Волны и Скалы

Чтобы любить её, нужно быть или мной, или сумасшедшим, что, впрочем, одно и то же. А. П. Чехов, "Он и она"

      Впечатления Грея от того момента, когда он, шестнадцать раз переступив через собственную нерешительность в любовных вопросах, семь раз — через убеждение, что он не должен говорить что-то вроде этого и сто шестьдесят восемь — через свои опасения по поводу будущего, стоит ли вообще что-то менять, нормально же общались, все-таки предложил Джувии встречаться, были двоякими. С одной стороны он поставил точку в их многомесячной эпопее метального садо-мазо и, вроде как, все теперь хорошо, но была еще одна грань этого события, менее приятная: по закону какого-то вселенского баланса, если что-то где-то ушло, значит, что-то где-то должно появиться.       И оно появилось.       Причем с самой неожиданной стороны. Со стороны гильдии.       Нет, где-то в глубине души Грей даже и не надеялся, что ребята просто пожмут плечами и вернутся к своим делам. Он был даже готов к угрожающим лекциям от кого-нибудь вроде Эрзы или Гажила, которые сводились бы к «если обидишь мою девочку, тебе хана».       Но уж точно он не был готов к такому ажиотажу по отношению к их с Джувией, уж пардон за повторение, отношениям. Хотя бы потому, что количество заинтересованных в их развитии было в районе десятки, и уж конечно, не исчислялось всей гильдией, хотя бы потому, что он, с учетом семилетней засады и годового роспуска, даже не разговаривал с большей частью состоящего там люда. Вот прямо ни разу. И Джувия, слабо заинтересованная теми, кто не является Греем Фуллбастером, и теми, кто с ним не контактирует, тоже.       Так что Грей ощущал себя диковинным аттракционом, а как иначе объяснить, что каждый, черт их подери, каждый член их огромной безумной семьи счел своим долгом подойти (почему-то именно к нему, не к Джувии) и поинтересоваться, точно ли этот конкретный стоящий перед ними Грей Фуллбастер начал встречаться с не менее определенной Джувией Локсер, которая уютно устроилась у него под боком и периодически лезла обниматься. Они не знали, что она — единственная причина, по которой они живы, поскольку, чтобы их убить, ему пришлось бы встать, а сдвигаться с места не хотелось, и было откровенно лень.       Сначала Грей честно отвечал: «Ну, да, а что?», через некоторое время с легкой угрозой задавал встречный вопрос: «А у тебя, что, есть какие-то претензии?». Претензий ни у кого не было, харкать льдом напополам с кровью никто не хотел, как и стоять памятником идиотизму, как и пропахивать лицом деревянный пол зала, как и просто нарываться на драку с ним: все помнили, на что он способен в состоянии «так зол, что забыл, как пользоваться магией». Затем он пытался смотреть на вещи с оптимизмом, но, поскольку оптимист в нем скончался еще в раннем детстве, выходило только с сарказмом. Когда идеи для ответов закончились, как и последние крупицы терпения, которого уже не было на стадии честных ответов, Грей просто начал посылать всех в самые разнообразные места, порой матом, порой на родном языке, порой матом на родном языке или наречиях ближайших соседей Фиора — каждый уважающий себя маг должен уметь материться, как минимум, на четырех языках.       Как говорилось раньше, удерживала его от массового геноцида только Джувия, в нужный момент, отвлекая его от паломников. Грей с удовольствием отвлекался, но не слишком бурно, вот еще, устраивать этой толпе зрелище. Но пока им было достаточно и того, что они видели.       