Как кошка Хогвартс обносила

Я проснулась в больничном крыле и сонно всхрюкнула, втягивая слюни: напускала столько, что залила полподушки. Неуверенно дернув больными руками на пробу, я дотянулась до головы и ощупала дрожащими пальцами лицо, шею, а потом и все остальное. С меня сняли все украшения, переодели в больничную мантию и обмазали зельями, примотав бинтами, но, в целом, ран не чувствовалось, и это было хорошо… Хотя кожа еще немного побаливала и пощипывала в местах порезов. Но самое главное — за щекой чувствовался уже замусоливший десны и исколовший полость осколок. Стоило мне потянуться, чтобы вытащить его, как двери открылись, и в просторное помещение вошел директор. К нему из своего кабинета вырулила лимонного цвета медиведьма. Тишина крыла разом улетучилась под шелестом ярких мантий. Увы, беглый осмотр показал, что выбирая между обморочными до сих пор Гарри и Ко и мной, посетители выберут меня. Я сглотнула слюну и прикинулась контуженой лошадью, косящейся на диковинных прямоходящих существ с интересом, но без особого желания сотрудничать. — Девочка моя, здравствуй, — опустился на кровать у моих ног старик. «Штраштвуйте»? «Джобвый джень»? Я сглотнула слюну еще раз и закивала. Осколок было не видно за щекой при осмотре, да и вряд ли кто-то проверял мои зубы на целостность путем ощупывания, но начни я говорить, и стало бы ясно, что такая шепелявость не появляется на ровном месте. Так что — контуженный конь, контуженный конь… — Я понимаю, что ты, должно быть, напугана или не понимаешь, что произошло, но мне хотелось бы услышать твою версию событий. Что случилось в коридоре на Третьем этаже? Я бросила на Дамблдора осторожный взгляд, стараясь не смотреть прямо. На мне сейчас не было ни амулетов, ни нормальной одежды, которую я слегка украсила защитными рунами. Я ощущала себя беззащитной и почти голой. При всем образе доброго дедульки я директору не слишком верила: политика и светская жизнь, в которую Дамблдор всю жизнь с радостью нырял с головой, требуют жертв. А титул «светлого мага» просто добавляет «ради общего блага» к любым подлостям, какие бы не происходили под его началом, нисколько ни умаляя их количество. — Мошно я птом рскжу? Мне плохо и все б’лит, — невнятным шепотом попросила я, подтягивая коленки и сжимая кулачки. — Конечно, девочка моя, я все понимаю, отдыхай, а я пока посоветуюсь с Поппи, — в голосе мелькнула отеческая улыбка, и старикан наконец поднялся. — Отдыхай. Я заползла поудобнее под одеялко, проводя высокую пеструю фигуру глазами. Тоже мне, всепонимающий и добрый Санта Клаус! Дождавшись, когда он скроется за стенкой, я достала наконец свой трофей и принялась его разглядывать. Моя прелесть, я тебя весь год хотела… Осколок был размером с мой мизинец, толщины тоже примерно такой. У него были неровные, но гладкие грани. Даже не верится, что я держу секрет бессмертия и вечной жизни… Из кабинета вышли медиведьма с директором. Старик, прежде чем уйти, кивнул мне, заставив меня настороженно вжаться в постель и спрятать свою добычу под подушку. Мадам Помфри, проводив начальство до дверей, поспешила ко мне, чтобы осмотреть. Медиведьма с усердием водила вокруг меня палочкой, чему-то озабоченно хмурясь. Причем, с каждой секундой становилась все мрачнее и мрачнее. Я даже нервничать начала. — Мисс Спайс, под какие именно заклятья кроме Инкарцеро и Силенцио вы попали? Я заломила брови. Мне казалось, Непростительные тем и примечательны, что оставляют сильный след, не только на использующем их волшебнике, но и на окружающей обстановке. Поэтому их легко отследить — они заметны. Когда в меня попало Круцио, я думала, уж что-что, а это заметят в первую очередь. А теперь, когда у меня появился выбор — говорить ли об этом, я даже растерялась. — Творил ли… Было ли «Круцио» или «Империо»? — осторожно предположила женщина, водя палочкой вокруг моей головы. Я неконтролируемо дернулась от звука заклинания. У меня сложилось о пыточном мнение, что оно концентрировало и заставляло переживать снова и снова всю боль, эмоциональную и физическую, которую только испытывала жертва. А я как-то не имела удовольствия наслаждаться мирной жизнью в обитой ватой комнате… — Квирелл держал не дольше трех секунд, — поспешила сообщить я, пока медиведьма не захлебнулась от сочувствия и праведного гнева. Мадам Помфри выдать мне нужное зелье не смогла, поскольку его тупо не было, но прописала постельный еще на сутки, чем весьма меня порадовала: мне надо было дождаться, когда придут в себя мои приключенцы, и согласовать с ними показания. Мы залезли в Запретный коридор, мы были даже предупреждены, что он Запретный и лазить туда нельзя ни при каких обстоятельствах. Уж не знаю, как в книге и фильме дети вывернулись, а у нас тут реальность. К несчастью, в той части Устава, что предназначалась школьникам, недвусмысленно было сказано по поводу приказов учителей — СЛУШАТЬСЯ, ДАЖЕ ЕСЛИ ОНИ КАЖУТСЯ ДУРАЦКИМИ. А вот с преподавательским уставом было не так безнадежно. Наверно, если давить на ничем не мотивированный риск (Цербер и убийственные препятствия в школе — это уже серьезно!) и совершенное пренебрежение безопасностью учеников, то можно надеяться на замятие ситуации. Впрочем, мои пространные размышления о стратегии вранья заставили меня пересмотреть произошедшие события и осознать, насколько глупы, неосмотрительны и безобразно нелепы были мои действия в амфитеатре. Словно… я была там лишняя. Лишняя, а потому бесполезная и мешающаяся деталь. Да ну, глупость какая! Медиведьма протянула мне зелье сна, намешанное с успокоительным. Я только поморщилась, заползая под одеяло и глотая выпивку. Вот не хватало мне наклюкаться… А впрочем, так даже лучше. Проснувшись рано утром, я долго лежала на кровати. Настроение отсутствовало как класс, угрожающе балансируя между депрессией и апатией. Дети до сих пор спали, а помощниц целительницы было не видать. Я приподнялась на кровати, ощущая тянущие остатки порезов. На стук палочки по тумбочке явился домовик. — Мои вещи принеси, пожалуйста. Эльф, хлопнув ушами, исчез, а я осталась смотреть пустым взглядом в пространство. Но его долго не было, и я поднялась, сжимая в кулаке свое сокровище, направилась к ближайшей койке. Там дрых капитан отряда, беспокойно елозя пушистой черной макушкой по белоснежной огромной подушке. Очки валялись на тумбочке, как и палочка. Он казался таким маленьким, тощим и беззащитным, когда не глядел волчонком… Ему еще предстоит столько сделать… Со временем, может, даже на следующий год, он окрепнет, а пока он всего лишь ребенок. Я отвела от его носа щекочущую челку, и поднялась. Рон выглядел побитым, и я сочувственно погладила его по плечу. Он, конечно, тоже ребенок, даже больший чем Гарри. Несмотря на магическое происхождение, совсем еще ребенок, глупый, но открытый миру. Он всегда так искренне чувствует… Напоминает мне о Луффи. И Гермиона. У нее даже во сне было серьезное выражение лица, а кулаки она сжимала, будто вот-вот собирается драться… Мое поглаживание ее слегка расслабило — хоть ушло выражение готовности к бою. Я печально улыбнулась. Когда мы виделись в первый раз, у нее были карие глаза любопытного бельчонка. А теперь? Она ведь умная девочка, она уже, небось, успела не раз задуматься о том, насколько опасен мир волшебства… Какими глазами она посмотрит, когда откроет их сейчас? Хлопнул при перемещении домовик, и я подскочила, смутившись. Одежда — юбка и кофта — были отстираны от крови и залатаны. Ботинки вычищены и налакированы. Натянув мантию и весь набор своих амулетов и артефактов, я почувствовала себя куда увереннее. Палочка отправилась