой силе, — тихонько проговорила она, решившись поднять взгляд на своего спутника, кивком указывая на куклу. — Никогда не просила. От неё всегда больно.       Чуя смотрел на девочку, злившую его целый день, и испытывал к ней не столько сочувствие, сколько понимание. Он говорил точно так же когда-то давно. Так же ненавидел свою силу, так же проклинал само существование способностей. Без своей мощи он не добился бы никаких высот, и был почти уверен, что на данный момент уже точно был бы обглодан червями в могиле. Кью тоже была могущественна. От её имени содрогались все, кто хотя бы краем уха о ней слышал. И эта великая сила в руках людей принесла… много ли счастья она принесла? Неспокойную жизнь, страх и горести. Те, кто наградил меня этим даром, — про себя воскликнул Чуя, — зачем вы меня так наказали?       — Чуя, — вновь проговорила Кью, выдернув парня из непрошенных мыслей. Они были уже довольно высоко над землёй, но смотрели только друг на друга, а не на раскинувшуюся красоту, которую дарит высота. Ветер трепал их волосы. — Один человек сказал мне, что Бог на самом деле существует.       Парень задумчиво смотрел в глаза девочки. Он не без помощи одной персоны, которую ему не хотелось вспоминать, спас потерявшую сознание от боли Кью из лап Гильдии. Теперь он понимал мотивы девочки. Она видит в нём покровителя.       — И?       — И что он не любит меня.       Чуя ухмыльнулся, но эти слова были настолько тяжкими для Кью, что она склонила голову набок, широко раскрыв глаза, силясь не зарыдать снова. Чувство вопиющей несправедливости разрывало её сердце; воцарившаяся пустота в душе заполнялось обидой и гневом. Чуе было плевать на Бога. Он в него не верил. И даже, если бы Он существовал, Чуя мечтал бы о смерти с рвением Дазая, лишь бы встретиться с создателем и плюнуть ему в лицо.       Он, как и маленькая Кью, не знал ни любви, ни счастья, ни сострадания. Чуя всегда пытался выжить, сражаясь с тремя монстрами этого мира: судьбой, людьми и самим собой. Даже в своём теле Чуя видел врага, который медленно разрушал себя изнутри.       — Что за идиотизм? — фыркнул парень, опираясь локтями о колени, глядя в глаза Кью. — И только ради этого ты применила на мне свою способность? Ради философских вопросов о Боге?       — Но я…       — Слушай сюда, — прервал её Чуя. — Во-первых, я ненавижу, когда мне приказывают. Во-вторых, я терпеть не могу впустую сотрясать воздух. В-третьих, у меня слишком мало свободного времени, чтобы тратить его на детей.       Кью всхлипнула.       — А Бог на самом деле существует, — уже мягче продолжил Чуя, переведя взгляд на ясное, весеннее небо. — Но не где-то в облаках, а в нас самих.       Кью подняла на него вопрошающий взгляд.       — Ну да, — с ухмылкой сказал Чуя. — Ты же не доверишь свою судьбу кому-то ещё, верно? Ты хозяйка своих мыслей и своих, — он с презрением потёр след от ладошки у себя на щеке, — поступков. Так что прекращай раскисать и вдаваться в религию. А если Бог всё же живёт на небе, то он давным-давно отвернулся от нас.       — Неправда, — тут же вставила Кью, поднявшись с места. — Как он мог отвернуться от Чуи? Чуя так силён и красив, но не хочет играть…       — А вот так, — прервал её рассуждения парень, хлопнув ладонью по скамейке в кабине. — Родители отворачиваются от детей, друзья становятся предателями. Так почему Бог не может от нас отвернуться?       Этот вопрос поверг Кью в смятение. Она плюхнулась на свою скамейку и, прижимая куклу к сердцу, принялась грызть ноготь большого пальца. Больше слова злого человека из Гильдии её не занимали, но вот рассуждения сидящего перед ней парня заставили её успокоиться. В конце концов, всё не так уж и плохо, когда, сидя в трухлявой лодке, ты тонешь не один, а с целым миром под руку.       — И, чтобы тебе доказать, что наверху никого нет, — Чуя поднялся с места. Кабина колеса обозрения оглушительно загудела, сорвалась с крепления и со свистом стремительно набирала высоту. — Я покажу тебе небо.       Крики людей внизу нисколько не заботили двух человек, летящих в небо. Сперва Кью смотрела вниз, на стремительно удаляющуюся землю, потом на открывшиеся её взору просторы, от вида которых сердце девочки восторженно затрепетало, а после и на невесомые облака. Но никого на них не было. Был лишь эфемерный туман, ветер и пронизывающий холод, заставивший Кью плотнее закутаться в курточку.       — Ну что? Убедилась? — с ухмылкой громко спросил Чуя, перекрикивая вой ветра. — Где твой Бог?       Кью перевела на него взгляд. Её трясло от восторга, восхищения высотой, силой, которая позволила маленькой девочке и её покровителю взмыть над облаками, этим небом. Кью сама хотела стать небом, хотела всегда быть выше облаков, несмотря на ветер и холод, хотела жить среди звёзд и играть с луной и солнцем. Она смотрела в чистейшую высь и чувствовала, что Бог на самом деле есть, и в этот момент, в эту секунду её тягостной жизни Он любит её.       Она закричала. Но не от ужаса, а от переполнявшего душу восторга. Кричала, избавляясь от боли, тисками сжимавшей сердце, кричала от триумфа, чувствуя себя свободной от всего земного. Кричала, пока в лёгких не осталось воздуха, а хрупкое тело совершенно не обессилело от переизбытка чувств.       Вскоре Чуя и Кью, в буквальном смысле, спустились с небес на землю. Парень забросил кабину в море, а сам приземлился на безлюдную улицу, держа на руках всё ещё дрожащую от душевного трепета Кью. Её эмоции были сильны и непредсказуемы, и Чуя опасался, как бы девчонку не сразило сердечным приступом.       — Бог любит Кью! — воскликнула она так громко, что Чуя дёрнулся от неожиданности.        — Да-да, — сквозь зубы проговорил он.       — И велел Чуе поцеловать Кью.       — Не ври. Бог не настолько тебя любит.       След ладони исчез с его щеки, и Кью была слишком слаба, чтобы капризничать или спорить. Она закрыла глаза, прижавшись к груди Накахары, с улыбкой вспоминая бескрайнее небо и вой ветра, испытывая к своему спутнику бескрайнюю благодарность за лучший в её жизни подарок — секундную свободу.