Созидатель льда с каждым интересующимся убеждался все больше, что если соберется жениться на Джувии, то свадьбу они сыграют тайком где-нибудь в самой далекой от Магнолии точке его родины. Там, хотя бы, это не вызовет такого оживления в народных массах, хотя после ВМИ ему все-таки пришло пару писем с поздравлениями и выражением гордости, что их соотечественник оказался победителем таких важных соревнований. Грей, конечно, написал в ответ, что его вклад в победу не больше, чем у остальных из команды, но он очень польщен, что его еще помнят. Сочли скромником, и периодически через Исвенский Совет к нему проводились некоторые заказы, которые Грей выполнял просто ради возможности отдохнуть от Фиорской жары и полюбоваться хмурой природой родного края.       Самым стремным в этой ситуации было то, что все это внимание донельзя смущает и выводит из равновесия, а Грей ненавидит, когда такое случается, и бесится еще больше, злится на самого себя.       Терпение Грея, и без того бывшее на нуле, пробило дно, установив новый рекорд собственного отсутствия, когда вечером кто-то постучался к нему домой, за дверью с видом свидетелей какой-то религиозной фигни стояло аж трое. Только вот вместо «Не хотите ли поговорить о Боге нашем?» прозвучало что-то вроде «Не хотите ли поговорить о чувствах ваших?». Грей бы с удовольствием поговорил бы об одном из своих или их богов (благо в некоторых областях Исвена еще было распространено язычество, выбор был большой), а о чувствах он говорить не хотел вот совсем.       Объяснить, где он взял лопату, которую швырнул в гостей перед тем, как закрыть дверь, Грей не смог. И ему было плевать с собора Кардии на то, что его могут счесть неуравновешенным мудаком. Ради хоть какого-нибудь бога! Всегда пожалуйста.       Поэтому Грей просто возвращается в гостиную, где они с Джувией, уютно устроившись, проводили вечер. Локсер, на то, что ее просто сгребли в объятия, никак не отреагировала (за исключением полного молчаливого одобрения данного телодвижения).       — Грей-сама ведь не разочарован в Джувии? — осторожно уточняет она.       Грей издает невнятный звук, который можно охарактеризовать как отрицание, потом слегка отстраняется, крайне серьезно — он ведь обещал относиться серьезней, и то, что Джувия этого не слышала, не отменяло, что Грей об этом помнил — смотрит на нее, вздыхает, зарывается носом в ее волосы.       — Да не. С тобой все в норме, а вот ребятами я слегка недоволен.       — Интересно, а почему они не подходят к Джувии?       — Это-то как раз понятно, — тянет Грей, — ты имеешь привычку воспринимать все несколько иначе, чем оно есть. Тебе напомнить про четыреста тринадцать?       Джувия краснеет и ерзает.       — Не дергайся. Воот. А еще твои умозаключения периодически сводятся к свадьбе или любовным, кхм, с учетом количества участников, окружностям*, — фыркает Грей, — Поэтому они спрашивают у меня, надеясь на объективность.       — Но это ведь очень невежливо! — недовольно восклицает Джувия. — Да и смущает Грея-сама.       — Думаю, это дополнительный для них резон делать то, что они делают. Это же, типа, забавно.       — Смущать Грея-сама может только Джувия!       Фуллбастер смеется и целует ее, едва не сталкиваясь из-за близкого расстояния носами. А еще где-то на периферии сознания вспыхивает удовлетворением мысль, что шторы задернуты, и никто этого не увидит. С этих бы сталось подглядывать в окно. Джувия тихо хихикает, думая, очевидно, о том же, все-таки, ее с Греем отношения — только между ними, и никого лишнего она не впустит.       Ощутив прилив чего-то вроде нежности, Грей сжимает ее в объятиях чуть сильнее и заваливает на диван. Глядя в глаза хорошо так устроившейся на нем Джувии и сдувая пушистую прядь ее волос, упавшую ему на лицо, Фуллбастер думает, что все эти неудобства и повышенное внимание окружающих определенно стоили того, что они теперь могут вот так просто лежать на старом поскрипывающем диване, и все так уютно, тепло и спокойно. А еще всем этим толпам когда-нибудь надоест развлекаться за их счет.       