Как кошка Хогвартс обносила

Когда профессор ЗОТИ вдруг исчез, ученики встали в стойку, с трепетом предвкушая, какой же злой рок настиг беднягу в этом году. Но вдруг оказалось, что профессор Квирелл мертв. Вот прям совсем-совсем мертв. А в тот же день четверо первокурсников загремели в больничное крыло. Совпадение? Никто и не подумал так думать! Узнать что-либо из первых рук было невозможно: больничное крыло охранялось перспективой отработок с Филчем и Снейпом, сновали помощницы медиведьмы и зачастил директор. Разговоры между учителями шли самого мутного толка и ни о чем конкретном не говорили, а потому обитатели Хогвартса сделали то, что сделали бы любые уважающие себя разумные существа — они придумали свою версию, с мировым заговором и непотребствами. Когда через два дня меня выпустили из медпункта, родной факультет огорошил меня супер-теорией кустарного производства. Итак! Вслушайтесь же в порождение лихорадочного подросткового гения! Квирелл был… Бадабум-тс! Любителем маленьких деток, юных знаменитостей и БДСМ. И покусился он на самое святое, что было в Магическом мире — жепку Избранного! Знаете, когда ты возвращается в гостиную после допроса и истерики, а на тебя сочувственным тоном выливают этот чан совместного творчества, ощущения весьма своеобразные. Мои покрасневшие глаза лишь усугубили положение, а когда я выдавила (сквозь судороги сдерживаемого смеха), что «не хочу об этом говорить», все окончательно уверились в произошедшем. Невил так вообще был готов метаться в истерике, и его держало на месте только воспитание. Ну, он еще старался щадить мои «раненные чувства» и не показывать жалость. Он знал, как я этого не люблю, и благородно держался! А когда я вечерком решила в душ заползти, смыть все произошедшее, меня подкараулили оставшиеся соседки, Браун и Патил... О, Волдеморт, ну почему ты меня так тесно связывал? За что мне все это?.. Пташки быстренько улетели, разнося в лапках обжигающе горячие новости. Никто боле не сомневался, что все было именно так, а не иначе. К счастью для меня, есть все-таки боженька на небесах! И нескольких часов не прошло, как моя спасительница, Макгонагалл, услыхала, о чем судачат чада, и, аки валькирия, полная праведным гневом, разразилась громовой речью в учительской. И хотя она рассказывала это другим учителям, парочка старост там таки затесалась… А где старосты, там и все остальные. Еще через пару часов весь Хогвартс от мала до велика был реально в курсе, куда там мы ходили и Квирелл каким боком затесался, а уж настолько целомудренно все было — так вообще зашибись насколько! Не надо тут вон этого вот! Кто вообще распространял сей отвратительный поклеп про достопочтимых профессора и учеников?! К моему глубочайшему изумлению, половина школы обиделась. Как же! Весь год стояла полоса препятствий, ее кто только не пытался пройти! Там и львы паслись всем стадом, и орлы забегали всем составом, а никто пройти не смог! Всех на зале с ключами разворачивало и выкидывало к выходу из коридора. А те, кто все же мог дойти до двери, не могли поймать нужный ключ, а потому тоже оставались ни с чем. А тут четыре малолетки взяли и прошли! Есть ли в мире справедливость?! Впрочем, все быстро обмозговали ситуацию и справедливо решили, что во всем виноват Квирелл — он все взломал, а мы мимо пробегали. Да собственно, так оно и было… Когда из больницы выпустили Рона и Гермиону, народ уже успокоился. А когда через сутки очнулся Гарри — то все и вовсе уже все забыли. Только самые отпетые зубрилы продолжали атаковать профессоров на тему восстановить карусель и дать покататься другим! А потом был пир… Каждый раз, когда я думаю, что хуже уже быть не может, мир показывает, что, де, может, и еще как, так что не зарекайся, малышка. Дамблдор похвалил наш отряд за храбрость и дальнозоркость… Ну, он конечно говорил «дальновидность», но, похоже, просто ошибся словом. Старость, знаете, да? Ибо дальновидностью, особенно у меня, не пахло и в помине. — И наконец, мистер Гарри Поттер! — заявил Дамблдор в третий раз. — За железную выдержку и храбрость, достойную самого Годрика Гриффиндора, я присуждаю факультету еще сотню очков! Такой вот козел у нас дирик… Просто и небрежно станцевал на правилах, опустил всех, кто честно набирал баллы в ежегодном соревновании, помахал красной тряпочкой перед Избранным и надел корону за смертельную опасность. Остальные факультеты были только рады. Я же сидела, впялившись в потолок, и слушала, искренне надеясь, что меня это «награждение» обойдет стороной. — Это еще не все, — поднял руку директор. — Мисс Лира Спайс. За непоколебимую верность и умение трезво рассуждать перед лицом врага я присуждаю факультету Гриффиндор тридцать очков. Конечно, как можно! На щеки вылез дурацкий румянец. Из всех моих многочисленных достоинств он выбрал те, которых нет в этой жизни! Скажу честно, если бы не амулеты, ходить бы мне, считая мизинцами мебель, а лбом — дверные косяки, весь следующий месяц. Половина зала меня облучила сглазами, поскольку я была именно той соломинкой, что сломала хребет верблюда. — Кажется, пришло время сменить декорации! Остаток дня Гриффиндор кутил, все пытались отбить мне плечи, таскали на руках наравне с другими малявками и всячески благодарили. У меня едва слезы на глазах стояли — получать признание за свой дебилизм было совершенно невыносимо. Все почему-то считали, что я так своеобразно радуюсь. На следующий день