Rogue

Было давно за полночь, когда она вернулась в Скайхолд и прекратился дождь. Блэкволл ушел один, не дожидаясь, когда та договорит с людьми Инквизиции в лагере и расспросит, не нужны ли им припасы или что-то еще. Шаиера не держала спутника: она понимала, что бывают моменты, когда срочно нужно побыть наедине с собой, а это, скорее всего, был случай именно такой. В юности у нее еще была такая роскошь, сейчас же моменты уединения случались крайне редко. В комнате горел камин, и, в то же время, были открыты обе двери на балкон. Шаиера удивилась такому повороту событий, однако, выложив стрелы и разложив плащ перед камином, направилась туда, чтобы вытряхнуть воду из сапог и колчана, босиком. Холодный ночной воздух заставил ее поежиться и хлюпнуть носом. «Не хватало снова простудиться» – подумала она, возвращаясь в комнату и собираясь уже положить оставшиеся вымокшие вещи сушиться, как услышала шорох и медленные тяжелые шаги. Ее глаза округлились от страха: неужели наемный убийца был все это время на балконе, поджидая, когда уставшая Шаиера потеряет бдительность? Инквизитор замерла, и, не поворачивая головы, покосилась на лежащий на столе лук и одну из стрел, приблизительно рассчитывая, сколько времени понадобится, чтобы молниеносно метнуться к оружию, отскочить, осыпав недруга стрелами, и позвать кого-то на помощь… Только кто ей поможет? Не раздумывая больше, босая разбойница отбросила вещи, которые держала в руках, отскочила с возможной траектории удара к низкому столику, ловко хватая лук и несколько стрел, вкладывая одну из них, натягивая тетиву и разворачиваясь в сторону источника шума… – Блэкволл! – выдохнула Шаиера. Воин ошарашенно смотрел на нее, видимо, ожидая какой угодно реакции, только не того, что леди Тревелиан бросится к оружию и соберется застрелить его, без брони и щита, и даже возможности нанести ответный удар, – Чем я обязана такой, хм-м… Неожиданности? Она часто-часто дышала, опустив лук и ослабив тетиву, но бессознательно продолжая держать оружие в руках. Как он так незаметно вошел и когда успел? И, главное, зачем? Страж опустил взгляд. На его лице читалось такое напряжение, будто он готовился декламировать длинную поэму и пытался вспомнить, с чего она начинается, восстановить последовательность событий. – Прости меня, моя леди, я лишь хотел поблагодарить тебя за то, что ты пошла со мной на побережье, – он сделал неуверенный шаг вперед, а затем еще и еще один, собираясь с мыслями. Шаиера стояла как вкопанная и смотрела на него испуганно, все-еще не успев отойти от страха, который только что испытала, и, сама того не замечая, не выпускала из рук лук с вложенной в него стрелой, словно не верила, что это не убийца, а Блэкволл пришел к ней, и явно не с намерениями убить ее. – Да н-н-не за что, – запинаясь уже от холода, тихо ответила та. Неплохой способ поблагодарить спутницу, до полусмерти напугав ее, привычную к подлостям и ударам в спину. Только же говорили о том, что ничем ее не напугать, и вот, приехали. Шаиера растерялась: страх медленно отступал, уступая место теплым чувствам, которые Инквизитор пыталась подавить и забыть. – Я хотел… – он сделал еще несколько шагов, неожиданно оказавшись вплотную к ней, казалось бы, не обращая внимания на то, что она держит в руках оружие наготове, – Мне просто нужно было увидеть тебя, – совсем тихо закончил Страж, глядя на нее сверху вниз. Шаиера мелко дрожала от холода. На лице Блэкволла проступила все та же болезненная гримаса, и Тревелиан уже готова была спросить наконец, о чем он молчит, но не успела. Его большие руки в кожаных перчатках мягко легли на плечи Вестницы, притянули ее ближе. Она затаила дыхание, стараясь унять бешено стучащее сердце, когда воин прижался губами к ее губам. Время застыло на мгновение, чтобы дать испугу возможность окончательно отступить и уйти, оставив только бесконечную, накрывающую с головой нежность. Шаиера ответила на поцелуй, растерянно роняя на пол лук и несколько стрел, чтобы крепче прижаться к Стражу, обвив руками его шею. Еле уловимый, смытый дождем, запах еловой древесины, исходивший от него, щекотал ноздри и дурманил еще сильнее. Он был теплым, а его объятия прогнали нарастающий холод. «Я люблю, люблю, люблю…» – шептало что-то в голове, от чего сердце стало колотиться с немыслимой скоростью и с еще