Того, что дело гильдией не ограничится, Грей не подозревал. Как и того, что тогда, когда он думал, что установил новый рекорд по потере терпения, маг был неправ, и вот прямо сейчас терпение пробило дно дна. Грей услышал завывание под окном.       Нет, завывания разного рода в пределах города — обыденное дело. Кана отшивает Гилдартса с его рецидивировавшим отцовским заскоком, Люси отказывается кормить Нацу, Гажил снова насилует гитару, Шарли швыряет рыбой в Хэппи и промахивается (что обиднее для иксида — спорный вопрос), пьяные Джет и Дрой дуэтом жалуются на жизнь и жестокую Леви, которая игнорит их обоих, и уходит на совместное задание с проклятущим Рэдфоксом, кто-то познает дьявольскую сторону Миры или сбивает со стола Эрзы вкусняшки — разные проявления боли преследуют жителей города по жизни.       Это были совершенно чужеродные завывания, нехарактерные для Магнолии и, что еще хуже, знакомые. Не в том плане, что это уже случалось, а в том, что исполнитель был прекрасно известен, и только его здесь не хватало для полного счастья.       Грей спокойно открыл глаза.       Грей спокойно встал.       Грей спокойно раздвинул шторы.       Грей спокойно распахнул окно.       И совершенно не спокойно послал Лиона на то, чего у девушек нет (и это не логика).       Бастия, видимо, мчавшийся сюда на силе своего идиотизма и пылающей от праведного гнева задницы с тех пор, как узнал сногсшибательную новость, заорал, что Грей мудак, как он вообще посмел, он не достоин сердца, руки и печени прекраснейшей.       Грей на этом моменте ором напомнил, что сердце, руки и все прилагающееся отходит ему только после свадьбы, а они пока всего лишь встречаются. На это он получил тонкий писк Джувии «Пока-а-а-а-а» и полуматерную тираду от Лиона, сводившуюся к вызову на дуэль.       Фуллбастер с удовольствием вызвался. Прямо со второго этажа. Прямо как был. К радости всех участников и зрителей — но не зрительниц — даже в штанах.       И они набили друг другу морды. С удовольствием, как в старые добрые времена на Галуне, когда Бастия, хоть и был тем еще фанатичным придурком, но мозги свои еще не пропил и не вступил в секту той безумной девки с розовыми волосами, у которой на все вопросы ответ один — л ю б о в ь (доказано: люди с розовыми волосами — корень зла), а Грей был свободен и не собирался доживать даже до двадцатника (официально потрачено пару месяцев назад). Времена на самом деле были старыми, но не очень добрыми. Периодически Грею снились кошмары о том, как Лион вступает в «Фейри Тейл». И он иногда боялся, как бы этот кошмар не перестал быть таковым, как случилось с тем, в котором Джувия отлавливала его в каком-нибудь темном переулке и делала всякие вещи, о которых рано знать детям. Вот оно перестало быть страшным. А Бастия пока нет, и слава богам, день, когда Грей начнет думать о том, что им неплохо было бы видеться чаще, станет тем днем, когда Фуллбастер возьмет лопату и добровольно закопается на ближайшем кладбище, потому как вот все уже, маразм пришел.       Через полчаса, когда Лион слегка охрип от воплей, Грею надоело и кто-то швырнул в них ботинком, чтоб заткнулись, они сидели на кухне, где шумела плита и чайник, в котором грелась вода. Лион прижимал к разбитому носу кусок льда (очень полезно быть ледяным магом — всегда есть что прижать к разбитой харе). Фуллбастер же стойко терпел поливание костяшек своих пальцев какой-то целительно бурдой, которую чуть ли не в промышленных количествах поставляла всем своим знакомым Венди, дорвавшаяся до поваренной книги Полюшки на все случаи жизни.       