мы получали результаты экзаменов, почти сидя на чемоданах. Столь огромная по своей катастрофичности новость затмила вчерашнее веселье, и о нас мало кто вспоминал. И хотя волноваться было не о чем — до третьего курса экзамены почти фиктивны, пересдавать можно сколько угодно раз, пока лето не кончится. Я все равно немного волновалась… Наверно потому, что сдавала их левой пяткой, занятая непонятно чем. Но оценки были сплошь хорошими, так что грех жаловаться. Больше меня была рада только Гермиона — она получила почти все «превосходно» и теперь считалась лучшей ученицей курса. Вторым шел некий Теодор Нотт. Третьей была я, а четвертым — Малфой. Вот белобрысый рожицу скорчил! Жаль я не видела. Уже через час после объявления оценок, нас всех построили в караван и проводили до станции, где ждал блестящий красным локомотив с дюжиной-другой вагонов. Дорога в Лондон заняла неожиданно мало времени — от силы два часа. Мы с Невилом только и успели, что обсудить планы на лето. К тому же я рассказала ему в подробностях, что произошло в том коридоре и зале. Уж кто-кто, а Невил в этой истории замешан по уши. Я не помню почему именно, но в моих знаниях он числится как «очень важный персонаж». А поговорить раньше и без лишних ушей мы никак не могли: памятуя, как я беспалевно слушала чужие «супер-секретные перешептывания», я с легкостью примерила опыт на себя. На любую хитрую жопу найдется хитрый… Кхм. Поезд прибыл на Кингс Кросс, и дети, позабыв про все на свете, обрадованно поспешили к родителям. Мне было неловко пребывать в этом царстве обнимашек и радуги, а потому мы с Невилом простились еще в поезде, договорившись иногда писать друг другу. Подхватив свой чемодан с легкостью, будто он пуст, я направилась к арке, которую караулил смотритель, выпускающий не больше нескольких человек за раз. На выходе с платформы меня окликнула Гермиона, заставив меня вздрогнуть и обернуться. А я уж, было, решила, что приятное двухмесячное уединение уже началось… Троица стояла чуть в стороне от потока людей. Родители Уизли и Грейнджер вежливо отошли, чтобы не мешать прощанию, а рядом с Гарри встал толстый усатый мужик, непреклонно поторапливающий мальчишку. По пульсирующей жилке на его виске было нетрудно догадаться, что он на крайней стадии бешенства. Вероятно, это Дурсль-старший, уж забыла имя. Чуть в отдалении притаились (а иначе и не скажешь) худая женщина с вытянутым лицом и округлый мальчишка, похожий на бычка. Они поглядывали на меня с легким испугом и настороженностью. Поджав губы, я подошла к компании. Они явно собирались обсудить со мной события минувших дней, но сейчас было неподходящее время, да и я не горела желанием заморачиваться объяснением своих поступков. Первым делом, подойдя, я протянула руку Дурслю. Тот подозрительно сощурился и сжал мою миниатюрную ладошку. Мы обменялись именами и приветственно кивнули. Вернон не скрываясь пытался сломать мне конечность, но, увы, ничего у него не выходило. Гарри проявление хорошего тона почти возмутило. Хотя к одиннадцати должен бы был выучить, что здороваться надо со всеми в компании. Дальше был черед остальных родителей и иных родственников Уизли в порядке живой очереди. — Лира, мы… — начала Гермиона, но запнулась. — Мы хотели сказать спасибо, что… — подхватил Поттер, но отводя глаза, будто его тут за шкирку держат. — Просто спасибо! Ты очень мне помогла там, с рукой! — широко улыбнулся Уизли, и это будто прорвало кран. — Да, а еще с рунами! — воткнулась Грейнджер. — И в зале ты сделала, что могла! — горячо согласился Бэмби. — Профессор Дамблдор сказал, что и сильнейшие были побеждены Волдемортом! Я сощурилась, но промолчала. С легким довольством заметив, как мальчишка вздрагивает от колкости взгляда и отступает на шаг. Впрочем, не я ли хотела наладить мосты? — Вы меня простите, но я спешу, — я изобразила дежурную улыбку. — Если вы еще что-то хотели сказать, то давайте побыстрее. Мистер Вернон тоже, кажется, спешит. — Ну хоть кто-то среди ненормальных ценит время, — проворчал толстяк себе под нос. — Можно, я тебе писать буду? И ты мне пиши если захочешь! — метелка схватила меня за плечи и развернула. — Да, всем нам! — согласился Гарри. Я с энтузиазмом закивала, хотя перспектива строчить письма в четырех экземплярах не вдохновила ни капли. Мне и одного Невила было достаточно. — Так все, мальчишка, давай живо в машину! За стоянку еще платить надо! Это послужило сигналом, и всех детенышей похватали мамы-папы. Дурсль тоже подцепил Гарри за воротник и подтолкнул к выходу. Все наскоро распрощались и разбежались. Я на выходе взмахнула палочкой, вызывая Ночного Рыцаря. Волшебные бумажки о том, что нельзя колдовать вне школы, были мне поперек горла. Нам раздали их и заставили подписать еще в замке. Черт. Самое обидное, что запрещено колдовство везде. Надо будет поинтересоваться, как их обходить… До Косого меня довезли с таким ветерком, что Эйса и Луффи почти вывернуло наизнанку. Я ступила на дорожку, мощенную грязно-желтым камнем и втянула воздух. Здесь пахло совсем не так, как в Хогвартсе или в лесу, что было весьма кстати, поскольку за год воздух замка мне изрядно приелся. А теперь я буду целых два месяца жить одна! Вот чего мне не хватало — свободы! Я перехватила поудобнее ручку и зашагала к своему прошлогоднему жилищу — чердаку на Горизонтальной Аллее 17. Этим летом я буду познавать темные искусства и закулисные секретики волшебного мира!