Черные книги

      Однажды Эмиль сбежал из Круга.       Это событие вызвало бурное негодование рыцаря-командора, бурное удивление остальных магов в Казематах и бурную радость Адвена. Эльф был счастлив, что орлесианец наконец «освободил его от своего мерзкого орлесианского присутствия», при этом скромно умолчав о том, что именно его прочувствованный получасовой ор заставил Эмиля написать прощальную записку и неожиданно исчезнуть из Казематов.       Записка гласила:       «Дорогой сукин сын Адвен!       Когда ты будешь это читать, меня уже не будет. Ты больше никогда не услышишь моего голоса, не прочтешь моих записок и никто не вытащит тебя за уши из беды, жалкий Причиной этому послужило то, что ты был со мной очень груб в последнее время. Я считаю, что я уже достаточно взрослый, чтобы жить своей жизнью. И посему я»       — Он не успел дописать, — всхлипывая, пробормотала Мерриль, едва узнала эту новость. — Храмовники поймали его и сыграли с ним в «Зубы Фен’Харела»…       — Храмовники даже в «порочную добродетель» нормально играть не умеют, что уж говорить об остальном, — неприязненно отозвался Адвен. — Он просто сбежал, говорю тебе.       — Но как же… Из Казематов ведь нельзя сбежать!       — Невозможно? — удивленно уставился на нее эльф. — А что, по-твоему, мы делаем каждый вечер? Мы сбегаем из этой дыры, чтобы почувствовать вкус жизни и бухла. И еще вкус еды, потому что здесь…       Мерриль в ужасе покачала головой.       — Но ведь он там совсем один! С ним может случиться все что угодно! Может, он даже с кем-то переспит!       — Да, это будет ужасно, в его-то годы.       — Или его укусит пчела…       — Невыносимо.       — Или…       — Ладно, — сердито выдохнул эльф, — ладно, ладно! Мы его поищем. Пошли, сбежим через парадный черный ход.       Очередных сбежавших из Казематов, конечно, никто не заметил: рыцарь-командор Мередит была слишком занята поисками Эмиля. Эльфы сделали небольшой крюк, через Клоаку добрались до Верхнего города и направились к стражнице-ферелденке, которая бесплатно занималась всякими загадочными исчезновениями.       — …И мы немного переживаем, — закончила свой слезный рассказ Мерриль, глядя на стражницу. Та участливо кивнула и перевела взгляд на Адвена.       — Ага, — буркнул он, сосредоточенно выковыривая грязь из-под ногтей. — Я места себе не нахожу.       — Он ушел, — сказала эльфийка, — после того, как на него накричали…       — Она его избаловала! — возмутился Адвен. — Она с ним, видите ли, разговаривает. Дает ему какие-то странные коренья. Откуда же ему узнать о реальном мире?       Стражница только покачала головой и вздохнула.       — Ладно. Вы можете описать Эмиля?       — Ну… — Эльфийка задумалась. — Он…       — А это мабари в натуральную величину? — спросил эльф, с интересом разглядывая фигурку мабари на столе стражницы. — Я слышал, он способен прокусить череп шема. Как же он его прокусывает своими маленькими зубками?       — Мне кажется, — хмуро отозвалась стражница, — вам следует посерьезнее отнестись к этому. Эмилю может несладко прийтись на улице.       Адвен не нашелся, что ответить, и обиженно скрестил руки на груди.       — Итак, вы можете описать его?       — Он…       Перебив свою соседку, эльф доверительно сообщил:       — Он — заноза в заднице.       Эльфийка пихнула его локтем в живот с такой силой, что Адвен согнулся пополам с протяжным: «Ну правда же». Мерриль же сосредоточенно принялась вспоминать:       — Он рыженький, со смешными волосиками… и у него такая штука, как маленький плешивый хомячок на подбородке…       — Борода?       Стражница, похоже, заметно удивилась. Переведя взгляд с Мерриль на Адвена и обратно, она с суровым видом спросила:       — Сколько лет вашему сыну? И что с ним не так?       Эльфы изумленно уставились друг на друга.       — О, нет, — отозвалась Мерриль, снова переводя взгляд на стражницу, — он не наш сын. Он вообще ш… человек. Сколько ему… ну лет двадцать пять где-то, наверное…       Стражница безнадежно закрыла лицо рукой.       — У нас полно потерявшихся людей. Если мы что-то узнаем, мы вам сообщим. Где вы живете?       — Нигде, — торопливо ответил Адвен. — Нас нигде нельзя найти. Мы странники на одиноком пути, который ведет в бесконечность.       — Ясно. Тогда возвращайтесь обратно на свой путь. И не приходите сюда больше.       Эльфы вышли на улицу, под жизнерадостно палящее солнце. Раскаленные камни мостовой обжигали босые ноги, поэтому друзья отошли в тень каменных сводов и в задумчивости присели на забитый всяким хламом ящик.       — Эмиль был не таким, как все, — трагически произнесла Мерриль. — Такие, как он, встречаются не каждый день.       — Я встречал его каждый день, — возразил Адвен. — Я встречал его каждый день и каждую ночь. Сегодня — один из немногих дней, когда я не встречал его. И все равно он оставил мне записку и преследует меня.       Эльфийка посмотрела на него и всхлипнула.       — Ты его выжил!       — Из Казематов! Ну конечно, кому еще было, как не мне!       — Ты запрещал ему самовыражаться!       — То есть плясать ремигольд под носом у храмовников!       — Ты осуждал его бороду!       — Ты только что сама назвала ее маленьким плешивым хомячком, и ты знаешь, что это правда!       Не найдя других аргументов, Мерриль заревела, уткнувшись в согнутые руки. Эльф со вздохом похлопал ее по плечу двумя пальцами.       — Он же никогда не вернется, — пробормотала эльфийка. — Никто никогда не возвращается в Казематы.       — Я туда возвращаюсь. Каждое клятое утро.       Всхлипнув, Мерриль отмахнулась и ушла. Адвен остался в одиночестве и растерянности. И еще в расстройстве от того, что придется возвращаться в Казематы одному.       Жизнь без орлесианца, надо признать, была совершенно не та. В отличие от храмовников и старших чародеев, на него можно было накричать, честно высказать ему все, что накипело, по поводу его самого, его семьи и Орлея в целом. В кои-то веки эльф соскучился даже по его привычке делать бутерброды с кашей…       Надо сказать, Эмиль вернулся уже через пару дней. Вид у него был совершенно спокойный, как будто он никуда и не уходил. И все, даже рыцарь-командор Мередит, предпочли сделать вид, что он действительно никуда не уходил.       Правда, проситься в бордель он почему-то перестал.