большим энтузиазмом пыталось вырваться из сдерживающих его ребер. Наваждение закончилось так же внезапно, как и началось – Блэкволл неожиданно отступил, разомкнув ее объятья и перехватывая непонимающий взгляд. Шаиера прерывисто и глубоко вздохнула, чувствуя себя еще немного одурманенной или неожиданно вырванной из сна – казалось бы, разбойница вот-вот потеряет равновесие или, того хуже, сознание; и, чуть пошатнувшись, упадет, но, видимо, Вестница была крепче, чем казалась: все-еще стояла на ногах и пыталась собраться с мыслями. – Я… Это неправильно, я не должен был приходить… – Это потому что ты – Страж, да? – тихо и прерывисто заговорила Шаиера, вздрагивая от неожиданно вернувшегося чувства холода, – Ты – Страж, а я – разбойник? Убийца, трусливо прячущийся в тени? – глаза Блэкволла округлились от удивления – ей на мгновение показалось, что в них блеснула боль, как быстрый удар ножом, но она не дала собеседнику заговорить, – Потому что я никогда не смогу биться рядом с тобой, не смогу быть достойной Стража, держать щит и принимать на себя удар… Это из-за меня, да? – Моя леди, что ты такое говоришь! Я даже не думал такого, ты прекрасный стрелок и умелая разбойница… Но я отдал все, что у меня было, бытности Стражем, и это я не достоин тебя. Поэтому, – он на мгновение запнулся под ее отчаянным взглядом и опустил голову, – нужно, чтобы ты прогнала меня сейчас, положила этому конец, потому что я не могу... Инквизитор не верила своим ушам. Эмоции внутри бурлили и кипели, сдавливая грудную клетку и не давая дышать. Стражи, как ей казалось, придавали большое значение благородности, но, в конце концов, что довольно молодая леди Тревелиан могла знать о них? Или то, внушенное ей в детстве понятие о благородности, о рыцарстве – то, чего она так желала, – это просто придуманные стереотипы? Все ее братья и сестры уже почти были храмовниками – гордостью семьи, а что же Шаиера? Ей казалось, что именно открытый ближний бой – это самое благородное из всех возможных и невозможных искусств, и только лишь те, кто им владеют, могут рассчитывать на любовь и признание. И так внезапно выясняется совсем другое: неужели… Неужели все не так?.. Она уцепилась за эту последнюю соломинку, потянулась к Блэкволлу и взяла его за руку своими дрожащими от холода и волнения руками, умоляюще взглянув в его холодные серые глаза. – Не уходи, – чуть слышно попросила она, читая во взгляде Стража взаимное тепло. Он подступил к ней, прижимая к себе и перекрывая и без того ненужные пути к отступлению. Шаиера не отступит, не в этот раз. Она потянулась к нему, легонько касаясь его лба своим, жадно вдыхая чуть слышный хвойный запах. – Мы пожалеем об этом, моя леди, – так же тихо ответил он. – Нет, не надо, пожалуйста, – взволнованная такими словами, Вестница вцепилась пальцами в его мокрую стеганную куртку, думая, что он сейчас развернется и снова уйдет, как тогда, на стене; отвергнет, оставит одну… Только в этот раз еще придется потрудиться, отцепляя от себя ставшую неожиданно отчаянной молодую разбойницу, – я не отпускаю, не ух… Блэкволл накрыл ее губы своими, не позволяя договорить и давая Шаиере понять, что никуда не уходит; он подхватил ее на руки с пугающей легкостью и понес к дивану. – Моя леди совсем замерзла, – выдохнул он, с трудом отрываясь от губ возлюбленной, – позволь мне… – Он набросил на ее плечи одно из лежавших там одеял, усадил на руки, прижал к себе еще крепче, на удивление нежно – после наблюдения за тем, как он сражался, нежность была действительно необычной и неожиданной, но такой желанной. – Все в порядке, – задыхаясь, прошептала Шаиера, гладя начавшей «оттаивать», но все-еще немного дрожавшей рукой по его заросшей щеке. Она не могла объяснить того, что чувствовала – неугомонная буря бушевала внутри, дурманя и сводя с ума, принося с собой желания остановить время… Рука была бесцеремонно перехвачена и прижата к груди – куда-то туда, где, в теории, находилось сердце, а их губы снова слились. Под прижатой рукой чувствовалось такое же бешеное сердцебиение, как и в груди леди Тревелиан, что заставило ее окончательно забыть обо всем. Уже под самое утро, когда леди Инквизитор наконец уснула у него на руках, Блэкволл осторожно «отцепил» ее от ремешков на своей куртке, и, уложив на кровать, бережно укрыл одеялами, чтобы та не замерзла.