в кобуру на руке, а осколок — во внутренний карман. У дверей крыла я столкнулась с хмурой Минервой. Черт, убежать не удалось. — Вас ждет господин директор, мисс Спайс. Я провожу вас, — похоронным тоном заявила она. Я напряглась. Из своего кабинета вынырнули медиведьма и помощницы, а, увидев, что меня забирают, Помфри только покивала. Путь до директорской башни прошел в тишине и неодобрении декана. Очевидно, декан была весьма зла на нашу компашку за неоправданный риск. Да и я, чего скрывать, была недовольна итогами выходки. Хотя осколок во внутреннем кармане грел мои самые упитанные качества: жадность, гордость и тщеславие. — Пароль «Драконьи ириски», — отчеканила волшебница перед серой горгульей с крыльями. Та почтительно отпрыгнула и дала нам пройти. Декан подтолкнула меня на первую ступень лестницы, сама встала на вторую, и мы поехали будто на эскалаторе вверх по спирали. За массивными дверьми простирался достаточно широкий «предбанник». Тут было довольно пусто, только на стенах висели портреты прошлых директоров. Стояла парочка стульев у стены. Я даже юбку поправила и мантию, а так же мельком коснулась ободка и сережек. Не станет же он ломиться в мое сознание в открытую, а все остальное пережить можно. Главное ничего не есть и не пить. И желательно не дышать. Как отравитель с небольшим опытом, могу заявить, что зелья в виде взвеси работают пусть и не так эффективно, но действуют. Вторая часть кабинета была довольно большой, округлой по форме, но ее объем сильно сужали многочисленные шкафы, заставленные книгами и артефактами, а так же крошечные столики на крученых ножках, так же заваленные макулатурой и приборами. Какие-то из них тикали и мигали, выпуская облака пара. Вот черт! Сам Дамблдор находился за массивным столом в визуальном центре помещения, что-то сосредоточенно выводя пером на пергаменте. За его спиной висел портрет серьезного старикана, чем-то похожего на средневекового господина с шапкой в форме какашки на голову. Даже по цвету она была коричневой… Нарисованный волшебник смерил меня оценивающим взглядом и задрал нос. Я сощурилась и почти показала язык, но все-таки спохватилась и не стала. Макгонагал довела меня до кресла перед директорским столом и буквально усадила на стул, словно опасаясь, что я вот-вот возьму и убегу. Сама села на кресло рядом. — Доброе утро, девочка моя, как прошла твоя ночь? — отвлекаясь от пергамента, поинтересовался директор с нотками беспокойства в голосе. — Поппи рассказала мне о том, что обнаружила. И мне бы хотелось услышать твою версию событий. — Может быть чаю? Я знаю, он успокаивает, и возьми медовых сердечек, они потрясающи, — я слишком долго не отвечала, а потому Дамблдор слегка подсуетился. Я отодвинула миску с крупными, покрытыми желатином сердцами, подцепив одно. Таких я еще не пробовала, так что потом можно будет и попробовать… когда убежусь в их безопасности. — Расскажи по порядку, девочка моя, и не стесняйся, и не бойся. Никто не собирается вас наказывать… Я вскинулась, а Минерва возмущенно булькнула. Дамблдор по-отечески улыбнулся и закивал. — Вы помогли школе, вовремя раскрыв опасный план безумца. А так же всецело доказали, что Шляпа не ошиблась, отправив вас на Гриффиндор. Ну и кроме того, добавлю лично от себя, вы помогли мне сохранить дружбу с моим старинным приятелем и учителем. Имя Фламель вам ведь говорит о чем-то? Я отложила сердечко на место и спрятала лицо в руках. Сколько ж можно лить сироп?! Он бы меня еще и подушками обложил, чтобы мне комфортнее было. — Я не знаю, как другие узнали о философском камне, вероятно, собирали информацию весь год по разным источникам. Я присоединилась к этому импровизированному крестовому походу только на финальной стадии. Услышав, что они собрались в Запретный коридор, я решила, что это может