Ошибки

Тихое шуршание в соседней комнате едва ли потревожило покой мужчины: тот лишь сонно поморщился, переворачиваясь на другой бок, лицом к стене. Мирону слишком не хотелось разбираться со всем дерьмом, что навалилось за последнее время, а посему он уже не обращал внимания на посторонние шумы, полностью абстрагируясь от окружающего мира, а зря. Когда тихая, едва слышная рябь шагов стала приближаться к его кровати, он перевернулся на спину в попытках отогнать от себя дурные мысли. Но не успел он понять, что происходит, как на его лицо упала ладонь, держащая противно пахнущую тряпку. В тот момент сознание забило тревогу. Он моментально схватился за кисть руки в жалких попытках отстранить её, и в какой-то момент у него это почти получилось, но запах, что ударял в ноздри, каждую секунду обжигал лёгкие и сбивал с толку. Перед глазами плыло, и Мирон готов был поклясться, что всего этого могло и не быть, будь он в другом месте, рядом с ребятами, которых он послал далеко и надолго буквально несколько часов назад. Мирон извивался ужом, но сознание медленно, но верно покидало его. Последнее, что он услышал, был шёпот и обжигающее дыхание на ухо. — Ну здравствуй, Миро… Всё это походило на жалкое подобие похищения, и Дима прекрасно знал, на что шёл, и знал также, что это повлечёт последствия, но неутомимое желание перебороло здравый смысл, и Дима решился на опрометчивый поступок. Эта идея пришла далеко не спонтанно. Дима долго продумывал каждый свой шаг и каждое движение. На протяжении нескольких долгих месяцев Хинтер продумывал, как и когда лучше всего явиться в жизнь Жида. Голова нещадно раскалывалась, а перед глазами расплывались яркие и пёстрые круги, вынуждая Мирона поморщиться, дёрнуться в сторону и зашипеть. Руки были связаны позади, а сам он явно сидел на чем-то твёрдом, похожем на стул. — Какого хуя?! — вопрос, обращённый к самому себе, по сути, не имевщий и шанса на ответ. Повязка на глазах не внушала никакого доверия, побуждая Фёдорова вертеть головой и неистово дёргаться, желая освободиться, но предпринятые попытки оборачивались против него. Руки саднило и нещадно жгло. Мирон не знал, сколько прошло времени, но после того, как позади него раздались тихие, приглушённые шаги, рэпер затих, вслушиваясь в тишину. Вся эта ситуация щекотала нервы Федорова не хуже, чем секс в лифте. Кончики пальцев скользнули вверх по изгибу шеи, очерчивая каждый контур, вынуждая Мирона непроизвольно дёрнуться от руки. Со стороны послышался тихий, едва сдавленный смешок, наводящий Мирона на мысль о том, что стоящего напротив это явно забавляло. Прохладные кончики пальцев вновь скользнули к шее Фёдорова, ненавязчиво проходясь вверх, к лицу, а затем цепко впились в подбородок, едва запрокидывая его, заставляя Мирона подчиниться. Чужие губы двигались быстро и властно, сминая в жадном, голодном поцелуе губы Мирона, что, казалось, в первые секунды растерялся, но затем сомкнул челюсть, прикусывая губу целовавшего. — Всё такой же строптивый, — хрипловато протянул Бамберг, стирая рукавом струящуюся по губе кровь. Всё это лишь распаляло его неутомимый интерес к происходящему. Дима отошел к противоположной стене и принёс стул. Сердце ухнуло и осело куда-то в пятки, и Мирон стал заторможено соображать, не показался ли ему голос слишком знакомым. Слишком. — Дима?.. Бамберг в очередной раз усмехнулся, явно наслаждаясь ситуацией, и тактично опустился на стул, что поставил ранее напротив Фёдорова. Весь его вид вызывал у Димы довольную улыбку, будто это было вовсе не похищение, а самая безобидная встреча, которую он ждал на протяжении долгих лет игнорирования. Вновь поднявшись, Бамберг не смог отказать себе в удовольствии наклониться к самому уху жида и тихо, обжигающе зашептать: — Да-а, Миро, это я… Скучал? — он коснулся губами ушной раковины Мирона, прикрыв глаза, и как ни в чём не бывало продолжил. — А я вот скучал по тебе… Дико скучал. Мирон повёл плечом, чувствуя, как мурашки побежали по его спине. Он сейчас думал только о том, что всё могло обернуться хуже, будь это настоящие бандиты. Хотя… Хинтер тоже не выглядел безобидно и вёл себя не лучше преступников. Черт, зачем он вообще все это устроил? Стараясь сдержать волнение, Мирон сглотнул и плотно сжал челюсти. — Разучился нормально общаться? — он злобно покосился на Диму, отклоняя голову от его опаляющего дыхания и пропуская вопрос. Его голос звучал уверенно: Фёдоров не хотел ни единым жестом выдать своего волнения. Его тело затекло, а рук он почти не чувствовал, настолько крепко Дима их связал. В голове, казалось, взрывались тысячи снарядов, которые не давали Мирону сосредоточиться, то и дело отвлекая его от мыслей о происходящем острой болью. Дима оскалился, повернув голову в сторону, тихо выдохнул и присел на стул, не спуская внимательного взгляда с Фёдорова. Тому явно было некомфортно, но на уступки Дима пока идти не собирался, уж слишком была высока цена созерцания всех мучений жида. Жилка на его шее пульсировала ровно в том месте, где красовалась самая хайповая татуировка в виде всем знакомых цифр «1703». — Нормальное общение? Странно слышать это от тебя, Миро, — Дима скрестил руки на груди, чуть склонив голову вбок. — Мне кажется, стоит напомнить тебе, сколько раз я пытался нормально с тобой пообщаться? — Хинтер говорил привычным будничным тоном, не терпящим