По невыясненным причинам — наверное, они попросту друг друга не переносили — совместный махач никогда не способствовал появлению взаимопонимания за исключением того, что на почве общего учителя один решал потерпеть присутствие другого еще чуть-чуть. Лион активно нарывался, а Грей, пока Джувия отвернулась, смог подбить ему глаз метко пущенной книгой по грамматике дьявола. Грамматика радовала тем, что: во-первых, не имела отношения к Зерефу: проще было перечислить список тех областей магии, к которым он не прикасался, чем те, в каких он наследил, во-вторых, базировалась на одном из диалектов его родины, что делало ее почти родной и, более того, беспалевной на территории Фиора, и, в-третьих, как оказалось, обладает шикарными аэродинамическими свойствами.       И все бы хорошо, но Грей решил задуматься, а откуда, собственно, Лион просек про них с Джувией.       — Скажи мне, от кого ты узнал и кому успел рассказать, и я скажу, кто ты, — перефразирует знаменитую поговорку Грей, подозрительно зыркая на буйного мага, которому явно не хватало рук, чтобы одновременно держать чашку с чаем, лед у носа, а теперь еще и у глаза.       — От Шерии, а она от Венди, — прогундосил Лион, злобно уставившись на Фуллбастера.       — Вторая часть вопроса?       Бастия промолчал. Потом вздохнул. И помолчал еще.       — …Никому.       — И почему я тебе не верю, морда ты узкоглазая?       — Лучше беги, Грей, она ужасная женщина, — женщина, видимо, была действительно ужасная, раз Лион пропустил мимо ушей оскорбление.       — Ты мудак, Бастия, — сначала Фуллбастер не понял, а потом ка-ак понял, и все. Пора искать бункер. Ужасные женщины — это Эрза, Мираджейн, Минерва и Кагура, но две из них знают, а оставшимся двум — плевать, в общем-то, но была в этом списке очень недооцениваемая фигура, очень зря не включаемая в него общепризнанно, и которая ну очень заинтересована в судьбе Джувии. Мелди.       В дверь деликатно три раза постучали. Лион попытался слиться с обстановкой и притвориться безобидным натюрмортом, потому как становиться им по-настоящему ему совсем не хотелось.       Зато Джувия расцвела и помчалась впускать подругу. Грей как истинный влюбленный или мазохист — или влюбленный мазохист — честно порадовался за нее и почти смирился с тем, что, если Мелди что-то не понравится, он познает все муки ада. Джерар рассказывал о перце и щекотке, а за полгода тесного общения с их гильдией Грей понял одну важную вещь — Фернандес, может, и способен укладывать магов высшего класса на лопатки одной Семой, или Альтаиром, или еще какой-нибудь неведомой космической фигней, но на деле главная все равно Мелди.       Следующий час прошел для Грея под белым флагом: он со всем соглашался и просил убрать от него светящиеся розоватым руки, готовые не то задушить, не то связать чувствами с чем-нибудь неприятным. Уходя, Мелди продемонстрировала жест «Я за тобой слежу». Лион утек восвояси, а за окном с попкорном сидел полный состав «Греха Ведьмы» и показывал большой палец. Джерар смотрел с жалостью, у него было лицо жертвы домашнего насилия.       Когда Грей точно убедился, что вокруг дома не шляется разный люд и все-таки вернулся в дом, он увидел сонно зевающую Джувию, которая хлопала глазами, как совенок, и вызывала одним своим видом желание обнимать ее до конца своей жизни. Грей сопротивляться этому стремлению не стал. Ему нужно было успокоение, а что может успокоить лучше, чем едва ли не мурчащая от счастья Джувия?       — Балаган, — вздохнул Грей.       Впереди были еще четыре союзные гильдии.       Джувия потерлась о его плечо щекой, и Грей решил не думать о сложном.       Оно того стоило.       Правда, если сюда повалит народ из Арболеса, Грей начнет убивать.       Этих-то не жалко.       * Окружность — это фигура, которая состоит из всех точек на плоскости, равноудаленных от данной точки. Это на всякий случай.