быть опасным… — И пошли за ними, а не сообщили профессорам? — полыхнула с галерки декан. Я посмотрела на нее так скептически, что Минерва поперхнулась. — Я решила, что вы в курсе происходящего, поскольку троица сначала посетила вас и сообщила вам обо всех своих подозрениях. Я была тому свидетельницей, а потом, когда дети направились в коридор самостоятельно, я решила, что мое добавление не прибавит особой разницы… Я замолчала, у меня подозрительно задрожала губа и намокли ресницы. «Мое добавление» действительно «не прибавило особой разницы». — Продолжайте, девочка моя, что было дальше? — Цербер спал под звуками арфы, а люк был открыт. Все самые худшие опасения детей, я так поняла, оправдались. Они думали, что Снейп решил похитить камень. Хотя я с самого начала ставила на Квирелла, он сумасшедший. — В каком смысле «сумасшедший»? — непреклонно перебил Дамблдор. Я скорчила рожицу и вращениями пальца у виска показала степень сумасшествия у профессора. Впрочем, посерьезнела и поморщилась. — Он почти полгода, когда оставался один, говорил сам с собой, а на уроках у него иногда такой взгляд был, словно еще секунда — и он запустит что-нибудь убойное, чтобы от детей остались только кровавые ошметки на местах. — Почему вы не сообщили о своих подозрениях другим учителям, мисс Спайс? — в очередной раз воскликнула Макгонагалл. Я упала на стул и сползла по спинке, сложив руки на груди. — Потому что мне никто бы не поверил. Этот козел в учительской вел себя настолько образцово, что даже я начинала сомневаться, а не еду ли с катушек уже я. Как показало следствие, мои мозги в порядке. — И все-таки вы должны были сообщить мне о подобных подозрениях. Мои брови устремились навстречу затылку. Я даже подскочила. — Я же говорила! И вам, и профессору Снейпу, если уж на то пошло! Хотя, конечно, рассчитывать, что он запомнит жалобы во время нарезки тролля, было слишком наивно. Но к вам я приходила и говорила! Помните, перед тем, как уточнить по поводу закона о пяти исключениях? Декан напряглась, забегала глазами, но в конце концов посерела и кивнула. — Теперь я вспомнила, вы говорили, а потом вы спросили, можно ли трансфигурировать из еды не еду и съесть ее… Как же я могла забыть? На Минерву было больно смотреть. У нее на лице было написано осознание и вина, что «если бы она…», то дети бы не… — Прошу вас, пожалуйста, не отвлекайтесь. Девочка моя, так что же было дальше, когда вы увидели люк и спящего Пушка? Я нахмурилась. Пушок – это, типа, имя? А, ну вроде да. Встряхнув головой, я собралась. Я пытаюсь тут понять, что за чертовщина произошла. В самом-то деле, чтобы наша декан что-то забыла — это каких размеров дракон должен в чащобе сдохнуть? — Мы стояли у люка, когда музыка прекратилась, и пес проснулся. Решив, что шансов уцелеть при падении у нас куда больше, чем в пасти твари, я столкнула всех вниз. — Вы столкнули? — Да, я столкнула. Сначала Гарри, потом Рона и Гермиону. Мы упали на огромные дьявольские силки, но благополучно прикинулись дохлыми и упали дальше. — Почему вы не позвали на помощь или не вернулись назад? — Куда назад? К Церберу? Так мы как раз оттуда еле сбежали! — возмутилась я, даже оборачиваясь к Макгонагалл. — А дальше мы просто пошли вперед. Тем более дети горели желанием спасти философский камень от злодея. Рона ударило осколками шахматных фигур, но я знаю парочку целительских, а потому быстро все подлечила и зафиксировала. В комнате с зельями всем пришлось разделиться: зелья, чтобы идти дальше, было только на одного, — я поджала губы. — А как же тогда прошли вы, девочка моя? Я посмотрела на директора с бо-о-ольши-и-им таким подозрением, но решила все-таки не врать. Тем более в следующих годах мне придется столкнуться с тем же самым, да и после тролля должны быть вопросы… Мне же удобнее, если