возражения. — Давай начнём с самого начала. Я расскажу тебе, как всё было, расскажу о том, как ты банально струсил, когда в своё время я взял всю вину на себя. Я пытался поговорить. Но что было? Напомни-ка мне! Правильно… Ты пустил в ход игнор. Молодец. — К концу своего рассказа Дима понизил голос, печально усмехнувшись. Взгляд Мирона непроизвольно скользнул по рукам Димы, и он отметил, что на них стало еще больше татуировок. На его лице появилась кривая ухмылка. Да, Дима, в отличие от самого Фёдорова, в поведении ни грамма не изменился. Такая же вечная маска плюющего на правила человека, который привык всегда и во всем руководить. А на деле он нервничал больше Мирона, ведь ждал этой встречи намного больше него. Сколько бы Фёдоров ни пытался игнорировать бесконечные выпады со стороны Димы, он все равно то и дело натыкался на колкие комментарии, упоминания в интервью и видео, где через каждую минуту слышал свое имя в соседстве с бранью. — Можешь сколько угодно развивать теорию о моей трусости, но это не изменит того, что ты похитил человека и теперь насильно его здесь держишь, — Мирон сдвинул брови и попытался немного потянуться, так как его спина просто изнывала от неудобного положения. — Что ты хочешь сказать? Как скучаешь и ненавидишь? Знаешь, я это уже слышал тысячу раз. — Он нашел положение, в котором его тело ломило меньше всего, и наконец-то почувствовал небольшое облегчение. Упоминание о том, что он держит Мирона насильно, Дима аккуратно проигнорировал, лишь усмехнулся, едва слышно цокнув языком. — С твоей стороны глупо полагать, что я буду говорить о том, как скучал и как ненавижу, хотя я и вправду скучал и правда ненавижу. — Дима повёл плечом точно так же, как и Мирон ранее, кивнул, будто подтвеждая свои слова, и стал пристально всматриваться в светло-голубые глаза. Внешне Фёдоров почти не изменился, всё такой же, каким Бамберг его запомнил, разве что взгляд уже совсем не дружелюбный, выражающий по меньшей мере нежелание продолжать дальнейший разговор. Но Диму это вряд ли волновало, у него свои правила и своя игра, где он сам будет решать, кого переворачивать, а кого оставлять. Здравый смысл бил тревогу, требуя объяснений, что он творит, но Дима предпочёл послать его к черту, вальяжно устроившись на стуле и задумчиво проведя кончиками пальцев по нижней, ранее укушенной, губе. Мирон всегда старался на славу, уж это Дима прекрасно помнил. Он вообще помнил всё, что было связанно с Фёдоровым. Так или иначе он хранил все свои воспоминания в чертогах, в которые частенько заглядывал. Устало выдохнув, Мирон равнодушно посмотрел на мужчину и слегка улыбнулся. Безусловно, ему льстило отношение Бамберга к себе спустя столько лет, хотя, по правде, большей частью его это бесило. Сколько бы его бывший брат по разуму не кричал, какой Оксимирон лох, как он рушит всю культуру и порождает толпы недорэперов, Фёдоров слышал лишь горечь обиды в грязных словах и невозможность забыть. Признаться, Мирон и сам этим грешил. Разорвать все контакты, собрать новую команду, стать самой обсуждаемой и важной фигурой рурэпа — это всё ему далось намного легче, чем просто вычеркнуть человека из своей памяти. Существовать на расстоянии, писать одному, не ввязываться в каждый скандал было проще, но так до сих пор и не стало привычным. Всё время кого-то не хватало, и Мирон прекрасно понимал, что никто из его друзей не сможет заменить ему Хинтера, хотя они были так же дороги ему и любимы. — Я не буду с тобой говорить, пока нахожусь в таком положении, — ровно произнёс Фёдоров, но желваки, игравщие на его скулах, выдавали напряжение и все еще давящую злость. Он слегка раздул ноздри, выдыхая, и проследил за движениями Димы, как всегда медлительного, но готового в любой момент сорваться и сменить спокойствие на грубость и резкость. Мирон нервно дёрнул уголками рта и отвернулся, пытаясь определить место, где он находился, и не смотреть на Диму. Сомнения одно за другим посещали Димину голову, заставляя хмуриться. Иной раз он полностью выпадал из реальности. Хотелось просто забыть те пять лет, что въелись в черепную коробку, отравляя и не давая нормально жить. Каждый чёртов раз Дима не мог сдержаться, каждый чёртов раз он бросал в адрес Мирона колкости и каждый чёртов раз ненавидел себя всё больше и больше. Всё имеет свой логический конец, но, кажется, только не эта история. Машинально он облизнул нижнюю губу, машинально сглотнул и так же машинально поднялся со стула, обходя Мирона и вставая у того за спиной. — Какой смысл? Я ведь могу оставить тебя здесь гнить. Никто и не подумает искать тебя у меня, — Дима размеренно ходил вперёд-назад, тем самым разгоняя переполнявщее его чувство тревоги. Все совершают ошибки рано или поздно, ошибок нельзя избежать. Мелкие и незначительные, крупные и разрушительные; у ошибок один исток —неправильно выбранное начало. Своё неправильное начало Дима помнил досконально. Его неправильное начало имело еврейские корни, причудливое имя и орлиный нос. Его неправильное начало сидело к нему спиной со связанными руками и отказывалось разговаривать, ставя свои условия, которые Дима совершенно не торопился принимать. — У нас много времени, некуда торопиться, так что ты можешь подумать над своим поведением. — Бамберг сделал несколько шагов в сторону двери, а затем обернулся, понимая, что это только начало.