Разрушенные судьбы

      Итак, после хорошего обеда мне захотелось вздремнуть. Мне до сих пор тяжело привыкнуть к раннему пробуждению. Раньше я просыпался часам к девяти, для меня это было самым оптимальным временем, чтобы вставать: это не слишком рано, но и не слишком поздно, да и моя «работа» позволяла такую, для многих, роскошь. А сейчас — подъём в полшестого, чтобы успеть на своё место.       Я, честно говоря, хотел бы работать по ночам: во-первых, именно в тёмное время суток во мне просыпаются силы, не истраченные за весь день, во-вторых, теперь мне, будучи охранником, можно будет заниматься своими делами. Эта волчица, Элизабет, будет спать, и ничто не будет мешать мне слушать музыку без наушников, негромко, естественно, решать кроссворды, есть (да, по ночам у меня почему-то просыпается аппетит) без разговоров о «моей подружке», обо мне и не слышать этот пацанский голос, который этой довольно милой волчице совсем не шёл. Да и вообще, лисы — ночные животные, как никак, не зря же мы так хорошо видим в темноте, даже лампочку включать не надо: экономия электроэнергии на лицо.       Но это лишь мечты. Сейчас мне всё уже стало надоевшим, наскучившим. Кроссворды и другие головоломки казались трудными, да и вообще из-за усталости мой мозг не хотел работать так, как хотелось бы. Тут ещё эта Элизабет, о которой хотелось забыть как можно скорее. Жаль, что у меня нет устройства, как в моём любимом фильме, что стирает воспоминания, я бы не отказался от такого.       А тем временем ей, судя по всему, стало жарко (неудивительно, здесь хорошее отопление, не стали отключить из-за похолодания, хотя вот сегодня должны были по плану), и она сняла свою светло-серую толстовку. В этот момент мне удалось хорошенько рассмотреть её. На ней была футболка голубого цвета с белой надписью «А ты любишь меня?» и замеченные мной ещё тогда обтягивающие штаны, которые подчёркивали её бёдра и тонкую талию. Я, конечно, не испытывал к ней ничего приятного, (точнее, совсем ничего приятного), но выглядела она действительно прекрасно. Однако, из-за неприязни и ненависти к ней я перестал смотреть на чёрно-белый экран, что показывал её камеру.       Мне захотелось пить. Надо было промочить горло чем-нибудь. Я встал и подошёл к заполненному кулеру, стоявшему неподалеку, взял стакан и стал наполнять его свежей, прохладной водой. — Эй, начальник! Можно тоже воды, пожалуйста, — попросила меня волчица чуть более женственным голосом, чем обычно, да ещё и вежливо.       Угрюмо вздохнув, я взял ещё один пластиковый стаканчик и, наполнив его, положил свой на стол и принёс другой стороннице межвидовых отношений, сидящей за решёткой. — Спасибо, — спокойно сказала она и, взяв из моих лап стаканчик, залпом выхлебала всё содержимое.       А я сел на кресло и тоже стал пить. Вскоре жажда исчезла, голова словно перестала напрягаться и кровь стала перетекать кверху, появилось желание снова решить кроссворд, который у меня тогда не получилось осилить. Я принялся за него. Не прошло и десяти минут, как почти все клеточки были заполнены правильными ответами. Но оставалось ещё несколько неразгаданных слов, часть имеющихся букв которых не могла подсказать, какое же там слово. Любопытно, а старый охранник не обидится, если я всё за него решу?       Я решил остановиться на вопросе, который гласил: «Основа, самая сущность чего-то». В слове было тринадцать букв, разгаданных из них было лишь две: «к» в начале и «я» в конце. Мне долго не удавалось понять, что это за слово-то. Мозг кипел, напрягался что есть силы, пытаясь понять, что же составители кроссворда имели тут ввиду.       Прошло десять минут, а я так и не приблизился к ответу ни на шаг. Напряжение росло. Хотелось психануть и бросить всё, так уже замучил меня этот кроссворд. — Что, не разгадывается? — спросила меня волчица уже как самая настоящая девушка — ни нотки пацанского голоса! — Может, помочь?       Нет, я мог бы, конечно, посмотреть в интернете ответ на вопрос, но, пока буду ждать, мне уже точно надоест. — Да, — сказал я всё так же грубо по отношению к ней: я, наверное, никогда не прощу её за то, что случилось вчера, у моста, посреди сотен или тысяч зверей, таких же сторонников межвидовой любви. — Какой там вопрос? — Основа, самая сущность чего-то, — ответил я. — Пфф, — фыркнула она, — проще простого, — квинтэссенция. — Как-как? — не расслышал я; впервые слышу это слово, если честно.       Волчица тяжело вздохнула и начала по буквам проговаривать его, пока я записывал. — Может, ещё что решить? — мягко, хотя в голосе ещё чувствовался пацанский говор, спросила она. — Не подлизывайся ко мне, — сурово ответил я ей, сделав серьёзное лицо, словно у героя боевика, — Я не простил тебя за то, что случилось вчера, да и вряд ли ты дождёшься этого. — Да больно надо! — буркнула она, надувшись и сжав лапы, — да мне вообще плевать на тебя и на твою зайку! Да мне вообще уже на всё плевать! На меня вообще всем всё равно, особенно моим отчиму и мачехе!..       