мои подвиги будут списывать на стихийные всплески. — Я умею драться — нападать и защищаться. Меня защищает моя магия и делает сильнее. Директор кивнул, принимая данное объяснение, но в льдистых глазах старика я уловила настороженность. Такое бывает, когда осознаешь опасность противника. У Дамблдора даже магия подобралась, хотя до этого ласково гладила меня, будто ребенок — игрушку. — И что же было дальше? Я помрачнела и тоже сгустилась, как тучка. — Ничего особенного. Нас быстро спеленали, а потом долго мурыжили на тему «присоединяйтесь к темной стороне». Никогда не думала, что Волдеморт будет таким. Минерва таки навернулась со стула. Дамблдор окончательно растерял замашки Санта Клауса и выпрямился за столом, складывая руки домиком. — Я прошу вас, мисс Спайс, рассказать мне все подробности происходящего. Это может быть очень важно. Я передернулась от непривычного холодка и напрягла память. Директор пытался пролезть в голову, но я закрылась наглухо, и без заклинания меня взломать было трудно. При Макгонагалл Дамблдор на такое не пошел бы, и я мысленно поблагодарила декана за ее присутствие. Выпустили меня только через сорок пять минут. Я это так точно знаю, потому что последние полчаса мне приходилось рассказывать одно и то же в разных вариациях. Вот уж не знала, что добрый директор умеет вести допрос с пристрастием. Но я тоже, знаете ли, не пальцем деланная: все мои превращения и осколок остался за кадром, а раны от веревок я получила, когда извивалась под Непростительным, дергалась и вообще вела себя как гусеница. Такая вот тонкая кожа, а магия моя вдруг отключилась, разучившись делать доспех. Напоследок Дамблдор спросил у меня воспоминания, но я была всеми лапами против, и ему пришлось остаться ни с чем. Впрочем, у меня фантазия хорошая, может, если припечет, я и смогу нахимичить что-нибудь… Хотя это даже звучит трудновыполнимо. Тем не менее, мне интересно, как он в каноне узнал о том, что происходило в комнате, где были только Гарри и Волдеморт? Или посмотрел воспоминания Поттера? Бэмби же не носит никаких амулетов и артефактов — он даже не почувствует, что поверхностные мысли его уже обшарили и разложили по полочкам! Сердце замерло, но потом продолжило свой бег, разгоняя застывшую от страха кровь. Меня спасли мои мнительность и сомнительная везучесть, я спалилась перед Волдемортом, а не перед Гарри. Бэмби не видел ни как меня пытали, ни как я превращалась, ни даже что было после того, как он отключился. Макгонагалл довела меня до выхода и поспешила назад к директору — обсуждать показания. Я осталась одна в коридоре. Печально оглянувшись, будто проверяя на месте ли мои одиночество и бесполезность, я побежала на свой любимый, далекий восьмой этаж. Движение — это то, что способно привести меня в порядок. Мне было плохо. Мне действительно было плохо. Словно все совершенные мною за несколько жизней ошибки накопились и встали у меня за спиной, ожидая, пока я запнусь и дам им шанс себя догнать. Так что бежала я так долго и далеко, как никогда раньше. Я ведь даже не попрощалась со своими… Я просто исчезла, умерла, растворилась как призрак. Жила бессмысленным призраком и умерла им — оставив после себя пустоту и горечь дыма. Всю прошлую жизнь я была лишь одним из винтиков, которые двигают события по предначертанному, несмотря на все мои потуги что-то изменить. И то долбанное пророчество о войне… я сделала все, чтобы оно не сбылось, и оно сбылось как миленькое! «Убегая от судьбы, мы именно там ее и встречаем», да? Все мои действия лишь подталкивали события туда, где они должны были быть. Я видела аниме, эти картинки для развлечения людей — такой же канон, как и детская книжка о мальчике-со-шрамом… Разве я многого прошу? Я просто хочу иметь смысл! Найти клочок пространства, где есть место для таких же потерянных, как и я! Где я буду своей, а не «одинокой странницей»… Я сделала пару шагов, загнанно дыша, и устало привалилась к стене. Перед глазами, хотя те были открыты, было пусто. Под плечом вдруг прорезались огромные створки дверей, и я провалилась внутрь. Ударившись об пол, я отвлеклась от больных мыслей и непонимающе оглянулась. Дверей напротив картины с троллями отродясь не было. Я часто тут бегала, но ни разу не встречала подобного помещения. В огромном зале, кажется, даже больше Большого, лежал горами всякий хлам: сломанные вещи и почти новые, совсем рваные и даже не распакованные… Я села на полу. Удивление было так сильно, что я даже отвлеклась от своего разбитого сердца. Ноги устало гудели, а грудь разрывалась от бега. К моим ладоням спикировал ровный лист бумаги. Я взяла его непослушными пальцами и перевернула. «Добро пожаловать в комнату потерянных вещей» — было написано на обороте ровным, красивым почерком. Я расплакалась, затолкав ногами тяжелые створки, чтобы эти проклятые двери закрылись. Те с грохотом подчинились. Я же прижалась к куче каких-то тряпок и зарыдала, с подвываниями и соплями, комкая найденный лист. «Комната потерянных вещей» — черт, если у мироздания есть чувство юмора, оно слишком жестоко, чтобы я могла оценить его без слез! Я не знаю, сколько плакала там, свернувшись в компактный комочек. Но в какой-то момент боль начала стихать, позволяя мне мыслить. Так всегда бывает — все имеет свой конец. А начав мыслить, я больше не могла так упоенно предаваться слезам. Даже стало смешно и жалко себя. Такая бедненькая, уползла в норку и ноет. Такая бедненькая и бессмысленная. Как будто не знает, что если чего-то нет, это надо сделать самостоятельно… Утерев слезы, я села на тряпках и бережно расправила волшебную записку. В теле появилась слабость, но дух потихоньку расправлял крылья. Да, я осталась одна, я не вернусь и не увижусь с теми, кто мне дорог. Я знала это. Знала, пусть и не думала об этом, когда привязывалась к ним, когда называла семьей, друзьями и любимыми… Я просто не хотела думать о том, что все однажды умрут и разойдутся по своим тропинкам, и забудут меня, себя, друг друга… Это было предсказуемо, и цепляться за это бессмысленно. Поэтому у меня ничего и не получается! Я как сломанный робот, чья программа дала сбой, но не хватает мозгов, чтобы перестать выполнять бесцельные телодвижения. Хватит! Я не такая размазня! Пора собраться и начать делать хоть что-то стоящее. Я упала в ворох ткани и посмотрела в пыльный потолок. Я искала место, куда я могу прийти, но зачем? Я искала смысл, но зачем? Почему нельзя быть пустой и легкой? Почему жить как бабочка-однодневка это плохо? Я вскочила так высоко, словно у меня выросли крылья, сделав танцевальный пируэт, я забралась на гору из парт и швырнула одну в груды мусора. К черту! К дьяволу смысл! Я больше не буду вспоминать и жалеть! Хватит! Мое имя Лира Спайс, я сирота без братьев и детей, я заканчиваю первый курс школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, а мое хобби — путаться под ногами Избранного и доставать почтенных магов! А так же я бессмертное существо, которое может все и чуток больше, и здесь я получу все, что захочу! Да будет так! Достав палочку, я выпустила из нее целый фейрверк искр, заливаясь победным криком. Постояв немного с вытянутой палочкой, я неуверенно спрятала ее и слегка нахмурилась. В пафосе и бесшабашности всегда есть один изъян — они кончаются, и приходится иметь дело с последствиями. Дурацкое мироздание, все всегда у него кончается. Нельзя, что ли, бесконечность организовать?.. Ворча о несовершенстве мира, я сползла с парт и подошла к двери, окинув последним взглядом Хогвартскую помойку. Комната потерянных вещей… я оставила тут свой прошлый дом, семью и друзей. Храни их.