С её глаз потекли слёзы, послышались всхлипы. В это мгновение во мне вдруг пробудилось, хотя и слабое, чувство сострадания к ней. Подумать только, эта девчонка — круглая сирота! М-да, бывает и так в жизни. А с такими опекунами вообще неудивительно, что она попадает во всякие организации. Однако, странные изменения произошли сегодня: ещё рано утром она была вся из себя заносчивая, любила поиздеваться надо мной насчёт Джуди, а сейчас сидит на лавке и плачет, видно, накипело.       Неожиданно я ощутил на себе груз вины; стало тяжело на сердце, внутри меня всё терзало. Может, она и сделала мне и Джуди не очень хорошо, но, похоже, я перегнул палку с волчицей.       Время шло, но она всё не унималась. Слёзы так и капали с её изумрудных глаз, которые мне стали казаться ещё прекраснее, чем раньше. Я не мог этого выдержать. Я вызвал миссис Блэклайнс. Через минуту она уже была тут. — Что стряслось, Ник? — запыхавшись, спрашивала тигрица; вид её был крайне обеспокоенным. — Вот, — ладонью показал я на камеру, где всё ещё плакала волчица; в моем голосе улавливалось чувство вины, — Это всё моя вина. Это я надавил на неё.       Тигрица ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула и покачала головой, затем попросила меня открыть дверь. — А как зовут её? — Элизабет.       После того, как я открыл камеру, миссис Блэклайнс подошла к Элли и села рядом на лавке. — Элли, — как всегда, нежно сказала она, замурлыкав, — Элли, посмотри на меня.       Та, нехотя, убрала лапу с заплаканным глаз и посмотрела на тигрицу. — А-м, — замялся я, — Мне, мне выйти? — Пожалуй, да. Так будет лучше.       Я вышел и закрыл за собой СИЗО, чтобы никто не слышал задушевного разговора, а ведь миссис Блэклайнс может порой позабыть о своих обязанностях психолога и перейти на разговор по душам. Однако, надо сказать, такое «лечение» помогает даже чем-то лучше, чем просто сеанс. Любопытно, сможет ли она успокоить Элли? Хотя, чего я задаю такие глупые вопросы. Мне кажется, на прошлой работе миссис Блэклайнс приходилось иметь дело с более сложными случаями. Вопрос в том, долго ли мне ждать? Если меня заметит шеф — последствия будут страшными.       Прошло минут десять. Я не на шутку волновался, долго ли ещё там? Сердце билось, словно одичавший хищник, пытающийся выбраться на волю из заточения. В моей голове звучал только один вопрос: «Ну скоро ли уже, а?»       Наконец, дверь открылась и тигрица вышла оттуда, и поглядев на меня, вздохнула. — Скажи, чем ты её так расстроил? — Просто… — вновь замялся я, опустив голову; в таком состоянии мне было трудно описать причину, по которая так расстроилась Элли. — Просто она целый день приставала ко мне, вот и накипело. — Мистер Уайлд, — тигрица сделала ударение на моей фамилии, — Даже если вам бывает неприятно чьё-то окружение, не позволяйте себе срываться. Впредь будьте осторожны со словами. Порой они могут изменить ход истории…       Она ушла, а мне дала новую пищу для размышлений. «Будьте осторожны со словами». Это речение я слышал ещё от Джуди в тот самый день, когда наши с ней судьбы изменились. Оно, как нельзя лучше подходило под завязку нашей истории. Теперь уже как-то поздно спохватываться, что сделано — то сделано. Я и Джуди запустили механизм медленного, но верного разрушения общества. Слово — оружие, пострашнее атомной бомбы, и лекарство от болезней. Смотря, как его применять.       Настал вечер, многие стали расходиться по домам. А я остаюсь, до поздна. Как же ж обидно. А ведь мне ещё хотелось увидеться с Джуди, узнать, обижена ли она на меня, или уже простила, не хочет ли видеть, или жаждет встречи.       Было семь вечера, темнело. Обычно многих в это время уже нет. Мне же оставалось дорабатывать ещё долгих три часа. Надоело всё: решать кроссворды, сидеть в телефоне, пить воду. Даже Элизабет от скуки задремала. Теперь надо сидеть и ждать, когда меня подменит ночной охранник. Придётся просто углубиться в собственные мысли, разговаривать с самим с собой и размышлять о произошедшем.       Нет! Сейчас, надо позвонить, хотя, лучше написать Джуди. Как я раньше не вспомнил?..       Я достал телефон и начал набирать простенькое «Привет, Джуди», затем отправил ей. Ответ не заставил себя долго ждать. — Привет. Как ты? — Не очень. Ты как? Ещё злишься на меня? — Дела так себе. Нет, с какой стати мне злиться на тебя? — Ну, ты вчера вспылила чутка. — А, ты про это? Прости, я не хотела, как-то само вырвалось. Ты мог бы зайти ко мне? — Обязательно, но не сейчас. — Почему? — Выговор. Из-за него я теперь работаю до поздней ночи. — Да? Бедный ты лис, Ник. Но ты же зайдёшь, а? — Ты же рано засыпаешь. — Ничего. Обязательно зайди. — Хорошо.       Наконец, прошло долгожданных три часа. Только пришёл охранник с ночной смены — я пулей в свой кабинет — забрать вещи и к Джуди. Пока я бежал к себе, меня не покидало ощущение, что я нахожусь в полузаброшенном месте, где почти не встретишь живой души. Напоминало сцены из фильмов ужасов. Не покидало чувство, что тебя вот-вот схватят сзади и потащат куда-то.       Уже было совсем темно. Несмотря на это, жизнь всё ещё кипела, даже несмотря на дождь.       Я шёл к Джуди. Настроение моё было не то, что ужасным, просто было не очень хорошим. Нет! Не думай о плохом. Думай о хорошем. Ты, идёшь к свой пассии, милой крольчихе из Малых норок, постарайся быть повеселее. Слабая попытка, но всё же не стоит источать своё плохое настроение.